Эй вы, хозяева войны! Все те, кто сотворил оружие. Все те, кто сотворил самолет смерти. Все те, кто сотворил большие бомбы. Все те, кто прячется за стенами, Все те, кто прячется в кабинетах, за столами. Одно лишь хочу сказать, Я вижу сквозь ваши маски. Все те, кто не сотворил ничего, Кроме разрушения. Вы играете с моим миром, Будто это ваша игрушка. А когда свистят пули, Вы отворачиваетесь и бежите. Bob Dylan – Masters of War.
Дуайт не считал себя плохим человеком. Можно бесконечно долго предаваться рассуждению об общечеловеческих ценностях и личных моральных устоях, но собственное понимание вопросов морали куда важнее, чем бессмысленная демагогия отдельно взятых пустозвонов. Их волновали абстрактные понятия, они исповедовали узкие взгляды, пропагандировали дешевую эстетику и занимались банальным клеймением всех подряд. Если абстрагироваться от шарлатанства всего этого одухотворенного сообщества примитивных болтунов, то можно ограничиться заявлением о том, что он считает себя хорошим человеком, поскольку так когда-то сказала его вторая жена. Как забавно. Такие сентиментальные порывы накатывали на шестидесятилетнего деятеля очень редко. В основном, из-за нехватки времени, посвященного разваливающемуся государству. Чаще – от большого количества алкоголя и наркотических веществ в крови. Тогда он становился милым и вспоминал годы совместного проживания с молодой, глуповатой любитильницей благотворительности. Точнее – он сам так решил. На самом деле она не была глупой. Фотография, бережно хранившаяся в ящике огромного стола, демонстрировала яркие женские черты неклассической красоты. Вечно улыбающаяся брюнетка в скромных легких платьях. Ей не удалось бы соревноваться с неукротимым и непреклонным характером Маргулис. Или блистать на светских раутах в компании многочисленных первых леди, кичащихся благотворительностью и сумочками от кутюр. Все, что у нее было – поразительное дружелюбие, раздражающий смех с присвистом и нелепые попытки угодить каждому встречному. Она не переносила, когда кто-то в ее присутствии впадал в уныние. Начинала городить бессмысленный бред и вспоминать разные анекдоты или неуместные шутки, услышанные в далеком детстве от бабушек – иммигранток из славного Советского Союза. От акцента ей так и не удалось избавиться. Растягивая согласные до неприятного фальцета, Сьюзен все равно умудрялась веселить окружающих. Кто-то насмехался над вульгарным вкусом государственного секретаря, а кто-то хвалил пристрастие к обыденности и подчеркнутой посредственности. Все они ошибались. В этом союзе не было ничего экстраординарного. После первой спутницы, с которой Мастерс прожил несчастливые десять лет, пришло понимание, что лучше обзаводиться предсказуемыми партнерами, а не фееричными артистками балета, решившими в один летний вечер не вернуться с репетиции. Таким образом у него родилось отвращение к эксцентричности и любым проявлениям декаданса. При этом он отказывался признавать, что заразился этими же качествами, впоследствии ставшими маниакальностью. Впрочем, после Революции размышлять о внутренних переменах было некогда – приходилось бороться за второе в иерархии государства кресло. Через год энергичный Президент Маунтан, еще заботившийся о рейтингах восприятия и прочей социологической бурде, порекомендовал Министру найти себе новую супругу. Народ не очень любит выслушивать экономические бредни от человека с помятым галстуком и открытой тоской воздержания в глазах. Сам Кассиус во второй раз жениться не планировал, прикрываясь трагедией двухсотлетней давности. Обреченно вздохнув, озлобленный Мастерс решил отыграться и пойти наперекор желанию Отца Нации. Вместо очередной богемной вечеринки, предназначенной для гостей высшего сорта, он пошел на местную выставку дешевых репродукций известных художников. Там они встретились с неуклюжей, слегка паниковавшей девушкой со второго курса искусствоведения. Так как эпоха продвинутых цифровых технологий наступила гораздо позже и за ним попятам не следовали все местные редакции с громадными камерами, Дуайт остался неузнанным среди беспечного круга непритязательной безвкусности. Двадцатипятилетнюю безотцовщину с предками из занесенных снегами русских глубинок было несложно заинтересовать вежливой беседой об искусстве. Сам политик не особо разбирался в мазне на холстах, но общее понимание прекрасного у него было в избытке благодаря излишне затянутым вечеринкам аристократии. Тем не менее, Секретарь не собирался заманивать несчастную девушку с трогательным золотым кулоном в виде ключика на шее куда-то в загородную резиденцию. Как поступало большинство однопартийцев. В этом отношении Мастерса можно было назвать неиспорченным консерватором. Он просто дал ей свой личный номер телефона, еще кнопочного, и вышел на улицу, чтобы сесть в автомобиль с водителем и охраной. Она узнала, с кем невинно распивает кофе в отдаленных от центра барах, лишь на второй месяц знакомства. Благодаря чертовому телевизору над барной стойкой и кретину, который почему-то решил, что скучный новостной репортаж о принятии закона о регулировании торговой деятельности, между прочим, разработанный самим Мастерсом в перерывах между свиданиями, будет иметь больше успеха, чем футбольный матч. Премьер-министр хорошо запомнил ее реакцию на новую, необработанную мозгом информацию: шок, удивление и легкое благоговение. Дуайт лишь пожал плечами и признался. Затем объяснил, для чего весь этот маскарад, упустив детали разговора с Президентом. Лучше представить этот спектакль как потребность в живом обществе, а не в кукольном театре неспешных политиканов. Все равно в этом была доля истины. Он также добавил, что поймет, если она выплеснет какао на его безумно дорогой пиджак и пойдет давать интервью ближайшей радиостанции о домогательствах престарелого кутилы с корочкой. Но вместо прогнозируемой энергозатратной истерики она… улыбнулась. Широко, еще неловко ввиду остаточного шокового явления. Это повлияло на дальнейший ход событий. Он никогда не понимал: действительно ли она его любила или верно оценила, несмотря на явные проблемы с аналитическим мышлением, перспективу быть обеспеченной до конца дней своих и больше не вспоминать о голодном детстве? В принципе, он никогда ее по-настоящему не понимал. Потому что не был склонен к эмпатии как таковой. На работе от него требовали