Тигр, тигр, жгучий страх, Ты горишь в ночных лесах. Чей бессмертный взор любя, Создал страшного тебя? Уильям Блейк.
Администрация Волкера, улица Короля Асмодея. *
Когда обезумевший Всеотец распределял демонические имена по карте проклятого Города, его не покинуло нездоровое чувство юмора, в результате которого администрация советника была названа в честь могущественной твари с царским венцом. Таких привилегированных мест всего девять. Немногие могли похвастаться столь сильными покровителями. Немногие соответствовал их инфернальной сущности. Волкер считал себя достойным. Поэтому добивался этой должности, избавляясь от конкурентов, потенциальных врагов и снисходительных вышестоящих. До сих пор никто не сумел пошатнуть крепких позиций Кардинала, преемника почившего лидера страны и предполагаемого наследника полуразрушенного царства. Увлекшись игрой в Средневековье, он начал ассоциировать себя с опытным интриганом Ришелье и беспринципным Мазарини. Какая разница, в каком веке они живут теперь, если правила не изменились? Либо ты пожираешь этот никчемный уязвимый электорат, либо этим занимается кто-то более ретивый, не обремененный моралью. Народ Республики за пятнадцать лет научился подчиняться любому кровавому диктатору с достаточно примитивной риторикой. Необаятельно внушать к себе любовь. Опыт показал, что страх, липкий и бессознательный, инъекционно вкачиваемый в дрожащие венки, эффективнее, чем собрания на площади и признания во взаимных высоких чувствах. К черту плохую игру в доброго патриарха. Настали времена поразительной искренности. Нероны и Калигулы покажутся величайшими деятелями своей эпохи по сравнению с террором, который Арман собирается устроить при восшествии в президентский кабинет. Грядет конец непокорных, трусливых, жеманных, бесполезных приживальщиков и приспособленцев. Останутся лишь одни из самых преданных сторонников, не перечивших, не пререкающихся, не подставляющих. Иные будут публично наказаны и отправлены в отдаленные округа для общественно полезных работ. На благо Отечества может трудиться любой желающий зарабатывать на пустой казне. Реформы уже галопировали в воспаленном мозгу будущего правителя. Полезные, узкопрофильные, даже опасные для определенных олигархических кругов. Их безоблачная эксплуатационная жизнь не могла длиться вечно. При смене власти необходимо менять подход. Особенно тем, кто отчаянно жаждет остаться у скудной кормушки. Так называемые региональные элиты жаловались на всю вертикаль, сконструированную бережной рукой Маунтана. Они еще не подозревали, какой змей обитал неподалеку и готовился выскользнуть из норы при первой возможности. Мануэль знал себе цену. Сея хаос и разрушения повсюду, он выжидал. Пока его не позовут, пока не взмолятся о его пришествии, не возопят и не покроют голову пеплом в попытке все исправить. Но будет слишком поздно. Змеи беспощадны. У них совершенно атрофированы такие ненужные чувства, как любовь, сочувствие и милосердие. Остается сплошное хладнокровие как внутри, так и снаружи. Отныне все невидящие насмешники будут пресмыкаться перед ним. Протирать полы приемной своими коленями и надрывать голоса в отчаянной мольбе вмешаться и отдать им хоть один неприбыльный денежный поток. Распределить сферы влияния по-новому. Отдать старым друзьям гораздо больше, отобрав у старых врагов. Почувствовать себя на вершине мира. Создать династию, жизнеспособную, долговечную и фундаментальную. Как у римских императоров. Как у американских президентов. Столько невообразимых идей вихрем кружились в мыслях. Долго он ждал шанса их реализовать. С ним не соглашались. Над ним откровенно потешались. Или же не принимали в расчет, именуя глупым, несведущим мальчишкой без опыта в политике. Но где эти паразитирующие на государственном организме нахлебники? Где полезные реформаторы с портфелем необыкновенных доктрин и концепций? Племя низкопробных торгашей вымученными истинами, проданным под эгидой демократии на перенасыщенном рынке. От таких воротило. Испытывая неподдельное презрение к бюрократам и прочей штампованной сволочи, Волкер пообещал себе избавиться от этого поганого засилья и водрузить на Парламент тоталитарный флаг. В общем-то, назвать вещи своими именами. Режим Маунтана не мог претендовать на тотальный контроль над жизнями граждан – в этом заключалась главная ошибка Всеотца. Он чересчур много позволял пресловутой оппозиции в лице Виктории, поощрял свободомыслие прозорливых арлекинов, маскирующихся под душевнобольных шутов, и полностью игнорировал набухающий гнойник на Востоке, состоящий из душевнобольных героев с гранатами и словом Божием. При нем, великом Кардинале, такого рассадника скверны больше не будет. Республика на пороге радикальных перемен. Либеральные выродки будут истреблены с величайшим почетом. А зарвавшиеся маргиналы – изгнаны проповедовать на задворки жизни. Мятежников приравняют к мракобесам и будут поставлять в Верховный Трибунал как сгнивший товар по себестоимости. Воцарятся долгожданный мир и покой для рабочих классов. Верхушка, развращенная безнаказанностью и беззаконием, окажется закованной в цепи абсолютизма. Выпрямившись перед зеркалом, Арман тщательно продумывал каждый свой последующий шаг, долженствующий привести к победе. Он давно приучил себя, что людям нельзя дарить опасное право выбора. Лучше держать их в крепких тисках иллюзорной свободы слова. Но опасайтесь их агитационной чуши про равенство! Стоит на секунду прислушаться к блеянию страждущих, как в законодательстве начинают появляться статьи, облегчающие существование неимущим, слабым и бездарным. Так меньшинство прогибается под агрессивное большинство. Не успеешь достать из реестра нужную сумму, как выстроится очередь и протянет руку в надежде получить прибыль за свои извечные завывания. Иногда их никчемность можно было направить в нужное русло – в особо крупных стадах непризнанных мучеников попадались истые фанатики. За деньги они были готовы поверить в нового Мессию и возвестить всему свету о его политическом пришествии. Но злоупотреблять чужим лизоблюдством не стоит. Иначе рискуете заполучить друзей-предателей, готовых распять вас на собственных грехах. Унизительная перспектива. Морщась от отвращения, Регент поправил черный классический галстук и пригладил волосы. Все должно быть идеальным. Последний штрих – триумфальная полуулыбка, – была натянута в самом начале. Перед выходом на сцену он оттряхнул темный пиджак от несуществующих пылинок, дабы полностью вжиться в роль профессионального управленца. Противники утверждают, что у него мало опыта, что при нем страна окончательно распадется и перейдет под контроль Запада. Но в том нет его вины. За порядок в государстве отвечали секретарь Мастерс, а за внешнюю политику – смутьянка Виктория Маргулис. Такую версию преподнесут СМИ из пула Волкера. Чудесные получатся заголовки. "Спрашивайте у престарелого пиромана и гордой чемпионки по обладанию самого большого количества уголовных дел". Статьи за государственную измену ждут своего часа, чтобы подвести обвиняемых к смертному приговору. И этим людям вы доверились? Разумеется, граждане не виновны в случившемся. Им скормили приукрашенную ложью мозаику и велели собрать из фрагментов трагическое слово идиоты. Однако не расстраивайтесь прежде выборов. Пару лишних процентов и общая социальная ответственность помогут спасти державу от деспотичных самодуров и зарвавшихся тиранов. Голосуйте с умом! Продумывая слоганы предполагаемой избирательной кампании, Советник закусил губу в легкой усмешке и расправил плечи. Прищурившись от полоски яркого света, проникающей через малое оконце в самом углу небольшой комнаты, Волкер счел это за благоприятный