Курортный роман

☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼

– Хань, а замуж страшно идти? – пытливо глядя на старшего омегу, спросил Сехун.       Минсок тоже посмотрел на заулыбавшегося Ханя. Кто, как не старший омега, может сказать, каково это. Хотя глядя, каким невыносимо счастливым Хань возвращался каждый раз после свидания с мужем, можно было сделать определённые выводы. Но вряд ли всем так везло.       Хань мечтательно зажмурился и отставил бутылку, которую вновь сцапал в руки, и некоторое время смотрел на плещущуюся за стеклом жидкость. Повернулся к двум жаждущим ответа омегам и сказал: – Замуж идти не страшно. Есть такая поговорка «Замуж не напасть, лишь бы замужем не пропасть». Прежде, чем делать такой шаг, вы должны понимать, что готовы, и что ваш мужчина именно тот самый. – А как это понять? – робко спросил Минсок и уселся, опираясь спиной о стену. Сехун продолжал на нём висеть, поэтому пришлось потрудиться, чтобы подняться. – Вдруг моё понимание неверно? – От него сердце бьётся так, что кажется, выскочит? – предположил Сехун и ещё сильнее вцепился в бока Минсока, сминая футболку невыносимо горячими пальцами. – И крылья за спиной? – мечтательно уточнил Минсок. – И кажется, что ты готов обнять весь мир? – И ты уверен в нём, как в себе, – сказал Хань, разливая алкоголь по бокалам. – Даже больше. Ты готов отдать ему всё, зная, что он примет и защитит. Не предаст. – Как Ифань тех альф в аптеке отвадил, а? – заметил Минсок и погладил прикорнувшего на его плече Сехуна. – Видишь, какой у тебя мужчина! По всем параметрам, что Хань назвал, подходит. Не бойся.        У Минсока сердце выскакивало. Он видел Чонина в относительно экстремальной ситуации, и знал, что тот ничем не уступал Ифаню или Бэкхёну. Он понимал, что доверился Чонину слишком быстро, но ничего не мог поделать со своим предательски дрожащим сердцем. Сехун опять всхлипнул и спрятал лицо у Минсока на груди. Минсок ласково его погладил по волосам и потрепал по спине. – Ну ты чего? – обеспокоенно спросил Минсок. А Хань присел на краю кровати, протягивая платок. – Ифань идеаааааальный, – проревел Сехун. Минсок и Хань мягко засмеялись, продолжая утешать Сехуна, который немного успокоился, но опять сидел с красным носом. – Я знаю, что Бэкхён за меня разорвёт любого, – проговорил Хань. – Вот ты, – Хань погладил Сехуна по вздрагивающим плечам, – сказал, что Ифань не тронул тебя в гиперфазу. Вот тебе повод верить своему мужчине. – Правда? – засиял начищенной монетой Сехун. Он стиснул в пальцах телефон и прижал его к щеке, будто это была ладонь Ифаня. И счастливо ткнулся мокрым носом в многострадальную футболку Минсока. – А как было у вас с Бэкхёном? – подал голос Минсок и взял протянутые бокалы. Отдал один Сехуну и пригубил немного из своего.       Алкоголь горчил на языке, обжигал, как прикосновения Чонина, хоть и пьянил чуть меньше, чем этот смуглый альфа. Минсок откусил от дольки апельсина и закрыл глаза. Он определённо точно сходит с ума. Чонин делал с ним невероятные вещи, ломал все устои и системы, но это было так правильно, что Минсок ничего не мог поделать со своими чувствами. – О, – протянул Хань, – это было нечто.        Хань собирался методично напиться и таким изощрённым образом проститься с «альфой всей его жизни» Ким Джунсу. Джунсу не только не оправдал его надежд на замужество, но и оказался так себе в постели. Нет, он не был плох в прямом смысле слова. Просто не хватало огонька. И Хань расстроился окончательно.        Лучше бы он изменял. Было бы проще. А так пришлось скандалить, бить посуду и пытаться донести свою мысль поникшему Джунсу. Ну вот как донести альфе, что он не то, чего Хань ждал, и плевать, что Хань добивался внимания Джунсу почти два года, выживая из окружения всех омег, что пытались заявить права на первую любовь Ханя.        Да, особых крыльев за спиной он не чувствовал, но влюбившись в старшей школе в практиканта, не мог не добиться его внимания. Потому что Хань всегда добивался цели, будь то победа в олимпиаде или в спортивном соревновании. Но вот этой победе Хань рад не был. Даже больше. Он был разочарован.        Спустя два года обхаживаний, Хань понял, что ему просто и банально неинтересно. Он перерос свою заинтересованность и юношескую влюблённость, а Джунсу, как ни пытался, не мог удержать возле себя когда-то влюблённого в него по уши ученика. Суровая реальность ткнула его носом в разочарование, и это был первый крах детских воззрений.       