Нарисуй мне август

      Димка сидит на широком подоконнике больничной палаты, на коленях у него раскрытый скетчбук, между пальцами зажат карандаш, а сам он, по привычке прижавшись лбом к стеклу, смотрит вниз на дорожки больничного дворика.       Сегодня хорошая солнечная погода, и больные, которым разрешено гулять, медленно прохаживаются между подстриженными кустами под присмотром персонала.       В Димкину палату заглядывает медсестра:       — Новиков, тебе доктор разрешил выйти на улицу. Пойдём, я тебя провожу?       Димка кивает: впервые за время нахождения тут ему разрешают погулять — это хороший признак. Он спрыгивает с подоконника, накидывает на плечи толстовку и идёт вслед за медсестрой.       Перед входными дверьми он на секунду замирает в нерешительности, потом глубоко вдыхает полной грудью и делает шаг за порог больницы.       Яркий дневной свет, тёплые лучи солнца, лёгкий ветерок на мгновение заставляют его закрыть глаза от таких забытых уже простых ощущений, в горле першит от подступивших слёз, но он, испуганно покосившись на медсестру, старательно придаёт своему лицу выражение невозмутимого покоя. Ещё не хватало расплакаться при ней, медики сразу решат, что он эмоционально нестабилен, загонят обратно, раз свежий воздух так плохо на него влияет и, чего доброго, опять обколют какой-нибудь дрянью.       Поэтому Димка робко улыбается и идёт к ближайшей скамейке. Он с удовольствием откидывается на деревянную спинку и с интересом оглядывается вокруг. Многие, как и он, сидят на скамейках, к кому-то пришли родные, кто-то просто бесцельно бродит по ровным дорожкам. Димка склоняется над скетчбуком, хочется нарисовать сегодня что-нибудь такое, что было бы непохоже на все его остальные рисунки. Хочется, чтобы на плотных листах появилось что-то ещё кроме хмурого неба, косого дождя и деревьев, отражающихся в лужах.       Димка задумывается и поэтому не сразу замечает, что его одиночество на скамейке кем-то нарушено.       — Привет, — тот самый парень, за которым он недавно наблюдал, спортивный, с короткими тёмными волосами, сидит совсем рядом и с широкой улыбкой смотрит на него.       Димка поджимает губы, пытается отодвинуться, но край скамьи совсем рядом, поэтому он просто опускает взгляд и ждёт, пока незнакомцу надоест с ним разговаривать.       — Да ты не бойся, — парень по-прежнему улыбается во весь рот. — Я тебя кусать не собираюсь.       Димкины губы дёргаются в подобии улыбки и, хотя он совсем не любит разговаривать с незнакомыми людьми — он отвык, он боится, да и ещё сто тысяч причин — всё же тихо отвечает:       — Я и не думал так.       — Как твоё ЭКГ? — спрашивает парень.       Димка непонимающе смотрит на него, и тот поясняет.       — Ну, тогда ты на ЭКГ собирался идти, помнишь?       Димка не помнит, поэтому снова молчит, а настырный собеседник продолжает:       — У тебя лицо такое знакомое, мы раньше нигде не встречались?       Димка качает головой, а парень уже протягивает ему свою руку:       — Я Богдан, а тебя как зовут?       — Дима, — осевшим от волнения голосом отвечает Димка и несмело вкладывает свою руку в ладонь нового знакомого. Тот крепко сжимает его руку, Димка вздрагивает и пытается освободиться. Богдан разжимает пальцы, и Димка сразу же отдёргивает свою руку и прячет её в карман.       Парень смотрит на него с интересом:       — За что тебя упекли сюда, Дима?       — Я психический, — спокойно отвечает Димка и равнодушно ждёт ответной реакции.       — Хороший ответ, а главное, какой простой, — смеётся Богдан. — Действительно, а чего я ждал от человека, который оказался в таком месте. Тебе сколько лет? Четырнадцать?       Димка возмущённо вскидывает взгляд:       — Почти девятнадцать.       Богдан изумлённо присвистывает:       — Прости. Но что же ты такой дохлый? Вас тут в подвалах без еды и воды держат, что ли?       Димка пожимает плечами:       — Я всегда такой был.       — Понятно, — видно, что парню неудобно от своей резкой реакции, он пытается сменить тему и кивает на лежащий на Димкиных коленях скетчбук:       — Можно?       Димка кивает, Богдан листает страницы, разглядывая рисунки, потом поднимает глаза на мальчишку.       — Почему у тебя везде осень? Сейчас только конец августа.       — У меня осень, — туманно отвечает Димка, забирая скетчбук. — Тебе не понять.       — Почему же не понять, — Богдан внимательно вглядывается в его лицо. — Как раз всё очень даже понятно.       — Богдан Олегович, — голос медсестры вмешивается в их беседу, — вы можете пройти на беседу по поводу состояния вашей сестры.       Парень кивает Димке на прощание:       — Ещё увидимся, — и неожиданно проводит рукой по его волосам.       Димка задумчиво смотрит ему вслед, что-то внушающее доверие есть в этом человеке — ему хочется рассказать обо всех своих бедах, потому что кажется, что он сможет понять, помочь, что он не рассмеётся в лицо, узнав о подробностях сломанной жестокими обстоятельствами маленькой и игрушечной жизни Димки Новикова.       Время прогулки уже заканчивается, в последние минуты прибегает запыхавшаяся мать, которая суетливо обнимает сына, суёт ему в руки пакет со словами:       — Сам дежурному покажешь, — и быстро продолжает: — Мне твой доктор звонил, говорит, что если срывов не будет, то тебя на следующей неделе выпишут. Как раз успеваешь к началу занятий. У тебя же больше мышцы не сводит?       — Нет, — отвечает Димка.       — Спишь нормально?       — Нормально.       — Это хорошо. Врач говорит, что снизил тебе дозировку снотворных до минимума, значит, спишь ты уже почти сам. Это хорошо.       Они идут ко входу в больницу, заходят внутрь. Мать обнимает Димку, целует его в лоб. Димка бессознательно морщится, пытаясь отстраниться. Нина Васильевна обиженно поджимает губы:       — Что ты как неродной, мать обнять не можешь. Не чужая тётка перед тобой.       Димка неловко обхватывает мать руками, губы его кривятся в попытке улыбнуться. Ничего не получается, а мать укоризненно говорит:       — Мне как будто кукушонка в гнездо подкинули. И за что мне это наказание.       Димка опускает вниз голову, слёзы подступают к глазам, он прикрывает их ресницами, чтобы не дай бог никто не увидел. Мать же, потрепав его по щеке, говорит:       — Ладно, ладно. Не разводи сырость, а то точно как девочка, разнюнился тут. Скоро выпишут, будешь дома. Ни по каким общагам я тебя больше не отпущу жить. Будешь под моим присмотром.       Димка в страхе поднимает на мать глаза, в ужасе от такой перспективы, а Нина Васильевна довольно заканчивает:       — Вот сам увидишь, что так будет лучше. Иди в палату. Завтра приду.       Димка поворачивается и понуро идёт к стойке дежурного. Занятые разговором мать с сыном не замечают, что спускавшийся по лестнице темноволосый парень стал случайным свидетелем их прощания и теперь он, нахмурив брови, внимательно смотрит на Нину Васильевну, которая, погружённая в свои мысли, не обращает внимания ни на что вокруг.