***
Дориссу сковывал страх такой силы, что немели пальцы — а может, они немели от мороза. Княгиня, если и бывала в Ремесленном квартале, то в карете, глядя из узкого окошка на уютные домики и семьи работяг. Этой ночью она оказалась здесь без кареты, без спутников и даже без спасительного беличьего кулона. Из-под неприметной заячьей шапки выбивались темные локоны, а руки, то и дело пытаясь нащупать муфту, разочарованно прятались в рукавах. Ледяная княгиня постаралась сделать все, чтобы ее не узнали: одевшись как можно скромнее, разбросала по плечам волосы, обычно стянутые в тугой пучок, и отправилась пешком в долгое, нелегкое путешествие. То и дело справляясь у встреченных прохожих, как добраться до Ремесленного квартала, она чувствовала на себе то недоуменные, то жалостливые взгляды, но искорки подобострастия не зажглись в глазах напротив ни разу — княгиню никто не узнал. «Может, стоит почаще выходить в люди», — невпопад подумала Дорисса. Как бы то ни было, сейчас неузнаваемость играла ей только на руку. Каждый квартал на острове отличался от своих собратьев, и, если бы не холод, долгие прогулки приносили бы истинное удовольствие. Ремесленный квартал, большой, почти нескончаемый, манил уютом и причудливостью форм: домишки, аккуратные, даже изящные, были расписаны узорами, украшены разномастными статуэтками. Во всем этом великолепии трактир все же выделялся: как и любой трактир острова, он был окружен бочками — впрочем, тоже нарядными, расписными. Туда-то и юркнула Дорисса, окончательно продрогшая. Сумрак, тепло и гул шепота — женщина словно вернулась в тот самый трактир Солдатского квартала на Снежном острове. Вновь почти все столы пустовали — работяги трудились не покладая рук! — и только несколько человек, постукивая кружками, о чем-то негромко разговаривали. Вспоминая все, что смог разузнать Оллуэн, княгиня уверенно направилась в дальний угол, к самому большому столу аккурат рядом со стойкой трактирщика. Люди, беззаботно попивающие эль, даже не взглянули в сторону незнакомки. Дорисса окинула взглядом сидящих за нужным столом. То были две женщины — одна совсем древняя, иссохшая, и одна молодая, немногим старше княгини — и юноша. Несмотря на разницу в возрасте, все они удивительно походили друг на друга и на того самого работягу Дирка, мельком увиденного Дориссой в холодную тревожную ночь. Княгиня поняла: она нашла то, что искала. — Чего ищешь? — пробубнила старуха. — Дарну, — голос Дориссы задрожал. — Я ищу Дарну. — Зачем тебе… — Тише, бабуля, ну что ты накинулась, — прервала ее женщина помоложе, не сводя с прибывшей цепкого взгляда. — Идите-ка, посидите вон в том углу. Юноша, не проронив ни слова, выскользнул из-за стола и помог старухе встать. Она что-то бормотала тихонько себе под нос, но на Дориссу не смотрела, и в какой-то момент княгиня поняла, что женщина ничего не видит. Слегка вздрогнув, она почувствовала, как по плечу скользнули цепкие пальцы. — Садись, — не слишком приветливо бросила оставшаяся женщина. — Дарна — это я. Что тебя сюда привело? — Моя соседка, — проговорила Дорисса, устраиваясь напротив. — Моя соседка говорит, что вы… Вы… — она воровато огляделась. — Обосновались тут… — Соседка? — Дарна сощурилась. — А ты кто? Откуда? — Из квартала Рукодельниц, — поспешно выдала княгиня придуманную легенду. — Я швея. — Жетон покажи. Не чувствуя пальцев, Дорисса запустила руку под воротник и вытащила на свет медный жетон. Хвала милосердной Матери, что послала ей в помощь мудрого Оллуэна! Тот сразу смекнул, что отпускать княгиню без надежной защиты совершенно не годится. Жетон может доказать недоверчивым незнакомцам — а уж будущие мятежники точно не станут доверять чужим! — что она простая работница. — Неблизкий путь-то, продрогла наверное, — слегка оттаяв, произнесла женщина. — На-ка, — она подвинула к собеседнице чью-то забытую кружку, от которой шел