не трогательного плача об утопающей экономике, а поискам средств к ее спасению. Поэтому рассчитывать получить от него больше одного нежного поцелуя на годовщину и Новый Год – вверх наивности. В качестве молчаливого извинения за свою холодность, привитую в безрадостную дореволюционную пору, он неизменно возвращался домой и проводил все вечера в компании неумолкающей женщины. О детях они не задумывались – по крайней мере, Дуайт точно – а на свадьбу пришло всего пару десяткой гостей от силы. Половину из них Министр люто ненавидел, а вторую усиленно терпел. Из совместная жизнь протекала в размеренном темпе. Никаких скандалов, мелких неурядиц или жалоб на что-либо. В какой-то период времени Сьюзен даже рисовала картины. Те же нелепые репродукции признанных гениев. Ей не хватало фантазии создать что-нибудь свое. Она открыто признавала свой недостаток и продолжала искренне улыбаться. Мастерс подсознательно корил ее за подобное признание собственной заурядности. Их разделяла огромная пропасть гордыни, спеси и самомнения. Но Секретарь не брал ее для воспитания высоких эстетических чувств. Он же не чертов Пигмалион. Ему вполне хватало вечерних обсуждений фильмов о величайших художниках и книг с их грустными историями. Сьюзен была восторженной, чрезмерно эмоциональной и чувствительной к чужому трагическому финалу. По этой причине, когда врачи обнаружили у нее злокачественные опухоли обеих почек, она ни разу не заплакала. Ни разу не пожаловалась на невыносимые боли. Кто бы мог подумать, что она окажется сильнее и будет улыбаться до самого конца. Дуайт воспринял этот удар совсем иначе. Он перестал появляться в офисе и перевел всю работу на телефоны, чтобы оставаться дома, в соседней комнате. Мужчина часто выходил из их бывшей спальни, теперь оборудованный под палату для индивидуального ухода с двумя медсестрами и одним врачом на выезде, дабы не присутствовать при приемах лекарств и процедурах. Он хотел оплатить лечение в дорогостоящих клиниках, но смысла не было. Рак прогрессировал так быстро и беспощадно, что за месяц ее и без того стройное тело превратилось в набросок людского силуэта с выпирающими костяшками и ссохшейся кожей. Наблюдать за этой агонией – значит брать на себя часть боли, делить одно мучение на двоих. Привыкший к холодной надменности Дуайт хорошо справлялся с обязанностями незримого проводника, но внутри-то разрывалось сердце. Или его остатки. В последние дни она едва находила в себе силы для бесконечной болтовни о мелочах. Губы уже не слушались ее, а глаза непроизвольно закрывалась на долгие минуты беспокойного сна. Тогда, потеряв возможность ясно выражать мысли, а значит – существовать в своем маленьком мирке, Сьюзен позвала мужа к себе и попросила о последнем одолжении. Она никогда не просила его о чем-либо. На фоне всего пережитого мизерная просьба о прекращении страданий выглядела как заключительное серьезное решение в ее жизни. После этого, легко добившись согласия от сутками не спавшего Министра, женщина протянула к нему свои костлявые пальцы и поднесла к сжатым мужским губам, чтобы разгладить их и оттянуть в жалком подобии улыбки. Ведь она сама всегда улыбалась. До самого конца. "Тебе так больше идет". Ее последние слова перед спасительным сном забвения, забирающим всю боль. Поднявшись со стула, Мастерс потратил несколько часов на подготовку: отослал изумленных медсестер, пытающихся сопротивляться, переоделся в невзрачный костюм, который был на нем в их первую встречу, и сел за пианино в зале, чтобы сыграть свою любимую симфонию. Мрачную, скорбную, гнетущую. Постепенно скатывающуюся к безумию. Как и он сам в этот месяц. Секретарь нередко играл на нем в их полные гармонии вечера. Она не разбиралась в музыке. И в живописи, и в жизни тоже. Иначе не потратила бы лучшие годы цветущей юности на апатию и безразличие со стороны уставшего государственного деятеля. Лучше бы писала свои абсолютно бездарные копии Боттичелли. У них даже была собака по имени Сандро, пока не сбежала куда-то в морозную ночь за пару месяцев до озвучивания диагноза. Даже глупое животное не питало иллюзий. Окончив партию на последней, низкой ноте, Мастерс несколько раз повторно надавил на клавишу, окрашивая все в черно-белые тона с преувеличенным трагизмом. Потом он встал и направился в комнату больной. Не сильно любезничая с аппаратами, Министр вырвал почти все трубки и разбил экраны. Ждать пришлось недолго. Всего каких-то два часа. Он не держал ее за руку, не шептал какие-то глупости и не просил остаться. Достаточно было просто смотреть. На то как жизнь, едва теплившаяся в девушке, покидала ее уродливое тело, освобождаясь. Проверив пульс, Дуайт убедился, что все закончилось и накрыл бывшую супругу одеялом. После этого он вышел из дома, направился в сарай и вынес оттуда канистры с бензином, которые очень кстати хранились для генераторов. Полностью опорожнив их, Мастерс достал зажигалку, долго рассматривая ленивый язычок пламени. В глазах читалась смесь завороженности и страха перед древней стихией. Придя в себя, он швырнул зажигалку на пол, позволяя деревянному паркету и пианино сгореть в первую очередь. Пару часов загородный особняк медленно изжаривался дотла. Так как они жили на отшибе, в отгороженной местности, соседи не сразу заметили черное торнадо из дыма. Пожарные приехали довольно быстро, узнав имя владельца, но все, что они застали по приезду – кучу обломков, некогда именовавшейся красивой резиденцией, и Премьер-министра Республики, стоявшего на коленях, спиной к дому, со странной улыбкой на побледневших губах. Его отвезли в больницу, отправили на тысячу анализов, пытались аккуратно задать вопросы, но получали невнятное бормотание о пламени. Каким невероятно красивым оно было. И его супруга тоже была красивой. Особенно в тот день, когда умерла, сгорев заживо. Пульс все еще прощупывался даже после отключения аппаратуры, но довольно слабый. Вряд ли она что-то почувствовала. А Дуайт ощутил непередаваемую любовь к огню. К разрушению. Он разрушил собственный коттедж, превратил его в пепел. При этом улыбаясь. Но не той натянутой улыбкой несуществующей радости, которую требовали пальцы Сьюзен. Это была воистину демоническая усмешка хищника, впивающегося клыками в свою израненную лапу, попавшую в капкан. Так он стал признанным безумцем с нездоровой тягой к разрушениям. Газетчики