Падение с Олимпа

«Расстаться с тобой, Забыть всё, что было. Остаться собой, Чтобы сердце остыло» Карин вошла в маленькое кафе с огромными запотевшими стёклами с оттенком чуть желтовато цвета старости. На улице агрессивно лил ледяной дождь, небо спешно окрашивалось ночными оттенками, вскоре зажглись фонари. Было холодно. Потускневшие лампочки неоновой подсветки тихо трещали снаружи из-за собственной неисправности, но продолжали светить, слегка подрагивая. Густой прокуренный запах требовал привыкания после свежести мокрой улицы. Но она даже не поморщилась, потому что давно привыкла, даже не заметив этого. Этот запах был её буднями. Официант неспешно принёс чашку очень крепкого кофе и чашку с горячим шоколадом. Карин не стала благодарить за обслуживание, как обычно делала это, находясь в других странах. Здесь это было ни к чему, и её это радовало, потому что не надо было больше открывать рот и что-то говорить. Любое слово, которое бы она сказала сейчас, точно было бы связано с человеком, о котором она думала, испытывая мучения. В таких ситуациях стоило выбрать молчание. А так хотелось поговорить. Ей казалось, что в любую минуту она заплачет. Голос дрожал, когда она заказывала горячие напитки. Это было плохим признаком. Нервы сдавали по полной программе, потому что Олимпиада была уже близко. А тут ещё всё это. Она даже не подозревала, что совсем недавно Ханако мучилась точно такими же проблемами. Только вряд ли это могло теперь кого-то утешить. Карин поставила локти на стол и охватила свою рыжеволосую голову руками, будто пыталась не дать той расколоться пополам. Карин было плохо. Старая кожаная куртка не грела, а металлические значки на ней пытались вернуть мысли девушки в прошлое, когда она ещё была свободна от этого всего. Но это было слишком давно. Ничего не получалось. Ни отвлечься, ни забыться. Карин чувствовала, что ею просто воспользовались. Пусть это и было не совсем так, потому что она была с этим согласна, но чувства оставались чувствами. Ею воспользовались. Даже когда она поняла, что её жизнь полностью изменится, она позволяла делать это с собой дальше. Карин не боялась изменений, их было слишком много в её жизни, чтобы испытывать страх перед ними. Все они были… просто были. Но только эти последние привели всё к такому печальному исходу, когда у неё на душе было паршиво как никогда. Впервые за долгое время Карин захотела вернуться в прошлое, просто сбросить весь этот накопленный опыт, проблемы, отношения и мысли; откатиться назад, и быть снова той наивной немного агрессивной и глупой девочкой в странных коротких курточках со значками и разноцветных кроссовках. Её проблемой был лишь выбор шнурков кислотных оттенков и ярких жвачек. Кто знает, может, было бы лучше, если бы так всё и осталось. Да, она была наивна, пусть думала о себе иначе. Верила, что просто будет делать всё для кого-то, и этого будет достаточно, чтобы быть вместе. А теперь она мало что понимала, запутавшись окончательно в этом вечном треугольнике. Пора было что-то менять, потому что вершина треугольника стала определённо недостижимой. Все знали, что у треугольника три вершины. Но не в этом случае. Тут была только одна. Остальные две – всего лишь вечные основания. На двери кафе в очередной раз звякнул колокольчик. Звякнул особенно сердито, и дверь захлопнулась, как от сильно порыва ветра, хотя на улице не было и дуновения. Только дождь. Напротив девушки кто-то сел за стол и придвинул к себе чашку горячего чёрного кофе без сахара. Карин знала, что Макото любит именно такой кофе, который нельзя было размешивать, давая кофейной гуще медленно оседать на донышке. Настоящий, турецкий кофе. А Макото знала, что Карин любит сладкий горячий шоколад с одной большой ложкой молока, остающейся смешным белым пятном в тягучей сладкой массе. Однако обычно они заказывали чай, даже не чёрный. Цветочный. Только Ханако здесь не было, поэтому притворяться больше не было надобности. - Я по-прежнему скучаю по ней, - проговорила Карин, не поднимая головы и не открывая глаз. Ей не надо было смотреть, потому что она прекрасно знала, кто сидел напротив неё. – И я не вижу этому конца. Я устала от этого, - её голос был подтверждением её эмоций. – Хочу быть с ней. Думала, что мы навсегда останемся все вместе. Но ошиблась. И ничего не сделала, когда всё пошло наперекосяк, хотя мне казалось, что я могу ещё всё исправить. Да только время просто проходило с тех пор, как вы стали друг другу чужими. Мне оставалось лишь наблюдать за вами и молчать. Кажется, я до сих пор не понимаю, почему мне больно каждый раз, когда я вижу её. Но знаю, почему это происходит, когда я вижу тебя, - Карин открыла глаза, но всё равно не стала смотреть на свою