ароматный пар. Дорисса застыла. Новая знакомая прожигала ее взглядом, и ничего не оставалось — только подчиниться. Понимая, что внутри может быть что угодно, княгиня все же благодарно улыбнулась и, схватив кружку озябшими пальцами, сделала большой глоток. В горле вспыхнуло пламя: здесь явно не жаловали простой чай, подкрепляя его настойками. Зажмурившись, Дорисса выдохнула. Впрочем, одно было верно — согрелась она в один миг. — Дай руку, — требовательно сказала Дарна. Дорисса подчинилась. Сестра Дирка, осторожно проведя по ладони княгини пальцами, на минуту крепко задумалась. — Зачем вы… — не выдержала княгиня. — Ш-ш-ш! — оборвала та. — Ты пришла ко мне со своим несчастьем? Вот я и смотрю, чего сделать можно. — Несчастьем? — не поняла княгиня. — Но… Я не… Я хочу присоединиться к вам. — Чего? — Хочу присоединиться к вам, — наклонившись вперед, Дорисса тихо произнесла: — К прейссовцам. Дарна, изумленно выпустив княжескую ладонь, откинулась на лавке. — Так ты не гадать пришла? — пробормотала она. — Странно, странно… — Гадать? — в свою очередь удивилась Дорисса. — Нет… Почему странно? — У тебя на лице написана печаль, — заявила женщина, отхлебнув из своей кружки. — Неужто не слышала про меня? Дарна-гадалка? И соседка тебя сюда отправила про прейссовцев толковать? Чудны дела твои, Матушка милосердная! И что же, про мужа спросить ничего не хочешь? Княгиня похолодела. Удивительным образом Дарна, не последний среди «прейссовцев» человек, оказалась еще и гадалкой — женщиной, заявляющей, будто обладает силой Матери и умеет ее повернуть себе — и другим — на пользу. Нигде в Каттре-Террас это не одобрялось: таких женщин презрительно именовали «гадюками», следили за ними, запрещали пользоваться «силой» — а вернее, запрещали говорить об этом, поскольку по-настоящему в их «силу» никто не верил. Самых строптивых могли и в темницу бросить, да ненадолго — свысока глядели на несчастных сумасшедших. Дорисса и сама раньше посмеивалась над такими женщинами, но белка, в которой вдруг проснулись загадочные силы, да слова Дарны о «печали» и «муже» зажгли в ней огонек веры. — Вы что-то знаете про моего мужа? — тихо спросила княгиня. Женщина вновь схватила ее ладонь. Пальцы, заледеневшие, безвольные, нервно подрагивали. — Твой муж печалит тебя, — заявила гадалка. — Уж не знаю, зачем тебе дались прейссовцы, но твой любимый тебя явно заботит больше, чем беличий князь. Ты хочешь, чтобы он полюбил тебя в ответ, — последняя фраза была не вопросом, а утверждением, и Дорисса лишь слабо кивнула. — Я, пожалуй, могу тебе помочь. Но только если в твоем желании нет корысти. — Как вы это поймете? — тихо спросила княгиня. Дарна, схватив остывающую кружку, подлила туда чая, плеснула прозрачной жидкости из стоящей рядом бутылки и, наконец, достав из-за пазухи резко пахнущий мешочек, бросила туда щепотку какой-то приправы. — Пей, — она поставила кружку перед Дориссой. Княгиня поколебалась. — Это поможет определить чистоту моих помыслов? — Именно, — отрезала гадалка. — Я, конечно, многое могу увидеть, но я не всесильна. Вдруг ты хочешь чужого мужа увести? Выпьешь отвар — и все твои мысли откроются мне. Прейссовцы, Дирк и неспокойная обстановка на острове вдруг потеряли значение — теперь перед глазами Дориссы стоял лишь Ксеон, и мысль о том, что он может ее наконец полюбить, захватила разум. Не помня себя, женщина двумя крупными глотками осушила кружку. От поспешности по шее потекла теплая струйка. Горло снова обожгло, перед глазами пронесся туман — но не тот туман, что заставлял Пусиля исчезать. Этот туман нес тепло и свет, будто и правда Мать сжала ее в объятиях. Дарна снова взяла ее ладони в свои. — Да, мужа ты действительно любишь, — на лице женщины отразилась нескрываемая жалость. — Любишь сильнее, чем саму себя, и притом очень, очень давно. Но он холоден к тебе… И ты страдаешь, — она тихонько погладила