Хань успел опрокинуть в себя три стопки «кровавой мэри», но жизнь не заиграла яркими красками. Наоборот, всё посерело окончательно, и Хань заказал ещё. Осмотрел привлекательного бету за стойкой с ног до головы и языком даже прищёлкнул. – Смотри, какой хорошенький бета, – прошепелявили за спиной. – Скучаешь? – рядом с Ханем с одной стороны уселся худосочный альфа, а с другой качок. – Нет, – довольно резко ответил Хань и недовольно заёрзал на стуле. Он всегда пил перед соревнованиями подавители, чтобы никого не смущать своим сладким запахом миндального молочка с ванилью. Поэтому был уверен, что альфы клюнули на смазливое лицо, которое он иногда ненавидел. – Что так грубо? – деланно возмутился худосочный. – Свали в туман, шнурок, – фыркнул Хань и пригубил из новой стопки. Его сейчас бесили все альфы, и он собирался дать обет безбрачия и никогда больше не доверять альфам. Пусть и в ситуации с Джунсу он был виноват сам, потому что понастроил себе воздушных замков. – Слышь, мелкий, ты что такой борзый?! Тебя родители не научили с альфами разговаривать? Или ты больше по омегам? Ну да, они любят плохих мальчиков. Но тебе, малыш, – выделяя последнее слово, сказал качок, – не повезло. Я люблю дерзких. – Прости, ты тоже пролетаешь, не люблю громил. Они как шкаф трёхстворчатый с крохотным ключиком. – Да ты…       Возмущением альфа подавился и, хватаясь за причинное место, прилёг на пол прямо под стойкой. Рядом приземлился и хватающий ртом воздух худосочный. Хань презрительно скривился, переступил через альф и удалился с гордо поднятой головой. Бармен вслед лишь головой покачал.       Отмщение пришло совершенно неожиданно и неприятно, когда разморенный алкоголем Хань решил пройтись до дома, чтобы проветрить мозги. Сначала по затылку прилетело чем-то тяжёлым, а потом его потащили куда-то, а он, не в силах сопротивляться, висел безвольной куклой на плече качка и старался собрать воедино раскалывающуюся голову. – Рельки-гантельки, – прошептал Хань, пытаясь сглотнуть выворачивающиеся наизнанку внутренности.       Его поставили на колени, и рядом слишком громко, будто удесятерённым звуком вжикнули молнии. Хань всё ещё ничего не соображал и хватался за руки не для того, чтобы оттолкнуть, а чтобы не завалиться на тронутый морозом асфальт. Он даже не мог сжать зубы, потому что от любого усилия голова взрывалась болью. – Мальчики, а вас не учили с омегами обращаться? – прозвучал откуда-то словно издалека чей-то голос. Хань бы и посмотрел кто там, но перед лицом была лишь расстегнутая ширинка и преизрядно мохнатый пах возбуждённого альфы. – Чо те надо, придурок? Иди куда шёл! Омегу от беты отличить не можешь? – вякнул худосочный и отвернулся, надавливая на щёки Ханя сильнее.        Зря он это сделал. Потому что тут же свалился к ногам Ханя, даже не пикнув. Качок простоял секундой дольше, но тоже прилёг отдохнуть, и Хань внезапно потерял опору, падая всё-таки на холодный асфальт.        Но упасть ему не дали тёплые руки. Его подхватило как пушинку, в голове завертелось круговоротами калейдоскопа, заиграло всеми красками головной боли, и он ткнулся носом в чужую шею, ощутил мощный терпкий запах альфы и попытался сфокусировать взгляд на лице своего спасителя. Но вместо этого отключился, услышав мягкий голос: – Не бойся.        Хань пришёл в себя рывком, будто кто-то дёрнул его на себя из пуховой сонливости и почти удовольствия. Потому что реальность взорвалась болью и яркой тошнотой. Он слепо пошарил руками вокруг и понял, что не дома. У него никогда не было шёлковых простыней.       Он открыл глаза и, превозмогая боль, осмотрелся. Точнее попытался. Перед глазами вырос стакан с шипящей жидкостью и ткнулся в губы. Хань послушно приоткрыл рот и стал глотать, опознав по запаху обезболивающее, что иногда применяли после соревнований. Вскоре он вновь провалился в сон и спал ещё долго. – Как ты? – мягко поинтересовались, когда он открыл глаза.        Вместо ответа Хань вцепился в плечи альфы и впился в его губы с такой яростью, что альфа даже не сразу ответил на поцелуй. Ханю было наплевать на всё и вся, во сне ему пригрезилось, что альфа идеален для создания семьи, пылок и горяч, даже если плешив и горбат на самом деле. – Это было неожиданно, – вырвавшись из плена поцелуя, прошептал альфа. – Ты на всех так кидаешься? – Нет. Только на тебя, – всё ещё жмурясь, ответил Хань. – У тебя жар? – Не уверен, – Хань прислушался к своим ощущениям и уверенно кивнул. – Но ты мне подходишь. Сколько тебе лет? Как зовут? Профессия? Когда свадьба? – Тебя, похоже, сильно приложили, – участливо сказал альфа и тронул лоб Ханя ладонью, проверяя температуру. – Нет. Просто сон с четверга на пятницу. А они всегда говорят правду, – назидательно подняв палец вверх, проговорил Хань. – У меня так с детства. – Весьма неожиданно, – сконфуженно пробормотал альфа. – Бэкхён, двадцать три, будущий врач.        Хань некоторое время наслаждался мягким голосом, прикидывая, сколько гостей позовёт на свадьбу, сколько они родят детей и какие цветы он посадит на лужайке. А потом Хань открыл глаза и пропал. Вплёл пальцы в высветленные волосы очень привлекательного альфы и потянул на себя. – Однако, – выдохнул альфа и навалился на Ханя всем телом, притираясь между ног. – Прям так и сказал? – не поверил Сехун, округляя глаза. Неверяще посмотрел в пустой бокал, а потом на Ханя. – И вы вот так бракосочетались? – удивился Минсок не меньше, чем Сехун. В замешательстве вместо фрукта укусил собственный палец. – Ага, – протянул Хань, довольно щурясь. – Я его заинтересовал. Да и сон вещим оказался.