знак. Журналисты, бумагомаратели, эксперты и пресловутые оценщики истории расселись по стульям через одного и терпеливо ожидали второго пришествия великого интригана. Их пригласили заранее, оформив красивые бейджики с гордой надписью "пресса" или "гость". На самом деле в их услугах уже никто не нуждался, но необходимо завернуть уже принятое решение в обертку общественного мнения – иначе говоря, создать иллюзию заинтересованности в чужом разрешении. Странно, что народ избрал своими глашатаями до невозможности скучных, унылых провинциалов, заработавших на пропагандистских статейках и парочки убогих заказных панегириков. Они с умным видом дают советы опытным политическим псам, поправляя очки на переносице и неодобрительно чмокая жирными губами. Скривившись от отвращения, Арман внезапно осознал, что таковых тут добрая половина импровизированного зала. Тряхнув головой по старой привычке, Волкер обвел всех присутствующих отрешенным взглядом, отмечая недостаток каждого. Кроме абсолютно лишенных таланта писак в помещении заседали несколько пресловутых сторонников, разместившихся позади трибуны. Джеймс закинул ногу на ногу и исподлобья наблюдал за мельтешением оператора, настраивающего оборудование. Ему можно доверять? Девятнадцать лет назад он добровольно подал в отставку с поста секретаря и не стал объяснять причины ухода. Что с ним могло произойти за такой долгий срок? Чьи интересы он отстаивает теперь? Рядом с ним, поджав ноги под сиденье, устроился неудавшийся министр обороны, однажды выступивший на стороне Своры, а точнее – ставший жертвой чужих козней и потерявший всякое уважение. Его вечно трясущиеся пальцы мяли клочок бумаги. Такому можно доверить любой секрет, он предаст не от избытка напрочь отсутствующего честолюбия, а скорее из-за банальной веры в лучшее предложение. Но их усмирить не так сложно. Как и большинство здесь сидящих. Проблемы всегда исходят от женщин. Если не брать в расчет своенравную Перри с ее извечным нытьем по поводу клуба, то самым опасным соперником остается Кэйт Шантел со своей вежливой улыбкой-оскалом и поползновениями на территориальную целостность целого государства. С профессиональными шакалами следовало держать себя осторожно. – Иначе половину Республики ты обменяешь за бесценок на свою паршивую демократию, – без фальшивой любезности не обойтись, но мысли пока никто читать не научился. Облизнув красные губы, приобретшие кровавый оттенок в предвкушении славной речи, Кардинал подошел ближе к трибуне и положил ладони на шершавую поверхность. – Я готов выступить. – прокашлявшись, мужчина поправил микрофоны с некоторой агрессивностью. Ему не терпелось начать. Обратить парадигму в пепел, конъюнктуру – в руины, а сограждан – в рабов. – Спасибо, что пришли. – на этот раз он обращался к почтенной публике, жадно прильнувшей к деревянному помосту. – Эти тяжелые времена коронавируса и политического кризиса застали нас врасплох, да? Мы были на грани. Но преодолели трудности. Единым фронтом. Мы выстояли. Как и всегда. Вы ведь помните те страшные времена, когда мы жили в печальном неведении? В постоянной тревоге? Даже без тени надежды на завтрашний день. У нас не было ни Президента, ни нормального Парламента. Одно сплошное разочарование. И вереница добропорядочных политиков-проходимцев, едва ли помнящих точное количество своих заграничных паспортов и вилл. Но мы пережили и это. – когда речь тщательно продумывалась и выверялась под тусклым освещением утопающего в сероватых бликах полумесяца, Мануэль изначально собирался намекнуть на себя. Благодаря ему на столах по-прежнему дымилось свежее мясо с овощами, а счета за электричество не превышали нормы полугодичной давности. Но самовосхваления пришлось отложить. – Сейчас мы стоим на пороге новой катастрофы. Президент скончался. Парламент распущен. Слуги народа бездействуют. Все катится к черту, если говорить прямо. – раздалось пару неуместных смешков. – Но нам обещали исправить ситуацию при помощи выборов. Кстати, они уже через три недели. Но все погрузились в апатию, в странное политическое оцепенение. Никто не вывешивает кричащие билборды, нет того хваленого духа соперничества и поразительно безвкусных лозунгов. Нарративы иссякли, на экранах пустота. Так ответьте на вопрос: нужны ли нам эти выборы? И что мы выбираем теперь? Достойного кандидата? Великого лидера? Спасителя? Мессию? – вдохнув спертый воздух, желая вырваться к заветной прохладе, Регент размял затекшую шею. – Зачем этот бюрократический ад, этот бессмысленный карнавал бюллетеней? Вы все равно не верите в изменения! Поносите всю систему, ненавидите плутократию, охлократию и прочую кратию. Так зачем обманывать себя? И заведомо толкать себя в круговорот лицемерия? – выдержав паузу, Советник вгляделся в их лица и отметил долгожданное непонимание. Долго же они прикидывались всезнающими. – Я собрал вас не для того, чтобы объявить о своем участии в выборах. Я предлагаю вовсе отменить их. – по залу пронесся неуверенный ропот шокированных слушателей. Кто-то поднял руку, надеясь хотя бы получить право задать вопрос. Первой среди них неизменно оставалась Сандра Эмис. – Разве Маунтан не считал меня преемником? Не возлагал надежды на то, что я возглавлю Республику? Они не подозревали, что все происходящее – шоу, театр теней и иллюзий. Отвлекающий маневр для более грандиозного действия. Финал, достойный этого Города и его отпрысков. – Зачем вверять судьбу хрупкого государства очередному закомплексованному садисту? Верить монотонным обещаниям, в сущности ничего не стоящим? Надеяться на изменения? К лучшему, к худшему. Вы готовы снова терпеть это? Готовы приносить себя в жертву безумным идеям? Или идти на поводу у откровенных дилетантов, окруженных прожженными алчными циниками? На их руках больше крови, чем у российских спецслужб. Потому что им плевать, кого грабить. Вы же платите. – сочувственно пожав плечами, Арман готов был выдавить патетичную слезинку. – Но… вы знаете меня. Я никогда не совершал подобных проступков и не собираюсь. Я знаю, что страна под названием Республика способна стать великой снова! – извини, старина Трамп, в этом месте должно быть нечто пафосное. – Мы не живем в эпоху маунтанизма. Наш секретарь ошибся. Его, как и всех нас, ввели в заблуждение красноречивые пустословы. Не верьте им! Не-нет, и еще раз – нет! – перейдя на исступленный крик, Волкер забылся. Темные волосы разметались по лбу, но глаза остались такими же ясными, светящимися в предвкушении победы. – Верьте мне. Я точно понимаю, чего хочу. Новой жизни. Новой эры. Нового будущего! И я готов вам его дать. И я был готов к этому всегда. – наклонившись над кафедрой, он уперся в нее вспотевшими ладонями, но простоял так недолго. – Я не буду давать пустых обещаний. Мы все устали от них. Но я знаю, что только под моим руководством страна будет очищена от террористов, боевиков, преступников, предателей и врагов. Виновники будут наказаны. Угроза минует. И мы будем жить в мире. Ведь мы так долго его ждали. Правда? Наивные созидатели. Не понимают простой истины – жизнь не изменится. Не станет лучше. И не выпустит из цепких объятий страдания. Все повторится заново. Слоган может быть другим, но по сути фабула останется той же. Прискорбно. Они сидели тут, не подозревая о близости смерти. И конец для них ровным счетом ничего не значит. Они думают, что перед ними Президент мира. Миротворец. Но почему тогда небо громыхает, а грозы все нет? Почему люди бегут по улицам в панике, показывая куда-то наверх, однако стихийных бедствий не наблюдалось? Армагеддон наступил. Но представляет собой не явление безудержной фантазии, а разрывающую тишину реальность. Скоро они ощутят ее отголоски.Граница Той Стороны и Этой.
