Курортный роман

☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼

      Минсок кое-как развесил одежду и юркнул под тонкий плед, натягивая его на голову. Но он оставил маленькую щёлочку и смотрел, как Чонин расправляет развешенную им одежду, а потом неспешно расстёгивает брюки и избавляется от них.       Крепкие бёдра, широкие плечи, сильные руки, узкие ступни, живот, больше похожий на доску для стирки, мышцы груди, и вся поджарая фигура в целом закружили голову Минсока. Он вздохнул, ощущая, как по телу разливается странная истома.       Сердце застучало так сильно, что Минсоку показалось, что он может оглохнуть. А странные желания, рождающиеся в глубине тела и подсознания, будоражили кровь ещё сильнее, будто одного вида Чонина было недостаточно, чтобы сойти с ума.       Огонь в камине робко лизал предложенные поленья, но с весёлым потрескиванием расползался по дереву, разгорался ярче и сильнее. Потрескивая в камине, отплёвываясь искрами, огонь затанцевал, бросая яркие тёплые мазки света на смуглую кожу Чонина.        Это казалось волшебством. С каждым разом Чонин казался Минсоку лишь прекраснее, чем прежде. Хотя иногда и хотелось сказать, что так не бывает. Просто не может быть, потому что не может быть никогда.       Минсок старался не смотреть, как Чонин проходит к шкафу, тянет из стопки штаны и завязывает шнурок слишком широкого пояса. Бедренные косточки и косые мышцы пресса прямо над ними так призывно выступали и будто лоснились в полумраке домика.       Чонин неспешно приблизился, забрался на лежак ближе к окну и лёг за спиной Минсока, оплетая своими руками. Прижался горячим телом, и Минсок забыл, как дышать. В который раз. В голове ещё жили картинки обнажённого Чонина, и от этого было горячо-горячо.       Сердце пустилось вскачь, когда Чонин осторожно, кончиками пальцев прикоснулся к саднящему пятну на шее. Не стал спрашивать, кто это сделал. Видимо, догадался. - Они сойдут, - прошептал Чонин низким голосом, от которого у Минсока вновь поползли мурашки по телу, и его передёрнуло. Но теперь точно не от холода, хотя волосы ещё были мокрыми и голова будто окунулась в чан со студёной водой. - Точно? - Абсолютно, - и Чонин вновь погладил кожу, чуть задевая влажные волосы на затылке. От нехитрой ласки Минсоку захотелось урчать, как котёнку. - Прости меня, - прошептал Чонин, обжигая дыханием кожу.       Вместо того, чтобы напрячься и отодвинуться от Чонина, Минсок повернул голову, открывая доступ к шее. Он не понимал, что двигало им сейчас, но он хотел ощущать горячие пальцы в своих волосах. - Прощаю.       Чонин молча пропускал мокрые пряди между пальцев, обжигая дыханием шею Минсока. Потом погладил плечо, согревая своим теплом, приложил ладонь на вздымающиеся под футболкой рёбра, согревая. Пробежался кончиками пальцев по предплечью, поднялся выше, вновь погрел обнажённое в вырезе футболки плечо, спустился к животу. Положил ладонь над пупком, согревая подрагивающего Минсока и прижался губами к кромке волос на затылке.       Минсок замер, но не отодвинулся. Кровь в висках шумела так, что он с трудом разбирал тяжёлое дыхание Чонина. Ему было страшно и приятно, волнующе и любопытно. И приятно пересиливало всё.       Ладонь Чонина вновь поднялась, задержалась на торчащих от холода сосках, скользнула выше, огладила выпирающие ключицы, вернулась к животу, прошлась по боку, задерживаясь на тазовых косточках.       Минсоку казалось, что он чувствует пульс Чонина не только лопатками, но и шеей, к которой всё так же прижимались твёрдые губы. Даже не шевелились, но от них шёл такой жар, будто под кожей Чонина плещется жидкий огонь.       Чонин двинул рукой и скользнул под футболку. Минсок хрипло выдохнул и вдохнул глубже, тут же жалея об этом. Лёгкие заполнил запах кипариса с нотками мускатного ореха, и Минсок повернул голову, чувствуя, как губы Чонина скользят по шее и замирают на его щеке.       Минсок повернул голову ещё чуть и почувствовал на краешке губ горячее дыхание Чонина. На щёку легли узловатые пальцы, огладили контур рта, с нажимом провели по нижней губе, и Чонин склонился над Минсоком, осторожно целуя губы.       