Создатель

Конечно, вход в реанимацию был запрещен. Даже полицейским. Поэтому Нуньен воспользовался своим допуском врача и прошел к сыну. Конечно, он хотел выяснить, что именно понадобилось Реману от его андроидов, к чему организация похищений, но также просто хотел увидеть сына. Его отцовские чувства к Реману, которые он считал угасшими, внезапно ожили и с каждым шагом, приближавшим его к белой двери в белом коридоре, ему становилось все тяжелее. О, он обманывал себя, повторяя, что его сын давно взрослый и не нуждается в таком плохом отце, который дал маху с сокрытием самой важной правды. Он врал себе, думая, что легко отпустил Ремана, раз уж тот этого пожелал, что Реман самостоятельная личность и имеет право жить где угодно, и как угодно. У палаты он вспоминал, как впервые взял Ремана на руки и удивлялся совершенству крошечных рук и глаз, и строгому младенческому взгляду. В палате стояла единственная кровать, и на ней лежал его сын. Как двадцать пять лет назад, когда умерла его мать, она точно так же лежала с заострившимся носом и темными кругами под глазами, и Нуньен стоял на коленях у ее кровати, не зная, что делать, слушая кряхтение из колыбельки своего новорожденного сына. Доктор Нуньен Сунг снова оказался там, где нельзя сделать окончательно верный выбор. — Что же ты натворил, — еле слышно прошептал Нуньен. — Почему не захотел поверить мне, что я все делал из любви к тебе? Ресницы Ремана дрогнули, он расслышал этот шепот и медленно повернул голову к отцу. Темные глаза налились привычной ненавистью. — Раджа уже едет на тигре, — сипло сказал он. — Славься, любовь! Ты сила, усмиряющая тигров! Скрипки, скрипки, скрипки, глиссандо! Не хватает только танцоров в сари. — Бедный мой мальчик, — Нуньен подошел к сыну, опутанному трубками и проводами, похожему сейчас на одного из андроидов в лаборатории. Он сел на стул у его кровати, с болью глядя на Ремана. — Ты бредишь? — Это ты бредишь, будто выскочил из индийского фильма, — слабым голосом огрызнулся Реман. — Начинай уже тогда петь… Ты включил заботливого отца? Очень мило. Но уже не поможет, знаешь ли. Ты любил только свою работу и любовался ею. Услышав привычный злобный тон сына, Нуньен слегка успокоился. Очевидно, тот не настолько плох. — Поздновато для юношеского максимализма и тем более поздновато для переходного возраста, Реман. Ты принял на себя роль жертвы отца-обманщика и ни разу не дал себе труда понять, как это — увидеть смерть любимой женщины, страшную и внезапную. Неужели ты не использовал бы свой талант для того, чтобы дать ей новую жизнь? Реман иронично хмыкнул. — Мы никогда не поймем друг друга. И еще меньше я стал понимать, когда узнал, кто мой настоящий отец. Ты настолько любил Джулианну, что принял чужого ребенка? Нуньен запнулся на следующей фразе. Взрослый Реман был копией капитана Пикара. И Нуньен понимал, почему Джул попала под обаяние Жан-Люка — собственно, он никогда ее и не упрекал в этом. Он совершенно искренне любил и Джулианну, и сына, не сомневаясь, что в их семье все прекрасно. — Это всплыло случайно, — продолжил сын. — И, в общем-то, уже не играло никакой роли. Хотя нет, подожди, ты же и это от меня скрывал? Интересно, сколько еще у тебя секретов от меня, папа? И знает ли Жан-Люк, что стал отцом? — Не знает, — Нуньен осознавал, что и эта встреча, как и все предыдущие, норовит скатиться к ссоре. Причем на этот раз сын вооружен новыми аргументами в пользу того, что отец — лжец и вообще полное ничтожество. — Реман, для чего тебе постоянно будоражить старые обиды? Я твой отец, и я предлагаю мир. — Отвали, — устало сказал Реман. — Если не можешь помочь, просто снова отвали и больше не появляйся в моей жизни. — В чем помочь, скажи! — Дай мне твоего андроида, чтобы я мог жить в его теле. Дэйту. Он нормально работает, у него все в порядке с головой. А мое тело подыхает, понимаешь? Я несколько лет добывал дилитий даже без рукавиц, долбил киркой грунт в шахте, и теперь в темноте могу светиться, как кальмар! Нуньен опешил. Он нахмурился, и