Кажется, будто вечер плотно окутан странной безрассудной страстью, Так происходит, потому что ты рядом со мной. Кажется, воображение помогает чувствам беспрепятственно скользить по сердцу, Так происходит, потому что ты рядом со мной. Вечная связь засасывает и порождает сплошную ложь, Так происходит, потому что ты рядом со мной. Перенасыщение полосует кожу и изгибает тело. Так происходит только потому, что ты рядом со мной. Placebo & David Bowie – Without you I am nothing.
Всем вам троим – правителям земли. Уильям Шекспир "Антоний и Клеопатра".
И что теперь? Что мы всем миром будем делать дальше во имя преодоления нового кризиса? У Вас лично имеются предложения? Человечество готово прислушиваться и следовать за лидером мнений на Голгофу. Осторожнее! Велика вероятность, что кого-то могут распять ради получения божественного знака или чудесного воскрешения будущего Мессии. Вопреки распространенной инсинуации в том, что общество достигло своего предела развития, оно все еще сжигает тварей на кострах и устраивает танцы вокруг пепелища под аккомпанемент душераздирающих воплей. Неважно, кто станет жертвой бездумной толпы сегодня. Важно – как ее глашатаи оправдают это завтра. В нашем чудесном, незамысловатом мире можно спокойно убить посредственного идиота с пристрастием к сомнительным дешевым наркотическим смесям и получить вместо медали за храбрость целую революцию угнетенных меньшинств. Они готовы восстать против власти, чтобы отомстить за брата одного с ними цвета кожи, но при этом не сочувствуют владельцам рынков и магазинов, разграбленных по пути на священную площадь протеста. Ведь нельзя скандировать, поднимать реющий стяг демократической свободы и пройти мимо разбитой витрины Гуччи. Хотите обесценить собственную гражданскую позицию? Уничтожьте чей-то бизнес, строившийся десятилетиями. Разбейте окна близлежащих домов и вырежьте осколком на белой коже какого-нибудь бедолаги патетичный слоган в духе Руссо. Снесите памятники, установленные великим людям, открывшим для вас эти земли совершенно бесплатно. Организуйте многочисленные фонды в поддержку черных рецидивистов, наркоманов и других весьма полезных членов сообщества. Опуститесь на колени и возденьте руки к плачущим небесам, скорбящим по утраченной ценной жизни бездельников, прожигающих ваши налоги. Сделайте все вышеперечисленное с гордостью, не забыв превратить свою страницу на Facebook в агитационный радужный плакат. Разрисуйте портрет Трампа, дабы его сторонники покраснели от накапливающегося годами колониального стыда и выбросил свои красные кепки с безвкусным слоганом. Никто не собирается делать Америку великой снова, да? Вы хотите жить в демократии, но вы не желаете ничего делать для ее построения и укрепления. Всем почему-то кажется, что демократия подразумевает безграничную власть гулящих по улице террористов, архитекторов, защитников окружающей среды или собачников. Свобода мнений! Перестаньте извращать уникальное произведение политического искусства. Венец творения ума простого смертного, схватившегося за перо или деревянный бочонок. Вас облагодетельствовали и подарили право выражать свои постыдные идеи без страха быть забитым палками на площади вместе с заклинателями камней и торговцами черными петухами. О цивилизации давно забыли. Правила начали меняться с головокружительной скоростью, а подмена понятий прогрессировала как отдельный вид лицемерного искусства. Задумайтесь! Фигляры, призывающие вас опускаться на колени и брать ответственность за своих далеких предков, никогда не сделали этого, если бы не случайное стечение дурных обстоятельств. Думаете, закрывая дверь своего особняка, они все еще ходят с печальной мыслью о трагически погибшем преступнике? Им нужно кормить семью, участвовать в социальных волнениях и оставаться в повестке дня как можно дольше. Ради этого необходимо трансформировать обыкновенного грабителя в национального героя. Назвать пару улиц в его честь и учредить несколько премий от престижных университетов. Не недооценивайте пиар-акции заморских сумасбродных популистов: пока что они принуждают становиться на колени своих людей, а потом это станет мировым трендом наряду с лобызанием грязных ботинок и принятием так навязываемого факта позорности Ваших предков. И вы утратите всю веру в человечество, если таковая еще гнездилась в Вашем равнодушном сердце. Впоследствии наш бренный мир оккупируют два диаметрально противоположных поколения: те, кто примет на веру любое заявление убогого, замшелого политикана без образования, требующего кланяться той или иной расе, или сносить легитимное правительство, или громить магазины, или снимать с постамента памятники великим, или выстрелить себе в череп из ружья; и те, кто будет ими управлять, а именно – индифферентные к восторженности юнцы со скучающим видом, не ценящих ни жизнь, ни права человека. Им не будет никакого дела до ваших протестов, так как имеет значение лишь власть и ее формы-перевертыши. Но вы не переживайте, ведь у Вас есть кроссовки последней модели из разграбленного магазина на центральной улице Нью-Йорка и ошметки самоуважения. Мой Вам совет – не останавливайтесь на достигнутом, играйтеcь в демократию дальше. Наслаждайтесь и отвыкайте! Через пару десятилетий Вы будете завывать об утраченной свободе выбора и слова. Вы поинтересуетесь, кто же виновен в создавшемся положении вещей? Ответ будет очевиден – мы все. Вступив в новое тысячелетие, человечество совершило ошибку и прислушалось к весьма бесполезному мнению гуманистов и общественников. Дело не в их теориях, а в том, как долго и интенсивно над ними извращались. К простому либерализму присовокупили ответвления в виде социального, консервативного или –нео. Демократию исказили неудобоваримыми эпитетами – суверенная, гибридная, фейковая, фасадная, либеральная, нелиберальная, тоталитарная. Наименования можно перечислять бесконечно, список длинный. Но суть остается неизменной – все эти эпитеты сбивают рядового гражданина, мешая проникнуться истинным предназначением режима: дать каждому мыслящему созданию право и наблюдать за выполнение обязанностей. Одно не может существовать без другого. Но все вокруг дружно решили, что обязанности – это пережиток какой-то неудачной шутки, длившейся веками. Затянувшийся розыгрыш, ограничивающий бесправие и беспредел. В конце концов мы пожинаем плоды нашего скудоумия. И блаженствуем в прочной золотой клетке невежества. Думая, что из нее можно вырваться в любой момент. Наконец, репортаж об американских уличных беспорядках закончился. Видеофрагменты быстро сменились парой ярких кадров, а затем на экране возник традиционный логотип канала Гейт. На пару секунд миниатюрная студия погрузилась в тишину. Ведущая, настраивающая микрофон, не хотела выдерживать долгую паузу – либо она выдохнется окончательно, либо выдержит еще час бесконечной программы новостей. Услышав по наушникам, что все улажено, Сандра улыбнулась одной из классических профессиональных улыбок и положила обе ладони на стол. Так удобнее. Сделав незаметный глубокий вдох, она поведала зрителям разлетевшуюся сперва по Телеграму новость об убийстве министра внутренней безопасности Брэма Гровера. Его изуродованное тело – точнее две части некогда единого целого – доставили в центральную больницу для опознания и дальнейших бумажных формальностей. Жестокая расправа над членом кабинета министров? Устранение неугодного соперника? Или вендетта известной антиправительственной общины? В какой версии больше правдоподобности? Задав вышеупомянутые риторические