Дыхание будто остановилось, Минсок неспешно закрыл глаза, таял от нежного поцелуя, не чувствуя напряжения во всём теле и не желая повернуться и расслабить напряжённые мышцы. Согревшиеся лопатки будто приросли к груди Чонина. И это было так правильно, что даже немного больно.       Ласка становилась откровеннее, дыхание чаще, а Минсока вновь начало потряхивать. Только теперь не от холода. Шея всё же устала, и Минсок повернул голову, чтобы немного ослабить напряжение мышц. Горячие ладони скользнули по шее, расслабили мышцы, а потом пробрались под футболку и огладили плоский живот, торчащие теперь уже от возбуждения соски, тронули ключицы, чуть сжались на шее и двинулись в обратный путь.       Чонин всё так же прижимался губами к шее, но теперь Минсок чувствовал лёгкие касания юркого языка к кромке роста волос, к выпирающему позвонку, к яремной вене. Это было так возбуждающе, что он потерялся в ощущениях.       Пока пальцы Чонина исследовали живот и грудь Минсока, губы накрыли один из оставленных омегами засосов и Минсок застонал в голос от пронзающих кожу тонких иголочек боли и наслаждения.       Чонин положил руку Минсоку на живот под пупком и немного нажал. Минсок сквозь зубы застонал вновь, когда Чонин намерено медленно приспустил на нём шорты и обвёл пальцами тазовые косточки.       Дыхание, движения, тело Чонина будто горело и плавило Минсока. Такое с ним было впервые, и он не мог устоять перед неспешными ласками Чонина. Он хотел большего, и затуманенный разум вторил желаниям тела. Минсок откинул голову Чонину на плечо и тихо прошептал-простонал: - Чонин…       Чонин вновь тронул губы кончиками пальцев, огладил щёку, скулу и спустился к шее, повернул за подбородок голову Минсока к себе, поцеловал. Одновременно проталкивая в приоткрытый рот язык, второй рукой потянул шорты Минсока вниз. Спустил до середины бедра, не отрывая пальцев, поднялся выше, сместился и погладил округлые ягодицы.       Не разрывая поцелуя потянул вверх край футболки, задевая ногтями пресс, ореолы сосков, возвращаясь к тазовым косточкам, косым мышцам пресса, трогая вершинки сосков, растирая их между пальцами.       Совершенно невесомо коснулся члена, и Минсок замер от прострелившего разрядом тока позвоночника. Казалось, что в нём натянулись все струны и зазвенели под гибкими пальцами, знающими единственно верные комбинации. Чонин огладил бархатистую кожу кончиками пальцев и легко сжал в ладони.        Минсок несдержанно застонал. Стыд отступал и таял от каждого прикосновения, кровь стучала в висках, и хотелось чего-то большего. Хотелось стать единым целым. И именно сейчас Минсок понял, что значит - быть альфой и омегой. Он ещё не познал всё до конца, но он впервые почувствовал туманящее разум желание.       Чонин отпустил Минсока из плена поцелуя, провёл пальцами по влажным губам, оголил плечо, освободив из ворота широкой футболки, прижался губами, обвёл языком очередной след, обжёг клеймящим поцелуем, а потом сдёрнул футболку одним точным движением, припадая к приоткрывшемуся рту.       Минсок в его руках плавился, горел и забывался. Образ комнаты плыл и менялся, камин превратился в пылающее размытое пятно. Не существовало ни шторма за стенами домика, ни омег с их негодованием, ничего. Реальным был только Чонин, его руки и губы, и он сам, чутко реагирующий на каждое прикосновение.       Они вновь целовались. И хоть это были первые поцелуи Минсока, он млел, старался не уступать и при этом дрожал от каждого прикосновения к губам или телу. Желание слегка тлеющее несколькими минутами ранее разгоралось ярким пламенем, перед которым отступало всё.       Чонин сжимал аппетитные половинки, неустанно целовал и исследовал Минсока сантиметр за сантиметром. Хотя Минсок так и лежал на боку, согреваясь спиной о широкую грудь, ему было волнительно и до странного правильно.       Шорты сдвинулись ниже, к коленям, а потом и вовсе соскользнули с Минсока. Внутри всё скручивало от желания, и он лишь шептал сбивчиво, но постоянно. На каждом выдохе, который удавалось сделать между поцелуями: - Чонин...       