Череда домов поглощают меня, Я чувствую касание их холодных рук. Теперь это повсюду. Однажды все эти поглотит меня целиком. А затем исчезнет снова. Этот механизм не станет передавать, Те мысли и страхи, которые давят на меня. Будь ребенком, сделай круг, Пока мы все не погибнем. И не исчезнем снова. Окунись душой в любовь. Radiohead – Street Spirit.
Смерть одной собаки символизирует гибель всех собак. "Американские Боги".
Месяц тотального бездействия компенсировала яростность нового наступления. Они сражались за солнце, едва выступившее из-за невысокого холма и осветившее несколько танков. Выстрелов не последовало. Город не был готов к нападению террористов-боевиков, окопавшихся на другой части разделительной линии. Полусонные горожане, по привычки рано проснувшиеся несмотря на карантин, с удивлением обнаружили в центре площади печально известные голубые флаги с неказистой букой "P". Каждый житель Восточных округов понимал, что территория, некогда именуемая домом, отныне им не принадлежит. Ее оккупировали так называемые Протекторы и Предвестники. Оказывать какое-либо сопротивление бесполезно. Лучше принять новые условия жизни и сотрудничать со своими соотечественниками. Но несогласные находились всегда. Потом они где-то доставали оружие и усложняли окружающим жизнь. Через пару часов в окнах ближайших зданий блеснули автоматы и винтовки устаревшего образца. Началась предсказуемо ненужная бойня. Половина жилого квартала превратилась в руины после пятичасового обстрела. Проповедовать любовь к ближнему – это одно. Но заключать в объятия предателя в бронежилете и с автоматом наперевес – совсем другое. Захватчики давно установили правила: никакой пощады убийцам, их сподвижникам и подстрекателям. Неважно, кто виноват в смерти двоих протекторов – торговец фруктами на перекрестке, неадекватная женщина, солдат с четким приказом или мэр, отдавший этот самый приказ своим ручным радикалам. Все будут казнены публично, в назидание другим. Их тела либо хоронили в общей могиле, не позволяя родственникам приблизиться, либо просто оставляли гнить на земле. Чтобы ни у кого не возникло сомнений относительно намерений всех собравшихся демонов. К помощи авиации теперь прибегали крайне редко. Топлива не хватало. Патроны приходилось экономить. Постоянно расходующиеся материалы убывали. Требовались новые поставки, которые задерживались или застревали на закрытых границах. Европа отказала в дальнейшем сотрудничестве, требуя подчинения меняющимся концепциям. Но они породили монстра и не были в состоянии удержать его на поводке. Таков закон природы: хищник выходит из-под контроля и убивает своих мучителей, вырываясь на волю. Поэтому никто не мог противостоять мощной армии безумных фанатиков и отставных военных. Опытность вкупе с энтузиазмом создавали гремучую смесь массового поражения. Она идеально балансировала на грани откровенного безумия и неконтролируемой жестокости. Ночь превращала их в невидимую карающую машину, а дневной свет освещал кровавые лица, давая возможность понять, что вместо людей перед ними предстали настоящие безбожники. Беспощадные, безжалостные, бесконтрольные, безудержные. Страх, сострадание, милосердие, мораль – такие качества не были им присущи. Никого не терзали угрызения совести. Никто не пытался обмануть себя и надеть чужую маску. Они знали, что представляют первородное зло. Не оспаривали факты. И спокойно существовали дальше. Как и любой здравомыслящий человек. Их жизнь, в сущности, такая короткая, могла оборваться в любую минуту. Зачем жалеть о земных прегрешениях? Одних тренировали нарекать все грехом и истреблять живое в зародыше. Другие умели подрывать целый небоскреб и хоронить под его завалами невинных гражданских. Какие к черту моральные терзания, если мозги промыты до основания? Обычные человеческие качества уже не рассматривались как нечто абсолютно нормальное. Важно исполнить приказ командования, не задавая лишних вопросов. Любые сомнения истолковываются как неподчинение. После этого виновный больше никогда не завоюет прежнего доверия. Если останется в живых. Нужно верить в догматы, преподносимые лидерами. Иначе какой в них тогда смысл? Извращать истину все же может каждый. Но убедить других смертных, что именно его истина – единственно верная в нашем дурном мире, – вот настоящее искусство манипуляции сознанием. Рокуэлл преуспел в этом умении лучше остальных. Его подчиненные, тенью скользящие за своим самопровозглашенным Пророком, молчаливо принимали на веру любые высказывания. Если бы завтра они действительно захватили Ватикан и короновали террориста, верные последователи сразу бы облачились в кардинальские одежды и разыгрывали бы роли добрых христиан до самого конца. Они выполняли задания с пугающей машинальностью. Убивали по первому требованию. Взрывали себя вместе со стратегическими объектами. Ни разу не жаловались на судьбу. И поддерживали Отца Джо до ожидаемой победы или унизительного поражения. Пока незаменимый пастырь, чье лидерство никогда не оспаривалось, любовался красивыми закатами на усеянных трупами холмами, рядом валялись использованные гранаты или боевые снаряды. Но он не обращал никакого внимания на внешнее кольцо хаоса. Его интересовали причудливо нежные тона, окрасившие ранее хмурое небо. Солнце, редкий гость, выглянуло из-за облаков и зацепилось лучами за отлогие склоны. По неизвестной причине нынешний закат казался самым прекрасным явлением во всем мире. Следует быть осторожнее. Этот тонкий лед разломается при следующем неудачном шаге. Куски сердца не выдержат напряжения и разорвутся окончательно. Достаточно было того, что они итак учащенно бились при любом воспоминании о недавней кратковременной встрече с женщиной-поставщиком. Его вины здесь было мало. Невозможно контролировать все. В последнее время он все чаще отказывался от пищи, предпочитая сигареты и омерзительный кофе. Разумеется, все подозрения пали на коронавирус. Разве могло быть иначе? – Все переплетено… каждый в своем теле одинок… – бессмысленное бормотание Гуру начинало раздражать больше, чем он сам. Сцепив зубы, Джозеф рассчитывал побыть наедине с природой и собственными мыслями, но был вынужден развлекать полоумного соратника. – Скажи мне… а концерны делают патент на антидот? – солдат мгновенно оказался рядом, присев на свободное от оружейных ящиков место. – Я не прав? Скажешь, что я выжил из ума? Король Баал в поисках королевы! – вздрогнув, Отец Джо поднял отстраненный взгляд и сосредоточил его на фигуре Лукаса. Тот не смутился, вопреки ожиданиям. – Позволь мне кое-что прояснить для себя. – подскочив на ноги, протектор бесцеремонно опустил ладонь священнику под правую грудь, сжимая место, где должно было биться сердце. – Вот оно что! Я оказался прав! – Пошел к черту! – зарычал Рокуэлл, отталкивая навязчивого союзника. Тот мог бы легко сломать себе шею при падении с покатого склона, но удержался на ногах и бешено расхохотался. – Когда-нибудь тебя пристрелят. И меня не будет рядом. – И где ты будешь? С ней? – облизав потрескавшиеся от холода губы, солдат наклонил голову. В застланных пеленой глазах мелькнула задорная искорка, несвойственная обычным маньякам. – Город не спасет и чудодейственная мазь… в конце концов, мы все – человек-невидимка. Нас не замечают… нам не помогают… боль не облегчают… – расширенные зрачки вперились в профиль захватчика, отвернувшегося к горизонту. – Но все переплетено… ты согласен со мной? Тебя тоже не замечают? – Гуру! Они выпустили самолеты! – военный в голубой каске, именуемый Миротворцем, быстро подошел к двоим командирам и отдал честь. – Мародер уже приготовил артиллерию. Прикажите открыть огонь? – Тут ногу сломит черт, и даже Астарот, – насмешливо протянул возбужденный воин. – Где у нас… аэропорт? Как пташки выпорхнули из гнезда? – протекторы еще не успели захватить важный стратегический объект. – Ждите меня. – кивнув, мужчина с забавным головным убором, выделяющимся на темной коже и широком черепе, устремился обратно. – Говорят, я выше держу нос, только сердце в бегах. Но это про тебя, Король Баал! – Когда-нибудь твой набор цитат иссякнет. И на этом все закончится. – Тогда чья наркоимеприя будет по артериям этого города… – неразборчивый текст