Их неожиданно остановили на пропускном пункте. Заявили о неполадках с документами и ушли в ночь. Джозеф старался не подавать виду, держась прямо и отстраненно от всего уродства мира. Лишь скованные напряжением мышцы и вздувшиеся вены свидетельствовали о нервозе. Глупо было бы закончить свой земной путь на отшибе поганого округа без названия, под пулями псов Республики. Тряхнув головой, он отогнал нежелательные фаталистические мысли и откинулся на спинку кресла в попытке расслабиться. Позади сидел безмолвный страж, готовый пожертвовать жизнью во имя Отца. На его плотно сжатых челюстях бродили желваки. Фанатик просчитывал варианты, пытался всмотреться в гнетущий ночной мрак, но безуспешно. Их задержали перед жалким шлагбаумом и велели не трогаться с места. Ожидание убивало. А разлука причиняла боль хуже раны. Стоило связаться с Майклом и узнать о состоянии Виктории, но он боялся скомпрометировать Королеву или навести на нее подозрение в контактах с террористическими организациями. Как все сложно и неопределенно. Еще вчера Рокуэлла волновала лишь собственная паства, взращённая на эгоизме и нарциссизме, а сегодня он переживает тяжелые мучения из-за невозможности быть рядом с Перри, с женщиной, которую любишь. Резко распахнув глаза, священник вдохнул слишком много воздуха и закашлялся. Любовь. Какое опрометчивое слово он подобрал. Мог бы сказать привязанность или влечение плоти. Он крайне редко находил время для секса и просто решил развеяться. Нет. Господь наградил его сердцем, дабы он планомерно терял по частичке, а не позволял ему биться в унисон с чьим-то другим. Никто из них не собирался погружаться в безудержную страсть, навеянную болезненной ночью. Но потом эмоции пересилили. И кратковременная утешающая связь переросла в несокрушимое чувство с рафинированной заботой. Каждую секунду он машинально тянулся к телефону, думая написать сообщение или получить оное. Пальцы дрожали, невольно вспоминая ощущение горячей кожи, отзывчивой, источающей приятные ароматы, покрывающейся мурашками. Сглотнув слюну, Джо постарался выбросить навязчивые образы из головы. У него хватает проблем. Но по неизвестной причине к неконтролируемой эмоции симпатии (так он утешал себя, отказываясь от страшного слова "любовь") примешалось желание заботиться. Кто бы мог подумать, что за полмесяца можно так сильно раствориться в другом человеке. Без остатка. – Поделись своими дальнейшими планами. Что ты собираешься делать теперь? – однажды она задала этот вопрос, намекая на их отношения. А он, идиот, начал разглагольствовать о промысле Божьем и природе мести. Ударив кулаком по рулю, Джозеф сцепил зубы и повернулся назад. Ему не здесь нужно быть. Лучше вжать акселератор до предела и вырулить из этой схлопывающейся ловушки. Он должен находиться рядом с ней. Прямо сейчас. Громкий стук по стеклу заставил вздрогнуть. Поморщившись от направленного в лицо фонарика, Рокуэлл не отвернулся. Его попросили выйти из автомобиля. Красноречиво взглянув через плечо на молчавшего соратника, монах сжал четки в руке и, не совершая резких движений, открыл переднюю дверцу, чтобы предстать перед своим судьей в пограничной форме. Тот хищнически ухмыльнулся, отчего его обрисовывавшиеся скулы более отчетливо контрастировали на фоне слегка выдающейся челюсти. – Вы – тот самый Пророк? – ровным тоном поинтересовался пограничник, глядя в расширенные от света зрачки священнослужителя. Тот выпрямился и выпустил из побледневшей ладони крест. – Отвечайте на вопрос. Вы – Пророк? – И предстал Иисус перед правителем. И спросил Его правитель: Ты Царь Иудейский? Иисус ему ответил: ты говоришь, – не теряя привычного самообладания, Отец в упор смотрел на недоброго вестника. – Таков мой ответ. ** – Я получил приказ задержать Вас как только Вы покинете территорию Протекторов, но Вам как-то удалось незаметно проскользнуть через этот захолустный пункт. При помощи одного старого ублюдка из ОБСЕ. Мы все знаем, господин Рокуэлл, – изучая документы и лицо стоявшего перед ним арестанта, мужчина тихо посмеивался. – Мы его нашли и допросили. А теперь обнаружили Вас. Удачный день. За спиной раздались шаги. Не оборачиваясь, лидер секты мысленно сосчитал количество людей, окруживших автомобиль злополучной организации. Двое. Как неосмотрительно. Дилетанты. Или излишне самоуверенны. Но ввязываться в драку бессмысленно. Его уже не успеют отвезти в тюрьму, а убивать явно не собирались. Задняя дверь машины приоткрылась, выпуская татуированного сектанта наружу. Он прижимал руку к подмышке, нащупывая пистолет прямо на оперативной кобуре, выжидая приказа. – Не надо, сын мой, – опередив насторожившегося телохранителя, следовавшего за ним всюду, Джозеф покачал головой. – Бог не даст забрать меня. Не сегодня. – Ваш друг? – насмешливо осведомился офицер, принадлежащий к корпусу Протекторов. – Или же подчиненный? Знаете, я не верю в дружбу, Отец Джо. Она такая бесполезная. Тянет нас всех на дно, верно? – пересчитывая бусинки четок, Пророк старался не обращать внимания на шакала в форме. Тот факт, что один оказался в заложниках у другого автоматически не делало их двумя хорошими собеседниками. – Я всегда утверждал, что деловые отношения куда лучше. Но многие люди считали меня другом и понятия не имели, как сильно ошибались. – гаденькая улыбка не сходила со смоченных, облизываемых губ. – Бог дал – Бог взял, верно, святой отец? Так, кажется, Вы всегда говорили во время проповедей? – он хотел дружески похлопать священника по плечу, но тот предупреждающе насупился. – Хотите раскрою секрет? Вы – мой идол, падре! Иуда Искариот твой идол, позорная тварь. Такие собственноручно прибьют тебя к кресту… – Садитесь в машину, – голос, прорвавшийся сквозь завесу размышлений, вырвал из красочных фантазий. – Я никуда не повезу Вас ночью, хотя мне дали четкий приказ. В лесах опасно. Посидим в салоне, подождем утра и решим, что нам делать. Вы согласны? Последний вопрос был сугубо риторическим. Сжав деревянный крест, Рокуэлл не стал проявлять характер и спокойно последовал за конвоем. Лишь на середине пути он запнулся и развернулся к непроницаемой лесистой полоски. Вокруг стояла мертвая, гнетущая тишина, не считая мерного гудения мотора. Но там, на заросшей тропинке, виднелась высокая фигура, в чью голову вросла плетеная корона. За ним наблюдают и злорадствуют, получая неимоверное удовольствие. Отец встрепенулся, не решаясь пошевелиться. Грядет нечто ужасное. Галлюцинации участились. Игра воображения перешагнула рубеж.Больница Принца Вассаго.
