Курортный роман

☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼

      Так они и уснули на одной кровати, сморенные усталостью и алкоголем. Проснулись спозаранку от стука в окно. Минсок с трудом продрал глаза и увидел Ифаня, показывающего на наручные часы. Он растолкал Сехуна и Ханя, и печальными глазами следил за их сборами.       К обеду Минсок загрустил совсем — утром уехали Сехун с Ифанем, а спустя час и семейство Бён. Ифань на прощанье поцеловал Минсока в лоб и поблагодарил за помощь с Сехуном, сунул в руки свой номер телефона и просил обращаться в случае чего.       Сехун подмигнул и напомнил о телефоне. А потом опять повис на Минсоке и даже прослезился, обцеловав ему всё лицо, вопреки возмущённому фырканью и тихим замечаниям. Пока Ифань не обнял его со спины и не оторвал от раскрасневшегося Минсока.       Бэкхён с Ханем зажали его так, что даже голова закружилась. Продиктовали и свои номера телефонов, потребовали дать обещание не пропадать, а ещё лучше забегать в гости. Тэмин и Тэхён тем временем страстно целовались в тени кипарисов. Минсок остался сам по себе, секунды превращались в часы, а Чонин пока ещё не приехал.        Минсок распереживался, как он вообще выдержит ещё целые сутки до приезда Чонина и без привычной компании Сехуна и Ханя. Он бездумно слонялся от кабинета к кабинету и совершенно не реагировал на подначки альф. Время тянулось, как перегретая резина, и никак не хотел приходить вечер, когда можно просто упасть и уснуть, наплевав на всё.       Вернувшись с процедур, Минсок обнаружил записку в дверях, несколько раз перечитал и расплылся в улыбке. Он бы и запрыгал от счастья, если бы не семейная, неспешно прошедшая пара неподалёку. Чонин написал, что зайдёт за ним в семь вечера. И они пойдут на свидание.        Сомнений в том, что записку написал именно Чонин не было — она пропахла им так, словно он держал её несколько часов где-нибудь у сердца. От этой мысли Минсоку стало совсем тепло и он поспешил в номер.       Он долго отмокал в ванной, крутился у зеркала и рассматривал себя со всех сторон. До больницы он не красил волосы, но один из медбратьев прикипел к нему душой и предложил осветлить волосы, чтоб снять стресс. А потом под влиянием Ханя и желанием удивить Чонина перекрасился в рыжий. И теперь переживал, понравится ли Чонину.       Ведь он мог неправильно истолковать слова Чонина. Но ему так хотелось удивить и посмотреть на реакцию, что он не смог удержаться, хотя немного нервничал. Потому что пахнущий апельсинами с нотками вербены рыжеволосый омега привлекал внимание альф как красная тряпка быка.       Весь день погода стремительно портилась, и к ужину Минсок добирался короткими перебежками, как и назад, а потом грелся под пледом, ожидая Чонина. Ровно без одной минуты семь в дверь постучали, и Минсок пошёл открывать.       Чонин показался Минсоку оглушительно красивым. Совершенно прекрасным. В простой белой рубашке и чёрных джинсах Чонин выглядел наследным принцем. Минсок не смог даже пробормотать слова приветствия, лишь беззвучно открывал рот и просто пытался дышать.       Он так и стоял, хлопая глазами, пока Чонин не сгрёб его в охапку, целуя с таким восторгом, будто Минсок наследник императорской семьи и чудо света одновременно, а Чонин искатель древних сокровищ и покоритель драконов. — Ты невероятный, — проговорил Чонин, оторвавших от манящих губ. Провёл большим пальцем по нижней губе Минсока и мягко улыбнулся. — Тебе так идёт цвет, ты как лисёнок. — Меня Хань так называл, — улыбнулся Минсок.       Чонин вновь прижался к приоткрытому рту Минсока, обвёл языком контур рта и слабо толкнулся им между губ, сжимая Минсока в объятиях. Минсок закрыл глаза и позволил горячему языку скользнуть глубже. Мурашки поползли по телу, и Минсок забыл обо всём, что собирался спросить или сказать. — Чонин… я так рад… — И я.       Чонин прижал его к себе, и Минсок услышал, как гулко стучит сердце альфы, будто пытается пробиться сквозь рёбра в его грудную клетку и остаться там. Минсока обдало жаром, и он с трудом сглотнул. Чонин покопался в кармане и положил Минсоку на ладонь синюю бархатную коробочку. — Что это? — удивился Минсок, слыша как заполошно бьётся сердце. —Открой, узнаешь, — улыбнулся Чонин.        Минсок сглотнул ставшую неожиданно вязкой слюну и положил пальцы на коробочку. Даже звуки стали тише, так волнительно стучала кровь в висках. Минсок не был избалован подарками, а уж тем более такими даже на ощупь богатыми коробочками. Страшно представить, что там могло быть. Хотя в голове мигом стало пусто-пусто, и пальцы задрожали, но Минсок выдохнул и постарался сосредоточиться. Крышечка со щелчком откинулась, и Минсок ахнул. — Нравится? — Да, — вздохнул Минсок и кончиками пальцев прошёлся по серебряной вязи круглого кулона, в центре которого было заключено Древо Мира. Тонкая, но красивая цепочка довершала великолепие.        