вопросы, Эмис кратко рассказала о том, что мэр Столицы Себастьян Гудвин в крайне тяжелом состоянии был доставлен в клинику и подключен к разным аппаратам. Не по причине коронавируса, а в результате серьезной аварии. Ее последствия пока что остаются неизвестными для прессы, а комментировать случившееся муниципалитет не стал. Очевидцы сообщали о безумной гонке, предшествующей аварии, и намекали, что Гудвин вполне мог находиться в состоянии алкогольного опьянения. Не став вдаваться в подробности, ведущая собиралась перейти к следующей теме – внеочередное заседание Парламента, собирающегося принимать пакет социального обеспечения для предприятий, пострадавших во время карантина и пандемии в целом. Поскольку весь мир начал постепенно отрекаться от вредоносных с точки зрения экономики практик тотального закрытия всего бизнеса, Республика последовала примеру добрых соседей и смягчила условия карантина. Ничего интересного для простого обывателя без понимания острых экономико-политических вопросов. Поэтому на этой теме акцентировать внимание намеревались не больше двух-трех минут. Сандра прочла текст на невидимом для камер экране и приготовилась к смене кадра. Но продюсер отчаянно замахал руками, призывая всех остаться в виртуальном зале заседания. – Сейчас мы можем наблюдать за явным замешательством собравшихся депутатов, – Эмис сама не понимала, по какой причине камеры хаотично исследовали помещение, а люди шокировано переглядывались и указывали пальцами на главную трибуну. – Мы не совсем понимаем, что там происходит, но… – женщина запнулась, на мгновение раскрыв рот в полнейшем замешательстве и непонимании. – Дорогие зрители, оставайтесь с нами. Это кажется невозможным, но в здание Парламента только что вошел президент Кассиус Маунтан, считавшийся пропавшим без вести… напоминаю, около недели назад Маунтана отстранили от должности главы государства общим голосованием, но, похоже, юристам придется столкнуться с определенными трудностями… ведь страна осталась без… Подождите! – вскинув подбородок, Сандра изогнула руку в попытке как-то успокоить бешено стучащее от нервного напряжение сердца. – Президент что-то говорит! – Уважаемые депутаты! Многострадальные министры не в полном составе, – голос Отца Нации, внезапно появившегося перед глазами миллионов республиканцев, звучал подчеркнуто добро, даже иронично. – Мне очень жаль, что вам пришлось целый год обходиться без моих советов и привычных нравоучений. Признаюсь, многих из вас мне не хватало на беседах у камина. Но эти времена уже не вернуть. Так много ошибок было совершено. Однако у вас все еще есть шанс все исправить. Извините, что испортил перевыборы, но я решил, что будет несправедливо уходить с поста одному. – положив морщинистые ладони на главный помост, диктатор улыбнулся одной из редчайших, по-настоящему искренних улыбок. – Я распускаю нынешний Парламент. Где-то вы можете зафиксировать, что я нахожусь в трезвом уме и твердой памяти. Но ваши лица выражают явную противоположность описанным мною симптомам. В любом случае, благодарю за службу. Верю, Родина вас не забудет! – кивнув присутствующим на прощание, Маунтан повернулся и вышел из зала в сопровождении яростных криков, свистов и бурных оваций. За скрывшимся руководителем последовал ошарашенный Премьер-министр, спикер и рядовые парламентарии. Последующая судьба смельчаков осталась за кадром. Большая часть депутатов так до конца и не поняли, каким образом лишились насиженного рабочего места. Остальные уже подыскивали номера квалифицированных политтехнологов и пиарщиков. Третья группа искала приближенных к министрам людей, чтобы договориться о создании партии или выдвижении от существующей. Новостные порталы буквально разрывались от количества заголовков, теорий и аналитических интервью. Фрагменты из легендарной речи воскресшего лидера транслировали по всевозможным телеканалам. Анонимные Телеграм-каналы притихли, выжидая подходящего момента для публикации комментариев. Мировое сообщество хранило молчание, не понимая, как подобное вообще могло произойти. В их интересы входила похоронная процессия Кассиуса, а не чудесное воскрешение Христа. Они уже готовили вторую золотую карету – первую, как весь мир знает, взяли в аренду Соединенные Штаты, дабы увековечить память о великом гуманисте нашего времени. Как бы там ни было, никто точно не знал, как надо реагировать. Единственная ясность в разыгравшемся фарсе. Болтливые пустоголовые эксперты смолкли, популисты растерялись, правители мира спрятались в ожидании забавника, собирающегося объявить о глобальном розыгрыше, гроссмейстеры прекратили свои перспективные партии и с интересом взирали на ситуацию в загадочной стране, соседи готовили войска на случай удобного вторжения, международные организации били тревогу, не понимая, к чему призывать на этот раз – миру, порядку, легальности, соблюдению прав? Видимо, не так и надежны хранители системы мироустройства, раз оно терпит крушение из-за одного диктатора преклонного возраста. На этом представление не закончилось: в зал заседания вернулся депутат и попросил всех оставшихся покинуть Парламент немедленно. Для убедительности доводов он привел несколько десятков национальных гвардейцев, которые оттеснили возмущенную толпу. Журналистов прогнали гораздо раньше, не нуждаясь в услугах талантливых кинооператоров и, как следствие, нагнетающих мрачную атмосферу режиссеров местных каналов. К концу дня Ратуша опустела: сопротивляющиеся репортеры, недовольные слуги народа, опальные министры – всех вежливо изгнали за пределы белой крепости. – Тебе понравилось мое выступление? – поинтересовался Магистр, когда последний неугодный свидетель закрыл за собой тяжелые резные двери. – Скажу по секрету, я не корпел над ней день и ночь, как это было раньше. Помнишь прежние времена? Все были такими учтивыми, светскими и почтительными. А потом вы с Волкером погрузили все в хаос и испортили имитационную красоту. Как вам в голову пришла мысль устроить стрельбище на центральной площади? Приносили жертвы Пеймону? – Мастерс придерживался всеобщей избранной тактике и предпочел хранить молчание в знак беспрекословного подчинения. – Хотя идея заманить оппонента на публичную казнь весьма интересна, но нужно убедиться, что снайпер все сделает правильно, а не промахнется. И потом, зачем убивать невинных людей? Своих потенциальных избирателей? – Провокаторов, швыряющихся коктейлями Молотова в правоохранителей? Группу диверсантов с неизвестно откуда взявшимся оружием? Или подрывников? – гордо выпрямившись, Премьер-министр не собирался больше терпеть несправедливых обвинений. – Не отрицаю, что среди них были мирные граждане, но по большей части этот сброд присоединился к протестам позднее и грабил магазины в перерывах между речовками и произволом. – Произвол – это плохо, – согласно кивнул Всеотец, поворачиваясь боком к собеседнику и глядя на украшавшие стены картины, изображавшие становление независимой Республики. – Но твои методы оставляют желать лучшего. Привлекать к работе в важном министерстве Брэма Гровера, вышвырнутого лично мной из-за коррупционных схем невиданных размеров?! Он не знал меры. И ты взял его на работу. Как тебе удалось собрать необходимое количество голосов? – До активизации Волкера все фракции и партии находились под моим контролем. Тогда и речи быть не могло о каком-то разделении. Они прониклись маунанизмом настолько, что голосовали за любые законопроекты. Знаете, кто применил технологию разделяй и властвуй? – в маленьких глазах странного