Неоконченное предание

Дымок из двух трубок вишневого дерева плавными колечками поднимался над Холмом. Над благословенным Широм опустилась завеса вечерних сумерек. Солнце, напоследок бросив «на бис» несколько тонких лучей, окончательно отправилось отдыхать, и мягкая ночь постепенно укутывала непреклонным покрывалом окрестности. Обитатели Бэг-Энда отдыхали после долгого и плодотворного дня. Мистер Бэггинс затеял летнюю уборку, умудрившись припрячь к этому благому делу не только приходящих слуг, но и своих домашних. С портретов далеких пращуров до седьмого колена была заботливо вытерта пыль, после чего эти самые портреты остались и дальше висеть на стенах и взирать неодобрительным оком на происходящее. В кладовках все было переложено, увязано в пучки или разложено по банкам. Бильбо успокоился, только выяснив, что продуктов его небольшому семейству хватит на ближайший месяц. Даже маленькому Фродо нашлось дело: он должен был свернуть в рулоны маленькие коврики в столовой и спальнях, а затем протереть пыль под всеми кружевными салфеточками. Учитывая фамильную страсть Бэггинсов к кружевам, это грозило затянуться надолго. Но вот, наконец, с уборкой было покончено, а последний злостный враг в виде клочка пыли был выставлен за порог. Слуги, втайне потирая спины и покряхтывая, отправились на законный выходной, а неумолимый мистер Бэггинс сменил гнев на милость и позволил своему крохотному королевству отдыхать. Хозяин норы уселся с трубкой на улице, закинув ноги на низенькую стальную решетку, с недавних пор отделявшую тропинку к двери от сада. Торин постарался, употребив кузнечное мастерство по назначению. Решетка вышла — загляденье, с витыми узорами и коваными желудями на вершинках. Ни у кого из соседей такой красоты не было, что стало еще одним поводом для гордости мистера Бэггинса. — Как у тебя так получается? — удивлялся Бильбо, глядя на разноцветные колечки дыма, вырывающиеся изо рта его сожителя и плавно поднимающиеся в воздух. — Сколько курю, всегда обычный дым выходит… Или это магия? — К магии мой народ непривычен, — пожал плечами Торин. Он уютно развалился на скамье возле Бильбо и с удовольствием делал одну затяжку за другой. — Как-то само выходит, если хочу, чтобы дым стал красивым и цветным. Лучше у Гэндальфа спроси, как он из простого табака всякие фигуры мастерит. — Сравнил! — буркнул хоббит. — Волшебник, который всякими таинствами владеет, и гном, хоть и король в отставке… Торин пожал плечами. У хоббитов была своя, особая культура касательно табака. В том, что Бильбо чуть-чуть ревновал, не было ничего удивительного. Полурослики изобрели курение, они же начали отводить плодородные холмы под плантации табака, а потом буквально щеголяли друг перед другом красотой трубок и дороговизной вышитых кисетов. Бильбо, конечно, перещеголял всех окрест в искусстве глубокой, долгой затяжки с последующим неторопливым выпусканием красивых, ровных колечек. Да и целовать его после долгого курения было одним удовольствием — будто легкой дымкой окутывались аккуратные смешливые губы, и Торин вдыхал аромат лучшего в Средиземье табака, одновременно наслаждаясь нежностью своего полурослика. Это было прекрасно. Фродо сидел у приоткрытого окна, и свежий ветер трепал его темные кудри. Мальчик смотрел, как плывут над холмами колечки дыма, как они становятся призрачным туманом и исчезают вдалеке, отправляясь в дальние края с ветром и облаками. Он представил, как становится таким же легким и поднимается высоко-высоко, а оба его дяди бегут за ним по мокрой от росы траве и смеются. Иногда ему снилось, что он умеет летать, а еще чаще — что он парит на спине огромного орла, как в рассказах дяди Бильбо. Наступила ночь, и Бэг-Энд, а с ним и весь Холм погрузились в сладостный сон. Торин уже которую ночь спал, не видя старых кошмаров. Гэндальф говорил, что Шир — очень мирное место. Здесь даже страшные сны как бы тушевались и пропадали, стесняясь тревожить тех, кто жил под защитой этого немного сонного, но такого доброго края. Бывший Король-под-Горой обрел здесь исцеление от тревог и столько счастья, сколько и не чаял обрести в жизни. Он мирно дремал, улыбаясь тем сновидениям, которые посещали его под хоббичьим кровом, а в это время на его имущество готовилось покушение. Злоумышленник совершенно бесшумно прошел по коридору, двигаясь так тихо, как умеют только полурослики. Затем он приоткрыл дверь и скользнул в комнату, прижимаясь к стене. Гном крепко спал, похрапывая и издавая порой сочные рулады носом. Это было как раз на руку злодею, который подкрался к кровати спящего и запустил тонкую руку под подушку. О да, злодей прекрасно знал, где хранится бесценное сокровище! Похитив вожделенную добычу, он так же тихо выскользнул из комнаты и прямо через окно выбрался на улицу. Только устроившись ненадолго в тени беседки, вокруг которой росли густые розовые кусты, воришка оглядел свою добычу. Трофей был воистину бесценным: короткая буковая трубка с длинным мундштуком и широкой чашей, изображающей перевернутую гору. Над созданием такой трубки мастер наверняка трудился не один день, кропотливо вырезая каждую трещинку узора и украшая чашу крохотной надписью, вившейся узором