Чонин тронул его пальцы и взял в руки кулон, расстегнул замочек на цепочке, приложил к изящной шее Минсока и застегнул его. Огладил подушечками пальцев бархатистую кожу шеи и поправил кулончик на груди, на мгновение обжигая ладонью кожу под одеждой. — Идём! — Куда? — Танцевать, — Чонин вновь поцеловал Минсока. Взял его лицо в ладони и посмотрел так, что Минсок ощутил, как колени наполняются сахарной ватой. А она тает от горячего взгляда, превращаясь в сироп. Даже коробочка куда-то запропастилась. — Но я не умею. — Доверься мне. Как тогда, в воде. Я хотел, чтобы мы поплавали, но похолодало. Значит, будем греться.       Чонин крепко держал Минсока за руку, укрывал от дождя зонтом и тянул за собой. За Чонином хотелось идти на край света. Время ожидания казалось ерундой по сравнению с чувством, заполнившим Минсока до краёв и согревающим изнутри.       Дождь барабанил по зонту, приятное тепло распространялось по телу, и было до сладости уютно и комфортно. Они вошли под крышу крытой танцевальной площадки как раз под конец композиции. Чонин сдал зонт и, услышав первые ноты медленной песни, потянул Минсока на себя. — Доверься, — горячий шёпот обжёг ухо. — Расслабься.       Минсок сглотнул и сделал шаг навстречу Чонину. Он отдался ему, позволяя вести и медленно кружить. Чонин двигался так, что Минсок забывал, как дышать. Особенно в моменты, когда их бёдра соприкасались, а Чонин тёрся щекой о его висок, из головы испарялись все мысли.       С Чонином не надо было думать, куда и как ставить ноги, тело будто жило само по себе, поддаваясь невербальным приказам Чонина. Минсока обжигало прикосновениями, ладонями к пояснице, пальцами к пальцам, бёдрами к бёдрам, грудью к груди. И тело будто пронзало электрическим током.        Казалось, что Чонин —  море, которому нужно покориться, отдаться, и оно само возьмёт в заботливые ладони, закружит, споёт колыбельную, либо покачает на ласковых волнах. Глупая мысль, но она росла и ширилась внутри Минсока. Он видел штормовое море, которое ревело сейчас за стенами здания, опасное, смертоносное. Но всё равно сравнивал его с Чонином.        Потому что беглые касания напоминали игривую волну, что трогала его босые ступни и отступала, чтобы накатить и вернуться вновь. Чтобы заигрывающе окатить пенными водами и поманить к себе. И Минсок поддавался, подчинялся и позволял Чонину кружить себя, отталкивать, чтобы опять притянуть к обжигающим губам. От невесомых поцелуев кружилась голова, и Минсоку хотелось чего-то большего.       Минсоку не было дела ни до обсуждающих и тыкающих в него пальцами стайки омег в углу. Ни до альф, что смотрели масляными взглядами и чуть ли не облизывались. Но в какой-то момент Минсок почувствовал дикое головокружение и вцепился в Чонина. Тот мгновенно остановился и обеспокоенно спросил: — Что случилось? — Голова кружится, — выдохнул Минсок. — Я освежусь и вернусь. Ладно?       Чонин нехотя разомкнул пальцы и отпустил Минсока. Он вошёл в туалет и принялся тщательно умываться в попытке избавиться от навязчивой слабости и головокружения. Он не услышал, как его обступили три омеги. Просто один рванул на нём одежду и потянул на себя. — Бесят такие, как ты, — выплюнул омега, и Минсок весь сжался, готовый защищаться. Но когда к шее прикоснулись чужие губы, он почувствовал, как тело снова костенеет, мышцы скрутило судорогой, и он замер, вцепившись в рубашку омеги перед собой. — Пришёл на всё готовенькое, тварь. Я Чонина второй год окучиваю.       Один из омег замер и посмотрел непонимающими глазами на остолбеневшего Минсока. Щипнул его больно за щёку, но Минсок лишь моргнул и не смог оттолкнуть. Омега усмехнулся и кивнул другим: — Он ещё и ответить не может, немощный.       Злости в омегах прибавилось, когда они поняли, что Минсок беспомощный сейчас и не может ни ответить, ни ударить, ни даже сбежать. Минсоку они наполнили некоторых омег из детдома, что иногда могли собраться в кучку и бить ногами первую попавшуюся под руки жертву. С остервенением таскали за волосы и унижали. Казалось, что он вернулся на годы назад. — Уродец мелкий! Давно ли палку отбросил? — Ходил тут как доходяга, всех альф смущал, а теперь лапы к Чонину тянешь!       