едва можно было расслышать по мере отдаления безумца. – Пригнись! – резко остановившись возле одной из машин, Гуру обернулся и перешел на неистовый крик. Оглушительный рев самолетов выбил солдат из колеи, вынудив упасть на землю под точечным обстрелом. – Люблю запах напалма по вечерам! Подайте мне их сюда! – кинувшись следом за маневрирующими истребителями, лидер достал из поясничной кобуры классический маузер, украденный из личной коллекции местного предпринимателя, и приготовился встретиться с железной тварью лицом к лицу. – Ну давайте! Я жду вас! Мне суждено тут помереть еретиком… – Стойте! – один из командиров среднего звена обхватил главаря сзади и повалил вниз. Вовремя. Зенитное орудие принялось потрошить небо, протаранив обшивку низко пролетевшего истребителя. – Я бы выкосил их всех! Эти демоны с крыльями не схватят меня! Им меня не взять! Оба вражеских самолета, охваченные черным дымом, обрушились на заигравший красками лес. Деревья прогнулись под весом железной махины и треснули у основания, падая вместе с копной светло-зеленых листьев. Уничтоженная природа застонала от последовавшего взрыва. Огненная полоса распространилась по всему кусочку земли, пожирая всех обитателей. Через пару часов в густой лесистой поросли, почерневшей от пламени, работали пожарные. Предвестники не особо разделяли восторга братьев по оружию, огласивших местность громкими победными криками. Напряженно разглядывая местных жителей, ринувшихся на помощь отчаявшимся пожарным с ведрами и простынями, Рокуэлл прищурился и повернул голову в сторону похвалявшихся вояк. Тот, что прежде накрыл Гуру собственным телом, именовался Мародером из-за сомнительного прошлого на просторах социалистической Беларуси. Судя по заискивающей улыбке и попыткам очистить военную форму командующего от грязи, он привык подчиняться, но сам был не прочь взять бразды правления в свои неумелые, трясущиеся от алкоголизма руки. Поднявшись с уступка, за которым пришлось скрываться во время обстрела, Джозеф стряхнул с черной сутаны пыль и направился в новую келью, недалеко от города. За ними последовали два десятка полуобнаженных фанатика, с накинутыми на плечи автоматами. Проповедовать сегодня не хотелось. Не было настроения. Ограничившись крестным знамением в сторону перепуганных граждан, Антихрист спокойно шествовал по разрушенным улицам в сопровождении паствы. Для них ничего радостного в войне не было. Запах людской крови не будоражил сознание. Убийства не представлялись чем-то тягостным или священным. Скорее обязательным, необходимым для выживания прихода. Дойдя до высокого храма со шпилем, построенного в квадратичной форме и уцелевшего после многочасовой бойни, Рокуэлл велел всем разойтись по постам. Они обязаны охранять покой служителя Господа, даже если он в Него не верует. – Я хочу побыть один, – все еще страдая от головных болей, Отец Джо с интересом разглядывал интерьер мормонского логова, изящно вписавшийся в мрачную городскую обстановку. Фанатик кивнул и направился к выходу, плотно затворив дверь. – Все по-прежнему идет согласно Твоему плану? Или Ты давно разочаровался в человечестве? – изучая собственное отражение в мутной воде помпезной мраморной купели, мужчина наклонил голову. – Испытываешь меня? Иначе как объяснить тот факт, что единственная ближайшая церковь здесь принадлежит мормонам? – прошла ровно неделя с момента последний встречи с эдемовцами около храма той же паствы. – Я оценил иронию. Проведя спешный осмотр небольших помещений с низкими, давящими потолками, Джо выбрал себе спальню и велел перенести туда матрас. Шире, чем предыдущий. Во время болезни он едва не сломал себе шею, когда валился на пол с узкой кровати и пытался доползти до запертой двери со спасительным воздухом снаружи. На этот раз все будет по-другому. Несколько часов Рокуэлл неподвижно лежал на голом матрасе со сложенными на животе руками и пересчитывал бусинки четок. Пятьдесят. Единственная стабильная вещь в круговороте его жизни. Недавно ко всей этой неустойчивой пляски присоединились новые, практически неизведанные эмоции. И нельзя было сказать, что они приносили успокоение. Больше растравляли израненную душу. Заснув, как ему показалось, на пару секунд, он резко подвился от тихого стука. Чуткий сон был востребован еще в юные солдатские годы, но теперь представлял острую необходимость. – Святой отец, Вы там в порядке? – женский голос донесся до затуманенного сном сознания. Качнув свинцовой головой, Джозеф размял затекшую шею и, поднявшись, повернул ключ в двери и обнаружил перед собой Мелиссу. – Мы Вас обыскались. – Я все время был здесь, – выпрямившись, священник окинул гостью суровым взглядом. – Только не говорите, что Лукас прислал Вас для неформальной беседы. Сегодня я не смогу составить Вам компанию. – Это ведь не выходной день. Я думаю, сможете. К тому же, через восемь или семь часов к нам прибудет долгожданный груз, – заметно оживившись, Джозеф спохватился, но было поздно. За ним так же пристально наблюдали смеющиеся женские глаза. – Сможете познакомиться с моим любимым эдемовцем Томасом. Кстати, он ее брат. Тяжело вздохнув, служитель креста прикрыл непослушные веки и мысленно проклял открытость и откровенность. И такие вещи, как мнимая дружба и вытекающие отсюда доверие. Разумеется, друзей он не заводил – подобный эксперимент закончился неудачно в прошлый раз. Доверять кому-либо – еще более бесперспективное занятие. Доверившись однажды своему командиру с блестящим послужным списком, Джозеф был подведен им же под черту безумия и так остался балансировать над пропастью. Больше таких ошибок он не совершает. Но искушение вернуться к нормальной жизни возобладало над холодной отстраненностью. Закрыв дверь за спиной, Отец размеренным шагом направился в центральный зал, уставленный деревянными скамейками. На удивление здешняя мормонская церковь отличалась подкупающей скромностью. Городок был слишком маленький для кричащей роскоши, стандартной для представителей этой секты. – Я знаю, что нарушила деловой этикет и всевозможные правила приличия, но не удержалась от того, чтобы не поведать Виктории о Вашем заболевании по телефону, – поймав на себе недобрый взгляд из-под хмурых бровей, Кокс пожала плечами, удобнее усаживаясь на скамью. – Она спрашивала, как Вы поживаете, а разве я могла упустить такую экстравагантную деталь? Ей было интересно узнать, что Вы победили коронавирус. И выжили после этого. – Несомненно, увлекательная тема для обсуждения, – на самом деле он все еще ощущал боль в мышцах и страдал от галлюцинаций, но легенда должна быть приукрашена. Он ведь не человек, а божья ипостась. – Но я рад, что тема моей возможной смерти доставляет вам столько удовольствия. – Совсем наоборот! Мы заинтригованы. По крайней мере, я. Вы остаетесь загадкой для меня. И для прессы тоже. Это хорошо. Создает ореол таинственности и пугает врагов. А победа над этим поганым вирусом добавляет баллы. – Расскажите мне о Виктории, – сцепив пальцы обеих рук, Рокуэлл зажал в ладонях распятие. – Наши роли давно расписаны. Все предрешено и переплетено. – сеточка морщин собралась возле глаз, намекая на улыбку, которая так и не появилась на губах. – Что насчет Вашего работодателя? Почему ее называют Королевой? Откуда это пошло? – Будьте осторожны, Вы избрали гибельный путь, – будто бы в первый раз. – Не возражаете? – она продемонстрировала неиссякаемую пачку сигарет и достала одну, дожидаясь, пока пастырь извлечет зажигалку. – Так гораздо лучше. Честно, я понятия не имею, как ответить на Ваш вопрос. – выдохнув спасительный дым, скрывающий часть лица, Кокс прищурилась. – Кажется, это было как-то связано с ее матерью. Она из семьи потомственных аристократов. Но из родственников у нее почти никого не осталось. В прошлом году умерли отец и дядя. Мама – гораздо раньше. Я еще застала ее при жизни. Мировая женщина. Все успевала. Была невероятно красивой. И умела всего лишь при помощи одной фразы заставить собеседника заткнуться до конца вечера. Можно сказать, что дочь унаследовала это от нее. – Почему именно собаки? – закурив уже собственные сигареты, Мессия запрокинул голову. Боль иногда возрастала с такой силой, что сдерживать стоны приходилось сквозь сцепленные