темно-коричневого оттенка мелькнула искорка любопытства. – Мисс Маргулис. – К слову о нестандартных мыслителях – ты послал за ними? – Секретарь ограничился наклоном головы. Благоразумно отойдя в сторону, он предложил продолжить экскурсию. – Замечательно. Позволь взглянуть, во что ты превратил мой кабинет. Пока два престарелых разрушителя мира шествовали по длинным, выложенным коврами залам и путались в лабиринте белоснежных коридоров, три машины выехали в разных направлениях. Со включенными мигалками они отъехали на небольшое расстояние от Парламента, в известные кварталы, и припарковались возле ряда невысоких зданий. Из них вышли несколько разодетых в костюмы человек и скрылись за массивными дверьми примечательных домов. Первая машина впоследствии отъехала от Администрации Волкера с недовольным политиком в салоне. Второй автомобиль задержался около Эдема намного дольше, однако тронулся с места в назначенный срок. Третье средство передвижения оказалось наиболее удачным: пассажир согласился сесть к незнакомцам и отправиться в Ратушу, несмотря на огромную вероятность попасть в ловушку. По итогу, троих долгожданных гостей разместили в широком зале для переговоров, где принимали иностранных послов. Напряжение, царившее в воздухе, смешалось с подозрением и искренним недоумением. Неформальная обстановка сбивала заранее подготовленную линию поведения. – Не совсем понимаю, что ты здесь делаешь, Виктория? – не зная куда девать руки, Волкер явно нервничал и пытался перекрыть одну эмоцию другой. – Я же велел тебе не принимать участия в каких-либо политических процессах. – Приглашение я получила от Мастерса, а не от тебя. С ним у меня иные договоренности, – вдова также испытывала дискомфорт ввиду отсутствия телохранителя и любой моральной поддержки, но оставалась спокойной. – Бери пример с господина Деранжера – он не выглядит удивленным или подавленным. – Разумеется, у тебя больше опыта в озвученном спектре эмоций, – выплюнул Арман, пытаясь в традиционной манере обвинить кого-нибудь в своих затруднениях и попутно любезно предложить план по спасению никчемных представителей рода людского. – Нет, серьезно, ты полагаешь, что твои действия останутся безнаказанными? Передача вооружения террористам – это преступление. И карается оно смертной казнью. Впрочем, можешь все свалить на Гудвина. Как и в прошлый раз. У него ведь уже нет право голоса в вашей славной организации, да? – Меллиса оказалась права: он действительно смотрел на нее, как на собственность. Периодически бунтующего раба или же скалящуюся на протянутую ладонь суку, одновременно понимающую обреченность своего положения, но упорно продолжающую рвать цепи. – Не переживай. Я тебе помогу. Снова. – Поможешь, значит, – изощренное недовольство Перри дошла до такой степени, что она просто закинула ногу на ногу и достала из сумочки пачку сигарет. Совершенно не заботясь об отсутствии пепельницы на столе, женщина стряхивала пепел на ковер. – Будь осторожен. Мне в любой момент может обеспечить полноценную поддержку половина этого чертового Города. Начиная влюбленными в меня депутатами, заканчивая восхищающимися моим стилем торговками на базаре. Люди меня боготворят. А ты можешь похвастаться высокими рейтингами при отсутствии кампании как таковой? – Откуда ты набралась этой ереси? – суженные зрачки свидетельствовали о нарастающем гневе и примешивающемся к нему желании. Облизав пересохшие губы, Мануэль нагнулся вперед, но был вынужден отпрянуть, стоило главным дверям распахнуться. – Дети мои! – расставив обе руки в стороны, Кассиус поприветствовал собравшихся интриганов, разом обернувшимся к сияющему бесподобной улыбкой вождю. – Давайте не будем затягивать собрание долгими объятиями и бесполезными предисловиями. У вас был год, чтобы оплакать и порадоваться. Лучше приступим к делу? – Волкер, порывавшийся встать, замер в странной позе и свирепо взглянул через плечо Маунтана на скромную фигуру Мастерса. – Сначала обсудим все положения коллективно, точнее – я зачитаю список своих требований, которые нужно исполнить ради создания демократического общества. Вы согласны? – предложив Секретарю крайний стул, Всеотец сел, как и полагается, в центре между двумя сторонами. По левую руку расположились Волкер и Деранжер, по правую – Мастерс и Маргулис. Не сговариваясь, они посмотрели друг на друга, оценивая перспективность такого союза. – Во-первых, я безумно рад, что вам удалось дать нашему государству надежду на светлое будущее. Голосование за импичмент вдохновило меня. Отдаю дань уважение твоей сноровки, Дуайт. – Министр качнул отяжелевшей головой, не отводя глаз от отвернувшейся Королевы. – Во-вторых, вы устроили на мирных улицах настоящую бойню, но, к счастью, смогли победить только вирус. С чем вас и поздравляю. Безусловно, я против того кровавого побоища, которое вы тут облагодетельствовали. Но я переговорю с каждым из вас отдельно, поэтому пока ограничимся общими замечаниями. – Господин Маунтан, нам следовало бы уточнить, что так называемая бойня была инициирована не кем иным, как присутствующим здесь Государственным Секретарем. Он один ответственен за свалившиеся на нас неприятности. За экономический кризис и политическую нестабильность. – Ты забыл добавить уважительное "господин Президент", когда обращался ко мне, – отказываясь расставаться с обезоруживающей улыбкой, мужчина повернулся к правому крылу и прищурился. – Кажется, обвиняемый тобой Секретарь обзавелся серьезной поддержкой. Правда, мисс Перри-Маргулис? – вздрогнув от упоминания двойной фамилии, Виктория подняла задумчивые глаза и отрицательно покачала головой. – Что же, это прискорбно. Тем не менее, не перебивайте меня, иначе мы никогда не дойдем до сути. – прокашлявшись, Кассиус попросил кого-нибудь позвать сидевшего снаружи Министра иностранных дел, также пропавшего больше года назад. – Курт, я помню, что отправил все правительство в отставку, но мне все же понадобится твоя помощь. Будь добр, воспользуйся бумагой и ручкой. Будешь нашим стенографистом. – Симмонс послушно подобрал со стола нужные принадлежности и сел как можно дальше от компании. – Итак, позвольте мне огласить требования к будущим правителям славной Республики. Независимо от того, кто станет следующим Президентом, Мастерс должен остаться на должности государственного секретаря. – первым возмутился доселе молчавший Джеймс, поднявший руку в знак протеста. – Я понимаю абсурдность данного предложения, но мы живем в маунтанизме. Моя военная подготовка точно не сравнится с твоими выдающимися политологическими способностями, но что поделать? Ты еще во время наших встреч в бункере должен был понимать, что я не командный игрок. – почти все взгляды устремились на эмиссара, прислонившего сжатый кулак ко рту и прокашлявшегося. – Будет справедливо попросить о такой же услуге самого Мастерса: при твоей победе ты обязан назначить Волкера секретарём в новом правительстве. – Дуайт нехотя кивнул, понимая, что спор или пререкания бессмысленны. – Есть риск, что победителем окажется кто-нибудь другой, но тут уже вам предстоит решить дилемму. – Можно задать вопрос – зачем все это? – не выдержав, Деранжер подал голос без разрешения. Поправив темный галстук, он вперил в воскресшего Президента лишенные искорок задорности глаза. – Не вижу никаких оснований для процветания твоих шизофренических идей. – Ты когда-нибудь слышал о системе сдержек и противовесов? Можешь написать об этом статью или дать интервью твоим любимым грантоедовским журналам. Я не против. Но пока Парламент официально