попытались разузнать о происшествии, но их ехидные заголовки подверглись жестокой цензуры со стороны комиссии при Президенте. Маунтан почему-то расчувствовался и запретил обсуждать эту тему при нем на любых мероприятиях. Пару раз он проведывал своего Министра в больнице, приносил ему цветы и утешительно клал ладонь на плечо. Между ними установилась незримая связь утраты близких. С одной только разницей, что своих Кассиус не убивал. В любом случае, должность Государственного Секретаря сохранилась за Мастерсом даже после месячного курса реабилитации. Больше Всеотец не требовал поддержание имиджа семьянина и не выражал сочувствия ни на какие годовщины. Единственное, за что Дуайт был благодарен. В обществе, как ожидалось, пошли слухи о преднамеренном убийстве несчастной бедняжки. Кто-то очень остроумный создал фонд в поддержку раковых больных. Политик сделал не анонимное пожертвование, объявил об этом публично, а потом взорвал одно из офисных зданий шутников. Так говорят. С тех пор никто не осмеливался насмехаться над горем второго человека в державе. Маунтану пришлось замять немало открытых конфликтов между группами влияния и выжившим из ума Секретарем, питающим склонность к взрывам и диверсиям. Как бы там ни было, работать он стал лучше. Нужные законопроекты принимались один за другим, без задержек и дебатов от псевдо-оппозиции. Все боялись. В стенах Парламента в любую секунду могли обнаружить бомбу. Или впавший в отчаяние Дуайт наденет жилет смертника и начнет угрожать собравшимся депутатам, затягивающим голосование ради высоких торгов. Впоследствии интерес к таинственной персоне Сьюзен, сгоревшей заживо, пропал. Возможно, у самого Мастерса тоже. Не осталось никаких воспоминаний. Все погибло в жутком пожарище. Картины, мебель, тетради со стихотворениями, книги, пианино. Все пожрали неумолимые ярко-красные языки. Остались только совместные фотографии, сделанные каким-то далеким родственником жены, которые задержались у того на месяцы и были отобраны при помощи настойчивых угроз. Одну из них, изображавшую двоих молодоженов, Секретарь хранил у себя в кабинете. Остальные находились в недоступном для посторонних месте. Отголоски памяти не должны быть кощунственно преданны забвению. Иначе улыбка женщины не имела значения. И слова о том, что он – хороший человек, оказались бы скучной лестью, написанной на ветру. Кассиус понимал своего мрачного коллегу лучше, чем кто-либо. Отчасти, по этой причине Дуайт считал диктатора компетентным лидером и беспрекословно подчинялся любым приказам. Даже идеологию создал в честь предшественника, когда принял бразды правления. Но мало кто понял суть маунтанизма и фундаментальность нового принципа. Им лишь бы законы критиковать. Или экономические наработки, в которых разбираются от силы три эксперта. Раздражаясь, Секретарь непроизвольно сжимал стакан виски и стискивал зубы, раскусывая сигареты на части. Ненависть будоражила кровь. Самое отвратительное заключалось в том, что прямого объекта, на который она могла бы быть направлена, не существовало. Корить жизнь за несправедливость? Людей – за неблагодарность? Западную культуру – за социализм? Какая грандиозная бессмыслица. Ведь Министр хорошо понимал, как функционируют суровый политический климат и дивный мир грез и кошмаров наяву. Злила игра не по правилам. Выводили из равновесия никчемные сказки, выдаваемые за истину и проницательность. Выйти в прямой эфир, перебив другие программы, чтобы потешить народ сказками о человеке-невидимке? Бред. Либо это зашифрованное послание сторонникам, либо в бункер пора пригласить опытного специалиста в области психиатрии. Не стоило сбрасывать со счетов теорию о записи, сделанной полгода назад. Президент может быть мертв, а полномочия истекают лишь через два года. По закону. Если бы не старания тандема Кардинала и Королевы, страной управляли бы новые люди. Мастерс хотел все изменить. Очистить вертикали власти, не обращая внимания на умоляющий писк сотни мерзких свиней, чьи кости дробили в обновленной государственной машине. Больше ему ничего не хотелось. Обойдя кабинет по кругу в двадцатый раз, мужчина замер перед огромным зеркалом в дальнем углу. Маунтан любил разговаривать с кем-то и, отворачиваясь, делать вид, что мысли блуждают далеко, пока зеркало показывало всю скрытую ранее мимику непрошеного или долгожданного просителя. Большой затейник. – Армандо Мануэль Волкер мертв! – посмаковав фразу несколько раз, Мастерс не отрывался от собственного отражения. Сначала ему не понравился тембр голоса. Недостаточно бодрый. Надо больше торжественности! – Армандо Волкер мертв! – казалось, стены зашатались от яростного, рычащего крика. – Волкер мертв! – испуганная секретарша постучала в дверь. – Я занят! – К Вам пришли, господин Секретарь. Мистер Санденс! Мне впустить его? – Пусть заходит, – не отходя от замаскированного зеркала, Дуайт заложил руки за спину. В таком положении его застал удивленный Хьюго, державший подмышкой стопку бумаг. – Что тебе нужно? – Я искал Гровера. Наконец-то собрал материалы по нашим сторонникам в партии. Если пойдем на уступки группам влияния, то получим голоса для импичмента. Наша святая парочка совсем не занимается государственными делами из-за карантина, – показав на спущенную маску и перчатки на руках, Смотрящий улыбнулся. – Остальных можно уговорить другими способами. Обещания сработают, но угрозы – лично моя самая любимая часть представления. – понимая, что его почти не слушают, Санденс нахмурился и прищурился. – Так где Гровер? – Ушел убивать Армана Волкера, – вспомнив недавно отрепетированную фразу, Министр сразу же поднял коричневые глаза с расширившимися зрачками и взглянул на себя со стороны. Какой-то самонадеянный петух в полицейской фуражке единожды упомянул его супругу, а он сразу же поддался сентиментальным порывам? – Найдешь его возле больницы принца Вассаго. Надеюсь, с отрубленной головой Волкера в руках. – Что?! – прокурор опустился на одно из кресел и подпер ладонью подбородок. – Я не хотел тебе говорить, но пару дней назад мне в офис прислали подозрительную коробку. Ее открыл один из моих работников и достал оттуда свежее чучело ворона с человеческим языком в клюве. – лишь пожав плечами, Секретарь продолжил изучать себя через извращающую реальность призму. – Я не совсем понимаю, что с тобой происходит в последнее время? Ты слышал, что я сказал? Свора убила моего информатора. Они опустились до примитивного убийства! – Как и мы на площади. И что теперь? – выпрямившись, Мастерс потянулся пальцами к сжатым губам и, соблюдая величайшую осторожность, словно прикасался к кому-то другому, оттянул их за края, превращая в улыбку. Санденс молча наблюдал за манипуляциям, не в силах сдвинуться с места. – Мне нужно чаще улыбаться. Так говорила покойная жена. Но она понятия не имела, с какими людьми мне приходится работать. Возвращайся в свой офис и жди Гровера там. Я скажу ему о результатах твоей работы. – Если он выживет, – выплюнул Хьюго и, поднявшись с кресла, поспешил выйти вон из кабинета, в котором каждый лидера государства медленно лишался рассудка.Больница Принца Вассаго.