зубы. – Я слышал много теорий. – Нас постоянно об этом спрашивают. Официальное название организации – "Эдем". В сущности, так называлось подпольное казино или ночной клуб, который был там до этого. Но его хозяева бесследно исчезли. Скорее всего, попали в списки репрессированных. Странное место выбрали они под заведение. Впрочем, ходили слухи, что там проходили тайные собрания масонов. Даже я склонна согласиться с этой мыслью, потому как лично заведовала реставрацией помещений и находила немало интересных предметов. А Виктория обожала загадки цивилизации. Она хотела назвать будущую организацию "Масоны", но звучало абсолютно непривлекательно. Мы сошлись на броском Эдеме, перебрав множество названий. А насчет своры – это скорее неофициальные наименования, которыми нас награждали различные политики в слабых попытках унизить. Но они сыграли нам на руку. В какой-то период времени каждый мечтал стать частью общины и получить в подарок кличку с названием конкретной породы. Нам звонили из Парламента, чтобы забронировать разных питбулей, овчарок и доберманов. Сильно обижались, когда обнаруживали, что все занято. Ведь так в клуб не попасть. Но немецкий дог всегда оставался за Викторией. Вот уже пятнадцать лет. Ничего не ответив, Рокуэлл продолжил задумчиво парить в бесконечном пространстве мысли. С таким наслаждением он еще ни разу не погружался в никотиновые грезы. В этом таилось нечто запретное. Не по религиозным канонам. По моральным, жизненным или любым другим. Нельзя царствовать в Небесах. Это нарушает вековые уставы. – Мы мечтали создать новое общество, не стеснённое политическим режимом. Неустрашимое, неделимое, непреклонное и несдающиеся. Взамен мы получили горстку неудавшихся бунтарей, боящихся собственной тени. И ненадёжных. Что уж говорить о преданности. – С церковью бордели, казино, картель и детдом, – незаметно пробравшись в главный зал, Гуру не смог продержаться больше пяти секунды и не пробормотать себе под нос. – Я наконец нашел… то, что искал… – опустившись на стоявшую напротив скамейку, солдат полуобернулся и заглянул каждому в глаза. – Жаль, судьбы насмешкою я в рясу облачен! На муки адские навеки обречен… и после смерти мне не обрести покой… я душу дьяволу продам за ночь с тобой… я прочувствовал твое настроение, Король Баал. – женщина тихо посмеивалась над разыгравшимся спектаклем, а Протектор хищно облизывался, проникая в чужие тайны. – Стоит принести тебе побольше жертв и удовлетворить твои аппетиты? – апатично докуривая вторую сигарету, Джозеф не отвечал. Ему не нравилось происходящее, но уходить хотелось меньше всего. * Их не обремененный смыслом диалог прервал полуобнаженный фанатик, смиренно сложивший руки перед собой и опустивший голову в знак повиновения перед бессмертным лидером. Отец Джо вальяжно махнул рукой, призывая говорить, однако внутренне он содрогнулся. Глаза многое были способны сказать о человеке и его личном отношении к какому-либо происшествию. Взгляд вошедшего охранника предупреждал о надвигающейся беде. Напрягшись всем телом и закусив губу, Рокуэлл в нервном напряжении ожидал новостей о мобилизованной армии где-то неподалеку от захваченного Города или визите представителя Европейского Союза. Все оказалось гораздо страшнее. – Нам только что позвонили и сообщили, что готовящаяся поставка сорвалась. На конвой напала национальная гвардия и перебила всех сопровождающих. – Что с Томасом? – охваченная ужасом Мелисса вскочила с сидения, невольно подавая пример всем сидящим. – Что с Томом Ридусом? – Обескровлен. – Боже мой, – прикрыв лицо ладонями, Кокс спустила их чуть ниже, открывая часть покрасневших глаз. Прикусив губу до крови, она моментально запустила руку в карман легкого пальто, доставая телефон. – Только не он. Не сейчас. Она не выдержит, сорвется. – трубку ожидаемо никто не поднял и главный телефон Эдема тоже остался без внимания. – Блять. Это очень плохо. Я надеюсь, с ней кто-то рядом, иначе… – Приготовьте мне машину. Быструю и малозаметную, – приглушенный голос с уже привычными нотками печали, казалось, раздался с другого конца помещения, настолько отрешенным он был. – И мои выездные документы. Я сам поведу. Никого за мной не посылать. – последователь едва скрыл нарастающее удивление, но все равно кивнул и пошел исполнять приказ. Джозеф выкинул обжегший палец окурок в купель и расправил плечи. – Вы сошли с ума? Волкер недавно очнулся. Он сожрет Вас живьем! – шокированная Мелисса не поверила в услышанное. Он действительно надумал пересечь границу после убийства эдемовца и столкновения с военными? – Одумайтесь! – Меня не смогли убить пули афганцев, истребители республиканцев, бюрократия европейцев и галлюциногены Гуру. Думаете, какой-то грешник станет преградой? – короткая речь сделала бы честь любой пафосной тираде идущего на смерть воина, если бы не глубокий, полный трагизма взгляд священника. Запнувшись, Мелисса повернулась к стоявшему рядом Лукасу, но тот никак не прокомментировал порыв союзника. Только серьезное выражение лица выдавало согласие с фатальной идеей.Столица, чужое подсознание.
В дверь центрального кабинета настойчиво постучали, сразу же дергая за ручку. Только одному члену клуба разрешалось так бесцеремонно заходить внутрь без разрешения. Элегантно одетый Томас остановился в дверном проеме и наклонил голову, рассматривая сестру с легкой усталостью. Он так плохо спал в последнее время. Но улыбка, таящая в себе всю нежность этого мира, никогда не покидала обычно сжатую линию губ при виде Маргулис. Между ними существовала глубокая, особая связь. Крепкая, нерушимая, бессмертная. В детстве они клялись, что не оставят друг друга в самые мрачные периоды жизни. Том не солгал: он был рядом на похоронах матери, затем смог получить американскую визу и приехать на похороны Майкла и хотя не приехал проститься с дядей, полностью компенсировал свое отсутствие помощью в клубе. Ридус был незаменимым другом и верным братом. Даже сейчас он стоял на пороге комнаты и ожидал следующей просьбы. Ведь он был готов прийти на помощь в любую минуту. Особенно в ту ночь, когда погиб под пулями. – Почему ты здесь, Том? – оторвав взгляд от стопки бумаг с неразборчивым текстом, Виктория с неприкрытым удивлением посмотрела на родное лицо, немного бледное, но такое же скорбное. – Ты разве не должен быть в другом месте? – Ты сама хотела меня видеть, – скрестив руки на груди, заместитель Королевы наклонил голову и вперил прищуренные глаза в хозяйку клуба. – Разве ты не должна быть в другом месте? На фоне звучала громкая музыка, постепенно нарастающая и оглушающая. Кабинета больше не было. Вокруг сгущалась абсолютная, непроглядная тьма. Она засасывала в собственные пучины, давила на психику и поглощала остатки рассудка. Резко раскрыв рот, женщина глотнула свежего воздуха и захрипела, поднимаясь с пола. Ее одолевала дрожь, парализовавшая все движения. С грязных, запутанных волос стекали капельки пота, а болевшие глаза нуждались в моргании. Пару секунд потребовалось, чтобы осознать, где она находится – кабинет, превращенный в комнату, не изменился. Лишь темные портьеры, ранее привязанные к специальным крючкам, полностью закрывали несколько окон и балконную дверь. Не успев прийти в себя, Перри ощутила, как чьи-то руки обхватили ее голову и прижали холодный стакан к губам, заставляя выпить воды. – Глотайте! – приказной тон пробился сквозь завесу подсознания. – Пейте до дна! – голос Майкла вырвал из цепких лап забытья и погрузил в суровую реальность, где ее двоюродного брата принесли под дверь клуба с десятком пулевых ранений. – Еще воды? – Нет, – прошептала Виктория, чья психика медленно разрушалась под воздействием различных наркотических веществ. – Я хочу еще... принеси еще кетамина... ** – Это приказ? – глаза не выдержали, непроизвольно закрывшись, но подбородок поддерживала мужская ладонь. – Я спрашиваю, это приказ? – позади раздавался требовательный стук в дверь, звучал гул многочисленных голосов. Они хотели прорваться внутрь. – Не отключайтесь прежде, чем ответите на вопрос! – Да... да, это приказ, – рухнув на принесенную подушку, вдова ожидала возвращения охранника, который обшаривал все ящики в поисках запасов на черный день. На приготовление ушло около