— Объятие за молчание? — ещё раз уточнил он, хитро посмотрев на меня, а я же просто пожала плечами, как бы подтверждая, но все же решила кое-что добавить, правда, зачем, мучилась в догадках даже я.
— Только ещё знаешь, что? — я стала медленно наклоняться к стеклу, тем самым заставляя собеседника тоже невольно поддаться вперёд в желании лучше услышать.
Меня же стало забавлять то, как он быстро и часто менялся в лице, да и теперь мне стало куда яснее, что такого замечательного этот парень видел в улыбках жертв.
— Расскажи о себе, — хитро сверкнув глазами, прошептала я, уткнувшись лбом в стекло, и приложила к прозрачному ограждению ладонь, чувствуя этот холод и гладкость материала; но я заметила, что на это никогда раньше не обращала особого внимания.
Это всегда было для меня простым стеклом, тем самым, что сможет защитить от непогоды. А теперь же этот тонкий и хрупкий занавес стал стеной, разделяющей нас, отдаляющий будто бы на километры, но как бы это ни было грустно, мне кажется, из нас двоих так считала только я.
— Рей… Никогда не думал, что когда-нибудь это кому-нибудь скажу, но… — на секунду он задумался, медленно прикладывая свою руку с той стороны стекла в то место, где моя ладонь грела этот небольшой фрагмент. — Ты меня пугаешь, — сквозь лёгкую улыбку тихо сказал он, а мне на секунду показалось, что мое ухо снова обдало тем самым жаром, которым он дышал; который я ощущала каждый раз, когда он становился позади меня и начинал что-нибудь шептать мне одной.
Как же меня угораздило попасться в ловушку этого хищника, мне самой было неясно; но теперь все это рушить, ломать, уходя в прошлую больницу, у меня даже рука не поднималась, что-то в голове мне просто запрещало поступать так, как я планировала некоторое время назад, будто бы попав в крепкие сети умелого охотника.
— Это, значит, теперь я тебя пугаю… Забавно, — как-то отстранённо отозвалась я, продолжая смотреть куда-то перед собой, абсолютно не собираясь поднимать на него свои глаза; ведь мне почему-то становилось неприятно где-то внутри даже просто от одного взгляда на него, поскольку в голове упорно вертелась одна и та же мысль: «Ты никогда не сможешь быть с ним».
Хотя скорее даже не любовь двигала мной, нет, совсем не она. Стремится к нему меня заставляла упрямая зависимость, такая же назойливая, как и эти вездесущие мухи, которые брались неизвестно откуда, и не смотря на то, что выбор я свой сделала, возможно, прямо сейчас, но теперь же разрывалась на части я от угнетающих мыслей, которые сама себе представляла.
— Ну и что же ты хочешь знать? — спросил он, как-то тяжело вздохнув, и легонько постучал пальцем перед моими глазами.
— Все, — слетело с моих губ, которые двигались будто бы в такт моим мыслям, и я поторопилась исправиться, все же, наконец, придя в себя. — Ну, как ты попал сюда, почему стал убивать, почему
она и куча таблеток сейчас находятся в твоей палате и почему ты совершил попытку самоубийства.
Мне даже не особо интересно было знать его прошлое, хотя, возможно, отчасти это было некое любопытство по отношению к его тяжёлому прошлому, но, по большому счету, мне просто хотелось слушать его голос: слегка хрипловатый, довольно низкий, всегда такой тихий и одновременно пугающий, ведь если он уйдет, то в моей памяти останутся именно эти слегка насмешливые нотки, которые можно было услышать в любой его реплике или же фразе, но это все меня манило к нему ещё сильнее, отчего почему-то становилось так тоскливо…
— Я думаю, что начать можно в обратном порядке, поэтому отвечу откуда у меня в комнате взялась коса и пузырьки с таблетками.
Он сел на пол передо мной, начиная при этом кряхтеть и тяжело вздыхать, и я, презрительно окинув взглядом тот самый стул, что стоял рядом, тоже села на холодную плитку, от чего невольно съежилась, но так и продолжила сидеть.