молчаливую собеседницу. Карин глядела вглубь чашки с горячим шоколадом, от которого поднимался тёплый пар. Белое пятно молока постепенно тонуло. В кафе было холодно. Снаружи тоже. И внутри Карин, казалось, мела метель. – Я понимаю, как сильно ты мне нужна, - призналась она внезапно. Макото хмыкнула, со звоном ставя чашку кофе на белое толстое блюдце. Ей нравилось, когда турецкий кофе наливали в фарфор. Но здесь никто не соблюдал эту традицию. Однако сегодня это её не заботило. - Поэтому я здесь, - проговорила она грубо, отчего у Карин по спине пробежали мурашки. Именно этот грубый голос был для неё так сладок, а не горячий шоколад с тонной сахара. - Я лишь недавно поняла, что больше не могу разобраться в себе. То ли потому, что пыталась быть для тебя Ханако, то ли потому, что искала в тебе замену ей. Да только моей она никогда не была, - Карин хлюпнула носом, чувствуя себя по-настоящему жалкой в своей кожаной курточке и старых кроссовках со сбитыми носами. Вещи не обладали волшебством. Как бы этого не хотелось, а в прошлое они не возвращали. – И ты тоже. Я ненавижу тебя. Но я люблю тебя. И ненавижу то, что люблю тебя. Раньше была только она. А потом и ты. Не хочу этого всего, но не могу поставить даже её выше тебя. Но ты хочешь её. Я вижу, как она нужна тебе. Карин посмотрела на Макото полными от слёз глазами: - Но я никогда не стану ею. Макото спокойно и даже в какой-то мере безразлично смотрела на Карин, откинувшись на спинку дивана. Затем она скосила взгляд в сторону, уставившись в запотевшее окно. За стеклом едва можно было различить улицу, только огни фар автомобилей. В основном красные. На этой улице было одностороннее движение. Только Макото это мало волновало. Она смотрела куда-то дальше этого материального мира. Ей редко выпадала возможность заглянуть в свои мысли. Только в такие моменты, когда всё трещало по швам, а Карин хотела откровений. Если бы не эта девчонка, Макото бы не стала задумываться о себе, о жизни и о других. - Я скучаю по ней. Иногда не могу уснуть и думаю о ней. Или же после кружки кофе утром, когда в моём доме ещё тихо, - Макото тронула кончиками пальцев край толстого блюдца. – Тогда у меня пропадает аппетит, и я не могу есть. Я знаю, что она тоже вспоминает то время, которое мы провели вместе. У неё есть только эта память. Мне было так хорошо с ней, что я расслабилась и просто затупила, привязавшись к ней. Если бы я или она была мужчиной, я бы поняла. Тогда бы поняла, почему это может так паршиво кончится. Мужики и бабы плохо дружат друг с другом, - объяснила свою точку зрения девушка.- Если бы она сделала со мной то же, что я с ней, мне бы это не понравилось. Но я сделала это всё равно. А после этого не было смысла посылать ей текстовые сообщения или пытаться говорить с ней. Она отрезает всех, кто сделал ей больно. И она права. У меня остались чувства, да только ей уже всё равно. И свои она держит в тайне. Это бесит меня особенно сильно, - Макото зажмурилась, ощущая свой гнев. – Молчит о том, что ненавидит меня. И никто не знает об этом. На её месте я бы так и поступила, только она – не я. Девушка сглотнула и потянулась за кофе. Ей впервые за долгое время захотелось закурить. Даже эту тягу приходилось терпеть. Будто той, которая манила к Ханако, было недостаточно. Курить хотелось много и настойчиво. Одну за другой. Одну за другой. И так всю пачку. А потом следующую. - Я не хотела обижать её, - Макото немного отпила и вернула чашку на место. – Просто испугалась, что она уйдёт. У меня всё внутри оцепенело, когда я поняла, что это возможно. Она никогда не задумывалась, что у нас могло что-то выйти. Она сразу сказала своё «нет», а я послала её куда подальше. И стала вести себя, как последняя тварь, донимая её по любому поводу, потому что знала все её слабые места. Я хотела, чтобы ей было больно. Больнее, чем мне. Чтобы она приползла ко мне, корчась от боли, и только я могла помочь ей. Я то врала ей, то клеветала на неё, то осыпала ругательствами. Конечно, она отдалилась. Гордо вскинула свою красивую голову и отвернулась от меня. Хотя, мне кажется, она никогда и не смотрела на меня. Только куда-то вперёд, - она натужно выдохнула. - Вечно я скучаю по тем, по кому не стоит. Но она так и не сожгла все мосты между нами. Не было больше доверия. Осталась лишь эта дурацкая любовь, которую я пытаюсь сделать ненавистью. Вот так всё и продолжается уже два года. Я поступаю с ней плохо, а она со мной нет. Карин отвернулась, увидев, как по щекам Макото полились слёзы. Тихие, но совсем не злые, как это бывало обычно, когда та впадала в истерику и громила всё в комнате. То была отчаянная злость. Теперь же это было больше похоже на простое отчаянье. Карин испытывала