распущен, я – единственная законная власть в державе. А вы подчиняетесь мне как обыкновенные граждане и выслушиваете мой план по реорганизации системы управления. Можно ли считать это ответом на твой нелепый вопрос? – замолчав, Джимми подтвердил все догадки Отца Нации. – Превосходно! Обожаю конструктивные беседы. Итак, второй пункт крайне прост: никаких кредитов от МВФ, Всемирных банков и прочих благотворительный сборищ с четырьмя процентами годовых и другими крайне щедрыми условиями. За всю свою историю Республика ни разу не побиралась по кабинетам иностранных министерств. Мы утопали в кризисах, но, увы, не падали на колени перед западными партнерами. Снова хочешь возразить, Джеймс? – Господин Волкер все сказал за меня – экономика в плачевном состоянии ввиду коронавируса, долго отсутствующего главы державы и неумелого управления. Боюсь, взятие страшащего тебя кредита неизбежно. Да и как ты собираешься повлиять на этот процесс в дальнейшем? Остаться в правительстве при новом Президенте или давать интервью таким же журналам? – Нет. Я просто не сложу с себя полномочия, не поддержу ни одного из кандидатов, сформирую свое правительство, устрою досрочные выборы в Парламент, на которых победят мои люди, дабы изменить Конституцию и продлить срок моих полномочий или красиво обнулить прошлые сроки во имя новой жизни. Подсмотрел эту стратегию у наших восточных соседей. Боже, по Владимиру я буду скучать больше всего. Помнишь, Арман, как он подарил мне эксклюзивный клинок Петра Первого из его личной коллекции? – Да, господин Президент, – проскрежетал Кардинал, принимая условия навязанной игры. – Сам я буду скучать по русской водке не меньше, чем по торту, изображавшему нашу страну. С каким остервенением они его резали. – Воистину, у русских потрясающее чувство юмора! – рассмеявшись, Маунтан откинул голову на спинку стула и сложил руки на уменьшившемся животе. Насладившись воспоминаниями прежнего безоблачного существования, он вернулся к первоначальной позе. – Кстати, насчет Востока. Я бы хотел, чтобы будущий Президент начал переговорный процесс с террористами по теме реинтеграции оккупированных территорий. Пора покончить с подтачивающими экономику войнами. – При условии, что мы зачистим все утраченные земли от этого религиозного сброда! – рявкнул Мастерс, опозоренный массовыми хищениями средств на строительстве Стены – на деле мелкой железной ограды – и фактом ее разрушения. – Садиться за стол переговоров с преступниками и самопровозглашенными Мессиями – значит признавать слабость. А если они посмеют выставить абсурдные требования? Я думаю, с кучкой жалких маргиналов наша армия справится. – Если никто из здесь сидящих не станет вооружать местную секту и способствовать укреплению ее бредовых теорий в умах жителях захваченных городов, – согласился Мануэль, дополняя речь взбешенного Министра в попытке дискредитировать его ситуативный союз с Маргулис. Впрочем, та никак не отреагировала на голословные обвинения и достала третью сигарету. Пепельницу принести было некому и пришлось уродовать и без того омерзительное место окурками на полу. – Я с удовольствием припомню каждому его ошибки в личной беседе, а пока продолжим. Какое это по счету условие? Курт, ты ведешь нумерацию? – не отрываясь от исписанного листа бумаги, Симмонс подсказал верное число. – Четвертое? Объединю с маленькими требованиями в таком случае. Хотелось бы получить от кандидатов детальную программу реформирования аппарата и углубление начатых мною полезных реформ. И, надеюсь, кто-нибудь из вас переименует улицы. – уловив скользнувшее во взглядах изумление, Кассиус мгновенно изменился в лице и наклонил голову набок, рассматривая собравшихся под новым углом. – Решите сами для себя – на кого вы хотите работать. На благо граждан или тварей, скрывающихся в названиях проспектов, кварталов и площадей. А теперь выполняю данное ранее обещание: поговорить по душам с каждым. Кто хочет быть первым? Наверное, начнем с тебя, Армандо. Понимая, что шанса может больше не представиться, Волкер перестал играть в вежливость и не стал уступать место даме, стремительно вскакивая и покорно кивая. Остальных попросили выйти подышать свежим воздухом на балконах и предупредили насчет карауливших входы и выходы журналистов с камерами. Попадание в объектив может дорого обойтись карьеристам. Маунтан пообещал не задерживать очередь, установив регламент в полтора-два часа для совещания. Все дружно согласились на выставленные условия и отправились гулять по коридорам. Виктория не собиралась пересекаться с кем-либо и тратить эмоциональные силы на выслушивания просьб и угроз, поэтому заранее избрала местом своего отдыха президентский кабинет. Мастерс проявил чудеса скрытности и исчез в полукруглой комнатушке, предназначенной для членов комитетов. Джеймс, в свою очередь, направился в буфет на поиски свежего кофе. Телефонов их лишили еще на стадии перевозки по Городу в неприметных автомобилях, поэтому скуку приходилось терпеть несколько часов. Перри была вынуждена провести пять с половиной часов в полном одиночестве за осмотром то ли подлинников, то ли репродукций итальянских живописцев, создающих нелепый контраст на фоне обшитых деревянными панелями стен. Библейские сюжеты Караваджо привлекли хозяйку клуба, однако демонические полотна с пляшущими под флейту черными козлами и Сатурном с окровавленными ошметками в бездонной пасти больше импонировали ее покалеченной душе. С неподдельным интересом она изучала плавные очертания линий, мастерски передающих все внутренние эмоции, выставленные напоказ или сокрытые от наблюдателей. Изумительная игра теней, подчеркивающая неестественные позы, в которых застыли жертвы кисти художника. Они буквально вырывали у зрителей сочувствие по отношению к согбенному Христу, изнывающему под беспощадными ударами хлыста. Все-таки картины могли охарактеризовать их владельца. И обрисовать мировосприятие. Можно ли в таком случае сказать, что они с Джозефом испытывают одинаковые чувства, жалея не распятого Христа, а попавшего в ловушку собственной жестокости Кроноса? Говорить о каком-то душевном равновесии, когда живешь на отшибе людского благородства, неуместно и глупо. Поэтому героями подсознания становятся кровожадные твари, пожирающие собственных детей и не испытывающих никакого раскаяния. Вдова перенеслась мыслями к совместным ночам, что оставили глубокий след в памяти и умирающем сердце. Если фанатика уничтожат, оно опустеет. Приятно жить с осознанием, что где-то там есть человек, который понимает ее состояние души и не притворяется другом. Который, возможно, способен полюбить или принять столь странную эмоцию без опасений потерять частичку себя. Но смерть поставит крест на проявлении нежности или фасадной любви. – Вижу, Вас совсем не огорчило такое долгое ожидание, – заполнивший вакуум тишины баритон с хрипотцой заставил гостью повернуться и встретиться с пристальным взглядом Всеотца. Когда-то его появление вызывало неприятный холодок по всему телу, но сейчас, после пережитых трагедий, она не собиралась подчиняться нестабильному организму. – Терпение всегда входило в перечень моих достоинств. Иначе я не просидел бы больше года в замкнутом пространстве размером с гроб без доступа к солнечным лучам и свежему воздуху. Зато с телевизором и местными потрясающими воображение репортажами. Вы неоднократно становились объектом целого эфира. Даже чаще, чем господин Волкер. Не знаете, по какой причине? – Виктория равнодушно пожала плечами и опустила глаза на подозрительную коробочку