десяти невыносимо долгих минут, пока белый порошок не оказался на кусочке стекла. – Я просто хочу увидеть своего брата. – зачем-то она принялась оправдываться, чувствуя какую-то странную потребность высказаться. Но Майкл безучастно кивнул и, повернувшись, сел в одно из кресел напротив. – Мне это нужно. Ее последнее желание исполнилось. Через четверть часа эффект был невероятным. Она попала в сказочно отвратительный мир, ничем не отличающийся от реального. Никакой Фата Морганы. Сплошной мрак городских трущоб и затхлость прокуренных комнатушек. В одной из таких Перри обнаружила Томаса, валявшегося на полу в обнимку с недопитыми, разбитыми бутылками. Вся стена изобиловала рваными обоями, оголяющими неприветливый серый камень с трещинами. Стуча каблуками по изодранному паркету, затертом чужими ногами и временем, Маргулис легко перешагнула через обломки сломанного стула и разлетевшиеся по полу осколки. Брезгливостью сквозил каждый ее продуманный шаг. Остановившись возле рваного матраса, на котором лежал опьяневший Ридус, она пристально всматривалась в изможденное лицо. Весь его внешний вид буквально кричал о развращенном пороке. Или слабости. – Я смотрю, ты хорошо устроился на новой квартирке, братец, – осмотревшись, глава общины не хотела подолгу задерживать взгляд на конкретной детали убого интерьера. – Только взгляни на себя – кем ты стал? – Прибереги ханжеские поучения и презрительные декламации для того, кому не плевать. Я тебе больше не служу, забыла? – Боже, у тебя прорезался голос из-под этих лохмотьев? – наигранно удивленный тон и хлопок в ладоши резанули по чувствительным ушам. Поморщившись, Том приоткрыл поддернутые сизой пеленой глаза и скривился. – Значит, ты теперь у нас самостоятельный? У сына аристократа стояк на экзотику? – И давно пай-девочка с красным дипломом и интеллектуальным багажом за спиной использует такие выражения? Ты стала походить на дядю Райджела больше, чем думаешь. Вы же друг друга стоите. – Во-первых, не с красным. Не знаю, откуда у тебя такая информация. В университете, в котором я училась, тоже любили лизоблюдов. А я питаю к этому благородному занятию отвращение. Где-то на природном уровне. Во-вторых, дядя уже заходил ко мне и жаловался на то, во что ты превратился. И вынуждена с ним согласиться. А это вдвойне обидно. Я не думала, что это правда. – Не смей так говорить! – рявкнул подскочивший Ридус, опрокидывая бутылки и банки, заменявшие пепельницу. – Это не моя вина. Не мой выбор! Со мной это сотворил отец… – Он умер больше семи лет назад. В нищете и одиночестве. А тебе пора жить дальше. Кто бы говорил. Разве не она сейчас доводит себя до передозировки, чтобы увидеть брата? Не она вспоминает их поворотный разговор пятилетней давности? Надеясь исправить что-то? Или почувствовать ту же неизбывную жалость к самой себе? – Дальше? Где? С кем? Я всю жизнь был другим, Виктория! Очнись. Я всю жизнь страдал от этого. Знаешь, как меня называли в твоем клубе? Волкопес! Был никем и остался таким. Меня даже в этом паршивом заведении не принимают, считают изгоем. – Вот, что я тебе скажу, брат, – она умышленно сделала акцент на последнем слове, напоминая, к какой семье он принадлежит. – Собака не пережила бы то, что пережил ты. Я бы не смогла. – и это правда. Королева бы сломалась, если бы отец сотворил с ней подобное. – Но, может быть, с этим справится волк? – стоя на выходе из смрадного помещения, Маргулис улыбнулась и тут же вышла, закрыв дверь. Громкий хлопок вывел искалеченное принудительными галлюцинациями сознание из опасного состояния. Мрак угрожал подавить остатки человечности, укутывая разум в псевдо-безопасную пелену. Нельзя было верить лживым полушепотам, скрывающимся за завесой тьмы. Очнувшись от трехчасового путешествия во времени, женщина снова ощутила крепкую хватку и стакан воды у побледневших, искусанных в кровь губ. Отметив про себя, что при первом движении с нее упал плед, Перри привстала на локтях и выдохнула. На этот раз понадобилось больше времени, чтобы прийти в себя и смириться с неприглядной действительностью. В дверь перестали тарабанить, а комната приобрела мрачные серые тона. Опускались сумерки. Улицы тонули в безысходности и обреченности, навеянной покровом ночи. Французские романтики воспевали это время суток и тосковали по заходу солнца. Они просто не жили в Республике. Их мнение сильно поменялось, если бы они понаблюдали за разлагающимся обществом, дрожащим от страха при наступлении темноты. Потому что в ней скрываются настоящие демоны. Аномия процветала. *** – Майкл, неужели это ты? – взглянув на телохранителя, вдова неожиданно положила холодную руку на его пылающую щеку. – Ты жив? – дурманящее облако рассеялось и рука была мгновенно отдернута. – Ты не тот Майкл. – Виктория! Сейчас же открой эту блядскую дверь, иначе мои люди ее выломают! – убивающий все хорошие начинания голос донесся через массивную деревянную дверь. – Что ты натворила? Закрыв лицо руками, Маргулис с ужасом строила теории относительно того, каким образом Волкер мог узнать о произошедшем. Прошло меньше двенадцати часов и ни один новостной портал не заявил о перестрелке на отдаленном от Города шоссе. Но откуда ей знать? Она провела все время в астрале и не жаждала выходить из него ради унижающих сочувствий и глупых предположений репортеров. Арман тем временем ломился в кабинет, не обращая внимания на столпившихся за спиной эдемовцев со скорбными лицами. Когда ему впервые позвонили, он не поверил в историю с перевозкой, но по мере углубления в детали общая картинка обрисовалась слишком ясно. Это разозлило. Невзирая на рекомендации врача соблюдать постельный режим, Кардинал сразу же собрал многочисленную свиту зверолов и пошел на штурм крепости под названием "Эдем". Сраный замок Монсегюр. Каково же было изумление, когда ему просто открыли парадную дверь и пропустили внутрь. Почему-то во взглядах собравшихся отражалась вселенская пустота. Они будто лишились частички себя. Впрочем, ответ на не заданный вопрос появился при входе в главный зал, в центре которого уже стояли четыре гроба. Один из них стал прибежищем для изуродованного тела великого Томаса, заместителя Королевы. Отшатнувшись, Мануэль раскрыл рот и пробормотал что-то несуразное, потом наклонил голову и простоял так несколько минут в окружении скорбящих, шепчущихся и плачущих. Гнев пожирал его нутро, но позднее он уступил место раскаянию и печали. Позорная пуля вывела его из игры на месяц, когда в нем больше всего нуждались близкие и соратники. Но Виктория всегда будет на первом месте среди них всех. Поэтому он не стал повторять дважды и отошел на безопасное расстояние от двери, позволяя Артуру тремя мощными ударами выбить ее из петель. Внутри они обнаружили лежавшую на полу женщину и безучастного незнакомца, что стоял рядом. – Кто ты такой? – рассвирепев, Регент оттолкнул сгрудившихся солдат и свирепо взглянул прямо в глаза телохранителю, бросая вызов. Тот никак не отреагировал, даже не пошевелился. – Я повторяю вопрос… – Это Майкл, – слабый полушепот, напоминающий загробный вой, заставил всех обернуться. – А что Вы здесь делаете, Джозеф? – брови Мануэля шокировано взметнулись вверх, а язык заплелся, так и не найдя подходящих слов. – Вы пришли за мной? – Ты снова принимала, – констатировал Арман, знаками подзывая главного зверолова. Артур не стал мешкать и поднял женщину с пола, взвалив на руки. Вместе они последовали к выходу. – Я знал, что этим все кончится. Ты меня не послушала и вот расплата… Она не слышала дальнейших причитаний. Ей казалось, что Рокуэлл подхватил ее на руки, чтобы помочь перейти на Ту Сторону. Почему именно он? Не дядя, не брат, не убитый отец. И не мать, так ни разу не появившаяся во снах или видениях? Виктория не могла думать и переносить боль одновременно. Отключившись, она погрузилась в долгожданный сон, где все было прекрасно и так красиво. Где не было страданий, печальных концов и разбитых сердец. Одна сплошная мечта художника, потерявшего смысл жизни и веру в человечество. Но из блаженных грез ее насильно вытянули последствия принятия многочисленных веществ. Сутки она промучилась, подскакивая в постели и срываясь на душераздирающий крик. Ее успокаивали незнакомые