гномьих рун до самого черенка. Трубка стоила целое состояние, но воришка не стал бы ее продавать. На самом деле, он намеревался употребить трубку по самому что ни на есть прямому ее назначению. Вор отдышался, успокаивая биение сердца, а затем быстро спустился по склону Холма к подножию, где среди небольшого ухоженного садика поджидал его подельник и постоянный сообщник в каверзах. — Ну что, получилось? — выдохнул сообщник. Вор кивнул. У обоих аж глаза разгорелись от предчувствия запретного удовольствия. — Дядя спал, а я тихонько прошел, он даже ничего не услышал, — похвастался начинающий Взломщик, он же Фродо Бэггинс. — А ты табаку у папаши Хэма захватил? — Ага, — солидно, подражая говору отца, отозвался юный Сэм. — Как не взять, ведь трубка без табака — не трубка. Мальчики в четыре руки набили трубку, больше мешая друг другу и просыпав немного табаку от нетерпения. Чиркнула тоненькая спичка, и Фродо первым прикоснулся к загубнику, сделав глубокую затяжку. У Сэма вышло похуже, он сперва закашлялся, но друг шепотом объяснил, что к чему и как надо курить. Он столько раз видел этот процесс в исполнении обоих дядей и отца, когда тот был еще жив, что мог бы повторить и с закрытыми глазами. Это была поистине волшебная ночь, полная чувства взрослости. А наутро красный как буряк садовник Гэмджи привел обоих мальчишек к мистеру Бэггинсу, который уже успел переполошиться, не найдя племянника в кровати. Своего сынка садовник вел за ухо, не особо церемонясь. Сэм, сознавая превосходство взрослого, только сопел. Фродо, транспортируемый за шкирку, подозрительно сопел, но тоже не плакал. — Вот, поглядите-ка, господин хороший, — укоризненно встряхнув обоих нарушителей, сказал Хэмфаст. — Поймал эдакую рыбешку в своем саду. Укроп мне потоптали, шалопаи, да притом всю ночь из вашей, сударь Торин, трубочки прикуривали. Это было ужасно. Фродо не знал, куда девать глаза, пока Торин метал громы и молнии, вполне серьезно его ругая. Ясно было сразу, чья это была затея с похищением трубки и курением, ведь Сэм восхищался своим другом и господином и все делал так, как он скажет. Но куда хуже оказалась реакция Бильбо. Он посмотрел на племянника вскользь, убедился, что мальчик не пострадал и не попал в беду, и сухо поблагодарил садовника за помощь. На самого виновника переполоха он больше не смотрел, и это оказалось куда хуже, чем ворчание Торина. Тот хотя бы сразу наругал — и больше не надо ходить, втянув голову в плечи и ожидая, когда же грянет гром. Вечером мистер Бэггинс впервые не вышел на крыльцо, чтобы привычно выкурить обычную трубочку в компании Торина и, быть может, припозднившихся соседей. Он приготовил ужин, убрал со стола и сразу же присел к камину, углубившись в книгу. Фродо, весь ужин просидевший тише воды ниже травы, тихонько засопел. Ему вдруг подумалось, что дядя только что лишил себя и радости общения, и трубки, и все это из-за него! — Что мнешься? — вдруг спокойно, без тени раздражения, спросил Бильбо. — Садись здесь, если хочешь. — Ты не сердишься? — робко спросил мальчик, опасливо приблизившись к старшему хоббиту. Тот бросил на него короткий взгляд поверх книги. — Мы сами виноваты, что подали тебе дурной пример, — печально сказал он. — И я, и Торин курим уже долгие годы, но я не знал, что мой племянник еще настолько мал, что думает, будто краденая трубка сделает его взрослым. Честно говоря, Фродо, я разочарован. Я ожидал, что ты сам способен понять, что вредные привычки не добавят тебе ни радости, ни возраста. Быть может, ты мог бы подождать лет двадцать, пока станешь совершеннолетним? Мне не хотелось бы лечить твой ужасный кашель, это даже старику Оину было бы затруднительно. — Я буду кашлять? — Фродо ужаснулся. Он хорошо помнил, как простыл зимой, как лежал в постели, пил горькие лекарства и ужасно кашлял. — Будешь, причем это не вылечится никакими травами и микстурами, — сообщил ему Бильбо. — Даже такой чудесный табак, как «Старый Тоби», нужно курить умеренно, чтобы прослыть гурманом, а не невоспитанным пускателем дыма. Да и потом, мне не хотелось бы, чтобы ты лишился всех своих друзей. Думаешь, кто-то из них захочет сидеть рядом с пропахшим табаком мальчиком? Все, что говорил дядя, было таким кошмаром, что Фродо чуть не плакал. Он не представлял, как будет плохо, если от него отвернутся его товарищи. И ведь правда, никто из них не курил и даже не выказывал такого желания! — Давай сделаем так, — подытожил Бильбо. — Мы не станем прятать от тебя трубки. Если тебе захочется попробовать «Старого Тоби», пробуй. Только помни, что это не должно пойти во вред ни тебе, ни твоим знакомым. Но Фродо уже не хотелось курить. Табак показался ему не очень-то вкусным, а дым неприятно щипал и обжигал язык. Так что мальчик больше ни разу не прикоснулся к трубкам дядей — до того самого дня, когда ему исполнилось тридцать. А тут уж почти взрослому хоббиту просто непозволительно не заказать собственную трубочку, красивую да ладную. И вот тогда, много лет спустя, молодой хоббит смог еще раз испытать чудесное чувство полета, сидя рядом с постаревшим дядюшкой Бильбо на прогретой солнцем лавочке и пуская колечки — не волшебные, но вполне чудесные на свой лад.