Firestarter

      Отабек зашел в раздевалку и кинул сумку на лавку. На улице еще кромешная темнота и холодно так, что уши отваливаются с хрустом (нет мам, я не хочу носить шапку, нет, не мерзну).       Он уже был тут: стоял у шкафчиков на другом конце, ковырялся в телефоне. Поднял глаза на звук:       — Привет, фигуристочка.       — За собой последи, — огрызнулся Отабек через плечо, и Джей-Джей сделал скорбное лицо:       — Ай-яй-яй, что хоккей делает с воспитанными мальчиками из хороших семей. Когда только пришел, я помню, так слушал всех внимательно, простите-извините, что же ты такой злой стал, а, золотко?       Все то время, что он говорил, а Отабек стягивал джинсы, его пальцы не переставали печатать. У Отабека под задницей завибрировал телефон.       Жан, 05:44       Я договорился с Уилсcоном на разные команды       Вы, 05:45       Как обычно, победитель наверх?       Жан, 05:45       …       Потом обсудим              Отабек поднял голову, посмотрел на Джей-Джея через плечо, но тот был увлечен чем-то в телефоне.       Ну ладно, засранец. Я тебе обсужу.              Он обсудил. Дрались они всегда со вкусом и азартом, растащить не могли долго, силовые приемы что Отабек, что Джей-Джей обожали до шума в ушах и сумасшедших улыбок, с капами в зубах смотревшихся жутко.       Все знали, что они терпеть друг друга не могли. Сложно было не знать: минуты в одном помещении хватало, чтобы понять, что выбитыми зубами дело явно не обойдется даже в самом лучшем случае, эти парни калечить друг друга собирались долго и смачно. Все знали, что, стоит кому-нибудь безответственному оставить их наедине, как они тут же накинутся друг на друга.       Никто не знал, что вовсе не обязательно с кулаками.              Золотко, 21:13       Созрел обсудить?       Вы, 21:17       Новый план: победитель выбирает       Отабек поднялся с кровати на стук и открыл дверь. Джей-Джей стоял в дверном проеме, занимая его практически целиком, смотрел сверху-вниз и, скотина, улыбался от уха до уха.       — Я надеюсь, ты уже выбрал, а не предложишь монетку кинуть, как в первый раз, — буркнул Отабек и посторонился.       Джей-Джей спустил сумку с плеча, повесил куртку на крючок, разулся.       — Я вниз, — легко сообщил он, ставя ботинки ровнее. Отабек моргнул:       — Это ты меня пожалел сейчас, что ли?       — Хрен там плавал, — лучезарно улыбнулся Джей-Джей и потянул с себя свитер. — Ты меня не жалеешь, с чего мне тебя? Обрыбишься.       — А че так? — нахмурился Отабек и принял у него свитер, перекидывая через спинку стула. — Или ты хочешь сказать, ты любишь внизу быть?       — Заткнись и займись делом, золотко, — сладко приказал тот сквозь стиснутые зубы, и на лице у него отразилось что-то такое, паническое, что Отабек счел своим долгом объяснить:       — Я не собираюсь над тобой смеяться, дело твое. Тело тоже.       — Завали, — пробормотал Джей-Джей, и тот пожал плечами, положив руки ему на ремень.              Кровать громыхала ножками по полу, потому что была слегка колченогой, а подпереть у Отабека все руки не доходили. Соседи по общаге жаловались на грохот и на…       Вообще-то, еще они жаловались на его девушку, которая, по их скромному (завидуют, как пить дать), была громковата. Отабек старался не угарать слишком откровенно и, естественно, ничего Джей-Джею не говорил, наоборот, выбивая с каждым разом все больше и больше крика. Это было приятно.       Остыв, Джей-Джей сел на кровати и принялся себя осматривать. Тронул налившийся багровым укус на плече, поморщился, зло скосил глаза на Отабека:       — Ты по-другому совсем не можешь, да?       — В каком смысле? — лениво отозвался тот: Джей-Джей действительно был убийственно громкий, и голова теперь гудела, как будто под колоколом постоял с час.       — Если тебе нравится меня калечить, у тебя на это лед есть, на здоровье, сколько влезет. А сюда я не за этим перся, вообще-то.       Тот моргнул, рассматривая его против света. Плечи ходили от надорванного дыхания, волосы смешались и топорщились, все тело разрисовано отметинами от тренировок, среди которых терялись его собственные, все равно легко отличимые при должном мастерстве: на бедрах следы дорисовывались до пятипалых, а на плечах из-за хоккейной защиты тренировочные синяки могли быть только в определённых местах. Не то чтобы Отабеку не нравилось их оставлять. Не то чтобы он действительно этого хотел.       Что мешало мне сказать раньше?       Что тебе, тупица, мешало сказать раньше, а не терпеть несколько месяцев?       Он сел, оказавшись за его спиной; осторожно тронул укус на плече, задумчиво прижался щекой к загривку Джей-Джея и положил руку ему на живот. Тот, казалось, забыл, как дышать, сплошной оголенный нерв, только тронь — умрет от болевого шока.       — Тебя хватятся, если ты не придешь ночевать? — тихо спросил Отабек, и Джей-Джей прерывисто перевел дыхание:       — А что?       Отабек прижал губами выступающий на шее позвонок, и Джей-Джей вздрогнул, на плечах у него мгновенно высыпали мурашки; это было непривычно, и почему-то в животе дрожало от этой неизвестности — целого моря неизведанных вещей, которые можно будет попробовать.       — Я могу по-другому.       Он почувствовал, как Джей-Джей накрыл его руку у себя на животе, и улыбнулся.