люди, накрывали одеялами и возвращали обратно в покинутый сон. Так продолжалось бесконечно долго. До тех пор, пока вся отравляющая разум гадость не выветрилась вместе с иллюзиями. Ощутив заветное облегчение, Перри распахнула глаза и вобрала свежий воздух, прорывающийся через открытое окно. – С пробуждением, – слившийся с темнотой ночи Волкер не стал щадить ее чувства и подал голос в первое же мгновение. Устроившись в глубоком кресле, мужчина явно неоднократно проводил там часы сна. Тем не менее, сейчас он выглядел изможденным и нервно отбивал такт пальцами по набалдашнику трости. – Хочешь воды? – Где я? – обстановка казалась ей знакомой и вместе с тем неизвестной. Все из-за сгустившегося мрака. – Куда ты меня привез? – В твою собственную квартиру, разумеется, – не став углубляться в ненужные детали переездов и треволнений, Волкер раскрыл маленькую бутылку воды и буквально вложил в дрожавшие руки. Видимо, любые движения причиняли ему н меньше боли, так как он сжимал зубы одновременно с тростью. Подойдя к окну, Арман задумчиво отдернул штору и выглянул наружу. Мелкие капельки барабанили по стеклу. – Это разве не трость Эрика Мундона? – Советник как-то странно посмотрел на нее, полуобернувшись. – Он просто хвастался ей месяц назад. Сказал, что приделал голову собаки в знак… – Эрик умер в больнице вчера, – осекшись, Виктория опустила померкшие глаза тусклого оттенка на простыни. – Трость передали через знакомых по личному желанию покойного. Ему не удалось победить коронавирус. Может, оно и к лучшему. Не стал свидетелем того исторического фарса, что творился в нашем Парламенте. Мои поздравления. В стране официально нет Президента, а досрочные выборы назначены на начало лета. – усмехнувшись мелькнувшим мыслям, Мануэль прислонился лбом к оконной раме. – Забавно. Никогда бы не подумал, что Маунтан окажется на свалке истории благодаря обычному голосованию недалеких кретинов. Он мог бы оставаться у власти еще лет десять, подготавливая почву для меня. Мастерса бы уже ничего не интересовало в его возрасте и все бы прошло без лишнего шума. Но судьба – та еще стерва, правда? – Мне очень жаль… – Мне не нужна твоя жалость, – резко повернувшись, Кардинал наклонил бледное, похудевшее лицо и прищурился. – Ты нарушила наш договор. Опять. Ты поставила под угрозу жизни людей. Ты вела переговоры с боевиками. Ты убила собственного брата. – Последнее несправедливо. Он знал, на что шел, – ему не удастся сделать ей больно. Не теперь. За время пребывания в летаргическом сне Волкер сильно изменился внешне, но внутренне так и остался жестоким, бесчувственным монстром. Чего она ожидала? – Как и все они. Я не обязана перед тобой оправдываться за свои решения. Наша коалиция рухнула, когда тебя подстрелили на площади, а я сидела в больничном коридоре и ждала твоей смерти. Я не могу описать чувства, которые испытывала в тот момент. Но могу совершенно точно рассказать об одном из них сейчас – это твое такое любимое сожаление. Я сожалею о том, что ты не умер. Потому что ты заслужил этого, ведь ты – убийца и психопат. Такой же, как Мастерс. И этот Город – ваша личная тюрьма. – Все верно, я убийца. Но, по крайней мере, я знаю, кто я. А ты? – наклонившись над постелью, Арман использовал свой излюбленный прием давления пронизывающим взглядом. – И да. Я не забывал о том, что отобрал лучшие годы твоей жизни. Но я дал тебе намного больше. Разве наш обмен не был справедливым? Ты получила от меня огромный подарок – власть, о которой всегда мечтала. Обессмертила свое имя на страницах истории! – опустившись на край кровати, он взял ее за подбородок, вынуждая поднять глаза. – Я тебя люблю. Но ты не оставляешь мне выбора. У нас давно назревал конфликт и ты перешагнула черту. В очередной раз. Мое терпение тоже не безразмерно. Завтра мы похороним твоих сторонников и моего друга. После этого ты отойдешь от государственных дел. Отныне ты станешь послушной и тихой, будешь сопровождать меня на встречи с избирателями и вежливо улыбаться. Ты меня поняла? – кивнув, обессиленная вдова с облегчением повалилась на подушки и укуталась в плед. – Все еще отдаю дань твоему умению заводить друзей. Тот мальчишка, Майкл, назвался твоим телохранителем и не отходил от тебя. Поехал за нами на машине, не испугавшись оружия. Ночевал в салоне всю ночь. – Волкер сразу же поднял руку, призывая женщину к молчанию. – Я впустил его. В конце концов, это твой дом. Майкл спит на втором этаже. – каждый раз, когда он произносил ненавистное имя, его дергало от закипающей ярости. – Завтра будет охранять тебя возле гробов. Ранним утром мрачная процессия двигалась по пустынным улицам в сопровождении полиции. По новым карантинным правилам, на похоронах не могли одновременно присутствовать более десяти человек. Так как покойники не считались, то можно было взять с собой пару помощников и скорбящих. Виктория ограничилась лишь преданным телохранителем, молчавшим всю дорогу до кладбища. Волкер последовал ее примеру и позвонил всего двум депутатам, близко знавшим Эрика. Весь процесс занял около двух часов. Троих эдемовцев похоронили на специально отведенном месте, выкупленном клубом пять лет назад. Оно предназначалось для тех членов общины, что не обзавелись семьей и брели по жизни одинокими, бесстрашными воинами. Их конец пришел. Но это не было путем Томаса, нелепо погибшего в попытке защитить товарищей. Или доказать им, что он чего-то стоил. – Возможно, ты не знаешь, но я хоронила множество вестников, – она не назвала их друзьями. Большинство просто оставались для нее безымянными глупцами, решившими попробовать что-то нестандартное. – И каждый раз сюда приходила свора псов. Наш символ. Они будто бы ждали этого момента. Чтобы проводить в последний путь. – наблюдая за тем, как излишне роскошный гроб медленно заносят в семейный склеп и погружают в специальную выемку, Перри закрыла глаза. – Иногда я слышу их вой по ночам. Только мой брат не был чистокровным псом. Это глупо звучит, я знаю. – Нет, – прошептал Майкл, одетый в строгий черный костюм, гармонирующий с обстановкой. Он держал в спрятанных под перчатками руках зонтик, прикрывая остатки Эдема от разыгравшегося дождя. – Я сам такой же. – их глаза встретились и сказали гораздо больше, чем могли. Томас множество раз сбивался с пути, но не заслужил такой участи. Над ним издевались в школе. Его насиловал отец. Однако он продолжал бороться до конца. Но так и не сумел понять, кто же он. Не допуская мысли о слезах, Маргулис спиной почувствовала чужое присутствие и повернула голову в сторону небольшой возвышенности, на котором стоял темный пес с короткими лапами и поджатым хвостом. Животное медленно подошло или скорее подползло к могиле, поскуливая от боли в разодранном ухе. Почему-то именно это стало причиной эмоционального срыва. Вдова упала на колени и обняла бродячую собаку за шею, прижимая к себе. Она не плакала. Обещала Тому, что не заплачет на его похоронах. Было бы глупо. – Ты сам не знал, кем ты был. Но я знала всегда, – поглаживая грязную, свалившуюся в колтуны шерсть, безутешная Виктория надеялась, что душа брата обретет покой после ее слов. – Ты был моим братом, моим другом. Без тебя я бы не справилась… – так они простояли под дождем пару минут, прежде чем зверь начал извиваться и, высвободившись, отошел на небольшое расстояние. Перед уходом он обернулся, посмотрел на закрывшийся люк с гробом внутри, а затем на Викторию. – Прощай, Том. – Какого черта? – появившийся из ниоткуда Арман держал наготове пистолет. Он хотел убить пса и покончить с этим бессмысленным символизмом, но рука дрогнула и невольно опустилась. – Я думал… кто-то напал… – закрыв лицо рукой, он простоял в такой позе до самого конца. Епископ прочел молитву, взял причитающиеся деньги и ушел вместе с могильщиками. Все закончилось. – Я отвезу тебя домой или куда захочешь. – Мне нужно заехать в клуб. Соберу вещи, документы и перееду в квартиру. Я устала. Всю дорогу обратно они ехали в полнейшей тишине, нарушаемой треском радио с до омерзения радостными мелодиями. Подъехав к зданию клуба, Виктория взглянула на него совершенно по-другому. Мрачное, неприветливое строение больше не дарило надежду потерянным, а скорее отбирало последнее. Пустующие коридоры