Когда в него вошёл первый палец и одновременно особенно глубоко толкнулся язык, он смог лишь сдавленно застонать в поцелуй, ощущая, как крепко его держит рука Чонина, лежащая поперёк груди.       Палец скользил внутри легко, и Минсоку на секунду стало немного стыдно. Он и не заметил, как смазка стала выделяться обильнее после каждого прикосновения Чонина. Неспешного, но наполненного жаром. Не гиперфаза, но возбуждение, настолько сильное, что хотелось вцепиться в Чонина зубами.       Второй палец вошёл достаточно легко и не доставил дискомфорта, но Чонин повернул его - и Минсока словно пронзило электрическим разрядом удовольствия. Чонин не переставал целовать и периодически трогал внутри Минсока точку, которая заставляла его дрожать и вжиматься мокрыми лопатками в такую же мокрую грудь Чонина.       А рука, лежащая поперёк груди делала ощущения более острыми, обжигающе желанными и такими яркими, что Минсок просто задыхался в кольце рук. Кулончик сбился на шее и немного тянул кожу, перекрывая тяжёлые вздохи, и от этого становилось ещё слаще.       Чонин потирал внутри, Минсок дрожал, не переставая, и вскоре с громким стоном выгнулся в своём первом в жизни оргазме. Но Чонин придержал его за шею и толкался языком, гася стоны и слизывая вздохи, продлевая тем самым удовольствие. Он дал отдохнуть Минсоку, который испытал первый в жизни оргазм и не был уверен жив ли он ещё или уже преставился, а потом потёрся возбуждением о его бедро.       Сладкая истома поползла по подрагивающим мышцам, и Минсок зажмурился, кусая губы. Он всё ещё дрожал, но сам выгнулся в пояснице, прижимаясь ягодицами к крепким бёдрам и животу. Он сам хотел чего-то большего, чего-то, о чём не знал прежде, но жаждал, сам того не ведая.       Чонин приспустил свои штаны и быстро раскатал по члену презерватив, который нашёл на комоде. Ещё немного потёрся о ягодицы Минсока, но вскоре ухватил его под коленом и осторожно толкнулся. Едва вошёл головкой и замер. Тронул губами обнажённое влажное плечо Минсока, качнул бёдрами, продвигаясь ещё на сантиметр.       Минсок почти не дышал. Он чувствовал натяжение между ягодиц, но не боль. Скорее лёгкий дискомфорт, но в нём неудержимо росло желание. И он ничего не мог с этим поделать. Он боялся даже думать, что будет с ним в гиперфазу, когда он познал, как может быть хорошо. И когда Чонин вошёл на всю длину и вновь замер, давая привыкнуть к себе, Минсок несдержанно простонал, подаваясь назад, чтобы ягодицы встретились с напряжённым животом.       Одной рукой Чонин придерживал его под коленом, а вторая всё так же лежала поперёк груди. Ногтем он обвёл ореолу соска, тронул вершинку, потёр между пальцами, спустился к животу и будто случайно коснулся члена.       Минсок выгнулся, и Чонин вновь качнул бёдрами раз-второй. Минсока тряхнуло, и он подавился вдохом оттого, насколько ему хорошо. Чонин двигался неспешно, исследовал губами шею и ключицы, жался щекой к щеке и толкался плавно, стараясь не сделать больно.        Внутри Минсока всё кипело, булькало лавой проснувшегося вулкана и туманило разум. Каждое движение сопровождалось его протяжным выдохом и иногда окрашивалось звуком, превращаясь в полноценный стон. Когда губы Чонина сомкнулись на соске, а Чонин стал двигаться резче, Минсок вскрикнул и вцепился пальцами в бедро Чонина.       Чонин двигался всё активнее, не давая отдышаться, отпустил ногу Минсока и сжал одну из ягодиц, толкаясь без устали в жаркую узость. Положил горячую ладонь на живот пониже пупка, прижал сильнее, и Минсок почувствовал как в нём движется член с такой ясностью, что от этого он возбудился ещё сильнее. Чонин и задвигался быстрее, прижимаясь грудью к худым лопаткам.       Вышел из него, и Минсок разочарованно вздохнул, но улыбка расплылась на лице, когда Чонин перевернул его на спину, закинул его ноги себе на плечи и вошёл снова. Теперь Минсок хрипел и метался, потому что Чонин вновь попадал в ту заветную точку, которая заставила содрогаться от оргазма некоторое время назад. Он бездумно шарил руками по лежаку, комкал сбившийся плед, цеплялся за Чонина, как за спасательный круг, чтобы не утонуть в ощущениях.       