***
***
«Какой я человек…» Он бродил по окрестностям, приводя свои мысли в порядок. «Какой я человек?» — он никогда особенно не задумывался над этим вопросом. Его жизнью руководили совсем иные страсти. «Гений? Одержимый безумец? Светлейший ум человечества, способный двигать вперед его историю? Жестокий убийца, чье имя проклято в веках? Сверхчеловек или ничтожество, не способное достигнуть своей цели?» Последний опыт провалился только по его вине. Он не полностью сделал то, что от него требовалось. «Твои жертвы чувствовали то же самое», — эти слова лорда запали в его душу глубже, чем он предполагал. «Никто не должен чувствовать подобное». И он не смог принести необходимые жертвы, не довел опыты до нужной точки, надеялся, что получится и так. И теперь сожаления о глупой неудаче боролись в нем с внезапно появившемся новым, незнакомым чувством. Какое-то неуловимое разумом беспричинное удовлетворение наполняло его. Мысли незаметно переключились на его загадочного покровителя. «Будет ли он верить в меня до конца?» — с тайно надеждой думал Франкенштейн, — «И если я последую за ним … смогу ли я… хоть немного ...» Образ Ноблесс пленял его. Сила и милосердие, спокойствие и утонченность, благородство и решительность, и эта бесконечная верность и надежность. Это существо обладало всеми качествами, которые желал для себя Франкенштейн. Погруженный в свои думы, он добрел до руин, совсем недавно бывших его последней лабораторией. «Я могу только разрушать…», — с грустью констатировал он, — «… или все-таки…» В голове его родилась неожиданная идея. Он почти бегом возвращался в свою комнату. Никогда прежде не помышлял он о чем-то подобном. Он не интересовался архитектурой, и мало знал об этом предмете, но разве есть что-то недоступное для его разума? Уже сотни задумок роились в его голове. Восстановить замок, придать новый облик, обезопасить от внезапных визитов. Столь огромное поле для фантазии! Схватив какие-то попавшиеся под руку обрывки, он тут же начал чертить. Часы летели незаметно. Он покидал свои покои только ради самых насущных дел. «Вот он – смысл. Создавать не ради разрушения, а ради самого созидания. И это – только начало. Он узнает меня таким». Как всегда во время творческого подъема, он потерял счет времени. Полностью погрузившись в свои замыслы, он не замечал ничего вокруг. Была ночь, темно и душно, за окном буйствовало лукедонское лето. В замке стояла полная тишина. И в этот мирный час пространство на мгновение содрогнулось в беззвучной, но показавшейся громоподобной, вспышке. И Франкенштейн понял — лорд здесь. Когда он примчался в гостиную, Кадис Этрама Ди Райзел уже стоял напротив двух нежданных гостей – лорда и его постоянного спутника, доверенного каджу — Геджутеля. Молча указав на диван, Ноблесс опустился в кресло напротив. Геджутель встал за спиной своего повелителя. Остался стоять и Франкенштейн, но вовсе не из почтения к лорду. Так он чувствовал себя чуть более безопасно, не спуская со своего врага настороженного, полного ненависти взгляда. Поймав этот взгляд, лорд, указав на человека кивком головы, спросил, обращаясь к хозяину замка: — Не цапнет? Геджутель, пользуясь тем, что лорд его не видит, откровенно закатил глаза. Франкенштейн, также не оценивший шутку, хотел ответить весьма дерзко, но сдержался, опасаясь, что его дерзость бросит тень на того, кого он больше не желал предавать. Ноблесс молчал, выжидающе глядя на лорда. -Кадис Этрама Ди Райзел, прости мой неожиданный визит, я здесь инкогнито, не хотел официально призывать тебя. Я слышал про инцидент, произошедший в твоем доме, и пришел узнать, не передумал