вызывали отвращение. Таблички со сводом законов навевали тоску. А центральный кабинет с починенной дверью провоцировал тошноту. Никто не встретил ее на входе, лишь инфантильный мальчишка с ресепшна сдержанно кивнул. Огромные зал, бар и нижние этажи пустовали. Единицы эдемовцев бродили по комнатам, иногда заказывая какие-то блюда через поваров. Остальные спрятались по номерам и не испытывали желания выходить. В какой-то момент их настигла коллективная обреченность. Они не могли сбежать как в тот раз, поскольку семья и друзья отказывались принять безумных крамольников, а карантин препятствовал прогулам на свежем воздухе. Как все удачно сложилось. Они стали заложниками собственных страхов. – Знаешь, мне всегда казалось, что Томас разобьется на мотоцикле. Он так быстро ездил, словно жизнь не имела никакого значения, – хозяйка вымершего клуба пристально изучала черты лица покойного супруга, изображенного на портрете. – Он однажды сказал мне, что… – Я не хочу это слушать, – оборвал Регент, не поднимая глаз. Он не произнес ни слова с тех пор, как они покинули кладбище. Бессилие разрывало его на части. – Хватит боли. – подойдя ближе, он поддался вперед и коснулся ее продрогшей щеки. – Хватит печали. – Волкер попытался резко прижать ее к себе, но быстрые движения причинили больше боли, чем эмоциональная встряска. – Черт… – Я думаю, нам не стоит, – убрав с мужского, покрывшегося линиями морщин лба длинную прядь отросших волос, женщина вымученно улыбнулась. – Езжай домой. – Ты хочешь остаться одна? – получив в ответ утвердительный кивок, Мануэль вздохнул и сжал трость. – Хорошо. Я позвоню тебе завтра. Пожалуйста, не задерживайся здесь. Ты должна отдыхать. – в последний момент он потянулся к ее губам и вовлек в слабый поцелуй. – С тобой кто-то должен остаться. – Майкл будет за дверью, – не желая спорить, Арман устало вздохнул. – Возьми это. Она твоя. – достав из сумки зажигалку со следами засохшей крови по краям, она вложила ее в мужскую руку и улыбнулась. – Мой подарок тебе. – Волкер принял дар, задумчиво пожевал губу, повернулся и вышел. Чуждая забота, проявленная им ранее, вызвала мурашки по всему напряженному телу. К черту всю эту дешевую показуху. Выудив из стенного шкафа средних размеров колонку, подаренную добродушным знакомым-меломаном два года назад в честь юбилея, Виктория некоторое время провозилась с инструкциями, пока не поняла примитивный принцип работы. Оставив устройство заряжаться, она выкурила две сигареты, лениво пробежалась глазами по стихотворениям из книг на полках и перечитала сообщения на телефоне. Ничего интересного. Ненужное сочувствие или попытка договориться о встрече. Отключив телефон, она швырнула его на диван и пошла вместе с колонкой на третий этаж, дабы оттуда попасть на крышу. Хорошо, что ночью она сходила в душ и смыла остатки наркотического бреда, потому что обстановка кабинета напоминала о грязи и смраде, проникнувшим в ее душу. Странно, что никто не потрудился убрать рассыпанный белый порошок. – Оставайся снаружи, Майкл, – предусмотрительно возведя между ними стену, Маргулис отдала приказ характерным тоном и захлопнула специальную дверь, ведущую на крышу. Конечно, сюда можно было попасть на лифте, но для этого необходима личная ключ-карта. – Ну же, Томас. Покажись. Ты где-то здесь, я знаю. Выкрутив колонку на полную мощность, она подсоединила ее к другому телефону без карточки. Лишь бы имелся доступ к Интернету и различным музыкальным композициям, а остальное пусть горит в Аду вместе с ее родственниками. Достав запас из четырех пачек, Перри стала методично их выкуривать. Одну за другой. Вторую за третьей. Без перерыва. Без колебаний. В конце концов у нее предсказуемо закружилась голова. Устройство исторгало высокие частоты, напоминающие одну из знаменитых песен любимой группы Radiohead. Идеально дополняет царящий фатализм и атмосферу нестерпимой, пронзительной боли. Забравшись на уступок, вдова взглянула вниз с чувством непередаваемой эйфории. Она ждала, пока бездна заглянет в нее, но увидела только расплывчатые объекты с высоты птичьего полета. На каком-то моменте песня достигла пика по звучанию. Воспоминание, окрасившееся в черно-белый цвет, услужливо проецировало картинку, в которой главный герой просто взял, повернулся спиной к равнодушной пропасти и перестал себя контролировать. Суть клипа заключалось не в этом, но идея уже мощно вплелась в затуманенное сигаретным дымом сознание. Проследив за падением потушенного окурка, Маргулис залезла на каменный парапет, ничем не огражденный, и расставила руки в разные стороны. Можно положить конец этим страданиям. И не беспокоиться о будущем. Ее ничто не держало в этом славном мире, окончательно убившим все светлое в изрубцованной душе. Когда она упоминала психопатов, то невольно причисляла к этой сомнительной категории себя. Ведь Город поглотил ее давным-давно. И не желал отпускать на волю. Личные амбиции срослись с железной клеткой, создавая иллюзию величия. Ее одарили вечной жизнь, поганым бессмертием, но взамен отобрали самое ценное – свободу выбора. Вот теперь она отыграется сполна. – На Вашем месте я бы держался подальше от солнца. Так Икар потерял крылья, а Дедал – сына, – до боли знакомый голос, проникающий в голову и умиротворяющий сознание, был подхвачен сильным ветром и эхом разлетелся по площадке. Сначала ей показалось, что это галлюцинация. Очередная. – Но если Вас ввел в заблуждение тридцать первый стих, гласящий, что уповающие на Бога обретут новую силу и воспарят на крыльях, словно орлы, то я вынужден разочаровать. Это не так и не следует воспринимать все буквально. **** – Вы…! – Виктория ожидала встретить кого угодно, кроме одиозного священника-террориста. – Я забыла Вам позвонить. Ваша поставка сорвалась. – или он приехал отчитывать ее за ущерб? – Наш договор аннулирован. Я верну Вам деньги. – Может, для начала спуститесь вниз? – Рокуэлл осторожно подошел ближе. Его слова тонули в нестерпимом жужжании разрывающейся колонки. Снова в черной сутане, подпоясанной красным поясом в области талии. Весь его внешний вид, включая правильную осанку, говорил о какой-то отрешенной неприступности. – Я хочу поговорить. – Как Вы здесь оказались? – она искренне верила, что действие кетамина продолжилось, но вряд ли могла пожаловаться на эффект. За последнее время лидер секты – это самое приятное, что ей довелось увидеть. – Вас тут нет. – Я добрался на машине за шесть часов, – среднестатистический маршрут из Восточных областей в Столицу занимал восемь или более часов. – К счастью, пробок не было. – по ее расширенным зрачкам Отец Джо понял, что именно подразумевала Кокс под срывом. – Видимо, у Вас хороший ангел-хранитель. Он, кстати, помог мне незаметно попасть внутрь. – постепенно приближаясь к парапету, мужчина кивнул в сторону застывшего возле лифта телохранителя, пристально вглядывающегося в двоих участников драмы. Он мысленно просчитывал варианты по предотвращению самоубийства. – Я очень ему благодарен. – Вы мне снились, – по-прежнему считая, что разговаривает с реалистично скроенным видением, Перри решила перейти на откровенность, которой избегала в жизни. – И что я делал в Вашем сне? – Помогали мне справиться с болью, – откинув голову назад, она закрыла глаза и сделала шаг. Еще немного и заветное умиротворение наступит. Чья-то крепкая рука сжала запястье и потянула обратно. Будто очнувшись от долгого сна, Виктория с удивлением обнаружила себя в кольце чужих рук. Мужское лицо оказалось в непозволительной близости от ее собственного. – Вы все еще здесь. – задержавшись на мгновение, Джозеф быстро отстранился, вызывая разочарованный женский вздох. – Как это возможно? – Божественное провидение, – усмехнувшись, Рокуэлл наконец отпустил ее руку и помог ей сесть на холодный парапет. Оставив ее в глубокой задумчивости, он подошел к колонке и сделал звук намного тише, при этом убрав единственную композицию с повтора. Стало гораздо лучше. Слух не раздражали монотонные, психоделические мотивы. – Я слышал о Вашем брате. Сочувствую. – И это все? Все, что скажет служитель креста? – насмешливо процедила Маргулис, сменяя очень странное чувство симпатии на неприкрытое издевательство. Взяв сигарету дрожащими