Каждый день он заходил в палату неудавшегося градоначальника с желанием получить плохую или хорошую новость. На столах и тумбочках накапливались букеты уродливых цветов от весьма угодливых поклонников. С отвращением расталкивая громоздкие букеты и венки – противников у нынешнего городского управляющего было вполне достаточно – Рэйлан пробирался к постели и наблюдал за избавленным от эмоций лицом. Медсестры пожимали плечами при расспросах и рекомендовали уповать на молитвы. Раздражаясь еще больше, Догвелл прогонял их с криками. К черту пошлые фантазии нереализованных распределителей капельниц. Бог не поможет в этой ситуации. Да и ни в какой другой тоже. Пустая трата времени и сил. Он множество раз одергивал своих религиозных товарищей, зазывающих на проповеди по четным дням и нечетным. Вздор и вымысел для бездарностей, неспособных к рациональному мышлению. Сжимая зубы от злости, он проклинал место, в котором родился. Наполненное безысходной фантасмагорией, плодящей сплошных баранов на заклание. – Такова жизнь, Себастьян, – присаживаясь на скрипучий стульчик возле койки, шеф полиции не хотел скатываться к предсказуемым драматическим монологам, но выдержать соблазн тяжело. Особенно в безрезультатных поисках истины. – Веришь в Господа, вот как ты например, и сразу же сближаешься с ним. Интересно, ты с ним виделся? Что он тебе сказал? – поддавшись вперед, Рэйлан приблизился к больному. – Может, у тебя даже ответы на главные вопросы есть? Или ты тоже не желаешь делиться догмами? – фыркнув, мужчина скатился со стула и опустился на холодный кафельный пол на колени. – Неужели там жизнь настолько проще и лучше, что ты решил остаться? И больше возвращаться не собираешься? Загудевший в кармане формы телефон вынудил дернуться и осторожно взглянуть на экран. Нет. Божественного провидения не случилось. Если бы ему позвонил Гудвин, то можно было сразу заказывать соседнюю палату, но пока перед глазами маячил незнакомый номер. Поднеся трубку к уху, Рэйлан недовольно прикрикнул. Они были правы – Город убивает все светлые чувства. Ты остаешься с печальным стремлением вечно быть первым или же медленно разлагаешься где-то на фоне апокалиптических пейзажей. Все вокруг постепенно сходят с ума и перестают отличать правду от вымысла. Впрочем, от дома почти ничем не отличается. Только там люди привыкли к такому существованию и не задают лишних вопросов. – Что? – от образа уравновешенного, выдержанного блюстителя закона не осталось и следа. Рука сжала железные кроватные перила, позволяя мгновенно подскочить на окрепшие ноги и мерить комнатку шагами в лихорадочном круговом беге. – Каким образом? Где? – получив ответы, он приглушенно застонал и согнулся. – Ладно, я попытаюсь разузнать. Может, удастся все уладить. Держите меня в курсе. – проведя по красной кнопке, он сдавил смартфон и, закусив губу, повернулся к прикрепленному к стене телевизору с горящим экраном. К счастью, звук был выключен, иначе ему бы пришлось выслушивать порцию бредовых идей пресловутого Кардинала в прямом эфире. – И зачем тебе телевизор в палате? – Чтобы лучше слышать пение продажных птиц, из-за которых он здесь лежит, – не оборачиваясь к вошедшему незнакомцу, Догвелл несколько секунд переваривал услышанное. Пистолеты ведь всегда при нем – опасаться нечего. Плавно развернувшись, он, к своему удивлению, обнаружил не вооруженный отряд крамольников, а всего лишь жертву недавней аварии, причинившей всей городской власти столько проблем. – Вы помните меня? – Мэтт Раф, глава СБР, – бросив оценивающий взгляд на агента, явно оправившегося после всего пережитого, Рэйлан нахмурил брови. Город снова затягивал в пучину интриг и хитросплетений. – Я думал, Вы мертвы. – К сожалению, нет. Это избавило бы меня от многих проблем и обязательств, – прокашлявшись, Мэттью поправил синий галстук и кивнул сам себе. Несмотря на сносный внешний вид, на лице виднелись мелкие порезы и едва заметные гематомы. – Мне нужна Ваша помощь. Я дал Гудвину обещание сохранить жизнь одному человеку. – У меня хреновые предчувствия, Мэтти. Ты бы мог пообещать мне кое-что? – Себастьян не стал вынимать сигарету изо рта, маскируя таким образом волнение. Трясущиеся руки были спрятаны в карманы. – Можешь приглядеть за Викторией? – Послушай, это ведь бесполезно. Ты же понимаешь, что она тебя не… – Я не об этом тебя спрашиваю! – резко оборвав друга, Гудвин недовольно зарычал. – Я тебя о советах не просил. Лишь о помощи. Ты согласен? – Я знаю, кто Вы такой, Рэйлан, и на кого работаете, – полицейский напрягся, исподлобья смотря на предполагаемого врага. Но тот не двигался, не предпринимал попыток задержать или превысить полномочия. – Должен признать, информацию о Вас получить было гораздо сложнее, чем о ком-либо в Республике. Но я все о Вас знаю. И так получилось, что наши интересы совпали. – И что Вы от меня хотите в таком случае? – можно быстро достать оружие и застрелить ублюдка, а потом оформить протокол, сославшись на попытку предумышленного убийства градоначальника. Но зачем? Ведь он сам отпустил этого человека пару недель назад. – Я не собираюсь Вас арестовывать, – мастерски предугадав намерения нервного шефа полиции, Раф поднял обе руки вверх в знак перемирия. – Мне нужна Ваша помощь. Я получил сведения о том, что в Республике готовится ряд масштабных терактов. Я объясню все по дороге, но мы вряд ли успеем, если Вы будете держать меня под прицелом. – заметив колебания на бледном лице служителя порядка, глава службы безопасности сделал шаг вперед. – Я не лгу. Это в наших общих интересах. – опустив голову, Догвелл раздумывал над предложением, а в сущности – фактом. На его счету столько убийств, почему бы не обновить список? – Знаете, Себастьян всегда восхищался римским императором Нероном. Считал его образцом трагикомедии. Он как-то был сильно пьян и сказал мне, что считает себя его карнацией. Теперь я понял, о чем он говорил – перед смертью и после нее они оба доставили миру столько проблем. Но в итоге объединили человечество. – Он еще не мертв, – понимая, что подражает недавним возмущениям Маргулис, Рэйлан осекся и втянул воздух через расширившиеся ноздри. – Но уже доставляет мне хлопоты. Будь проклят… – внезапно стихнув, мужчина понял, что больше не должен скрываться под маской неверующего циника. – Господь да благословит твою душу, лже-Нерон. – подхватив со спинки стульчика сумку, Догвелл устремился к выходу, сдержав порыв подтолкнуть агента плечом. Вместе они поспешили выйти на свежий воздух, чтобы сбросить мрачные оковы, сулящие смерть в клинике, названной в честь опасного демонического принца. Оба ситуативных союзника даже не обернулись, когда в отдаленном коридоре раздался крик испуганной медсестры, увидевшей открытые глаза коматозного. Гудвин обожал комедиантство. Воистину, эта шутка была самой удачной за всю его карьеру.Клуб Эдем, улица Маркиза Набериуса.
Кто бы мог подумать, что в доверие к асам так легко втереться. Судьба несчастного калеки, всеми покинутого и обманутого родственниками, напоминала Маркусу собственную жизнь до общины и антиправительственных заговоров. Именно Салливан стал поручителем Боунса в организации, введя в узкий круг приближенных Королевы и подарив право носить именное оружие. А потом все закончилось печально, но предсказуемо: измена, казнь, фальшивая скорбь и забытье. Ларри не отличался словоохотливостью или высоким интеллектом, но точно не задавал вопросов и не осуждал. Хотя бы за эти качества можно было поднять стакан с виски и отхлебнуть немного. Вряд ли стоит осушать всю емкость ради трусливого предателя. Поэтому он ограничился рюмкой и тут же поставил ее на поднос официанта, дабы тот отмыл ее от следов непрошеного сочувствия. Какая разница? Все равно половина товарищей мертва, а вторая – находится в разладе из-за выборов. Королева либо победит, либо будет сожрана Волкеровскими прихвостнями. Он анализировал положение клуба и его роль в готовящейся политической игре. Перспектива весьма сомнительная. Открыв окна на проветривание, адвокат вышел на балкон и всмотрелся в Ратушу, чей белый силуэт мелькал на фоне кристально голубого неба. Погода, умеренно теплая, почему-то внушала беспокойство. Странное предчувствие подкрадывающихся изменений. Хороших или плохих – неизвестно. Бесконечно близких и кратковременно далеких. Время останавливается. И все вокруг двигается в замедленном режиме. Возникает ощущение, будто ничего не происходит. Стабильная стагнация. Тотальная вялость. Всеохватывающее безразличие разливается по венам. Сердце автоматически перекачивает отравленную кровь. Тело становилось непригодным. Разум атрофировался. Рационализм опошлили до уровня релятивизма. Личное мнение не котируется, в нем не нуждаются даже региональные СМИ. – Снова предаешься скучным размышлениям о прошлом? Или будущем? – вошедший в кабинет Воннегут по-хозяйски разместился на своем любимом месте и открыл крышку ноутбука. – Что на этот раз? Самобичевание в условиях наступающего кризиса? Или самолюбование в преддверии освободившегося кресла руководителя клуба? – поймав неодобрительный взгляд Консультанта, Сет положил обе ноги на стол и рассмеялся. – Что? Я просчитываю все варианты. И лично думаю, что так должен поступать любой уважающий себя бизнесмен. – До сих пор не понимаю, зачем Виктория вызвала тебя сюда. Кажется, американское общество тоскует по тебе, – достав очередную сигарету, Марк откинулся на кожаном кресле и прикоснулся пальцами ко лбу. – Не думаешь вернуться? – В эпоху коронавируса? Мне уже звонили из посольства и предлагали эвакуировать, но я все еще