в руках диктатора. – О, это всего лишь Дюнкерк. Я не ожидал, что Дуайт сохранит всех моих питомцев, но был приятно удивлен. Думаете, данный факт сыграл ему на пользу? – старик установил террариум на специальном комоде рядом с жилищами таких же безобразных членистоногих. – Он пробыл со мной дольше всех и совсем захирел. Очень грустно терять преданных друзей. – постучав ногтем по пластиковой клетке, Кассиус пытался как-то расшевелить апатичного паука, но тот спрятался в соломенном домике. – Не знаю, сколько он еще проживет. Но Вам это вряд ли интересно. Ответьте, пожалуйста, на вопрос, который я задал каждому собеседнику – если бы Вам предоставили возможность изменить страну, с чего бы Вы начали? – И сколько человек, получивших этот вопрос, послало Вас к черту? – полюбопытствовала Перри, вызывая сначала недоумение на лице Президента, а затем широкую улыбку. – Вы необычайно молчаливо вели себя во время переговоров. Не возражали, не возмущались и нашли все мои условия приемлемыми. Или мне так показалось? – больше года назад она откровенно боялась этого могущественного человека, отправившего на верную смерть половину страны. Но сейчас он представлял скорее видимость неограниченной власти, манекен в царской короне. – Я успевал контролировать язык Вашего тела. Вас особенно взволновал пункт о террористах. Могу я узнать, почему? – Я знаю, что Вы сделали, господин Президент, – на мгновение ей показалось, что он побледнел и, дабы удержаться на подкашивающихся ногах, схватился рукой за край комода. Но выдержать хлесткий комментарий, возможно, не имеющий ничего общего с реальностью, наверняка было гораздо проще, чем провести годичное изгнание в четырех стенах. Быть может, Джозеф солгал? Но зачем? – Я имела честь побывать на Востоке и прочувствовать на себе царившее там отчаяние. Я помню, как сильно Вы любите патетические декламации и поэтому разговариваю, как в голливудских фильмах. Но знаете, в чем главное различие между нашими регионами? Той Стороной и Этой? В их непомерном стремлении к восстановлению справедливости. В их преклонении, разумеется, слепом, перед богоподобным лидером, не пропадающим бесследно. Не оставляющим паству в руках дилетантов, непрофессионалов, безумцев и идиотов. Которые способны нанимать киллеров и сносить людей вместе с палатками. И больше ничего. – Вы пообщались с господином Рокуэллом, я полагаю? Как поживает мой мальчик? – Маунтан с нескрываемым презрением выговорил ненавистное имя. Мародер в черной сутане повинен во всех бедах республиканского народа: он растормошил паранойю Кассиуса и лишил государство опытного военачальника вместе с половиной кабинета министров, он подорвал Ипподром, убив ни в чем неповинного Министра и десяток зрителей в придачу, он дестабилизировал страну и погрузил ее в хаос, привлекая внимание жадных до беззащитности международных партнеров. – Не думаю, что его версия будет отличаться от моей, если брать во внимание тот факт, что мы с ним оба выживали в тех ужасных условиях. Да, я убил товарища по оружию. Он мне не нравился. Был жестоким, неуправляемым и агрессивным. Обожал убивать, считал это своей главной целью в жизни, а не работой. Мы тянули жребий и выбор пал на Вашего прославленного Джозефа. Там его именуют святым отцом, пророком и Предвестником, но для меня он был парнем с наивным, я бы даже сказал примитивным пониманием мироустройства. Он тоже убивал и беспрекословно подчинялся, однако не был предназначен для военного ремесла. Аристократ с гордым взглядом и точеным профилем, верно? – Королева не позволила себе проявить слабость и улыбнуться, или любым другим способом высказать расположение к новоявленному любовнику. – Да, выбор пал на него. И я должен был убить мальчишку благородных кровей, уничтожить нечто красивое. Но взамен я вырвал распятие из пальцев ничтожного выродка, отмаливающего мерзкие грешки по ночам, и накинул ему на шею. Все думал, что же порвется раньше – деревянные бусинки или его поганая однострунная душа. Выяснилось, раньше четки делали по каким-то другим технологиям. Да, впоследствии нам пришлось вкусить человеческой плоти и обрести бессмертие, как говорил философ древности. – вздрогнув, Маргулис вспомнила сцену, отображенную на полотне Гойи. – Но я пережевывал свежее мясо вместе с ним. Поджаривал на костре вместе с ним. И всегда был рядом, не оставляя шокированного юнца ни на минуту. Его психика пошатнулась, это факт. Но я здесь не при чем! Не каждый в двадцатилетнем возрасте способен пережить такое и остаться в здравом уме. Но почему-то все обвиняют меня! В том, что я создал монстра! А я заботился о нем как о сыне! И что получил взамен благодарности? Пафосную фразу, что это моя вина и террор на моих землях! – обрывки полуседых волос вздыбились от негодования, глаза сверкали от ярости, разъедающей благие намерения и праведное сознание. – Так чем вы все лучше меня, лицемеры и ханжи? Считаете, я не жалею о том дне? Жалею! Лучше бы я прикончил вашего сектанта. Зато при мне осталась бы верная машина для убийства. Но я совершил ошибку. – История не принимает сослагательных наклонений, – морально вымотанная женщина закрыла глаза и вздохнула. Ей необходимо вырваться на свободу из этого удушливого места. Марк редко ошибался, но это был один из ярких примеров – Ратуша не для нее. – Забудьте. И живите с этим весь остаток жизни. Я устала от неразрывного порочного круга жестокости, выдаваемой мразью за отчаянные попытки выжить в Городе, который они сами испаскудили за годы продажности и бражничества. Спрашиваете, чтобы я изменила? Избавилась бы от гниющих сорняков, вопящих о своей полезности. Поверьте, тогда страна не просто вздохнет с облегчением, а все пресловутые улицы с демоническими наименованиями сами рухнут без подпитки. Если Вы уловили метафору, то должны остаться довольны моим предложением. – Не один нормальный избиратель не проголосует за такую абсурдную программу! – А Вы разве относитесь к этой касте и с Вами нужно говорить соответствующим языком? – Перри иронично вздернула бровь и достала последнюю сигарету из пачки. Раскуривать в кабинете верховного главнокомандующего она не собиралась, но жест вызвал недовольство старика, не разделявшего никотиновый кайф. – Я же сказала, как один из виновников распространения этой гнили, гордо называющей себя мессиями, гуру, добродетельными политиками и заботящимися о благе народа отцами, Вы просто не могли не оценить моего умения бравировать словами. Но, насколько я поняла, Вы больше ничего не контролируете, кроме языка моего тела? Очень жаль. Раньше Вы представляли более интересную фигуру, а оправдания бездействию и слепоте были убедительнее. Смените политтехнологов. – наконец, она извлекла зажигалку и прикурила. Этим эффектным жестом бескомпромиссная вдова поставила точку в многолетних отношениях с Отцом Нации. – Желаю поскорее определиться с преемником и уведомить весь мир о новом позоре. Я буду с нетерпением ждать Вашего решения. – наклонив голову в знак прощания, Маргулис легко развернулась на небольших каблуках и поспешила выйти из удушливого помещения с закрытым окном. – Дорогая, не торопись, – на середине пути Виктория угодила в продуманную ловушку из цепких пальцев, больно впившихся в запястье. Волкер караулил окончание ее непродолжительной беседы с самого начала и, блаженно улыбаясь, обещал ее продолжение на других условиях. – Последнее время ты стала такой отстраненной. Я понимаю, что переборщил с обвинением в смерти твоего брата, но он был дорог мне. Я не хотел, чтобы все так закончилось и неоднократно