— А все очень просто. Мне мою палату подготовили. Кто, говорить не буду, этот человек мне все же дорог, хоть и та ещё сволочь, — усмехнулся он, почесывая затылок.
У меня же проскользнула мысль: «Его и вправду ждут где-то там…»; хотя я даже не сомневалась в том, что у этого человека наверняка был друг, с которым, возможно, они через многое прошли, и вряд ли он останется здесь. \
— Мне как бы дали выбор.
Своими словами он выдернул меня из своих раздумий, заставляя впасть в глубокий ступор, заставляя порождать ещё кучу новых идей по этому поводу.
— Коса — путь к свободе, та самая, с которой я не расставался на протяжение нескольких лет, и с которой я забрал множество человеческих жизней.
В любой другой ситуации меня бы, как минимум, передёрнуло от подобных слов, от подобных мыслей, но сейчас же я просто продолжала слушать его, ни коим образом не реагируя на то, что он сказал, что его явно обескураживало и даже, в какой-то степени, расстраивало.
— А эти препараты — смерть? — уточнила я, на что он утвердительно кивнул, слегка улыбнувшись, правда, как-то криво и с какой-то печалью в глазах.
— Из-за того, что ваши доктора меня скрутили и надели на меня эту ужасную рубашку для психов, я не мог воспользоваться ею, а без нее я бесполезен и беспомощен в большинстве своем. Да и этот запах… Ты когда-нибудь чувствовала запах крови? — спросил он с горящими глазами, слегка ухмыльнувшись на мой нерешительный кивок. — А я вот уже почти и забыл, какой он. Вокруг один спирт и мыло. Ужасно… — скривился он. — Правда, если я и вправду бесполезен как
тому человеку, так и себе, то лучше уж умереть, чем продолжать влачить жалкое существование… — в очередной раз как-то горько усмехнулся он, но после этих слов внутри меня что-то лопнуло, заставляя с силой ударить по стеклу и привлечь к себе внимание парня.
— Почему сразу же умереть? Почему бесполезен? Неужели, ты даже
тому человеку не нужен? — спросила я в надежде доказать то, что он не прав, но он лишь усмехнулся и пожал плечами, неторопливо выдохнув воздух.
— Вот ему-то я точно без косы и в таком состоянии не нужен, ведь так вышло, что я на него работаю. Да и думаю, что он как всегда не будет рад меня увидеть, опять скорчив такое лицо, будто бы наступил на что-то противное.
И снова как-то загадочно ответил он, вызывая у меня еще больше вопросов, на которые пока совсем не было ответов. Правда, теперь мне, действительно, стало его жаль, ведь ему слишком долго твердили все вокруг, что он никому не нужен, что он бесполезен без своих навыков к убийству, без своей косы, что теперь даже он стал относиться к себе, как оружию, которое брали лишь по необходимости, сразу же бросая по окончанию работы. Слишком уж грустно все это было, слишком грустно…
— Так не бывает, — тихо пролепетала я, чуть усмехнувшись всей этой ситуации, на что получила лишь неодобрительный смешок со стороны Зака.
— Была не самая лучшая идея спрашивать обо мне, поскольку это немного не радужная история, — вздохнул он, но я ему очень явно намекнула, что останавливаться на таком месте в своем рассказе, вообще, неправильно, низко и непрофессионально, а потому он все же продолжил, немного помедлив. — Я всего лишь наемный убийца, который пошел на это, потому что там, где я вырос, выжить по-другому было нельзя. Либо убьют тебя, либо ты сам будешь убивать. А для того, чтобы мне было не так противно это делать, я стал искать в этом какую-то красоту, что ли? Именно поэтому я старался запечатлеть улыбки на лицах моих жертв, на которых мне указывал пальцем мой заказчик, — улыбнулся он, будто бы принимая все это, будто бы считая, что все так и должно быть
Раз он так привык, то я решила не вмешиваться в его мировоззрение, хотя и желание ткнуть его носом в правильном направлении нарастало с каждой секундой. Но на данный момент все мои мысли занимала лишь его лёгкая, еле заметная улыбка, завораживающая, заставляющая выпасть из реальности, забыв обо всем. От нее тут же становилось спокойно, будто бы ничего и никогда плохого не случится, если он будет рядом; и, подумать только, это была улыбка пациента психбольницы, который как раз-таки убивал и приносил многим несчастья. Из-за этого я, уже переставая отслеживать свои действия, потянулась к его губам рукой, снова наткнувшись на эту невидимую и все такую же непробиваемую стену из самого обычного стекла, на что Зак лишь ухмыльнулся.