здесь. Как и ты, – улыбнувшись, финансист помахал перед собой руками, отгоняя едкий дым. – Видишь, у каждого свои обязанности. И не стоит ими пренебрегать. Особенно, если это сулит выгоду. Ты же адвокат, обязан улавливать такие вещи. – У меня весь день дурное предчувствие. Как будто что-то должно неминуемо произойти. И я не понимаю, что именно. У тебя такое бывало? – На бирже – каждый день. Но дурное предчувствие нельзя монетизировать, – тяжко вздохнув, Салливан уперся ладонями в стол и наклонил голову, рассматривая зарвавшегося казначея. – Ты ждал другого ответа от брокера? Не разочаровывай меня, Марк. Иначе буду весь день причитать о том, как скучаю по Томасу. – Повелитель, – деликатно постучав в дверь, служащий Эдема просунул голову в отверстие. – Вас хочет увидеть господин Гастин. Можно его пропустить? – утвердительно кивнув, Маркус открыл глаза и поднялся на ноги, приветствуя недавно покинувшего их товарища. Похоронив сразу двух сыновей на площади Короля Пеймона во время уличных беспорядков и полицейского террора с примесью животной беспощадности, он едва выстоял после таких испытаний. Не всякий смог бы взять отпуск на пару недель, а затем вернуться обратно с натянутой улыбкой и готовностью вновь обслуживать привередливых участников. Возможно, ему просто некуда больше идти. Жена ведь умерла восемь лет назад, а дети оставались единственным светочем жизни. Но Город пожрал и их. Подобно мотыльку, он стремился к источнику света и неумолимо заслонял его изорванными крыльями, впитывая, поглощая. В таких случаях остаются депрессия и трудоголизм. Два столпа. – Рад видеть тебя на рабочем месте. Готов приступать к своим обязанностям? – сочувствие давно не котировалось в стенах общины. Они похоронили слишком много людей, чтобы теперь плакать и стенать. – Ты готов? – Разумеется, любому необходим небольшой отдых, – подмигнув в своей типичной манере, Хиггинс, увы, так и не смог убедить стоявшего напротив законника. В напомаженных черных усах проглядывалась пара серебристых волосинок, а в глазах стояла неимоверная вселенская печаль. Он постарел на пару десятков лет, пока переживал личную трагедию прерванного рода. – К слову, внизу произошел, если так можно выразиться, легкий конфликт между господином Доланом и Данбаром. – Что они опять не поделили? – привратник неопределенно пожал плечами, отстраняясь от всех склок. Застонав от негодования, Консультант прошелся верхним рядом зубов по нижней губе, не переставая часто моргать. – Ладно. Я спущусь и попытаюсь разобраться. Останешься здесь, Сет? – У тебя своя работа, у меня – своя, – потянувшись к пульту, Воннегут включил телевизор, увидел напыщенное лицо декламирующего Волкера, поморщился и переключил на музыкальные хиты девяностых. – Я тут немного расслаблюсь. Попытаюсь ощутить дурное предчувствие. Поправив растрепавшиеся темные волосы, Салливан отправился на нижний этаж, где собралась группа опытных вестников из противоборствующих лагерей. Неоднократные стычки еще ни разу не переходили в драку – священные обеты клуба соблюдались при любых раскладах, – особенно после публичной казни Лоуренса. Однако это не мешало бывшим полицейским, агентам службы безопасности, отставным военным и резервистам, распределившимся по двум группам, искать лишний повод спровоцировать другую сторону. Сейчас, в центральном зале, сцепились лидеры подразделений, не поделивших охраняемую территорию. Точнее, Илай, с дробовиком на плечах, возвышался над вальяжно расположившимся на диване Кларком и угрожал схватиться за оружие. Тот, в свою очередь, демонстративно громко смеялся над историями порноактрисы, не сумевшей вернуться обратно в индустрию из-за бушующего в стране коронавируса. Рядом, закинув ногу на ногу, сидела сестра мексиканского наркобарона, регулярно оплачивающего счета из Эдема. – Я задаю вопрос в последний раз: почему твои люди были там? – прорычал палач, раздражаясь с каждой секундой. Руки непроизвольно тянулись к прикладу. Глупо было бы нарушить законы, за которые казнишь самолично. – Послушай, не усугубляй, – протянул Долан, откидывая одну руку с плеч актрисы и поворачивая голову к напряженному солдату. – Я лично хлопнул Гровера и получил право на его имущество с прилегающими бонусами. У тебя с эти какие-то проблемы? – Да. Когда мы распределяли зоны контроля… – Зоны-шмоны. Мой друг, все изменилось. Пандемия, глобальный кризис, падение ВВП, простой в Голливуде. Кому какое дело? – вытянув ноги, бывший офицер принял из рук порнозвезды всю бутылку виски и одну пачку сигарет. – Это называется экспроприация, дружок. Если не нравятся мои методы, напиши жалобу на имя Виктории или передай дело в суд. Я должен нанять юриста? Господин Курц, не согласитесь представлять мои интересы? – Дети, прошу, не впутывайте меня в свои сомнительные истории, – порекомендовал ветеран не без тайного удовольствия от представившегося зрелища. Вытащив дымившуюся трубку изо рта, он с толикой философии подмигнул соучастнице мексиканского картеля. – И не шумите. Музыку не слышно. Оценив обстановку, Маркус вынес многообещающий приговор – некритическая. Между двумя неудавшимися союзниками периодически вспыхивали разногласия на пустом месте. За четверть века ситуация не дошла до точки кипения ни разу. Вероятно, карантин негативно повлиял даже на природных затворников, молчунов и балагуров. Спустившись по ступенькам, адвокат окинул всех пронзительным, тяжелым взглядом и поджал губы. Собравшиеся псы мгновенно притихли и, опустив голову, разошлись по углам. Только потенциальные соперники остались в той же позе. – Господин Салливан, у нас возникли серьезные проблемы, – несмотря на неспешный шаг, эдемовец был встревожен и специально понизил голос. Подойдя к лидеру вплотную, он продолжил: – Вэнса не пустили на пресс-конференцию Волкера. Задержали на входе и увезли. Я послал за ними своего человека, но результатов пока нет. – Гектор, лично проследи за этим. Мне начинает казаться, что здесь какой-то заговор, – перейдя на шепот, Консультант не изменился в лице – лишь заросший бородой подбородок слегка подрагивал. – И мы не знаем, кто в нем участвует. – кивнув, вестник заторопился в свою комнату за оружием и ключами. – Эй вы, двое. – ментально почувствовав угрозу, Илай сделал шаг в сторону, но Долан не проявил должного уважения к старшим. – Мы держим одного из вас только из сожаления по поводу судьбы разлагающегося полицейского департамента Республики и нефункционального верховенства права. Второго организация содержит из сочувствия к бывшим солдатам, почти не получившим медицинскую и психологическую помощь после участия в военных действиях. Мы сердобольны. Но если хотите что-то получить – нужно что-то дать взамен. До выборов в вас еще будет смысл. Но потом…? Кларк хотел возмутиться, уже поднял зажатую в пальцах сигарету, но Салливан осадил его одним движением, после чего развернулся в направлении лестницы. На третьем этаже пустовало мало комнат, но одна из них, отмеченная цифрой двадцать пять, приводила в отчаяние. Открыв дверь, мужчина зашел внутрь и поморщился от ударившего по глазам солнечного света. Окна закрыли, но шторы остались раздвинутыми до предела, являя великолепную панораму гниющего града с периодическими кровавыми ливнями и воплями политических проституток под окнами. Как раз одна из них выступала по всем национальным каналам с пафосным спичем. Из-за таких, как он, Эдем потерял лучших представителей общины. Поглядев на опустевшую постель без покрывала, окруженную навечно умолкнувшей аппаратурой, Маркус устало вздохнул и облокотился на стул, который служим ему пристанищем во время всех застольных бесед с калекой. – Марки-Марки! – ворвавшийся в помещение человек держал в руках небольшой сосуд весьма причудливой формы. Остановившись с ним в центре, Господин Никто закружился в легком танце и в конце концов протянул урну главному асу. – Я так скучал по тебе. Извини, не мог выбраться… из библиотеки… ждал Апокалипсиса. Переносил важные письменные тексты в электронные. Так утомительно. – Это Вуди? – глупый вопрос. Очевидно, что не Лоуренс – его труп закопали глубоко в лесу, даже не пометив место захоронения. К предателям снисхождения не проявляли. – Мы хотели сделать это с Викторией, но она занята. Не окажешь услугу? – полубезумный писатель усмехнулся, будто готовился к подобному событию всю свою жизнь. – Пойдем на балкон. Он точно заслужил чего-то большего, чем скучное пребывание на тумбочке, согласен? – оба эдемовца выбрались наружу и облокотились на железные перила. Отсюда открывался вид на центральный вход и частичку продолговатой улицы, зажатой в тиски убогих серых строений. Непропорциональных, тусклых и совершенно одинаковых. – Что же, прощайте, профессор Ксавьер. Желаю удачного пути в вечность. – прикурив сигарету, Салливан одновременно высыпал содержимое урны вниз, дабы не гиперболизировать трагичность момента. – Ну вот и все. – Хорошо, что ветер попутный, иначе весь прах осел бы на наших стражниках, – не поняв смысла высказывания, Консультант зажал сигарету в зубах и, упершись ладонями в шершавый поручень, взглянул вниз. Там, на небольшом расстоянии от парковочных мест, сцепились двое командиров, копивших злобу с момента сотрудничества. – Псы войны. Они же предвестники Апокалипсиса. – Идиоты! – наклонившись над перилами, Маркус собирался отдать приказ, но промелькнувшая в небе черная точка заставила резко отдернуть руки и поднять голову наверх. Багровые тона как нельзя лучше дополняли картину вечности. Дальше все потонуло в яркой вспышке.Центральное кладбище имени Герцога Буне.