ее пальцы. — Ты не смогла быть достаточно теплой, чтобы растопить его сердце, — Дарна вздохнула. — Теперь ты боишься, что уже слишком поздно, и винишь себя. Дорисса почувствовала, как в горле собирается горький комок. — Ты, наверное, хочешь примкнуть к нам, чтобы забыться? Отвлечься? Мы можем тебя принять, но, боюсь, это не поможет, — гадалка достала из мешочка еще щепотку порошка и, бросив в свою кружку, сделала глоток. — Любовь должна быть лекарством от уродливости мира, а не наоборот. — Но что делать, если он не любит меня? — вырвался у княгини умоляющий возглас. — Ведь его не заставить! Дарна вновь склонилась над маленькой ладонью с тонкими пальцами. — Он любит тебя, — тихо сказала она. — Любит, но… почему-то боится этой любви. Страх мешает ему. Теплый туман, обволакивающий Дориссу, исчез, и она горько усмехнулась. Зародившаяся было вера испарилась. — Спасибо за утешение. Но, боюсь, мне все же придется лечиться уродливостью мира. Примите меня к себе.***
Внутренне трепеща, Сангуэла спускалась в оружейную. Последние пару ночей в замке было поразительно тихо: семья Рейнгхард обедала отдельно от гостей с Ледяного острова, и над каждой тарелкой висело густое напряженное молчание. Прейсс больше не стремился ни о чем говорить с Сангуэлой, и даже Ксеон почти не попадался на глаза княжне. Она, впрочем, была отчасти даже рада — после их стремительного поединка мысли о нем стали ей противны, и девушка даже не стала разыскивать под кроватью заброшенный туда серебряный кулон. С оттенком легкого стыда она вспоминала, как мечтала о Ксеоне во время княжеского похода в Леса, уверенная, что легким взмахом меча он сразит любого встреченного противника. Теперь Сангуэла понимала — это не так, совершенно не так. Мужчина-воин всех ее помыслов стал просто мужчиной, и постепенно мысли девушки обращались к другому. Прогулка в саду Сангуэлы и Хеддрика для обоих оказалась холодной и неуютной: Сангуэла просто не знала, что говорить, да и внутренне горела от пережитых эмоций. Первый меч смущенно молчал. Наконец девушка решилась и поведала молодому военачальнику о своем желании обучаться у него владению мечом. Хеддрик удивленно посмеивался, но, уверившись, что княжна не шутит, согласился. И вот теперь она дрожащими пальцами открывала широкие двери, готовясь снова увидеть точные мастерские удары мечом. Обернувшись на скрип двери, Хеддрик смущенно улыбнулся. — Здравствуйте, княжна. — Здравствуйте, Хеддрик, — тихо проговорила Сангуэла, приближаясь. На мгновение юную головку пронзило воспоминание о том, как он, полуобнаженный, раскрасневшийся, растирал лицо прохладной водой. Княжна сдержала нескромную улыбку. — Признаться честно, я уже успел почти убедить себя, что наша прогулка в саду мне приснилась, — неожиданно откровенно признался воин. — Все никак не поверю, что вы — княжна, да еще такая… юная, — он запнулся. — Что вы… владеете мечом. — И мечом, и луком, — хитро прищурившись, Сангуэла закружилась рядом с военачальником, подхватив подол платья. — Но недостаточно хорошо. Когда я увидела, как вы машете мечом, Хеддрик, я вам так позавидовала! Хотелось бы мне уметь так же, — остановившись, девушка распахнула глаза и взглянула воину в лицо. — Вы ведь научите меня, правда? Хеддрик на секунду опустил глаза к полу. — Отец всегда говорил мне, что учение — даже не половина успеха. Нужно практиковаться. С достойным противником. Вот в этом-то, пожалуй, я вам и пригожусь, княжна. Но сначала мне нужно посмотреть, что вы умеете. Повторять дважды не требовалось — девушка, разгоряченная предстоящим поединком — «с достойным противником»! — почти побежала к шкафу, все еще сжимая подол платья в руках. С Доуреном она занималась обычно в легкой броне, пошитой специально для нее, но эти тренировки нужно было сохранить в тайне — а потому княжна не решилась разгуливать по замку в воинском одеянии. Впрочем, в