предупреждал тебя об этом. – Отпусти меня! – перейдя на приглушенное рычание, свойственное хозяйке общины лишь в миг несдерживаемой злости, она отдернула руку и выпрямилась. – Что ты от меня хочешь? Все, что у меня было, я тебе отдала и не попросила ничего взамен. – Ты еще не поделилась со мной своим огнем, – полушутливо-полусерьезно признался Арман и потянулся ладонью к раскрасневшейся в порыве негодования щеке. Ее передернуло. Лишь один человек мог прикоснуться к ней, вызывая одновременно желание и опасение, что все закончится слишком рано. Отпрянув, Королева взглянула на своего многовекового мучителя затравленным взглядом. – Да что с тобой происходит? Тебе нужна помощь…? – Нет! – резко оборвав псевдо-заботливую тираду неудавшегося Регента, Виктория ускорилась в направлении спасительного выхода, замурованного изнутри. Ей срочно нужно вернуть телефон и позвонить дожидавшемуся снаружи телохранителю, иначе она потеряет сознание. Возникшая преграда в виде Мастерса на секунду остановила бушующий поток мыслей, перебивающий друг друга. Голоса стихли. – Оставьте меня в покое! – Вы бледны. Вам помочь дойти до машины? – Черт возьми, если Вы станете Президентом или останетесь Секретарем, я буду сотрудничать с Вами! – едва не сорвавшись на отчаянный крик, Перри была готова обхватить Министра за плечи и короновать в соответствующей обстановке. Благоразумно удержавшись от безумных выходок, вдова ограничилась хлопком в ладоши. Это насторожило охранников, не получивших указаний насчет потенциальных беглецов. – Нет, серьезно, наберите меня, если появятся предложения. – Мисс Маргулис, возможно, Вам следует отдохнуть после такого выматывающего для всех нас дня, – находившийся неподалеку Деранжер со своей фирменной улыбкой, вызывающей вполне справедливое отвращение, получил в ответ на свои участливые замечания вид среднего пальца. – Я не совсем… – Пошел к черту. Ты и тебе подобные стервятники, прикрывающиеся фальшивыми ценностями, – отзеркалив его вымученную улыбку, испорченную опавшими уголками губ, женщина вырвала из рук шокированного охранника собственный телефон и приказала открыть дверь. Понимая, что не имеет права нарушать распоряжения Президента, он почему-то повиновался незнакомке. Створки распахнулись, вспышки кинокамер замельтешили в открывшемся пространстве, тысячи любопытных глаз устремились на первую фигуру, освобожденную из плена воскресшего Всеотца. Прорываясь сквозь плотное людское кольцо, оцепившее периметр Ратуши, Майкл растолкал навязчивых репортеров и наконец добрался до работодательницы, предложив ей руку. Виктория успела опустить черные очки на переносицу и выкурить половину сигареты, пока медленно шла через кордон полицейских и журналистов в скрывающих лицо масках. За ней пристально наблюдали четверо мужчин, явно недооценивших влияние супруги опального дипломата и неудавшегося революционера. Можно сказать, что больше всех был поражен Кассиус, в последнюю очередь рассчитывающий на полезность ферзя. В конце концов он выгнал остальных участников переговоров, пожелав удачи с интервью и вытекающими пиар-акциями. Пока смутившиеся претенденты отбивались от объективов, Королева, откинувшись на спинку автомобильного кресла, отстраненно смотрела на дорогу, уходившую за отталкивающе симметричное белое здание. В половине шестого она едва добралась до постели и рухнула на простыни в изнеможении. Несмотря на усталость, Перри проспала два часа и открыла глаза отнюдь не глубокой ночью. В сновидениях ее снова посещали инфернальные твари, дабы соблазнить бессмертием и похитить уязвимую душу. Ее привезли в старую родительскую двухэтажную квартиру неподалеку от центра Города, которую Маргулис часто использовала в качестве убежища. Если чувство вины становилось невыносимым, а проблемы и не думали растворяться под давлением здравого смысла и логических решений, то проще было переждать бурю в родных стенах, чем оставаться на залитом кровью поле боя. Она окончательно проснулась, когда обнаружила радостно завилявшего хвостом питбуля, кружившегося на ковре, и лежавший на другом конце кровати портрет, изображавший аристократичный профиль Майкла Перри, прославленного дипломата и тайную надежду всего республиканского сообщества на истинную демократию. Виктория неоднократно представляла, какой стала бы страна, если бы ее мужа не изгнали с позором. Умывшись, она привела себя в порядок и, погладив собаку, подобрала холст с намерением отнести в гостиную. Ей хватало семейных фотографий, расставленных матерью по всей квартире. При жизни та не отличалась особой сентиментальностью, но перед смертью не отказалась поместить даже застенчивое лицо Томаса в позолоченную рамку. – У Вас все хорошо? – в искажающем мраке надвигающейся ночи голос телохранителя приобрел тембр, свойственный настоящему Майклу, погибшему шестнадцать лет назад. Обернувшись, Королева встретилась со сверкнувшим в темноте взглядом и на мгновение усомнилась в реальности происходящего. – Вам что-нибудь нужно? – Ты привез собаку? – преданный зверь все еще не отходил от хозяйки, при этом храня великую тайну собственного появления в другом доме. – Ладно. Можешь лечь в любой комнате. Сегодня останемся здесь. – кивнув, Майкл предупредил, что собирается заснуть пораньше, но будет доступен в любую минуту. Ей самой не помешало бы расслабиться. – Я буду у себя. Мы никого не ждем и дверь не открываем. – вновь послушно качнув головой, телохранитель удалился, оставив дверь одной из отдаленных спален приоткрытой. Перри хотела предложить ему сыграть партию в нарды, но в итоге нащупала в кармане сумочки неизрасходованную пачку сигарет и вышла на балкон. Все произошедшее, предшествующее ее безмятежному наслаждению сигаретой, показалось каким-то безумным сном. На самом деле Президент не восставал из могилы, не собирал советы и переговорные группы, не пытался оправдаться за разрушение психики Джозефа. Имя последнего оставило странный привкус на языке. Может быть, никакого священника-террориста вообще не было. Все это – плод ее больного воображения, разыгравшейся фантазии? Точнее, он существовал, но она никогда с ним не встречалась, не проводила совместных ночей и не касалась огрубевшей щеки, перебирая пальцами всклоченные завитки разросшейся бороды. Прижав руку к лицу, Виктория протяжно вздохнула, мысленно признавая, что ей было бы лучше остаться на Востоке. Пусть и в компании умалишенного солдафона и лишенного эмоций Мессии. Всяко лучше, чем мерзостное общество шакалов с политическими амбициями и их периодически исчезающим Всеотцом. – Я же говорил, что Он жив, – голос, перебивший рой в подсознании, отдавал толикой насмешки и привычной нежности. Не снисходительной, а искренней. Развернувшись, Маргулис старалась не выдать удивления, невзирая на огромное количество вопросов. Как он попал в квартиру, если все жильцы ежемесячно платят за бдительных консьержек? Как пробрался мимо телохранителя, параллельно взломав огромную тяжелую дверь? Как зашел в ее комнату, не вызвав ожидаемого раздражения собаки, видевшей его всего раз в жизни? Что в принципе происходит? Очередная галлюцинация? – Это реальность. Но я по-прежнему не Король Баал. – усмехнувшись, Рокуэлл с нарочитой медлительностью отодвинул бежевые шторы и зашел на территорию балкона. Крест висел на шее, подскакивая при каждом шаге и стегая хозяина по ребрам. Остановившись где-то на середине, священник заложил ладони за спину, расправил плечи и вперил бесцветные глаза мертвенно-стального оттенка в молчавшую женщину. Сегодня ей не хотелось много