— И всё-таки, что ты здесь забыл? — тихо спросила я, а он лишь пожал плечами в ответ. — Да и ещё в этой ужасной смирительной рубашке… Тебе не надоело притворяться? — прошептала я, максимально приблизившись к его лицу, которое все также оставалось по ту сторону, в той самой комнатке, из-за чего он склонил голову чуть на бок, не сводя с меня взгляда своих прекрасных глаз.
Все внутри меня в тот же момент стало трепетать.
— Зачем ты бьешь медсестер, хотя никогда бы в жизни без причины никого не ударил? Зачем пытаешься вырваться туда, где тебя никто не ждёт? Почему ты не можешь быть собой? — начала спрашивать я, но тут же вздрогнула от резкого удара с той стороны стекла.
— Нельзя… — свирепо выдохнул он, посмотрев на меня исподлобья. — Да ты же совсем ничего не знаешь. Мне нельзя быть собой, понимаешь? Если я буду таким, каким хочу быть, я тогда, действительно, лишусь всего! Работы, смысла, жизни… Все это может перестать существовать для меня в один момент всего лишь по одному щелчку пальцев
того человека. Я итак здесь стал каким-то мягким, даже на тебя почти не кричу… Но если я снова к нему попаду… Если доберется до тебя…
И снова эти потерянные глаза, смотрящие перед собой, в которых уже плещется не доля страха, а они полностью переполнены им, из-за чего стали дрожать его руки, губы шептали что-то неразборчивое, а он просто молча сидел на полу, все на таком же жёстком и холодном, убирая мешающие пряди волос с лица рукой.
— Снова быть одному? Но если я не выберусь, то он убьет меня… А тебя…
Он хватался руками за волосы, начиная дышать все чаще, что-то бормотал, постоянно смотря в одну точку и, вообще, не поворачиваясь в мою сторону. Он не реагировал на мои слова и движения, он просто сидел на полу и страдальчески стонал, заставляя любой здравый смысл выветриваться из его головы в ту же секунду.
В тот момент, когда мне все это уже надоело, я, наплевав на все правила, предостережения и обычаи, открыла дверь, даже не проверив, закрыла ли ее, и подбежала к парню, упав перед тем на колени, но он все также не обращал на меня внимания. Зак будто бы выпал из реальности, переставая что-либо ощущать, по-моему, даже не видя того, что стекла между нами больше нет, а я же теперь сижу прямо перед ним, пытаясь придумать хоть какой-нибудь вариант выхода из данного положения. Я звала его, дёргала за плечо, пыталась заглянуть в глаза, но ничего не менялось.
Все стало ясно, когда в голове появилась мысль, что этот парень являлся тем, кто просто утонул во вранье, и даже не по уши, а целиком и полностью. Теперь стало проясняться и то, почему в первую встречу было сложно догадаться, какой он, да даже то, почему его постоянно метало от одного мнения к другому, почему внезапно менялось настроение, или же само поведение, и почему он оказался здесь. Ведь и до дурака дойдет, что в больнице все же лучше проживать свои серые дни, чем в тюрьме, в которую он должен был попасть, но ровно до того момента, как он стал строить из себя сумасшедшего, что у него прекрасно получилось, и даже слишком. Да такой жизни не то, что завидовать не будешь, ты просто будешь молиться чтобы такое никогда с тобой не произошло.