платье она провела оба поединка с Ксеоном — и воображаемый, и настоящий — и не считала, что одежда может ей помешать. Вытащив Меч, девушка вернулась к Хеддрику. — С достойным противником, значит? — она улыбнулась, слегка помахивая клинком. — А с кем же вы тренировались, Хеддрик, что стали таким удивительным воином? — С отцом, — помедлив, будто нехотя ответил тот. — Мне было… чуть больше милии, когда он вручил мне мой первый деревянный меч. А еще спустя примерно милию он решил проверить, как я владею этим мечом. — Вам было две милии, и ваш отец решил с вами сражаться? — Сангуэла застыла. Перед ее глазами встали племянницы — хрупкие светловолосые девчушки. Неужели можно напасть с оружием на такого малыша? Хеддрик снова потупил взор. Пальцы неловко забегали по рукояти меча. — Он говорил, что это было как будто бы понарошку… Просто чтобы я привыкал, каково это — быть воином, — каким-то неровным жестом Хеддрик провел по руке, словно успокаивая свежую рану. — Не обходилось без синяков, конечно… Но все же именно это сделало меня Первым мечом. Княжна нерешительно приблизилась к растерянному воину. Хотелось прикоснуться к нему, утешить, но она одернула себя — разве так нужно вести себя с Первым мечом? Нет, утешение ему не нужно, а если и понадобится — он отыщет его в объятиях матери, как в детстве, или жены, если она когда-нибудь у него появится… Сейчас же занять его мысли нужно иначе. Приподняв клинок, девушка изогнула бровь. — Ну что же, начнем?***
Княжне показалось, что она попала в какой-то волшебный сон: впервые за долгое время она чувствовала, что в смертельном танце двух клинков ведет не она, а ее противник — и, казалось, это должно печалить, но она неистово радовалась. Хеддрик размахивал мечом осторожно, не так стремительно, как во время своей тренировки — он явно боялся сражаться в полную силу, опасаясь поранить девушку или чересчур быстро завершить сражение собственной победой. Но он даже не догадывался, что Сангуэла тоже сдерживалась — пусть и совсем немного, только лишь чтобы двигаться с ним в такт. Доурен никогда не смог бы двигаться так плавно, так естественно, так предсказуемо и непредсказуемо одновременно. Казалось, любое движение Хеддрика княжна могла предугадать, но время от времени он обманывал ее ожидания, и, едва не вскрикнув от неожиданного нападения совсем не с той стороны, с какой задумывалось, девушка тонула в восторге. Совершенно забывшись в воинственном вихре, Сангуэла начала наносить удары быстрее — уже не сдерживаясь, а обнажив, выставив напоказ свои способности. На секунду изумленно округлив глаза, Хеддрик поспешил догнать ее, и она почувствовала, что это больше не шутки: она сражается как может, как умеет, а он лишь играючи помахивает клинком, и стоит ему только захотеть — он выйдет из сражения победителем. Возможно ли его обойти, обхитрить? Или она погналась за несбыточной мечтой? Как ей тягаться с воином, который едва ли не с рождения держит в руках оружие? Силы Сангуэлы иссякли. Она не могла сказать, сколько прошло времени, но точно знала — еще пара ударов, и рука ее совершенно ослабнет. Хеддрик же, напряженно скользя вокруг, будто бы совершенно не утомился — только разлохмаченные влажные волосы выдавали напряжение и усталость. Наконец силы совершенно покинули княжну. Неловко покачнувшись, она замахнулась слишком резко и оступилась, запутываясь в собственном платье и падая на пол. Упавшие мечи хором зазвенели, и сильные руки подхватили девушку, не позволяя упасть. Тяжело дыша, над ней навис Хеддрик. — Княжна, вам нехорошо? — Я просто устала, Хеддрик, — пробормотала Сангуэла, завороженно глядя в обеспокоенные янтарные глаза. Первый меч не сводил взгляда с княжны, и неожиданно она подумала, что выглядит сейчас совершенно не по-княжески: краснощекая, вымокшая, с тяжелым хрипловатым дыханием… Ее щеки уже горели нестерпимо — а иначе она бы непременно залилась смущенным румянцем. Но в янтарных глазах ей чудилось восхищение. Не успела девушка ничего подумать, как пухлые губы молодого военачальника, нервно сжавшись на мгновение, приблизились к ее лицу и… чмокнули ее в маленький княжеский носик. Совершенно сбитая с толку, Сангуэла нервно всхлипнула и обвисла в руках Хеддрика, а его щеки запылали ярче самого жаркого камина в Снежном замке.***