говорить. – Полагаю, ты сложила пазл воедино и догадалась, что Майкл работал на меня? – Не буду врать – не сразу. В принципе, легенда была удачная. Родители умерли на Востоке, оставив бедного мальчика в депрессии и нужде. По этой причине нам тогда не понадобился навигатор и все прошло гладко на пропускном пункте. Но его брат, если они вообще родственники, работал на меня много лет. Неужели ты настолько сильно жаждал контролировать мои действия? – Брат не имел к моей секте никакого отношения. Мы завербовали Майкла, когда у него болели родители. Потом они действительно умерли и он окончательно замкнулся в себе. Я решил направить его в клуб, но с определенным условием – стать твоим хранителем. Сначала я беспокоился о товаре, но… в последний момент приоритеты изменились, – не зная, куда девать руки, не перебивающие четок в попытке успокоить нервы, он просто вытянул их по швам и замер в ожидании приговора. Стоит отметить, что пресловутый Антихрист подготовился к встрече: густую бороду, обрамлявшую все лицо, аккуратно укоротили до приемлемой длины, а вечно непослушные, всклоченные волосы наконец подрезали, освежив общий вид. Черную похоронную сутану сменили рубашка и штаны, любезно подаренные Эдемом во второй неофициальный визит гостя. Возникало ощущение, будто Отец Джо, прославленный террорист-смертник, готовился к свиданию, а не к судьбоносной встрече с виновником всех его бед. – Ты пришел ради меня? Или ради него? – ключевой вопрос. От него зависела дальнейшая жизнь двоих страдальцев, испытавших так много лишений, что потеряли всякую надежду на счастье и поганую любовь, которую оскорбляли в полупьяном и религиозном бреду. Джозеф не спешил с ответом, умышленно выдерживая паузу. Однако заблестевшие глаза не могли скрывать эмоций дольше, чем разум. Не удовлетворившись таким скромным душевным порывом, Виктория лишь покачала головой и подперла ладонью локоть той руки, в которой держала сигарету. – Да, молитвы у тебя получается читать гораздо лучше. – А ты стала больше курить? – едва не задохнувшись от возмущения, вдова почти выронила свой источник удовольствия, но вовремя оправилась от шока и закусила губу. Гнев плескался в темно-зеленых глазах, прожигавших невинного собеседника. – Что такое? Я думал, мы обмениваемся претензиями. – Иди ко мне, – все, что произнесла Виктория, при этом не расставаясь с дымившейся сигаретой. Было интересно наблюдать за тем, как еретик вальяжной походкой сократил расстояние между ними и, подняв руку, медленно провел ею по женскому лицу. То, чего ей так не хватало все эти дни. Свободной рукой Джозеф осторожно высвободил сигарету из чужих пальцев, чтобы сделать последнюю затяжку и избавиться от окурка. – Зато ты перестал мне сниться. – она лгала. И он это знал. – Очень жаль, – прошептал Рокуэлл, резко наклоняясь вперед и впиваясь в мягкие женские губы. Перри, будучи неподготовленной к внезапным телодвижениям, практически легла спиной на поручень и откинула голову назад, над двадцатиметровой бездной. Благоразумно подставив свой локоть под хрупкую шею, пастор таким образом ограждал женщину от опасности. Как галантно. – Ты так и не оставила идею прыгнуть вниз? – Только с тобой, – обхватив напряженную мужскую шею обеими руками, Королева потянулась к преступнику и прикусила его нижнюю губу до крови. Взбудораженный фанатик воспользовался ситуацией и проник языком в приоткрытый рот, пройдясь им по зубам в поисках ее собственного языка. Если бы он был таким же безумным, каким его изображали СМИ, то давно бы усадил ее на перила и, заставив обхватить свой изуродованный шрамами торс ногами, довел бы до грани болезненного удовольствия. Но нежность боролась с животным началом и побеждала. Избавив себя от рубашки, Пророк снова отвлекся на ее податливую шею. Не выдержав ощущения разгорячённого тела, электризующего подушечки пальцев, Маргулис не стала терпеть откровенных издевательств. Неспешно проведя ладонью по выпирающей ткани черных штанов, она сорвала приглушенный стон и усмехнулась, демонстрируя свои предпочтения. Этого было вполне достаточно, чтобы псевдо-монах осознал ошибку и сдвинулся с места, увлекая женщину в комнату. Пытаясь не задеть спиной балконную дверь с острыми деревянными краями, он все равно споткнулся – не по своей прихоти – и рухнул на мягкую постель, стоявшую неподалеку. Их души поглотила та самая исступленная страсть, дробящая ребра ради извлечения останков сердца. Какая глупость. Два взрослых человека, бредших по пути непринятых обществом одиночек, находят друг друга в несчастливом Городе и предаются мечтам о несуществующей любви. Абсурдная, переходящая все допустимые границы шутка. Она перенасыщена ложью. Тряхнув головой, Джозеф отгонял затуманившее рассудок наваждение, мешавшее ему потянуть молнию штанов и освободиться от нестерпимых мучений. Это выглядело еще комичнее. Не лишенная чувство юмора хозяйка Эдема могла бы запечатлеть эту сцену на память, но решила не испытывать пределов своего личного терпения. Низ живота сгорал в адском пламени, призывая к действиям. Двумя ловкими движениями она помогла мужчине высвободиться из ловушки, по иронии судьбы устроенной ей самой во время второго визита. Стянув ненавистные штаны и темное белье, Виктория прикусила кровоточащую губу и, не медля ни секунды, забралась сверху на подрагивающие мужские бедра. Поначалу Рокуэлл не двигался, привыкая к новым для себя ощущениям – в кратковременных интрижках с разными женщинами священнику еще не довелось прочувствовать их силу в полном масштабе – но затем успешно подстроился под заданный ритм и грозно рычал при каждом следующем толчке. Он осознал, что ей жизненно необходимо пребывать в этой бездне, приковывавшей к себе прочными цепями. Если Джо умел находить спокойствие в молитвах, то она просто впадала в отчаяние и резала зарубцовывающиеся вены. Поэтому, когда ритм сбился, скатываясь в отточенные, сценарные движения, Лжепророк резко поднял их обоих и, приняв сидячее положение, впился зубами в покрасневшую шею. Это подействовало. Перри застонала, обвивая крепкую спину руками, беспорядочно поглаживая старые и новые шрамы. Она была так близка к разрядке, что не обращала внимания на распятие, впивающееся в потную кожу груди. Преднамеренно сбавив темп, что вызвало прогнозируемый протест, Джозеф на мгновение отстранился и, взглянув в бездонные зрачки, расширившиеся от упоения, улыбнулся. В отместку она оставила легкий поцелуй над его бровью и, прогнувшись в спине, не позволила удовольствию растянуться хотя бы на еще одну спасительную минуту. Судорога взяла тело в плен и, почти вывернув наизнанку, освободила из капкана желаний. Пробудившееся сердце бешено колотилось, отдавая пульсацией в ушах. Повалившись на смявшиеся простыни, Рокуэлл усмехнулся сквозь бороду и, пройдясь губами по четко обрисовывавшимся следам от собственных укусов, без малейшего зазрения совести покрыл израненный участок кожи поцелуями. За окном показались очертания расплывающегося в сумерках полумесяца, чей свет проникал через неплотные шторы и слабо освещал комнату. Заключив в объятия уставшее, источающее тепло тело, пастор положил колючий подбородок на пульсирующую на шее венку и отсчитывал удары. Настоящая, нерушимая идиллия.Ратуша, улица Короля Баала.