Помедлив какое-то время, я аккуратно обвила того руками, надеясь на то, что хотя бы это его немного приведет в чувство, а спустя какое-то время ощутила, как меня крепко стали прижимать сильные руки парня к себе. Он стал дышать спокойнее, ровнее, но отпускать не собирался и вовсе, наоборот, даже сжимая немного сильнее, будто бы боясь, что я исчезну, испарюсь на месте, утыкаясь носом в мое плечо и вцеплялись в мой больничный халат будто бы нечеловеческой хваткой, отчего многочисленные табуны мурашек бегали по коже, не прекращая, но это чувство мне начинало нравится, то самое, которое я могла испытать, только находясь рядом с ним, а потому и жажда продолжения этого момента увеличивалась, ведь я, наконец-то, его коснулась…
Вокруг снова была тишина, но в этот раз не такая раздражающая, как обычно, будто бы дающая время насладиться друг другом, пока это было возможно. Она не мешала, а наоборот, дарила умиротворение и ощущение некого счастья, которое нежной и горячей волной накрывало меня с головой, аккуратно обволакивая и будто бы защищая от всех напастей, которые подстригали за каждым углом. Я гладила его по голове, говоря успокаивающие слова, а он лишь молча кивал, не говоря ничего в ответ, хотя мне хватало и того, что я чувствовала тепло его тела, обнимала его, и что он обнимал меня в ответ.
Я удовлетворённо улыбалась, смотря на его слегка взлохмаченные черные волосы, которые я перебирала между пальцами, и чувствовала этот жар от его тела и дыхания, это приятное тепло и ощущение защищённости в его объятиях, и ведь было абсолютно плевать на медсестер, которые долбились в стекло, что-то крича, было все равно на то, что мы сидели на холодном полу, и даже на постоянные раздражающие стуки в дверь, которую, как оказалось, заклинило после того, как я ею неаккуратно хлопнула. Я просто улыбалась, умиротворенно закрыв глаза, чтобы не видеть всего того хаоса, который происходил на втором плане нашего короткого счастливого момента и продолжала поглаживать его по голове, после чего он заметно ослабил свою хватку.
— Спасибо… — тихо прошептал он на ухо, аккуратно выпуская меня из своих объятий.
И меня тут же рывком оттащили куда-то в сторону, а затем — и за пределы этой небольшой комнаты, вызывая у меня лишь возмущение и чувство несправедливости, из-за которых я предприняла несколько попыток вырваться и убежать обратно к нему.
Хотя Зак и показывал всем своим видом, что все правильно, что так должно быть, и тогда я медленно повернулась в сторону того, кто все дальше и дальше уводил меня от этого места, быстрым шагом идя по, как мне стало казаться сейчас, слишком узкому коридору. И ведь Дэнни даже не сбавлял шаг и даже не ослаблял свою мертвую хватку, сдавливая мою руку до белых отметин на коже, а что меня в нем сейчас пугало больше всего стало тем, что он молчал и не говорил ни слова за все время пока мы шли…
***
— Рейчел, я, конечно, просил, чтобы ты была с ним помягче, чтобы относилась к нему, как к человеку, но это уже слишком, — ворчал доктор, садясь на стул, напротив меня. — Ты никогда не знаешь, что он может придумать и сделать в следующий момент. Он же неуравновешенный и с расстройством психики…
— Да он абсолютно нормальный человек, если не считать того, что некоторые обстоятельства в жизни его преследуют до сих пор! — оправдывалась я, вызывая дикое недоумение у моего собеседника, после чего он приложил свою руку к моему лбу и тихо спросил.
— Рейчел, ты здорова?
Он серьезно посмотрел на меня, а я же уже давно догадалась, к чему идет наш разговор. Если я отвечу, что все хорошо, то меня положат в эту же больницу, как психически нездоровую, а если скажу, что мне нехорошо, то меня отстранят, сказав, что мне нужно посидеть некоторое время дома. Как мне казалось, второй вариант позволял свободнее перемещаться, да и развернуться благодаря этому было где, а потому я нахмурилась и облокотилась на спинку стула.