ли ты. С показным сочувствием взглянув на лорда, Франкенштейн насмешливо улыбнулся, он знал ответ. — Нет, — его вера не была предана. — Я предполагал, что ты так скажешь. После того, как ты выпроводил Геджутеля... — Мой лорд… это не совсем так… Райзел-ним всего лишь… — попытался внести ясность каджу, слегка напуганный столь громкой характеристикой произошедшего. Лорд поднял руку, призывая к молчанию. — Сейчас я думаю не о себе и не о коварных планах этого самодовольного выскочки, — и вновь Франкенштейн смолчал, хотя был способен аргументировано поспорить об объемах самодовольства. — Я думаю даже не о Лукедонии, — продолжил лорд, — я беспокоюсь о тебе. Кадис Этрама Ди Райзел, прошу, подумай еще. — Мой ответ не изменится. Лорд вздохнул: — Время позднее. Пожалуй, я останусь здесь на ночь. Франкенштейн и Геджутель синхронно вздрогнули, обменявшись одинаково ошарашенными взглядами. Ночь уже стремилась к завершению, а Франкенштейн, не находя покоя, все еще метался по комнате. «Что задумала эта подлюга? Находится с ним под одной крышей омерзительно и опасно. Может самому покинуть замок? Нет. Он здесь, значит и я должен остаться». Чтобы хоть как-то занять себя, Франкенштейн попытался вернуться к чертежам. «Следует значительно усилить систему безопасности. Никто не должен подходить к дому незамеченным». Но не в силах подавить волнение, он бросал работу и раз за разом обходил замок. В последний из таких обходов он увидел тусклый свет и услышал тихие голоса. Бесшумно подойдя ближе, он разобрал обрывок фразы. Говорил лорд: — … будет лучше для него же. Я понимаю твои стремления, но плодов они не принесут. Ты же знаешь его планы. Почему же ты настолько веришь в него? Франкенштейн замер, прислонившись к холодной стене. Следующие слова заставили его сердце учащенно забиться. — Лорд, никто другой не заслуживает большего доверия. — Но ты же видишь, он стоит на краю. Его окружает тьма. Скоро его разум будет полностью поглощен ею. Ты ничего не изменишь. Ноблесс ответил тихо и задумчиво: — Никогда прежде я не видел подобной силы. Каждую секунду своей жизни он борется с поглощающей его тьмой. Ни один человек не обладает подобной волей, и ни один не заслуживает большего сочувствия. Стоять на краю для него равносильно победе, но он не просто стоит. Он меняется. Его человеческое сердце побеждает. Все могущество Лукедонии ничто по сравнению с пламенем души этого человека. Я хочу увидеть, как оно воссияет. А вы, лорд, хотите погасить это пламя? Лорд долго молчал, размышляя, и, наконец, произнес: — Я не ожидал, что ты скажешь такие слова, Кадис Этрама Ди Райзел. Но, как ты доверяешь этому человеку, так и я доверяю тебе. Я больше никогда не вернусь к этому разговору. Он вправе жить на земле Лукедонии. — Благодарю, мой лорд, — Кадис Этрама Ди Райзел поднялся, склонив голову, а Франкенштейн сполз по стене на пол и закрыл лицо руками. Непозволительная слабость – слезы, сдавили горло. Одна мысль билась в его сознании: «Я никогда не предам вашу веру. Больше — никогда». После событий той ночи, впервые за долгие годы Франкенштейн спал спокойно. Преследовавшие его во сне и наяву кошмары как будто отступили. В своих снах он видел, как на тонкой границе между его сознанием и клубящейся тьмой, населенной обреченными, жаждущими мести душами, ярко сияет ровный, спокойный свет. В самом сердце этого света он разглядел его источник. Он протянул к нему руки, глядя сквозь пальцы на искрящиеся серебром лучи. — Страж моей души, — прошептал он. Освещенная фигура обернулась. Ему почудилась мимолетная улыбка. И он поплыл дальше в спокойный сон безо всяких видений.