Он встретил рассвет в полнейшем одиночестве. Сидя в неосвещенном кабинете, наполненным сплошными воспоминаниями, Маунтан следил за передвижением минутной стрелки на часах из вишневого дерева, стоявших между террариумами. Паукообразные жильцы отдыхали в соломе и домиках из паутины, вяло покачивая мохнатыми лапками. Казалось, Ратуша погрузилась в сон. Разумеется, не вечный, иначе государственная машина погибнет от истощения, а политиканы не упустят шанса разорвать беззащитную толпу на куски. И все закончится тотальным хаосом. Ради этого проводились выборы или менялись Конституции, устранялись опасные соперники или же более достойные претенденты возрождались из забытья. Значит, ему нужно выбрать преемника и стабилизировать обстановку в стране, подтачивающуюся кровососущими паразитами. Кассиус не мог определиться – в голове царил абсолютный хаос, мысли путались, раскалывая сознание. Неоднократно прохаживаясь по залитой ночным светом комнате, старик останавливался перед различными картинами, изображавшими казнь истинного пророка, и прикусывал губу в попытке проникнуть в мысли Божьего сына. Он доверял человечеству, но оно собственноручно выстлало ему дорогу на Голгофу. Тогда какой во всем этом смысл? Ближе к семи часам он наконец принял логичное, на его взгляд, решение. На протяжении ночных философских измышлений за ним приглядывали бесплотные призраки умерших знакомых. Как ни странно, диктатор узнал всех: опальные министры, преданные дипломаты, великие послы и, конечно, боевые товарищи. В углах притаились вьетконговцы с искаженными лицами, но спрятанные за их спинами ружья не пугали солдата. Он убил десятки таких, как они. И убьет еще сотни, если попадет в персональный Ад, окруженный знакомыми зелеными джунглями. Как же он скучал по войне, в которой всегда было предельно ясно – кто твой друг, а кто – враг. Однако став Президентом, он окунулся в море разврата, предательства, интриг, стяжательств и убийств во имя развлечений. Что было неприемлемо в среде профессиональных военных. И за все время работы лишь один человек оправдал все возложенные на него ожидания. Кивнув собравшимся вокруг гостям, Маунтан позвонил по телефону и попросил секретаря зайти в кабинет вместе с заранее приготовленным оборудованием. Установив камеру, мужчина снова прошелся по прямоугольной комнате и, просчитав все риски, поднял с кресла военную форму. В который раз отметив ее несоответствующую реальности чистоту и наличие отполированных до ослепительного блеска наград, Кассиус облачился в специальную одежду и поправил воротник. После этого он опустился в центральное кресло и включил записывающее устройство. Речь была продумана до мельчайших деталей, но имя оставалось переменной до самого конца. Или ему хотелось так думать. Свобода выбора, которую он притеснял все пятнадцать лет, настигла в самый неподходящий момент. Сложив морщинистые ладони перед собой, он вдохнул спертый кабинетный воздух и спокойным тоном произнес: – Дорогие республиканцы. Сегодняшнее обращение будет отличаться от предыдущих. Потому что от вас все это время скрывали правду. Чтобы уберечь от паники или, наоборот, погрузить страну в еще большую разрушу. Теперь это неважно. Я хочу, чтобы вы знали об этом и помнили, что правда побеждает всегда. Она найдет вас везде. Спустя один год. Или даже пятнадцать лет. Я не призываю вас быть честными людьми, так как это противоречит человеческой природе и нашим низменным инстинктам. Нет. Я лишь хочу дать вам надежду на завтрашний день. Надежду, которой вы лишились так давно и так надолго. Завтра я сложу с себя полномочия Президента и объявлю о досрочных выборах, которые пройдут летом. Я призываю вас голосовать с открытым сердцем и чистыми намерениями. Впервые я призываю вас поверить в систему, которая грабила и уничтожала вас, превращаясь в машину репрессий. Я призываю вас верить не потому что ее возможно сломать, а потому что ее можно изменить. И я знаю только одного кандидата, способного противостоять этой бездумной машине. Королева Сердец нашей Республики. Виктория Перри-Маргулис. Жена известного дипломата и в прошлом моего хорошего друга – Майкла Перри. Единственная представительница оппозиции, продержавшаяся в моей системе дольше, чем любой расхваленный либерал или самоотверженный приверженец маунтанизма. Помните об этом, когда поставите галочку в списке, предрешающем судьбу всего государства. Проголосуйте за достойного кандидата, который обратит вас в свою веру. Покончив с выступлением, Магистр передал копию временному помощнику с просьбой отдать национальным и местным каналам, а затем попросил оставить его одного. Прикрыв глаза, Отец Нации почему-то улыбнулся и, подойдя к комоду, открыл прозрачные террариумы. Пауки никак не отреагировали на бесцеремонное вторжение и продолжили копошиться в опилках. Дюнкерк, медленно умирающий, подполз к открывшемуся пространству и оказался на влажной хозяйской руке. Кассиус выпустил его на стол, изучая флегматичного друга причудливой расцветки. Им обоим так и не удалось найти тех, кто бы смог понять их или хотя бы принять. Горько усмехнувшись, Белый Лебедь – так его прозвали в годы Революций из-за фамилии – извлек из ящика стола пистолет и, повертев в руках, поморщился. Скольких людей он отправил на тот свет? Никто не подсчитывал. Даже в годы правления журналисты игнорировали факт военного прошлого нового правителя. В сущности, какая разница? Задушил он кого-то крестом или выстрелил в упор? Важно, как много бюджетов он позволил распилить на личные нужды, а кровавые реки пусть остаются биографам. Повторяем: если Ваша фамилия и фамилии Ваших близких находятся в этом списке, Вам следует обратиться на горячую линию… Фраза, изменившая все. Подтолкнувшая на переворот, ставшая причиной гибели невинных людей, перечеркнувшая все тайные и явные начинания. Маунтаны. Фамилия прозвучала в прямом эфире, мелькнула в списке и разбила все надежды на счастливую семейную жизнь. Тогда он стал машиной для убийств, сопутствующей бессмертной системе. Он убил бывшего Президента, всех его приспешников и устроил настоящую кровавую Революцию с вытекающей имитационной демократией. А потом превратился в убогого тирана и потерял весь контроль над аппаратом, который сконструировал. Это твоя вина. Последние слова юного Рокуэлла, сказанные перед их расставанием. Они пошли своими дорогами, так ни разу не пересекавшимися. Какая жалость. Он бы смог убедить мальчика в обратном. Хотя перед ним бы уже стоял мужчина с извращенным разумом, помнивший о той жестокой расправе над солдатом. И плевать, что тот хотел убить будущего террориста и сожрать первым. По волчьим законам могли жить и собаки. Вспомнив о преданных животных с глубоким, проникновенным взглядом, Кассиус отстраненно улыбнулся и критически осмотрел пистолет. Не стоило доверять демонам, являвшимся в образе несчастных и обездоленных жертв войны. Теперь в одном из кресел, расположенных напротив центрального стола, сидел незнакомый мужчина с заостренными маленькими рогами, придерживающими золотую корону на деформированном черепе. Он сидел, закинув ногу и ногу, иронически улыбаясь религиозным сюжетам на стенах. Одними плотно сжатыми губами тварь повторяла фразу: "это твоя вина", растягивая мелодичные гласные. Черты его гротескно изуродованного лица чем-то напоминали вечно презрительного Фабиана Новака, похороненного безжалостной западной бюрократией и паранойей. – Да, это моя вина, – согласившись с демоническим хозяином улицы, Маунтан приставил дуло к виску и, не раздумывая, нажал на спусковой крючок . Раздавшийся выстрел привлек внимание помощников, оставшихся за главными дверьми по указанию Всеотца. Ворвавшись в кабинет, они отпрянули в ужасе: валявшийся в луже собственной крови Президент еще дергался, пока по его пробитому черепу ползала омерзительная лапчатая тварь.