— Каждый из вас должен быть уверен, что солдаты безукоризненно натренированы и готовы ко всему — днем или ночью, в холод или жару. За широким каменным столом сидело несколько мужчин — темнокожих, крепко сложенных, в шлемах золотистого цвета, увенчанных бычьими рогами. Лицо каждого было видно лишь наполовину, и могло показаться, что они ничем друг от друга не отличаются. Ордвиг, расположившийся напротив в одиночестве, выжидательно провел взглядом от первого собеседника к последнему. — Советник Хартенд, — тихонько кашлянув, мужчина, сидящий посередине, поставил перед собой шлем. — Я не посмел бы оспаривать ваши решения, но могу ли задать вопрос? Ордвиг, сцепив смуглые пальцы в замок, прожег воина внимательным взглядом. — Да, командующий Беккалий. Задавайте. — Любой воин, должным образом обученный, ценит приказ выше собственной жизни и не посмеет его оспаривать, — было видно, что командующий чувствует себя неуютно, выдавливая каждое слово, точно сок из фрукта — каплю за каплей. — Смею надеяться. Но это не вопрос. По темному виску поползла капля пота. Ордвиг, едва сдерживающий порывы свести плечи от гуляющих по Скалистому замку ветров, про себя усмехнулся. Он знал, что военачальники Цветущего острова — да и не только военачальники — ставят его едва ли не выше короля, и его забавляло их раболепие. Но излишняя тревожность раздражала. Ему хотелось скорее покончить с военным советом и наконец отправиться домой — хотя бы ненадолго. — …Но они все же люди, советник. У них есть сомнения, вопросы. И даже если эти сомнения остаются лишь в головах — это… развращает. Что нам говорить им? Почему мы собираем войска и рассредоточиваем по острову? Нам готовить их к войне с холодными островами или же успокаивать? Королевский советник понимал, что военачальника беспокоят не сомнения солдат. — Любопытство — это порок, командующий Беккалий, — отрезал Ордвиг. Мужчина опустил глаза. — Что же касается воинов… Думаю, вы сами знаете ответ на свой вопрос. Разумеется, ни о какой войне не может быть и речи. Мы сейчас говорим лишь об обороне. Снова обведя глазами командующих, советник встал. — Что же, закончим на этом. Прошу вас при любых трудностях обращаться ко мне. Воины, тяжело поднявшись, застучали сапогами по каменному полу. Ордвиг опустил голову, на мгновение расслабляя плечи. Он передал часть своих забот в чужие руки — руки, привыкшие держать оружие. Теперь можно обратить взор в мирную сторону — в сторону белого домика и трепещущих на ветру занавесок… Спешные шаги позади вынудили спину советника выпрямиться вновь. — Советник, послание с Ледяного острова, — услышал он знакомый голос и не глядя протянул руку. Смотритель за голубями помедлил пару секунд, но, верно истолковав молчание советника, удалился, не произнося больше ни слова. Ордвиг развернул бумагу. «Высочайший советник Ордвиг! Бескрайне благодарен за предложенную помощь. Ледяной остров справляется. Обязательно пришлю весть, если понадобится помощь короля. Ваш верный слуга, князь Ксеон Винната» Письмо было выведено аккуратным почерком, так не вяжущимся с поведением взбалмошного князя. Этим же почерком было написано каждое послание с Ледяного острова, и, хоть переписка с ним и была редкой, советник сразу же узнал ровные стройные буквы. Снова устремив взгляд в разложенную на столе карту, Ордвиг прикрыл глаза. Белый домик в его мыслях замело песчаной бурей. Один из холодных островов обманывает короля, и это требует решительных действий.