Заблокировав выезды из клиники, кордон черных автомобилей расположился на всей проезжей части. Они готовились с самого утра, тщательно подбирая место остановки и обзора. На крышах скрывались вооруженные солдаты национальной гвардии с винтовками, направленными прямо в решетчатые окна. Из автомобилей вышло десять человек, половина из которых выстроилась в своеобразный ряд перед белым зданием с отшелушившейся краской. Другая часть переносила из багажника автоматы и гранаты. Вряд ли их можно было причислить к светошумовым. Первая очередь прошлась по белому фасаду, выбивая стекла на третьем этаже. Откуда-то послышались дикие женские вопли. Врачи, свободно разгуливающие на заднем дворе, припали на колени при первых звуках выстрелах, пытаясь укрыться руками от посыпавшегося стекла. Одна пуля попала в стену и, срикошетив, пробила пациенту череп, в результате чего он обмяк прямо на койке. Но никого это не интересовало. Особенно Гровера, возглавлявшего долгожданную операцию по ликвидации опасного элемента в государстве. Достав из автомобиля специальный громкоговоритель, он развернулся к зданию и слабо улыбнулся. Лицо светилось неподдельным весельем. Ненормальным. Инфернальным и пробирающим до ужаса. Второй залп пришелся по припаркованной машине скорой помощи. Так они давали понять, что не настроены на переговорный процесс, а требуют содействия органам правопорядка, иначе последствия будут ужасными. – Что вы делаете? У нас там больные коронавирусом подключены к аппаратам! Они же погибнут из-за вашей халатности! – прокричал главный доктор, выбежавший на середину улицы. Впрочем, дуло автоматов слега остудило благородный накал страстей. – Прошу вас, эти люди не виноваты. – Вы покрываете опасного преступника Армана Волкера. Если не выдадите его в течение десяти минут, мы возьмем больницу штурмом и убьем всех причастных. Вывози его наружу. – Господин Волкер не переживет перевозки. Дайте ему немного времени, чтобы выздороветь, а потом продолжите свои мафиозные игры не на территории моей больницы! – Я могу сделать так, что от твоего лепрозория ничего не останется, – краем глаза разъяренный Брэм заметил собравшихся на нижних этажах звероловов и эдемовцев с оружием в руках. И кто же снабдил их целым арсеналом? – Ты меня не понял? Отсоединяй его от трубочек, колбочек и капельниц. Или я найду того, кто сделает это за тебя. – наклонив голову набок, Министр быстрым движением извлек из кобуры пистолет и приставил ко лбу зарвавшегося врача. – Брэм, насилие совершенно ни к чему! – придерживая массивную дверь, Джеймс тут же поднял обе руки вверх и вышел наружу. Он насчитал по крайней мере семь дул, нацеленных ему в грудь. – Мы давно не виделись. Позволишь пожать тебе руку? Вижу, вируса ты не боишься. – Деранжер сам носил перчатки и маску, спущенную на подбородок. – Послушай, нет в нашем мире проблем, которые невозможно решить. За исключением справедливого перераспределения средств в ЕС, но это детали. – Джеймс, – все, что исторгнул из себя кровожадный солдат, почесав щетинистые щеки. С таким внешним видом он действительно походил на грязного беспринципного наемника. – Ты совсем не изменился. Все так же пространно рассуждаешь о политике. Только постарел. – Что же, постоянные поездки утомляют. Тебе ли не знать, – делая шаг за шагом в сторону своего оппонента, Джимми предусмотрительно держался на виду снайперов. Он не собирался умереть под градом пуль. – Но давай вернемся к злободневной теме. Ты хочешь заполучить Волкера, да? Для чего нужно было невинных людей беспокоить? Не мог как-то поделикатнее действовать? И кто тебя послал? Мастерс? – Удивишься, но как раз он был против этой затеи, – эмиссар на секунду прикусил губу, пропустив момент, когда Гровер сделал широкий шаг в его направлении. – Это полностью моя инициатива. Поэтому подготовка такая хорошая. Хотя вы, похоже, были предупреждены заранее. Или ковид настолько страшен, что лучше держать оружие под подушкой? – Твое чувство юмора осталось на прежнем уровне мрачности, мой старый друг. Зря тебя тогда выгнали с поста. Ты делал честь своему крайне затратному министерству. Еще при мне его очень сильно хотели реформировать. А лучше распустить. Ты бы мог стать безработным раньше! – К чему все это, Джеймс? Ты же меня знаешь – я не отступлюсь. И не отреагирую на провокацию. Вы меня хорошо обучили, – оскалившись, хищник облизнул губы и заглянул политику за спину. – Можете сопротивляться. Так даже веселее. Деранжер, сопровождаемый неизменно вежливой улыбкой, хотел запротестовать, но его сбила с толку резко затормозившая на углу машина, из которой пассажиры буквально выпрыгнули. На их глазах разворачивалось настоящее поле битвы. К несчастью, силы были неравны. И понимали это многие. Особенно Виктория, пытавшаяся прорваться вперед, но натолкнувшаяся на преграду в виде вытянутой руки своего телохранителя. Мальчишка оттеснил ее в сторону, при этом достав пистолет из кобуры и направив его на виновника масштабного сборища. Брэм сверкнул глазами без очков и кивком головы указал солдатам на неожиданных гостей с оружием. К Королеве тут же подоспел Гудвин, бросивший транспортное средство на другой стороне дороги. Он призывал жителей укрыться в безопасном месте, а незаконные формирования – сдать автоматы немедля. – Господин Гудвин, я безумно рад, что Вы ответственно подошли к своим обязанностям, но стоит ли рисковать собственной жизнью ради какого-то ублюдка без сознания? – Министр с интересом наблюдал за действиями градоначальника, отчаянно жестикулирующего. – До чего вы забавные. Играть с вами – одно