Это невозможно. Восемнадцать лет назад врачи поставили четкий диагноз – непроходимость. И ничего нельзя было сделать. Лучшие клиники мира предлагали различные методы и операции, но тщетно. Майкл смирился с тем фактом, что род Перри прервется на нем, впрочем, как и она – в отношении своего клана. Все равно от ее семьи не осталось ничего. Мама, единственная, кто был заинтересован в здоровых наследниках, умерла гораздо раньше спонтанной свадьбы. Отец принадлежал к касте низкопробных торгашей и плодил больше детей в год, чем национальный банк выпускал валюты. Вряд ли он нуждался во внуках, дополняющих длинный список родичей, на которых всем на самом деле плевать. Поэтому с неизбежностью судьбы все смирились. Тема преемников горечи, порожденных одиночеством, навсегда закрылась в браке. Возможно, вдова не чувствовала той особенной связи с погибшим супругом именно из-за отсутствия наследников. Или же пыталась оправдать холодность по отношению к опальному дипломату. Какая разница? С Волкером все было иначе. Их жутчайший мезальянс поверг бы ее пропитанную аристократизмом мать в сценический шок. Конечно, с условием игнорирования того момента, что она сама избрала спутником жизни сына фальшивомонетчика, проигравшего целое состояние в казино. Формально обедневшие дворяне ничуть не хуже переживших чистку аристократов, но по сравнению с благоверным матери, в чьи обязанности негласно входил психологический прессинг, Армандо казался небесным посланцем с нимбом над головой. Так что осуждать чужой выбор не приходилось. Да и в живых не осталось никого, кто бы мог читать нотации. Жаль. Всех бы несказанно обрадовала новость о положении Виктории, считавшейся бесплодной – сколько она натерпелась издевательств от Волкера, часто намекавшего на пустующий трон. Интересно, будет ли он шокирован так же, как она утром, при появлении двух полосок на купленном тесте. У нее раньше были подозрения: тошнота по утрам, жуткая сонливость и боли в пояснице наряду с головокружением. Лучше бы это были галлюцинации или призраки прошлого, навещающие во снах. С ними меньше проблем. Мама пришла бы в дикий восторг, выдаваемый легкой полуулыбкой и снисходительным кивком в знак благодарности. Видела бы она потенциального отца. Проповедник-террорист, держащий в страхе половину мира и уповающий на мстительных богов, в которых даже не верит. Лучшая партия для стареющей оппозиционерки без вразумительных целей жизни. Решившейся на сороковых годах существования на бренной, истлевшей планете обзавестись потомством. Ее мнения не спрашивали – организм не потрудился, но отдал остатки энергии на сохранение рода. Зато отец с хорошей родословной, невзирая на грубое звучание фамилии. Английские эмигранты, почему-то променявшие Туманный Альбион на Мрачную Бесперспективность. Видимо, настолько прониклись обстановкой, что поголовно шли на всевозможные войны. Вспомнив о фотографии, хранящейся внутри кошелька, Виктория откинулась на спинку машинного сидения и неспешно достала ее, поднося к свету. С архивного снимка на нее смотрел мужчина в преклонном возрасте с тяжелым взглядом из-под нахмуренных кустистых бровей, скрывающий твердую линию подбородка под волнистой бородой. Что-то в чертах незнакомого представителя рода Рокуэллов напоминало Джозефа. Непроизвольно положив руку на слегка выпуклый живот, Маргулис вовремя спохватилась и тут же переложила ее на массивный череп собаки, сидевший рядом на сидении. Игнорируя полные обеспокоенности взгляды Майкла, Королева облизывала пересохшие губы и зачем-то пыталась вспомнить первоначальную цель приезда на кладбище. Увидев положительный результат теста, она испугалась, заметалась по комнате, потом схватилась за поводок и выбежала в коридор, не отвечая на вопросы изумленного телохранителя. Тот попытался успокоить ее, даже потянулся к дрожавшему плечу, но взамен получил выговор и приказ немедленно завести автомобиль. И вот они катались по наполовину заполненному Городу, то вливаясь в поток машин, то обходя их по безлюдным улицам. В конце концов они свернули на дорогу, окруженную по сторонам крестами и склепами. – Останови здесь, – издали приметив каменные готические крестоцветы, высившиеся над всеми сооружениями, хозяйка клуба внезапно захотела потревожить покой мертвецов. Одному склепу была присуща умеренная вычурность, балансирующая на грани утонченности и нелепости. И кто в современно мире будет хоронить родственников в гробнице? – Последи за Диогеном. Я хотела бы повидать кое-кого. – Майкл пристально изучал ее бледное, осунувшееся лицо, едва ли скрывающие нездоровый цвет за легкими слоями пудры. Разозлившись от такого досмотра, она эффектно развернулась, позволяя полам тренча взметнуться ввысь и удариться об икры. – Зачем я согласилась приютить у себя чертового сектанта? – достав непримечательный ключик из целой связки, Перри открыла массивные кованые ворота и зашла внутрь. На нее повеяло влажностью, умиротворением и смертью. Пройдясь вдоль запертых ниш, оккупированных давно ссохшимися костями, женщина остановилась в углу. Разговаривать с пустотой – опасная привычка. Но обращаться к умершей матери – апогей всего абсурда. Поэтому она присела на сырой камень и огляделась. Томаса похоронили неподалеку – его жестокий отец, кичащийся родовитостью, не сумел позаботиться о сохранности фамильного склепа, – последнего достояния местной аристократии. Тем лучше. Том ненавидел отца, не особо любил мать и чуждался общества. В затхлом, недосягаемом для солнца помещении ему и место. Только сейчас осознав, что она все еще держит в руке старую фотографию, Виктория улыбнулась и положила ее обратно в кошелек, одновременно извлекая из сумочки телефон и сигареты. Тут нельзя было курить, но правила для собственников условны. Вдохнув божественный сизый дым, вдова ощутила тошноту. Замечательно. Теперь ее лишили никотинового кайфа. Оставалось лишь бросить пить и облачиться в монашеские одеяния унылых адептов морали. Как иронично. Из-за холода ее пальцы дрожали. Съежившись, она плотнее укуталась в легкую ткань и набрала номер той, чей голос хотела услышать больше всего. – Алло… Мелисса? – задрожав сильнее, Маргулис приложила ледяную ладонь к горячему лбу. У нее поднялась температура, или зловещая обстановка склепа уже сулила муки адского пекла? – Я… извини за беспокойство… ты не знаешь, где Джоз… – опомнившись, Перри отвела телефон от уха, имитируя помехи. Прождав несколько секунд, она вернулась к беседе: – Господин Рокуэлл на месте? – Дорогая, у тебя все в порядке? Твой голос… послушай, у нас тут небольшие проблемы. Я хотела бы поговорить, но здесь что-то происходить… – связь действительно пропадала. Мертвецы в ней не особо нуждались. – Я могу перезвонить тебе позже? Мы здесь одни. Никто не приезжал… Выронив смартфон, Королева закрыла лицо руками. Так она просидела больше двадцати минут, пока донесшийся до атрофировавшегося слуха вой не разнесся под каменными сводами. Собака поминала умершего хозяина с особым отчаянием. Как ни странно, они с Томом дополняли друг друга. Черные твари, лишенные крыльев, но сохранившие память о них в своих глубоких глазах размытых оттенков. Очнувшись от неприятного оцепенения, Виктория