Омеги ставили засосы беспорядочно, щипали кожу и рвали одежду. Минсок дрожал от накатившей обиды и желания сбежать. Но тело подводило вновь. Хотя он несколько дней назад спокойнее выдохнул, когда понял, что приступы накатывали не так часто, как в больнице. А теперь накатило по новой.       Лишь ощутив лёгкое онемение, которым заканчивался приступ, Минсоку удалось оттолкнуть омег и вылететь из туалета. Он выскочил на улицу и побежал куда глаза глядят, не разбирая дороги под косыми каплями дождя и упругими ударами ветра.        Ощущение дежавю давило на него, и он бежал из стен, что приобрели оттенок ненависти в его подсознании, а хриплый гогот омег напомнил смех гиен, что когда-то едва не убили его просто потому, что он был не в их группке, а ещё имел наглость защищать мелких от нападок старших.       Хотелось отмыться, даже если для этого придётся содрать кожу. Рыдания раздирали грудь острыми когтями. Лёгкие горели, по лицу хлестал ветер и дождь. Было холодно, но это не остужало горящей обиды.       Минсок пришёл в себя на каменном пирсе, уходившем глубоко в море. Он дошёл до края и всматривался в бушующую стихию. Тело била крупная дрожь, и пелена слёз застилала глаза. Было так обидно, больно и гадко, что он не находил в себе сил, чтобы описать своё состояние.       Волны разбивались о каменный бок и обливали Минсока с ног до головы. Он ступил шаг вперёд, чтоб било сильнее, чтоб выбило боль, но новая волна накрыла с головой, сбила с ног и поволокла на дно. Минсок успел лишь увидеть, как над головой сомкнулись потемневшие воды штормового моря.       Испугаться или даже наглотаться воды он не успел — за руку сильно рвануло, и он оказался на поверхности бушующей стихии. А спустя минуты уже стоял на берегу, сотрясаясь от холода в кольце обжигающе горячих объятий.       Минсок попытался выпутаться из сильных рук, но Чонин держал крепко, и сопротивляющийся поначалу Минсок понемногу стал успокаиваться. Холодный ветер с моря пронизывал до костей. Вскоре он застучал зубами, и если бы не горячее гибкое тело Чонина, то упал бы на песок от пронзающей тело дрожи. — Я отведу тебя в номер. — Я не хочу… не хочу один… и если идти… я в таком виде… и следы, увидят, — голос Минсока дрогнул и сорвался на сиплый всхлип. — Давай тогда спрячемся там, — предложил Чонин и кивнул на домишко под спасательной вышкой.       Минсок позволил вести себя. Отчаянно стучал зубами, а холодные капли катились по лицу, как и слёзы. Минсок смаргивал их, но с волос срывались новые, глаза по-прежнему щипало, и всё повторялось.       Ветер хлестал наотмашь, и кожа буквально горела. И от холода, которым одарила природа, и от жара, исходящего от Чонина. Контраст заставлял тело содрогаться отчаяннее в попытке уравнять разницу температур.       В домике Чонин чиркнул спичкой и зажёг свечу на комоде. Минсок огляделся: шкаф, комод, широкий лежак, стол и пара стульев, камин в глухой стене и окно у лежака. Коллажи из ракушек и канатиков на стенах. Он даже не хотел думать, чей это дом и что будет, если хозяева вернутся.       От мягкого пламени свечи мир подёрнулся масляной плёнкой, даже от неяркого света сделалось тепло и уютно. Будто огонёк согревал одним своим существованием. Минсок зябко поёжился, когда потерял тепло тела Чонина. И так и стоял у двери, глядя на свечу. — Снимай одежду, — сказал Чонин, и Минсок вздрогнул, отрывая зачарованный взгляд от свечи. — Нет. — Да, — жёстко ответил Чонин и пронзил Минсока взглядом. — Ты должен согреться. Вот, оденешь, — и протянул Минсоку тонкую, но огромную футболку, которую нашёл в стопке вещей на полке. А потом нашлись и шорты. — Подглядывать привычки не имею, — тихо добавил Чонин и стянул мокрую рубашку.       Минсок сглотнул от вида перекатывающихся под кожей мышц, посмотрел на выданную одежду, а потом снова на широкую спину Чонина. Его колотило от холода, но при виде Чонина обдавало жаром. Всё время его будто утлую лодку в штормовом море кидало от присутствия рядом Чонина.       По гладкой смуглой коже захотелось провести пальцами и губами. Минсок вздрогнул и стал поспешно стягивать одежду, бросая взгляды на узкого в поясе Чонина; тот возился с небольшим камином, разводя огонь.       Минсок стал стягивать облепившую его тело мокрую одежду. Текло ручьём, и ткань отказывалась подчиняться. Хотелось её порвать на сотни маленьких клочков, чтобы успокоить гулко стучащее сердце и успокоиться самому. — Оделся? — не оборачиваясь, уточнил Чонин. — Да. — Развешивай одежду на стул — и быстро на лежак под плед, — приказал Чонин и зыркнул на Минсока. От этого взгляда плеснуло лавой, и Минсока обдало волной жара. — Что стоим? Бегом.