удовольствие. – повернув голову к стоявшему на месте Джеймсу, Гровер с триумфальной усмешкой на устах развернулся к невольным свидетелям. – Мисс Маргулис, Вы с таким завидным рвением не спешили к трупу собственного дяди. А тут – какой-то любовник. Это не Ваш уровень. – Мы уже много раз обсуждали это, господин Гровер. Мои ответы были предельно ясными. Но Вы же захотели собрать публику! – вцепившись в руку юноши, Перри нервно следила за сборищем на улице. – Чего Вы хотите на этот раз? – Правосудия для всех, – сосредоточив взгляд голодных глаз на смиренной фигуре Деранжера, военный размял шею и поднял пистолет на уровень его глаз. – Можно начать с тебя, предатель. – Я призываю всех собравшихся бросить оружие и опуститься на землю! – раздавшийся голос из громкоговорителя на другом конце переулка привлек всеобщее внимание. Новый шеф полиции, в отличие от предыдущего, понимал, что входит в его обязанности. – Вы нарушаете карантин, не соблюдая изоляцию! Немедленно бросьте оружие на землю! Мы откроем огонь по любому, кто окажет сопротивление столичному полицейскому департаменту! – Значит, ты все еще жив, – челюсти свело от напряжения. С противоположной стороны уже стоял целый наряд полиции в количестве двенадцати человек, державшими оружие наготове. – Даже своих апостолов возродил. Это смешно. Правда, Джеймс? Или тебе больше не весело? – Я консультировал террористов на Востоке нашей страны. И на Ближнем Востоке. Думаешь, мне некомфортно под дулом? – Деранжер сократил расстояние, едва не касаясь пистолета лбом. – Я могу не только Светония цитировать. Озадаченный Гровер стиснул зубы до противного скрежета и выпрямился, возвышаясь над всей толпой. Попытка запугать жертву не увенчалась успехом – подстрекающая улыбка все еще сияла на внешне невозмутимом лице. Выйдя из себя окончательно, Брэм уже был готов избавить мир от еще одного псевдоинтеллектуального холуя, однако визжащие сирены на автомобилях служб безопасности выбили почву у него из-под ног. Остановившись на третьей, свободной улице, все агенты моментально заняли выгодные для обстрела позиции. Ими руководили Мэтт Раф, всегда блистающий в выглаженных костюмах. Он направил пистолет на вооруженного Брэма, который, в свою очередь, держал на мушке своего давнего врага. Понимание пришло очень скоро. Даже, если он убьет поганого Деранжера, его расстреляют с трех разных сторон перекрестка. А солдаты гвардии вряд ли успеют сориентироваться и будут расстреляны за считанные секунды. Конечно, жизнь одного поганого дезертира не стоила пятнадцати чужих. Ухмыльнувшись, Брэм медленно, неспеша опустил руку с оружием. На фоне все еще гремел голос шефа, призывающего сдать все автоматы. – Ты в меньшинстве, Брэм, – констатировал осмелевший Джеймс, выдохнувший от осознания их первой крупной победы после разгромного поражения на площади. – И что теперь? – Я восемь лет ждал шанса отомстить, – с подкупающей печалью изрек военный, пряча пистолет в кобуру. – Могу еще подождать. – знаками он приказал гвардии последовать его примеру, после чего они дружно отступили назад к машинам. Как и ожидалось, перегородившие въезд агенты с неприкрытым отвращением пропустили весь конвой. Джимми смотрел вслед уезжающим автомобилям с какой-то странной растерянностью. А затем опустился на ступени больницы и, сложив ладони на коленях, выдохнул. Доктор взглянул на него с сочувствием и предложил пройти в кабинет, но тот отказался. Незачем отвлекать врачей. Ведь внутри было много раненных. Им требовалась профессиональная помощь. – Вы в порядке? – Виктория подошла ближе и села рядом, доставая сигареты дрожавшей рукой. Пальцы не слушались, постоянно царапая ногтями железное покрытие зажигалки. – Твою мать. Это перешло все границы. Что нам с ним делать? – Полагаю то же, что он собирался сделать с Арманом, – тупо уставившись в одну точку, эмиссар вспоминал чернеющее дуло пистолета у своих поблекших глаз. Еще немного и Гровер сорвался бы. – Нужно избавиться от него. Он не отличался кровожадностью, но нападение на больницу средь бела дня – это тоталитаризм, недозволенный даже Маунтану. За такое наказывали.Библиотека Эдема.
Перепуганные новостные порталы не спешили сообщать о дерзкой попытке штурмом захватить больницу с больными коронавирусом, в результате которой погибло двое человек. Мужчина и семилетний ребенок, навещавший мать. Душераздирающие крики женщины до сих пор стояли в ушах Гудвина, когда он присел на корточки, чтобы успокоить ее и помочь врачам убрать труп. Только животное без морального кодекса могло так необдуманно поступить. И все ради какого-то полуживого политикана, представляющего угрозу для половины мира. Себастьян лично готов был отключить аппарат жизнеобеспечения, чтобы избавить себя и человечество от постоянного нытья. Проведя меньше полугода в мэрском кресле, он отрастил себе длинные, прочные клыки ирландского волкодава и принял это прозвище, невзирая на сомнение товарищей. Ибо прошлый владелец клички почил с миром во время одного из многочисленных столкновений с отребьем Волкера, когда они еще враждовали между собой. Перемены бывают болезненными. Но время позволяет забыть о прошлом быстрее, чем хотелось бы. Единственное, что удерживает воспоминания в ненадежной мозговой коробочке – это книги. Их несправедливо похоронили под слоями цифровой пыли, но это громадная ошибка. Компьютер может сломаться или подхватить вирус. А книга практически вечна. Если не злоупотреблять ею, осознанно не портить и не разогревать камин страницами, она прослужит дольше любых машин с преувеличенно полезными функциями. Гудвин не любил читать. Родители не смогли собрать нужную сумму на поступление в университет, а школьные знания прививали разве что любовь к сомнительным развлечениям. Но даже контрабандист не смел отрицать ценность великих книг. В частности, именно эта причина побудила его подняться на второй этаж и, вместо центрального кабинета, взять немного правее и дойти до упора, в одну из менее посещаемых комнат. Зря. Она была гораздо больше среднестатистического номера для постояльцев, но, безусловно, уступала размерам обычной библиотеки. Хотя здесь хранилось несколько тысяч экземпляров для вполне свободного доступа. Участники клуба приносили свою ненужную литературу из дома или других мест, пополняя таким образом коллекцию. Однако валютчик пришел сюда не ради внезапно