молчал, переваривая слова сына. Тот воспринял его молчание как всегда не в свою пользу. — Молчишь? Я и не сомневался, что ты так отреагируешь. — Реман, подожди. Хватит нападать, давай поговорим по делу. Я не знал, что ты болен, и тем более не знал, что ты умираешь. Реман дышал тяжело, с присвистом втягивая воздух. — Я поражен метастазами так, что сам одна большая метастаза, — он нажал на кнопку подключенной к его позвоночнику капельницы. — Это анальгетик, — пояснил он. — Как ты все это провернул? Попал в полицию, стал напарником Дэйты? — Цифровые технологии, — ухмыльнулся сын. На лбу у него выступил пот, а пальцы вцепились в простыню. Он продолжал ерничать и обвинять, преодолевая боль, и Нуньен понял, что нападки помогают Реману держать лицо. — Я залил куда нужно файлы и позвонил Ро Ларен, используя модулятор голоса. Она ничего не заподозрила: на земле все еще не слишком много внимания уделяют цифровой безопасности. Он глубоко вздохнул. — Я хотел понаблюдать за Дэйтой, хотел понять, насколько удобно мне будет. В нем. — Реман, — Нуньен отрицательно покачал головой. — Я не могу отдать тебе Дэйту. Он не просто тело, он давно больше, чем электронный носитель данных. Это человек со всеми его правами и свободой, такой же, как любой другой. У него есть своя семья, есть сын, есть друзья. Дэйта не моя собственность, я только создал его, но я не распоряжаюсь его жизнью. Подожди, Реман, я не отказываюсь помочь тебе, но не за счет Дэйты. — Тогда Лор? Я мог бы подсказать тебе, как его восстановить, если ты отдашь мне тело. — Откуда ты знаешь, что нужно делать? — Я все детство провел, собирая этих недолюдей, и все, что с ними связано, почти само запрыгивает в голову! На Ромуле... кхе! На Ромуле есть технологии восстановления систем кораблей с гель-пакетами, а нейросеть андроидов ничем принципиально не отличается от сети корабля с искусственным интеллектом. Если у тебя есть рабочий андроид и полимер, который отремонтирует повреждения, хватит и часа на ремонт с программатором. Я привез программатор с собой, рассчитывал занять сломанное тело твоего Лора. Нуньен потратил несколько лет на поиски способа починить Лора, а решение всегда было на виду! Но как поступить? Пожертвовать Лором? Сейчас андроид годится только как экспонат в музей кибернетики, а что произойдет после его ремонта? До какой степени он восстановится и будет ли он просто телом или прежним Лором? — Реман, что ты скажешь, если я разработаю для тебя другой носитель? Не Лора, не Дэйту, твой собственный? — У меня нет времени, я протяну еще пару дней, не больше. Отдай мне Лора, и я передам тебе технологию. Пара дней? Всего пара? Нуньен окончательно сник. Теперь бороться с Реманом за сохранение жизни кого-то из его созданий не было смысла. Все равно переселение не успеет произойти. — Ты не сможешь быть собой в его теле. Потребуется вырастить нейросеть, копируя ее полностью с твоей, а это несколько месяцев, Реман. Если я перепишу тебя без замены нейросети, ты, скорее всего, никогда не вернешься в реальность. Реман в ярости ударил кулаком по кровати и выругался. Кардиомонитор тревожно пискнул. — Есть другой вариант. Я могу переписать тебя, не запуская, и какое-то время ты будешь существовать только в цифровом виде. Вся твоя память будет там. У меня достаточно полимера для новой нейросети, Дэйта нашел бокс с матрицей в институте. Она вырастет примерно через полгода; параллельно я буду собирать новое тело для тебя, и тогда мы с тобой увидимся — ориентировочно, восьмого февраля. Нуньен засуетился, охлопывая карманы, нашел портативный лабораторный трикодер и просканировал голову Ремана. Руки у него тряслись просто неудержимо. — Никогда не знаешь, что может пригодиться, — сказал он. — Я запишу тебя — вроде как сниму мерки, и начну готовить для тебя место на сервере. — Ты врешь, — устало сказал Реман, отмахиваясь от трикодера. — Меня? Да кому я теперь нужен?! Ты никогда не говорил правды! И теперь врешь! Врешь! — крикнул он, когда за вышедшим Нуньеном закрылась дверь.