осознала, что почти сидела на могилах. И сливалась с мертвецами. Подавив очередной приступ тошноты, она вырвалась из цепких лап смерти и, согнувшись от неприятных ощущений, выблевала часть скудного завтрака в кусты. Мерзость. Подошедший к ней Майкл загородил яркое солнце, беспощадно хлеставшее лучами по глазам. В кулаке он зажал кожаный поводок, удерживающий взволнованного питбуля с навострившимися ушами. Вопреки всем ожиданиям, вместо успокаивающих прикосновений к подрагивающим плечам хранитель протянул ей заранее подготовленную бутылку воды. В тот момент Маргулис искренне ненавидела Джозефа. Не за произошедшее – с этим можно уже смириться и проигнорировать на данном этапе – а за исчезновение. Без предупреждения, без попытки выйти на связь или подать условный сигнал бедствия. Но в голове мгновенно возникали сцены их совместных ночей. Нежная улыбка, едва выделяющаяся на фоне густой бороды, блеск восхищения в расширенных зрачках, бессмысленный полушепот, бусинки четок, впивающиеся в кожу, лунная ночь на развалинах города, миллионы невинных жертв. Придя в себя, вдова быстро опустошила бутылку и вдохнула спертый жаркий воздух. – Значит, это правда? – осторожно поинтересовался телохранитель, пристально глядя на усталое лицо работодательницы. По-прежнему красивое, пусть и утомленное бесконечными страданиями. – Что – правда? – Тогда приведены были к Нему дети, чтобы Он возложил на них руки и помолился, – выпустив из рук поводок, фанатик неожиданно рухнул на колени и, схватив Королеву за ладонь, приложил к своему горячему лбу. – Я знал, что наступит день, когда зверь пойдет в погибель. Когда Мессия обретет новую оболочку… ибо еще немного, и Грядущий придет и не умедлит, ибо надлежит ему царствовать, доколе низложит всех врагов под ноги Свои… – переходя на невнятное бормотание, хранитель сбивался, перескакивал на разные стихи, но не останавливался. – Сам Господь сойдет с неба… тогда явится знамение Сына Человеческого на небе, и тогда… *** – Прошу тебя, поднимись… – не понимая, как действовать в подобных нестандартных ситуациях, Виктория панически озиралась по сторонам в надежде на помощь. Но ответил ей лишь громкий, разрывающий ушные перепонки звук двигателя. Над ними стремительно пронеслась пара черных точек, растворившихся в кучевых облаках. – Диоген… что случилось? – заняв защитную стойку, пес замер на месте, неотрывно глядя на приближающийся автомобиль, заехавший колесами на невысокий холм. – Что там такое?Ратуша, улица Короля Баала.
Правительства менялись, политики исчезали, реформаторы сдавались, революционеры уходили в бездну истории, основной курс менялся каждый день, но неизменным оставался только Дуайт Мастерс, государственный секретарь Республики. Он пережил аристократические чистки, заняв серьезный пост в министерстве сапожников, а затем получив влияние над Президентом. Именно он убедил его впустить протестующих в Ратушу и попытаться провести переговоры. На деле же – он заманил его в ловушку и продал инсургентам за половину цены. Не потому что хотел должность в высшем совете или кабинете министров – просто Резерфорд постепенно сходил с ума. Теряясь в параноидальных мыслях и навязчивых идеях, лидер страны начал творить страшные вещи. Его не покидало стремление погрузить государство в хаос и избавиться от всех конкурентов. При том неоспоримом факте, что на пустую корону никто не претендовал. Однако с годами мертвецов не могли сосчитать. Бесследно пропадали и свои, и чужие. Люди волновались, противники шептались по оппозиционным бункерам, сторонники опасливо пожимали плечами, понимая, что завтра их могут казнить по прихоти полубезумного психопата. Бремя власти погубило неплохого человека. Пять лет просидев в окружении белоснежных стен, красочной лжи и пленительных фантазий, Верджил справедливо заключил, что не хочет уходить на покой. Он нам только снится, Дуайт. К сожалению, план оказался провальным. Нельзя ведь совмещать долгожительство диктатора и неадекватные наклонности садизма. Балансировать он не умел. Кидаясь из крайности в крайность, неудавшийся Отец Нации потерял друзей, приобрел врагов и окончательно распрощался с остатками здравого смысла. Бедный старик. Рискнул взять бразды правления после временного правительства с умеренными ориентирами. Весь мир был на грани разрухи: Союз распался, формировались новые блоки и союзы, предложения сыпались со всех сторон, ООН активно включилась в игру. Очевидно, надобность в нафталиновых идиотах с консервативными взглядами и нелепыми манерами бонвиванов отпала. Альтернативу нашли. Ей стал амбициозный провинциал, ненавидевший высокородные семьи, касту неприкасаемых и безнаказанных. Изначально решение выкосить половину родословных отнесли на счет дешевых популистских лозунгов. Но реальность вышла за границу изящных политических интриг. Став свидетелем по крайней мере двух переворотов, одного удавшегося и второго сорванного, Премьер-министр поверил в возможность изменений. Но точно не в каденцию Волкера. Кассиус ошибся, делая ставку на честолюбивого мальчишку с задатками серийного маньяка, а не лидера, способного войти в историю под знаком величия. Беспринципный, жестокий, готовый пойти на любые жертвы во имя мнимой величавости. Фигляр в царских одеяниях, грандиозный сибарит с сохранившимися животными инстинктами. Неудивительно, что в кулуарах его побаивались. Вот их хваленая смелость! Сотрудничество, партнерство, взаимопомощь! Современный слоган. Для будущих Мессий депутатского пошиба сойдет. Мастерса раздражала вся эта кутерьма. Его тоже нельзя было назвать образцовым слугой народа – на счету крупные коррупционные скандалы и возможное обвинение в уничтожении экономики в период коронавируса, – но он по-прежнему считал себя хорошим человеком. Со своими специфическими понятиями чести. Вспомнив, что в этой аксиоме был свято уверен лишь один персонаж личной трагедии Дуайта – его горячо любимая супруга, не познавшая ни любви, не привязанности со стороны секретаря, он разозлился. И она еще смела утверждать, что у него получится вытащить страну из кризиса или принять целый ряд важнейший реформ? Вещи, в которых она совершенно не разбиралась, казались ей такими незатейным и примитивными. Будто сесть и набросать постановления кабинета министров – тоже самое, что кататься на велосипеде. И в этом заключался ее едва заметный шарм. Грустно улыбнувшись, Мастерс зашторил крупное окно в президентском кабинете и вернулся к массивному столу. Быть может, светлая память о доброй, незатейливой Сьюзан побудила его присоединиться к Виктории, дабы разорвать порочный круг бесцельного безделия. Это будет его третья революция. Прекрасно. Но так страшно. Любая из них может закончиться плачевно для него. На плаху чаще отправляют не провокаторов, а зачинщиков. Скривившись от неподобающих пессимистических мыслей, мужчина подошел к стоявшему сзади комоду из красного дерева и взглянул на террариумы с мерзкими существами. Покинутые хозяином, они все равно жили дальше, копошась в соломе и паутине. Только одна из тварей валялась на спине со скрюченными лапками и не двигалась. Дюнкерк. Любимый паук Всеотца, проведший год в заточении вместе с ним. Символично, что