пробудившихся эстетических вкусов. Помимо хрестоматийной классики и остросюжетных детективов в помещении хранились разные заметки по членам Своры. Особенно по асам. Став одним из них, Себастьян тоже был вписан в историю, для будущих поколений бунтовщиков и революционеров. Но сейчас его интересовала личность конкретного человека. Ради этого он перерыл дальние полки, пока не обнаружил целый роман, умышленно заделанный под старину, с потрёпанным переплетом и желтыми страницами. Еще внутри были графические рисунки, изображавшие адских гончих с раскрытыми пастями и явным демоническим блеском в пустых глазницах. Здесь содержалась биография каждого вестника. И писалась отнюдь не дилетантами. – Не думал, что кто-то еще заходит в обитель знания и людского порока! Хранилище секретов и постыдных тайн! – закатив глаза, Гудвин тяжело вздохнул и медленно повернулся к незримому спутнику. – Трефовый валет. Верный попутчик. Самопровозглашенный волкодав. – И я Вас категорически приветствую, Господин Никто. Вы давно тут? Надеюсь, не помешал. – Разве кого-то волнует душевное состояние и комфорт никчемного шута? Мы же арлекины! Нам нет дела до окружающего мира. Нас интересуют только людские пороки! – поправив очки, вечно сползающие на переносицу, писатель увлеченно изучал будущую жертву своих рассказов. – Нос чересчур крупный, исправлю при написании! Неужели часто суете его не в свое дело? – не успев ответить, мэр был наглым образом перебит громким бормотанием. – Глаза нормальные. Цвет… обычный. Ничем не примечательный. Оставлю как есть. В этом своя изюминка! Отдельная черта. – Я слышал истории о тебе в годы юности. Популярный писатель. За год написал пару книжек, – эдемовец вспомнил давний разговор с Викторией, в котором она упомянула, что их с безумным кретином, вечно слоняющимся по клубу с блокнотом и ручкой, связывали узы странной дружбы и привязанности. – Автор забавных эпиграмм и нелепых карикатур на всю президентскую рать. Удивительно, что кому-то не понравилось. Но такие невежды нашлись. Иначе ты бы не оказался в расстрельном списке. Сколько ты просидел в клетке? А ведь нашли, за что туда упечь, да? Я не осуждаю, сам был заключенным. Но точно не за растление малолетних. Хотя какая разница? Мы же все прощаем гениям и удачливым повстанцам. В итоге тебя посетил сам Президент. Говорят, он так хохотал над твоими нездоровыми хохмами, что решил сменить гнев на милость, а ружье – на вылизанный до блеска реабилитационный центр. Как тебе там жилось, среди своих? – Волкодаву не поймать свой хвост. Потому что волкодав гораздо больше и не дотягивается до… – Я все понял. Я недостаточно умен для твоего высокого полета мыслей, хорошо, – в этот момент телефон запищал, оповещая о новом сообщении. Выяснилось, Мэтт обладает большей властью, чем бессмысленный книжный хлам. Он откопал кое-что о прошлом хромого Ларри и готов всем поделиться за хорошее кофе. – Отлично. Больше я тебя не потревожу. Хотел прочесть мемуары, но понял, что зря потрачу время. Благодарю за гостеприимство. – Кое-что Вы упустили, мистер Гудвин, – неожиданно серьезным тоном протянул Господин Никто и кривовато улыбнулся, заставляя валютчика помедлить и обернуться. – Все мемуары, гримуары и бестиарии принадлежат моему перу. Спросите сами. – Вот как работает этот механизм джина. Буду иметь в виду. Я могу задать только три вопроса? – получив легкий кивок, Себастьян фыркнул и откинул рукой темную прядь волос со лба. – Черт с тобой. Поиграем в игру. Только недолго, времени у меня немного. Но вы все время говорите о войнах, справедливости и прочей бредятине, которой тут провоняла каждая страничка. А что вам на самом деле известно? Помимо преданий и легенд, основанных на ваших же рассказах? – Разве не приятно почувствовать себя персонажем сказок и легенд? Это всего лишь иллюзия. В ней целая вселенная перипетий! Можно рассмотреть все до мельчайших подробностей. Словно крылья бабочки с их невероятной цветовой гаммой. И понять, что все переплетено. Мы любим в себе ту часть, которой не существует на самом деле. Так проще носить маски. Кто-то фанатично влюбляется в образ королевского придворного шута и мчится по комнатам в поисках сюжета для пьесы! А кто-то довольствуется ролью жертвы, добровольного Христа! Другие же предпочитают околдовывать других и заставлять видеть в них самих то, чего нет. Например, шакал усиленно не хочет, чтобы все видели его предательское нутро. И тогда он надевает маску верного пса, виляя хвостом из стороны в сторону. Как маятник. Как идеальное лезвие бритвы, медленно, уверенно подбирающееся к твоему горлу. Стоит только отвернуться… – И кто же этот человек в маске собаки? Загадка чересчур сложная. Мы же все тут одна свора. Не проще ли найти иголку в стоге сена? Или полезную книгу в этом чулане? – Читай-читай. Ответы найдешь там. На все интересующие вопросы. Я же не распределитель Душ – не могу нарушать правила. Но присмотрись. Вдруг шакалом окажешься ты. Или кто-то другой. – Так и быть, зачту как полноценный ответ, но ты можешь лучше, – все же забрав увесистый том, градоначальник взглянул на наручные часы и скривился. – Мне пора. Спасибо за компанию. И за полезную историю. – У тебя остался еще один вопрос! – крикнул вдогонку безумный памфлетист, складывая ладони на стол и поддаваясь вперед, будто выполняя таинственный ритаул. – Что ты знаешь о человеке-невидимке? – вспомнив недавнее загадочное выступление Кассиуса Маунтана, мужчина скорее рассчитывал напугать шута воспоминаниями, чем получить ответ на интересующих подавляющую массу вопрос. – Человеке, которого никто не замечал, хотя на самом деле он был рядом? Которого никто даже не стал искать, но он очень этого хотел? Который делал много хорошего и плохого, но все люди помнил лишь плохое? Человеке, делающим все возможное, чтобы не быть забытым, но в итоге ставшим невидимым из-за своих действий? Эту сказку ты хотел услышать? – Вопросом на вопрос – нечестно, – не став задерживаться, Гудвин вышел из комнаты в полной задумчивости. Что бы это могло значить? – Плевать. Меня ждут в главном кабинете. – не обратив внимание на монологи с самим собой, политик отправился на общую встречу избранного круга эдемовцев. Когда ему любезно открыли двери вооруженные охранники, он застал там двадцать человек, бурно обсуждающих внесенное предложение. – Прошу прощения! Меня задержали