пальцами, она долго не могла прикурить ее, пока это наконец не сделал святой отец при помощи собственной зажигалки. – Черт. Мне не нужна жалость. Ни от кого. – Я выразил соболезнование, а не жалость, – пожав плечами, Пророк опустился на парапет, но с соблюдением дистанции. Перебирая бусинки четок, он мысленно подсчитывал их количество. Пятьдесят. – Я не знал Вашего брата. Мы ни разу не пообщались за все время сотрудничества. Мне сказали, он был хорошим человеком. – Хороших людей много. Как видите, не все доживают до старости, – затянувшись, хозяйка клуба почему-то ощутила застоявшуюся горечь в горле. – Томас был отчаянным мальчиком. Рисковать не любил, но временами поддавался искушению. Он ездил на мотоцикле, точнее – летал. Я всю жизнь думала, что он разобьется где-то на берегу моря, на закате. – нахмурившись, вдова около десяти секунд пристально изучала лицо собеседника, дожидаясь, пока тот оборвет ее рассказ и прикажет оставить эти пустые разговоры. Как поступил Волкер. Но Джозеф молчал, уставившись в одну точку. – В принципе, так и произошло. Только без заката и личного желания. – бесцветные глаза, тронутые легкой голубизной, неторопливо прошлись по ее профилю. – А каким были Вы в молодые годы? – Глупым, – губы непроизвольно растянулись в печальной улыбке. – Я воевал в Афганистане, убивал людей по чужим приказам. В основном невинных. Это не сделало меня хорошим, как Вы понимаете. Потом я получил увольнительную и отправился искать себя. Религия не помогла мне заполнить пустоту в душе, зато позволила управлять теми, для кого она является авторитетом. И так мы с Вами познакомились. – Я не знала о Вашем существовании, когда впервые получила предложение поставлять оружие на оккупированные территории. Вернее, я подозревала, что Вы – заказчик, но анонимность сохранялась до первого монолога по телевизору. Вы предрекали конец света всем нам, жителям Вавилона. Обещали Апокалипсис. Скажите, а Вы сами верили в сказанное? Хотя бы наполовину? – Если бы Вы прожили двадцать лет на Востоке, то знали бы, что конец света давно наступил. Не нужно ничего предрекать. Достаточно оглянуться. – Пойдемте со мной, я покажу Вам клуб, – внезапно поднявшись на ноги, Виктория предложила сомневающемуся безумцу посетить местную достопримечательность. – Вы не представляете, во сколько Вам обошлась реставрация одного из крыльев этого здания. Следует знать, как мы расходуем Ваши средства. – вышвырнув окурок, Джозеф, все еще настороженный, последовал за ней внутрь, постоянно щурясь от яркого света. – Многие участники разъехались по домам из-за карантина. А все остальные не выходят из комнат. У нас траур. – ровным тоном произнесла вдова, запирая дверь, ведущую на крышу. – Но все равно Вас нужно переодеть. Портного нет на месте, но я что-нибудь подберу. Только не говорите мне, что Вы так ехали через все пропускные пункты? – Нет, у меня была запасная сутана в багажнике, – услышав в ответ звонкий смех, пастор невольно улыбнулся. – Но меня нигде не останавливали. – Все-таки есть преимущества в работе лидером христианской секты? – стараясь избегать каких-либо людских скоплений, пусть и в количестве двух или трех эдемовцев, Перри вела его какими-то коридорными лабиринтами. – Вы не против, если я закажу поесть? Со вчерашнего дня не ела. Не имея возражений, священник кивнул. Впоследствии он оказался в специальном помещении, отведенным под гардеробную членам общины с элегантным вкусом. Маргулис довольно быстро нашла темно-синюю рубашку и серый пиджак подходящих размеров. Штаны пришлось затянуть ремнем потуже, так как мужчина серьезно похудел из-за продолжительной болезни. По итогу эксперимента он был похож на подчеркнуто небрежную кинозвезду с красной дорожки. Или серьезного представителя церкви, вербующего новых сторонников. Пригладив растрепавшиеся на ветру волосы, Рокуэлл с должным скепсисом отнесся к своему внешнему виду, отраженном в огромном панорамном зеркале. Раньше он носил белый костюм. Но потом западные кураторы сказали, что это чересчур нелепо для террориста номера один. – Вам так гораздо лучше, – подытожила Королева, бросая оценивающие взгляды на сложенную мужскую фигуру, пышущую колоссальной физической силой. – Подумайте о смене стилиста. В сутанах уже никто не ходит. Это было похоже на фарс. Она одевала знаменитого во всей Республики преступника и признанного мирового фанатика, за которым охотилась добрая половина справедливого мира. Затем она организовала для него посещение наиболее примечательных кабинетов и комнат организации. Видами с крыши они насладились сполна. Коротко поведав историю каждого помещения, женщина предложила подняться наверх, в центральный кабинет. Театр абсурда не закончился, поскольку на столе их ждали гамбургеры из ближайшей забегаловки на углу, и изголодавшаяся собака, расхаживающая вокруг. Семейная идиллия. Ей следует отчитать поваров. Впрочем, Отец Джо не обратил на это никакого внимания и опустился в ближайшее кресло. Позвонив одному из помощников, Виктория поручила тому пса и закрыла за ним дверь на замок. – Прошу прощения. Мое отсутствие вызывает панику у окружающих, – Маргулис открыла балкон и впустила в застоявшуюся комнату немного свежего воздуха. Здесь до сих пор воняло кетамином и болью. Хотя ей так могло лишь казаться. – Угощайтесь. – Вы будете смеяться, но я никогда не пробовал никакого фаст-фуда, – наклонив голову, Рокуэлл подобрал завернутый в обертку бургер и откусил внушительный кусок. – Не могу сказать, что я много потерял. – Серьезно? – сев в свое кресло, Королева впервые почувствовала облегчение. Это ее место. – Я часто питалась им, когда жила в Штатах. Времени на готовку не было, мы с супругом работали и почти не появлялись дома. Только под вечер. – вспоминая годы продуктивной молодости, она с улыбкой раскуривала уже пятнадцатую сигарету подряд. – Еще мы с Томом в детстве постоянно выпрашивали эту гадость у родителей. Представьте картину: семейство родовитых аристократов шло в Макдональдс ради какой-то дешевой отравы. Но было весело. – включив телефон, она обнаружила пару пропущенных от Волкера и сообщения в чате, куда он переслал новость о гибели Томаса. Его имя не упоминалось, однако в сеть просочились кадры разбитого вдребезги мотоцикла. Он не подлежал починке, но от этого становилось не менее тоскливо. – Том пользовался своим обаянием, чтобы уговорить наших… родителей. Извините меня. – Перри вскочила с кресла и вышла на балкон, переводя дыхание. В глазах появились предательские слезы. – Почему сейчас? – К сожалению, я не могу прочувствовать Вашу боль, – сглотнув, Виктория выпрямилась, спиной ощущая присутствие Рокуэлла. Его спокойный, неспешный тембр успокаивал, заставляя держать себя в руках до последнего. – Я хоронил многих людей, но близких – никогда. Родители умерли, когда мне было восемнадцать. За пару лет до великих чисток. Можно сказать, им повезло. Но не их сыну, добровольцем ушедшему на войну. Я не смог попасть на похороны и уже тогда решил покончить с привязанностями. – Зачем Вы это говорите? – развернувшись, женщина едва не столкнулась с Антихристом, давно распрощавшимся с частичкой человечности. – Что-то же должно держать Вас здесь, кроме мести и жестокости. – не раздумывая ни секунды, она положила замерзшую ладонь на колючую щеку и задержала, вглядываясь в удивительно глубокие глаза, лишенные искорки жизни. – Каждому нужен смысл. – казалось, ласка не всколыхнула ни единой струны мужской души. Он так и остался стоять. Ни один мускул не дрогнул на печальном лице фанатика. – А Вы разве не живете местью? – наконец заговорил Джозеф, не отстраняясь от прикосновений. – По крайней мере теперь? Резко убрав руку, Виктория сделала последнюю затяжку и выбросила окурок с балкона. Хватит. Окончательно закрывшись в себе, она зашла обратно в кабинет. На этом их история должна была закончиться. У них нет ничего общего. К взаимопониманию они не придут. Слишком маленькое расстояние между ними убивало. Невыносимая близость. И вместе с тем такая отчужденность в чужих глазах. Чувствуя непривычную для себя неловкость, Перри опустилась в кожаное кресло. Дрожащими пальцами она попыталась прикурить шестнадцатую сигарету, но в итоге сдалась и просто швырнула ее в центр