два добровольных изгнанника погибли. С разницей в пару дней. Постучав ногтями по стеклу, министр лишний раз удостоверился, что членистоногое больше не сдвинется с места. Почему-то именно в тот момент это не показалось ни забавным, ни печальным. Скорее предостерегающим. Вздохнув, Дуайт отогнал мрачные предчувствия и взял в руки планшет. Там он на протяжении нескольких часов изучал новости в Телеграм каналах. Объективности крайне мало. Заголовки пестрели проплаченными текстовыми наборами, сулящими успех Волкера. Ибо тот за пару лет (пятнадцать, если быть точными) из Регента превратился в претендента на венец. Раз пал король – изменники в чести. ***** Ухмыльнувшись, политик отказался воспринимать информацию о пресс-конференции Волкера. Вопли умирающего тюленя, не более. Скоро его ухмыляющаяся рожа украсит праздничный стол в честь победы первой женщины-Президента. Задержав палец на иконке с изображенной на ней белыми клавишами пианино, Мастерс заколебался. Он скачал это приложение очень давно, так ни разу и не открыв. Научиться играть его заставил консервативный отец, веривший, что музыкальное образование обеспечит хорошее будущее. В итоге он ошибся. Но это не мешало секретарю долго разыгрывать известные партии для умирающей от рака супруги. Ей нравилось слушать грустную мелодию и смеяться. Будто смерть не наложила отпечаток на их дом и унылое семейное счастье. Нажав на клавишу, подавленный вдовец так удивился исторгнувшемуся звуку, что даже опешил и тупо уставился на анимированную картинку. – Прошу прощения! – постучавшись, генеральный прокурор не стал ждать разрешения и открыл скрипучую дверь, чтобы войти внутрь и положить стопку бумаг на подлокотник кресла. – Я долго выуживал компромат на этих ублюдков. И накопал много чего интересного. Хотите узнать сейчас или Вас оставить? – Это уже не актуально, Хьюго, – спрятав экран планшета под чехол, Дуайт медленно обернулся и покачал головой. – Скажи мне, ты когда-нибудь был мной недоволен? Считал, что я поступаю неправильно? – Вы обратились не по адресу. Я не могу считаться оплотом моральных устоев. Но мое мнение о себе Вы знаете. Вы заботились обо мне с самого детства. Помогли преодолеть мои страхи и дали работу, несмотря на отсутствие образования. И Вы навсегда избавили меня от отца-тирана. Но я потерян для общества как человек. – не испытывая особого разочарования по этому поводу, он облокотился на кресло и слегка отставил одну ногу назад. – Я пережил насилие. После такого не становишься прежним. Мой отец… – Не хочу вспоминать об этом, – резко оборвал Мастерс, выпрямляясь и прищуриваясь. – Он был редкостной мразью, издевающейся над ребенком. Знал бы раньше – лично выстрелил бы ему в лицо. Но зато у него хватило наглости попросить меня стать твоим крестным отцом. Дабы отвести все подозрения. Он хорошо играл роль любящего отца. – Он получил по заслугам. Остальное меня не касается. Но к чему такой сентиментализм? Вы не вспоминали об этой трагичной истории много лет. Мы так старательно скрывали правду от СМИ, подтасовывали факты и ликвидировали любое упоминание о нем, что вспоминать глупо. Почему сейчас? – Возможно, ты прав. Сегодня у меня меланхолическое настроение. И ужасная головная боль. Я лягу пораньше, а ты возвращайся в офис и постарайся накопать побольше материала на нашего горячо любимого Джеймса. И пробей по нашим связям в посольствах подробный компромат на Кэйт Шантел. Хочу знать, как она стала официальным представителем Западного блока. – Значит, мы все-таки будем сотрудничать с госпожой Маргулис? – приподняв бровь, Санденс не стал дожидаться ответов на риторический вопрос и ограничился ухмылкой. – Мне это нравится. Перспективнее, чем карьерист-шизофреник. – Будь осторожен, Хьюго. Ты оскорбляешь всех карьеристов и шизофреников. А еще забываешь о том, что я – пироман, а ты был неоднократно растлен собственным отцом и его дружками. Так можем ли мы осуждать порывы Волкера? – прокурор хмыкнул, принимая воззрение за догму. – Послушай. Можешь мне кое-что пообещать? – перед тем, как отпустить Смотрящего, Мастерс не стал юлить и затягивать время, дабы подобрать правильные выражения. – Если со мной что-либо произойдет, ты не мог бы поддержать госпожу Маргулис? Ничего не ответив, Смотрящий, повернувшись спиной, незримо кивнул и вышел прочь. Следует отдать ему должное: он прекрасно чувствовал настроение патрона, как заправский клерк. Иначе его не продержали бы так долго на жизненно-важной государственной должности. Оставшись в бренном одиночестве, Дуайт закрыл глаза в надежде снова увидеть лицо умершей жены. Что-то слишком часто он начал вспоминать о ней. Разозлившись на свою мечтательность, политик сразу же поднялся с места и подошел к сокрытому под плотной шторой окну. Он настолько погрузился в собственные мысли, что не заметил промелькнувших в голубом небе черных точек, но услышал непривычно громкий для Города рев.Администрация Волкера, улица Короля Асмодея. *
– И мы будем жить в мире. Ведь мы так долго его ждали. Правда? – похлопав ладонями по краю трибуны, Волкер насладился всплеском адреналина. Курсируя по организму, тот отравлял кровь и вынуждал нетерпеливо перебирать ногами. Скоро все начнется. Светопреставление. Мировой потоп. Судный день. – Безопасность страны – превыше всего. Угроза должна быть устранена. Не стоит заигрывать с людьми. Маунтан этого не понимал. Но, я как его законный преемник, знаю, чего хочет мой народ. Кроме правды, разумеется. Он хочет нового лидера. Сильного, смелого и способного. Который не сбежит от проблем. И не станет перекладывать ответственность за всех нас на кого-то другого, кого-то некомпетентного и совершенно не разбирающегося в принципах нашей демократии. – сидевшая в первом ряду Сандра Эмис, с трудом получившая аккредитацию на брифинг, взволнованно поддалась вперед. И ей не понравилось то, что она увидела: человек, а точнее – зверь в дорогом костюме с лихорадочно блестящими глазами и искусанными в кровь губами. Безумец, наплевавший на Конституцию. – Парламент распущен. Президент мертв. У нас никого нет. У вас никого нет. Кроме меня. Я готов. Я долго к этому шел, – последнюю фразу он прошептал одними губами, однако спохватился и оправил галстук. – На вопросы вам ответит мисс Кэйт Шантелл. Представительница Западных партнеров, выразивших надежду на перемену внешнеполитического курса Республики. Прошу! – галантно поклонившись, он спустился вниз, к расположенным позади стульям и, убрав слипшиеся пряди с лица, взял предложенную бутылку воды и отпил глоток. – Все ли готово, Джеймс? – Они не подведут. Все, что произнес эмиссар, прежде чем расплыться в фирменной улыбке. Он ждал этого момента так долго. Маунтан когда-то заявил, что лучше довериться Мастерсу, чем прихвостню элитарных западных групп. Опрометчивый поступок. Сцепив пальцы, Деранжер положил их на колени скрещенных ног и внимательно вгляделся в тревожные лица журналистов. Им скоро предстоит осветить еще одно событие – бомбардировки вражеских самолетов по всему Городу, украденных фанатиками и боевиками Востока с целью дискредитации мирных инициатив новых лидеров. Взрывы будут греметь долго, эхом отдаваясь в людских сердцах.