Чонин, как прибой, бился в нём вперёд-назад, дарил наслаждение и ощущение полёта. Он не просто был похож на море. Он сам был морем. Опасным, нежным, настойчивым, возбуждающим, неустанным, волнительным и желанным.       Чонин целовал Минсока, трогал руками, толкался, прихватывал губами соски, и тогда Минсока трясло, так, что он едва не придушивал Чонина ногами. От каждого движения тело горело всё сильнее, словно внутренний огонь Чонина перетекал в него с той страстью и наслаждением, которые дарил ему Чонин.       Воздух будто накалился, Минсоку было жарко и томно, но вопреки всему хотелось ещё сильнее, ещё ярче. Чонин на время замедлился, давая Минсоку отдышаться, потёрся носом о щиколотку Минсока, поцеловал косточку, лизнул коленку и прикусил тонкую кожу чуть выше. - Чонин… - вновь хрипло, как заклинание. – Чонин… Чонин… Чонин.       Минсок вновь выгнулся, сотрясаясь от оргазма, полоснул короткими ногтями по плечам Чонина, вспарывая кожу. Чонин низко зарычал и последовал за ним, продолжая толкаться, утыкаясь лбом в шею, хотя Минсок был готов поклясться, что слышал отчётливо, как клацнули зубы Чонина у его яремной венки.       Минсок лежал, оглушённый произошедшим. Чонин избавился от презерватива, прижимал его к себе, тяжело дышал и продолжал ласкать губами и языком мокрого от пота Минсока. Минсока потряхивало, и он счастливо и совершенно безумно улыбался. Его заполоняло странное ощущение, будто он умер и вновь воскрес.       Чувства бушевали в нём, но он не знал им названия, но был совершенно точно уверен в том, что счастлив. Горячий Чонин был рядом, что ещё было нужно, чтобы понять, что он счастлив? Перед глазами плясали пятна, и Минсоку казалось, что они с Чонином одно целое. Единое, неделимое нечто. С одним дыханием и сердцебиением на двоих.       Запахи их сплелись так прочно, что Минсок не мог с уверенностью различить, чей преобладал. Апельсиновый аромат крепко обнимал кипарисовый, а запах вербены чутко оттенял мускатный орех. Чонин прижался губами к виску и влажным волосам Минсока, словно отсчитывая пульс. - Как ты? - Я не знаю, - честно сказал Минсок. – Это… это было… - Твой первый раз, - вздохнул Чонин и сильнее прижал к себе Минсока. – Твой первый раз, и я отобрал его у тебя. - Ничего ты не отобрал, - возмутился Минсок, сжимая ослабевшими ногами бока Чонина. - Хорошо, что ты согрелся. - Что? – распахнул глаза разомлевший Минсок. - Ты это сделал только для того, чтобы меня согреть? – он взбрыкнул и попытался вырваться. Но с Чонином такой номер не прокатывал. Чонин сжал его в руках и выдохнул в губы: - Нет. Ты мне очень нравишься. Правда… И я просто не смог удержаться, ты слишком прекрасен и желанен, прости. - Дурак, - буркнул Минсок и потянул сбившийся и влажный от пота плед на голову. – Ненавижу тебя. - Прости, малыш, - выдохнул Чонин и поцеловал его туда, где бешено стучало сердце. - Ещё раз назовёшь меня малышом, - вспыхнул Минсок, - я тебе… я тебя… укушу тебя. Понял?! - Понял, - со смехом отозвался Чонин и потянулся за футболкой.       Обтёр Минсока и себя, укрыл обоих пледом и затих, всё так же прижимаясь к Минсоку со спины. Минсок слышал размеренное дыхание, чувствовал его на виске и шее, смотрел на прогорающие дрова и ощущал себя абсолютно счастливым.       Минсок медленно моргал, чувствуя себя частью чего-то большего. Всё было так правильно и прекрасно, что хотелось обнять весь мир. Внутри при первом поцелуе будто проклюнулось зёрнышко, а сегодня из него разрослось ветвистое дерево и зацвело.       Сны Минсока были яркие, хоть и путанные, добрые и светлые. Они с Чонином сидели у моря и смотрели на волны. Отчаянно пахло кипарисами и рассыпавшимся по песку апельсинами. Но потом набежали тучи, и Минсок заворочался.       От кошмара Минсока спас Чонин, он крепче обнял его и зарылся носом в его волосы. Прошептал что-то успокаивающее и поцеловал за ухом. Минсок расслабился и уснул снова.