по работе! – едва перекричав подавляющее большинство спорящих, мэр отошел к дальней стене. – Очень хорошо, что ты наконец соизволил появиться, – с трудом рассмотрев фигуру хозяйки за чужими затылками и плечами, контрабандист прищурился. – Мы планируем организацию одной ночной поставки на Восточные территории. Нужно незаметно вывезти товар из Столицы, а дальше уже будет легче. За двое суток управимся. – Чем я могу помочь? – В сущности, ничем. Меня больше беспокоят ищейки Гровера. После недавних событий он еще больше обозлился на нас, – в забитой комнате послышался одобрительный смех. Жаль, что они не потрудились соблюсти социальную дистанцию. Было бы проще смотреть женщине в зеленые глаза. – Твой друг из полиции? Сможешь отослать его людей подальше от нашего маршрута? По центральным улицам груз провозить не будут, но припортовый район объехать не удастся. – Я попробую договориться. Но ничего обещать не могу. Он явно дал понять, что мы не друзья, – пожав плечами, Себастьян отвел одну ногу слегка в сторону, балансируя на второй. – Главное – не привлекать к себе много внимания и тогда наш блюститель закона будет спать спокойно. Не забывай только, что недавно на него покушались. Любые подозрительные движения и он просто арестует нас всех. – Тогда давай я поведу группу, – вмешался Лоуренс, заблаговременно занявший выгодное место напротив стола работодательницы. Злоупотребляя больной ногой, он всегда получал желаемое. – Я полагаю, Долан не будет принимать участие в нашей поездке, а мои люди справятся. – взгляды мгновенно обратились к опальному Кларку, стоящему возле стенного шкафа. Он не отреагировал на брошенный вызов. – Если красавчик договорится со своим истеричным другом в фуражке, то Гровер не станет проблемой. Всегда можно отвлечь его. – А клыки не обломаешь, как и лапу, Боунс? – поражаясь собственной смелости, Гудвин пробился через плотную шеренгу заинтересованных вестников и предстал перед несколькими асами. Он уже один из них, поэтому имеет право голоса и вето. – Насколько я знаю, хотя живу тут меньше, чем ты, Долан всегда возглавлял такие вылазки. Вы не можете ставить на человеке крест из-за одной неудачи. Разве это справедливо? – из разных углов послышался приглушенный шепот. – Но я не смею противиться решениям нашей дорогой Королевы. У меня есть предложение получше. Как истинный красавчик, я постарался обзавестись хорошими друзьями. И среди таковых числится и мой одноклассник Мэтт Раф, глава службы безопасности Республики. – расширенные глаза, пару удивленных вздохов и восхищенные кивки. – Предлагаю привлечь его. – Выжил из своего просроченного ума? Карантин окончательно мозг разъел? – прорычал Боунс, не желавший терять авторитет среди общины. – Как ты собираешься привлечь агента СБР к этой авантюре? Ты хочешь лишить нас лояльности важного органа? – Да брось, он полностью контролируется Гровером и уже давно не несет в себе важных функций блюстителей справедливости, – Себастьян изобразил огорченную улыбку. – Кстати, это цитата, а не мое мнение. Принадлежит Мэтту. Вот и думайте. Сейчас реальной власти больше у чертовых полицейских с их новым крутым шерифом. Тут следует действовать более дипломатично. Но вот Мэтта предоставьте мне. – Я бы предоставила тебе руководство всей готовящейся кампанией, но лучше сиди в офисе. Мы ждем от тебя договоренностей с Рафом и Догвеллом, – заключила Маргулис, не разрешая кому-либо перебить себя. Одним властным движением руки она заставила всех замолчать. В мире не было ничего прекраснее этого изящного телодвижения истинной мадонны. – Я согласна с тобой во всем. На удивление. Поэтому за транспортировку будет отвечать Томас. – Ридус скупо кивнул и поднялся с кресла по правую сторону от вдовы, чтобы поклониться. Забавная манерность. – Не новичок. Думаю, справишься. – Без сомнения, – отозвался Том, поправляя черную бабочку и садясь на месте. – Возьму команду проверенных людей. И буду рад сработаться с Рафом. – Гудвин щелкнул пальцами взамен крика радости. – Через неделю все будет готово. Илай мне поможет. – Данбар невнятно прорычал что-то в ответ, очевидно, выражая согласие. – Я бы хотел привлечь Маркуса к работе. – Не стоит, он сильно заболел, – отведя взгляд в сторону картин, сообщила Перри удивленному собранию. – Не коронавирусом. Его собственная болезнь сильно обострилась. Сейчас все болеют из-за нервного напряжения. Наш друг Эрик тоже слег в больнице с сильным воспалением легких. Будем надеяться, все обойдется. Не поддавайтесь паники и чащей мойте руки! – рассмеявшись, свора немного пошумела, а затем принялась расходиться по комнатам. Гудвин вышел последним, задержавшись на пороге ради женской улыбки. Та показалась слегка рассеянной, но лучше, чем ничего. Приложив два пальца к вискам, контрабандист отдал честь и поспешил к себе для изучения полученных материалов. Однако чья-то сильная руках буквально схватила его за запястье и насильно прижала к стене. Ударившись спиной, мужчина проморгался и потряс головой, точно собака. Тогда он увидел перед собой озлобленное, покрасневшее лицо Боунса, опирающегося на него вместо трости. – Когда я перестал видеть твою самодовольную рожу по утрам ввиду работы в муниципалитете, я просто не мог нарадоваться. Но ты все равно маячишь передо мной по вечерам. Это спокойно можно стерпеть, если не смотреть на тебя и не слушать твоих бредней. Но только что ты перешел все границы! – Отпусти его, Ларри, – утробный голос, холодящий подсознание, вынудил Боунса нервно сжать зубы и сделать пару шагов назад. Перед этим он схватился за тростью, которую Данбар любезно подобрал с пола и поднес хромому. – Ты помнишь наш Устав? Хочешь его нарушить? – Как ты мог допустить такую мысль? – вымученно улыбнувшись, Боунс склонил голову в знак мира, но тут же сверкнул глазами на запыхавшегося Гудвина. – Если станешь еще мне перечить, я тебя убью прямо на парковке. И не нарушу ни одного правила. Доброй ночи, господа. – Удивительная у тебя способность заводить врагов, – задумчиво протянул Илай, держа руки скрещенными на груди. – И друзей тоже. Не хочешь выпить со мной?Штаб-квартира ООН, Нью-Йорк.