стола. Ей была противна мысль проникнуться симпатией к человеку, которого она встретила пару недель назад. Он заслуживал чего угодно, кроме расположения так называемой Королевы. Но ведь так же можно говорить о Волкере? Разве он чем-то кардинально отличается от фанатика-террориста? Разумеется. Арман убивал людей ради развлечения, а еще силой принудил ее к интимной близости около семи лет назад. Шантаж, лесть, лицемерие, боль – вот основная составляющая их пресловутых отношений. Здесь же все совсем иначе. Поэтому ей так плохо. По спине до сих пор галопировали мурашки после ощущения горячей кожи на подушечках пальцев. Еще ни разу ее так сильно не злила предательская реакция собственного тела. Но ярость вызывал сам Рокуэлл, все еще стоявший на балконе. Зачем он приехал? Ради чего потратил столько времени и сил? Будто бы отвечая на мысленный вопрос, священник зашел внутрь через пару минут, дабы пронзить ее взглядом своих проклятых, безжизненных глаз. Не обремененных милосердием и любовью. – Полагаю, мне пора, – он ни разу не отвел взгляд. И это выводило сильнее, чем трусость. Даже равнодушие было бы уместнее. – Спасибо… спасибо за вечер. Она не ответила, упрямо закусив губу. Не нужно ничего говорить. Лучше просто отпустить его, не устраивая показательных сцен. Желательно было бы послать к черту, знакомством с которым он так кичится в своих проповедях. Но все пошло не по плану, когда священник, вместо ожидаемого хлопка дверью, внезапно подошел к ней с другой стороны и опустился перед креслом на колени. Его холодные, почти ледяные ладони прошлись по напряженной коже рук. Вдова повернулась к несмелому еретику только для того, чтобы встретиться с его губами. В противоположность ладоням – совсем теплыми. Этот неправильный по всем канонам поцелуй длился пару секунд. Первым отодвинулся Джозеф, давая женщине возможность дышать. Тем временем он смотрел на нее, ища глазами молчаливого одобрения, открытого презрения или вспыхнувшей ненависти. Кода пальцы Виктории потянулись к его изможденному болезнью лицу, он ожидал пощечины или приговора. Но едва ощутимая ласка, в точности копирующая предыдущую, говорила красноречивее любых слов. Не теряя времени, Рокуэлл склонил голову набок и, приблизившись, осторожно прошелся губами по открытой шее. Ему потребовалось всего пару часов светской беседы, чтобы найти ее слабое место. Выгнувшись, Перри обхватила крепкое тело руками и притянула к себе, не желая оставлять между ними не единого миллиметра свободного пространства. Кресло, неприятно заскрипев, начало медленно откатываться назад к стенке. Став на одно колено, пастор удержал его на месте, не отрываясь от своего занятия. Опускавшаяся на Город ночь окутывала их странной, безрассудной страстью. Они не сопротивлялись. Потянув неглубокий вырез черного траурного платья вниз, Джозеф освободил грудь от такой же темной ткани бюстгальтера и припал губами к покрытой веснушками ложбинке. Королеву очень забавляла мысль, что он может быть неопытным ввиду тяжелого жизненного пути, поскольку не особо производил впечатление монаха-соблазнителя. Но реальность иногда преподносила сюрпризы. Застонав, Виктория почувствовала, как он провел влажным языком вокруг соска и вобрал его в рот. В ее жизни было всего двое главных мужчин, не считая промежуточных знакомств. И память о них двоих выветрилась из затуманенного удовольствием рассудка. Вместе с болью, скорбью и слезами. Она не знала, куда деть непослушные руки – было слишком неудобно. Запустив пальцы в короткие волосы на затылке, Маргулис попыталась поцеловать его, но не смогла дотянуться до лица. Осознав свою главную ошибку, Пророк быстро подхватил ее под бедра и, оттолкнув кресло ногой, прислонил Королеву к гладкой поверхности стены. Не без чужой помощи избавившись от платья, женщина наконец-то заполучила полноценный поцелуй. Не жадный, не беспорядочный. Скорее безумный, увлекающий в круговорот бессознательного. – Я хочу тебя, – прикусывая шершавые губы преступника, Маргулис проводила по ним языком и вместе с тем продолжала нашептывать едва различимые слова. С трудом уловив смысл предложения, Рокуэлл моментально отстранился, снял с запястья намертво примотанные четки и накинул на шею, при этом перекидывая заостренное распятие за спину. – Все недостаточно хорошо, чтобы ты выкинул его? – прикусив мочку уха, Виктория усмехнулась. Заметив, что неуместная шутка стала причиной его остановки, Перри смутилась и отвела глаза в сторону. Под пристальным взглядом серой радужки ее нутро сжалось. Однако он промолчал, тут же запуская ладонь под намокшее белье. Зажмурившись, Антихрист издал приглушенное рычание и одним рывком подхватил вдову под бедра, заставив обхватить собственный торс ногами. Он не стал мучить ее долгими ожиданиями и, стремительно расстегнув ремень, отодвинул мешавшую ткань, и вошел до самого основания. Не отрывая расширившихся до предела зрачков от бледных, искусанных губ, Джозеф наслаждался невообразимо прекрасным женским лицом. Он позволил женщине привыкнуть к новым ощущениям, пока снова не задвигался в ней. Нарочито медленно, неспешно. Лишь немая мольба в затянутом пеленой взгляде вынудила ускориться, переходя на совершенно другой темп. Она не смогла подстроиться под него. Чересчур много эмоций. Правильных или неправильных – значения не имеет. Не выдержав такого хаоса в мыслях, Перри сдалась первой и безвольно повисла у него на руках. Ему понадобилось всего пару толчков, чтобы догнать ее и, сцепив зубы на моменте кульминации, упереться лбом в плечо. По ним ручьями стекал пот. Дыхание сбилось, стало прерывистым и свистящим. Она склонна была винить курение. Но вкупе со сладкой истомой, разлившейся по расслабленному телу, это принесло одно сплошное блаженство. Они даже не заметили, как неосвещенный кабинет погрузился в ночную тьму. Почти не различая мужчину в темноте, Королева все равно чувствовала на себе этот взгляд. Нестерпимо тяжелый, но до странности спокойный. Отдышавшись, вдова приготовилась к тому, что он закроется, возведет ненужные барьеры и сделает вид, что ничего не произошло. Иногда так поступал Волкер, чтобы набить себе цену. Но с самого начало было глупо их сравнивать. Эти животные принадлежали разным породам. Ничего не сказав, Рокуэлл положил теплую ладонь на раскрасневшуюся женскую щеку и, слегка потянув время, поцеловал Викторию в губы. После этого он помог ей удержаться на подкашивающихся ногах и довел до раскладывающегося дивана, с которого она подобрала маленький плед, дабы укрыться. Снова надевать траурное платье не хотелось. Скорбеть по-настоящему можно совсем иначе. Отпустив женское запястье, Джозеф отошел к окну и приоткрыл штору. Он не собирался курить. Дрожащие пальцы не позволяли сосредоточиться, а рассудок неизменно возвращался к только что пережитым сладостным мгновениям. Неполный лунный диск осветил нахмуренный лоб и сузившиеся зрачки монаха. Скрестив руки на груди, он простоял в такой позе около минуты. – Ты можешь остаться здесь, – сначала она панически боялась возвращения Волкера, но потом ей вдруг стало плевать. Впервые за пять лет. – Диван раскладывается. – Нет, – отрезал священник, не поворачивая головы. Следовало предвидеть такой ответ. Рокуэлл не собирался заходить дальше случайной связи, навеянной общей болью. Но зачем он тогда приезжал? – Это Enjoy the silence. – нащупав переключатель звука, Отец Джо сделал музыку громче. – Слова жестокости. Они разрушают тишину. – переведя две первые строчки, он повернулся к ней. – Если Вам кажется, что это весело, то спешу заверить… – Поехали со мной на Восток, – перебил лидер секты, заранее избавляя себя от конфликтов, ссор и обвинений. Как бы там ни было, он добился нужного эффекта: хозяйка клуба замерла на месте в нерешительности. – Ненадолго. Вас отвезут обратно за полдня. Я пробыл тут достаточно, чтобы понять, почему Вы почти прыгнули с крыши. Этот Город, он убивает. – смутившись из-за напоминания о попытке сбежать от боли, Виктория отвернулась. – Я Вас не заставлю, если не захотите. Но предложение останется в силе по крайней мере пару часов. Решайтесь. – так они стояли напротив друг друга, под очень старую, но проникновенную песню. Пока Виктория не укуталась в плед и не кивнула.