нечто похожее. Ей так казалось. В горячий шоколад добавили подсластитель, да только совсем не сладкий, потому что на душе Карин было паршиво. Ей казалось, что Макото снова не слышит её, хотя они сидели напротив друг друга, а в кафе было тихо. Макото слышала только свои собственные проблемы. «Как всегда. Это не изменится», - Карин поджала губы. - Всё время я смотрю на то, как ты смотришь на неё. Будто она единственная. Даже если вокруг ещё сотня людей, ты видишь лишь её. Совсем как этот парень, - Карин сглотнула, слыша, как вновь дрожит её голос. – Мне даже иногда кажется, что я полюбила её только потому, что её любишь ты. Знаю, это бред. Когда я всё поняла о своих чувствах к ней, ты не выдала себя. Но ты всё равно смотрела на неё так, будто существует только она одна. А на меня тебе было плевать. Всегда. И это делает только хуже. Это заставляет меня ненавидеть тебя, перестать любить тебя. Ты хочешь только её. И я так больше не могу. Потому что никогда не стану ею. Макото не стала смахивать слёзы, а просто посмотрела на Карин, видя лишь заплаканную рыжую девчушку перед собой. Долгое время они срывали друг на друге злость на ту, которая была причиной всех их проблем. И сейчас было видно, как Карин устала от всего этого. Ей точно было достаточно. Маленькая, продрогшая, в своих старых шмотках она вызывала лишь жалость, как потерявшаяся девочка на стоянке большого кафе с фастфудом. Только всё это было обманом. Карин была сильной и достаточно жестокой, просто сломленной. Просто усталой. - Значит, всё кончено? – спросила Макото, желая, чтобы Карин посмотрела на неё. Та лишь кивнула в ответ, не собираясь смотреть Макото в глаза: - И с тобой, и с ней, - пояснила Карин. - Ты уже собрала вещи? Девушка снова кивнула, зная, что от Макото не могли просто так скрыться её дорожные сумки с вещами. Их было слишком много. - Так будет лучше, - Карин, наконец, посмотрела на свою собеседницу. – Мы пытались найти в ней то, чего нет и быть не может. И друг в друге мы это тоже не отыщем. Здесь холодно, проводи меня до метро. Дождь кончился. Макото кивнула, залпом допивая свой кофе и подзывая официанта. Заплатив по счёту, она встала из-за стола и прошла вперёд, чтобы открыть дверь перед Карин. - Мне будет этого не хватать, - попыталась улыбнуться Карин, беря Макото под руку, будто та была мужчиной. Макото молчала, не зная, что ей ещё сказать. Она чувствовала, что происходящее было логическим разрешением этой многолетней истории. Появление этого парня разрушило последние надежды. Треугольника никогда не существовало. Ханако жила иными геометрическими фигурами. - Так что же ты сделала, Макото? – внезапно спросила Карин. – Ведь было что-то ещё, чем ты её разозлила? Ханако никогда бы не перестала с тобой разговаривать только из-за твоего интереса к ней. Девушка утвердительно кивнула в ответ: - Сожгла фото того парня у неё на глазах, когда поняла, что она что-то вспоминает. Поняла, что она может покинуть меня. Я вошла в комнату и увидела, как она во все глаза пялится на какую-то картинку, что-то бормоча. Когда прислушалась, смогла разобрать «Дайки-Дайки». А подойдя ближе, поняла, что она в каком-то трансе и вообще не замечает меня, - Макото горько улыбнулась. – Её словно в другое измерение вынесло. Я оставила её всего на пару минут одну у какого-то стеллажа со всякой макулатурой, а сама вышла покурить. Не думала, что она откопает что-то наподобие того спортивного журнала. Вроде надо было радоваться, что к ней память возвращается. Но радостно мне не было. Я испугалась, что если она вспомнит, то всё между нами кончится. Потому что чувствовала, что в её прошлом мне места не было. Я могла верить только в то, что в жизни без прошлого могут быть я. И всё. - Эгоистка. - Да, - ответила Макото, закуривая и понимая, что всё разрушило вовсе не это фото. И даже не этот парень, появившийся из ниоткуда. А она сама. - Оставь её в покое, - попросила Карин. - Нет… не смогу. Внезапно Карин остановилась и серьёзно посмотрела на Макото, встречая взглядом её упрямство: - Ты должна. - Знаю. *** - Дайки? Ты пробовал кантуччини? - Такой вид итальянских сладостей? – переспросил он. Ханако кивнула. - Ел каждое лето, твоя бабушка отлично готовила. - Ты видел её? - Твою бабушку? – уточнил он. – Видел, когда навещал тебя в Миэ. - Я не могу вспомнить, как она выглядела. Только руки, - призналась Ханако. - Она красила волосы в чёрный, что делало её больше похожей на японку. Но её глаза выдавали её итальянское происхождение. Когда я увидел её впервые, сказал, что она красивая. - Судя по фото, это так и было, - улыбнулась Ханако, перебирая старые фотокарточки. - Совсем не можешь вспомнить? - Не могу. Только руки. Они иногда были холодными.