Выступление Генерального Секретаря немного затянулось. Пришлось сделать несколько дублей, прежде чем выпустить финальную версию в эфир. На видео Антониу Гутерриш призывает страны объединиться в борьбе против мировой пандемии и помогать друг другу. Красивая речь. Весьма в духе мирового правительства – подчеркнуто наивная, в меру жесткая, безапелляционная, едва ли не бескомпромиссная, но характерно доверительная и невинно-просящая. Так поступает ООН в моменты кризиса. Нельзя сказать, что методы эффективные, учитывая, что каждая структура в пределах Организации ведет свою тонкую игру и пытается выбить побольше преференций. Пока, за семьдесят с лишним лет, им это хорошо удавалось. В конце концов, призыв был записан, снят на профессиональную камеру и выложен новым постом в кучу аккаунтов, на которые подписаны работники, адепты и нездоровые идеалисты. Защитив своих малополезных союзников из ВОЗ, Гуттериш порекомендовал всем государствам заботиться о малом бизнесе, о незащищенных слоях населения, и обеспечить жесткий карантин с последующим закрытием тех же предприятий. Ничего нового. Покончив с затянувшейся речью, Генеральный Секретарь с трудом поднялся и вышел из своего кабинета. По дороге его пытались задержать несколько представителей мелких стран, чтобы договориться о помощи, но он только вежливо кивал и поднимал руки в защитном жесте. В конце коридора он столкнулся с Монтегю, оживленно беседующим с потенциальными соратниками в предстоящих голосованиях. Антониу остановился и поприветствовал собравшихся, воздержавшись от рукопожатий. Все-таки, он подпадает под группу риска. – Прошу прощения, можно поговорить с Вами? – на хорошем английском с заметным акцентом попросил Гуттериш, старясь улыбаться. На самом деле ему было тяжело справляться с мировой проблемой колоссального масштаба и при этом сдерживать хищных актеров на арене. – Давайте прогуляемся. – они шли нога в ногу по устланному ковром коридору. – До меня доходили слухи о том, что Вы игнорируете попытки мисс Шантел переговорить с Вами. Это правда? – Не совсем так. У меня было очень загруженное расписание, сами понимаете. Мы, безусловно, ценим помощь ООН в борьбе с эпидемией, но тяжелые экономические и политические условия вынудили нас обратиться к другим странам. Это ведь не нарушение протокола. – Нет-нет, что Вы. Просто Вы не должны забывать о своих ближайших союзниках. Мисс Шантел представляет интересы Западного блока очень давно. Не стоит пренебрегать ее дружбой. – Разумеется. Я уделю ей время, – Cекретарь кивнул и опустил печальный взгляд себе под ноги. – У Вас все хорошо? Вы делали тест? – Каждый день. Поверьте, коронавирус меня не пугает. Американский Президент способствует разрушению всех медицинских структур. Недавно он публично отказался финансировать ВОЗ. И это огорчает куда больше. – Думаю, это простое недопонимание. Скоро выборы. Может, произойдут изменения, – Рэндалл не собирался оскорблять Генерального Секретаря, но втайне рассчитывал, что Президент США не будет поддерживать алчную международную махину. С его непредсказуемым характером было гораздо легче совладать, чем с интеллигентностью местных аристократов. – Я пойду в офис мисс Шантел, если Вы не против. Через полчаса он уже сидел в просторном кабинете, уставленном флагами стран-членов ЕС. Для звездно-полосатого стяга выделили целую стену за огромным столом. Женщина с подкупающей улыбкой и светящимися кротостью глазами сидела перед компьютером и общалась с людьми по видеосвязи. Ее темные короткие волосы едва касались светлой кожи на шее, слегка оголенной благодаря расстегнутому воротнику светло-голубой рубашки. Она действительно была красива. Но не стоило путать это со слабостью. Кэйт умела пользоваться своими чарами на переговорах, но также быстро меняла амплуа и превращалась в яростную защитницу своих хозяев. Не стоило переходить дорогу в ненужном месте и заводить таких могущественных врагов в стенах не самой адекватной организации. При виде вошедшего в кабинет ее белоснежные зубы оголились, но на улыбку это было мало похоже. Скорее на оскал, предвкушающий свежую плоть. – Проходите. Присаживайтесь. Можете продезинфицировать руки в углу, – Рэндалл послушался и с преувеличенными рвением растер жидкость по пропитанным антисептикам ладоням, а затем принял приглашение сесть. – Да, мы уже послали им гуманитарную помощь. Этого достаточно. Будьте с нами на связи. – закончив разговор, Кэйт выключила программу связи и наконец перевела глаза на сидящего мужчину. Они разглядывали друг друга больше минуты. – Долго Вы от меня бегали. – Не принимайте на свой счет. Было много дел, – отзеркалив сомнительную улыбку, Монтегю не стал принимать правила игры в бессмысленно затянутые разговоры. – Снова хотите предложить моей стране сотрудничество на выгодных для Вас условиях? Или попытаетесь повторить попытку вторгнуться на нашу территорию? – Вы блестяще справились с нестандартной ситуацией. Признаться, я не ожидала, что Вам хватит мужества обратиться к представителям Азиатского блока. Это смело. – Мы остаемся политическими партнерами по сей день. И, постараюсь обойтись без обиняков в таком деликатном вопросе, но мы более успешны в противодействии коронавирусу. Статистика заболеваний утешительная. В отличие от Европы и Америки. Поэтому не вижу смысла в не очень выгодном союзе. К тому же это будет нехорошо по отношению к китайским партнерам. – На каких же условиях вы сотрудничаете? – Вы позвали меня для разглашения конфиденциальной информации? Мисс Шантел, даже Ваша обворожительная улыбка не стоит таких сведений. Вы знаете, кто сейчас в Республике курирует внешнюю политику. Свяжитесь с ней. Вам будет интересно обсудить накопившиеся вопросы. Но если это все, о чем Вы хотели меня спросить, то вынужден разочаровать. Из меня очень плохой собеседник. Говорят, что я скучный, – сложив руки на коленях, Монтегю некоторое время сидел в полнейшем молчании, пока оно не стало угнетающим. Тогда он поднялся на ноги и попрощался с женщиной, которая так давно хотела с ним встретиться. На выходе из кабинета он достал свой телефон для личных нужд и набрал один из малочисленных номеров. – Здравствуйте, госпожа Маргулис. Полагаю, мне следует сообщить Вам о результатах моего недавнего разговора с Кэйт Шантел, представительницей всего Западного блока в ООН. У нас появились новые проблемы. На этот раз решаемые. Нужно связаться с китайскими коллегами. Пока объявления открытой войны ждать не стоит. Но скоро они догадаются, что проще будет нас уничтожить и заменить кем-то более сговорчивым. Жду дальнейших указаний.