— Нет, простите… — начала морщиться я. — У меня голова весь день болит, а к новому месту работы я все же не сильно привыкла так что… — простонала я, хватаясь за свою голову, и хотя на свои актерские данные я не жаловалась, но выглядело это не сильно убедительно.
Сразу же было видно, что доктор и так до всего сам догадался, да даже до того, что ночами я не спала именно из-за своей работы, которую звали Зак, поскольку синие круги под глазами было видно за версту. С чем он связал мое поведения, мне оставалось лишь догадываться, но это было не таким уж и важным; ведь мне дали неделю на восстановление, сейчас же отправив домой, хотя именно этого сейчас я и добивалась.
***
После того, как я обняла его, меня стало ещё сильнее тянуть к нему, а выбросить из головы его голос, глаза и сам его силуэт теперь становилось чем-то совсем невозможным и из ряда вон выходящим. Я изнывала, бродя по квартире в поисках того, что бы могло меня отвлечь, но за что бы я не бралась, мне все напоминало его. Я начала делать ужин — вспомнила, как кормила его; села смотреть телевизор — в голове появилась картинка, где мы сидели на полу и смотрели друг на друга сквозь стекло; начала поливать цветы и развешивать только что постиранные вещи — в памяти всплыла та самая уборка и наша первая встреча; достала таблетки от головной боли — тут же подумала о его попытке самоубийства.
Так плохо, как сейчас мне не становилось уже давно, а желание куда-то вернуться никогда не терзало меня изнутри, заставляя забыть обо всем, что не касалось моего предмета зависимости, поэтому я ещё какое-то время посидела в прихожей, гипнотизируя таким образом дверь, и направилась в сторону больницы.
На улице уже успело стемнеть, а в голове тут же появилась таблица рабочего расписания, откуда стало известно что работа там, куда я иду, закончилась примерно час назад, может больше, и это мне было даже на руку. Там почти никого не будет, а значит можно будет почти незаметно пробраться к нему в палату, благо я успела стащить ключи со стола Дэнни, пока он не видел, хотя и догадывалась: либо он мне позволил это сделать, либо мне просто очень сильно повезло. Занимать свою голову чем-то таким же бесполезным, как эти мысли мне не особо нравилось, а потому я лишь прибавила шаг, по прибытию заметив дверцу черного входа больницы, что очень сильно сейчас упрощала дело, и, негромко звякнув краденой вещицей в кармане, я подошла к ней.
Я аккуратно повернула ключ в замке и небольшими, тихими, но быстрыми шагами пошла по направлению к его палате. Мое сердце билось очень быстро от мыслей, что меня могут сейчас здесь увидеть, и не дай Бог, это будет Дэнни, из-за чего я вздрогнула, услышав крики, что были чуть слышны из-за плотно закрытых дверей, но не такими тихими, чтобы отразиться от стен лишь глухим эхом.
— Где он? — спрашивал кто-то. — Всего лишь ответь, и я даже позволю тебе убежать из этой больницы.
— А какая разница, если мне все равно суждено умереть?
У меня перехватило дыхание, когда я узнала знакомые насмешливые нотки в его приятном голосе с легкой хрипотцой, всегда сдержанном и тихом, вот только зачем он сейчас находился в кабинете главврача, мне оставалось лишь догадываться.
— Ты сможешь спасти кого-то еще. Ну, к примеру,
ее. Представь, что она как-то случайно, сама того не желая, подпортила
ему жизнь, и теперь он прикажет тебе убить
ее, или что-нибудь похуже. Скажи, что будет очень обидно, правда? Ну, чего молчишь? По больному, что ли? Ну прости, если это так.
От их слов я начала дрожать, правда, почему, загадкой оставалось даже для меня. Я просто дрожала, сердце билось настолько часто, что будто бы разрывало грудную клетку своими быстрыми ударами, в голове снова и снова прокручивались слова, неспешно вылетающие за пределы этого кабинета, и отдавались неприятным и пустым эхом в голове, а у меня же появились сомнения: я услышала то, чего не должна была?
