Нарисуй мне август

      Богдан, не отрываясь, смотрит на дорогу, а Димка, вжавшись в пассажирское кресло, сидит и почти не дышит. То, что сейчас произошло на его глазах, никак не укладывается в его сознании. Кто-то посмел перечить его матери, кто-то смог справиться с ней.       Нет, Димка просто спит, это ему мерещится, сейчас он проснётся и окажется, что всё, что было — всего лишь ещё одна побочка от прописанных ему лекарств, потому что ну вот никак это не похоже на правду.       Но сколько Димка старательно ни жмурится, а картинка не меняется. Богдан же тормозит у ближайшего кафе и поворачивается к Димке.       — Пойдём. Сейчас мы с тобой спокойно сядем, закажем что-нибудь перекусить, и ты мне обо всём честно расскажешь.       — Обо всём? — осторожно уточняет Димка.       — Обо всём, — подтверждает Богдан. — Мне надо знать, в чём конкретно у тебя беда, чтобы я мог помочь тебе.       Димке сейчас бы очень хотелось, чтобы у него случился приступ амнезии, чтобы у него отсох язык или чтобы на землю вдруг упал метеорит. Да что угодно, лишь бы избежать этого, такого болезненного для него разговора.       Но ничего подобного, конечно же, не происходит, и Димка, тяжело вздохнув, начинает свою печальную историю. Богдан внимательно слушает его, хмурит брови, изредка стучит пальцами по столу, но не перебивает Димкин еле слышный голос. Закончив, Димка боится посмотреть на сидящего напротив него парня, убеждённый, что кроме презрения или, ещё хуже, отвращения он ничего на его лице не увидит.       Богдан же, помолчав ещё немного, вполголоса говорит:       — Мда, влип ты, конечно, по полной программе. Домой тебе однозначно нельзя, в общагу я бы тоже тебе пока не советовал. Давай так, ты можешь пока пожить у меня…       Димка ошарашенно вскидывает на него взгляд: чего-чего, а вот этого он никак не ожидал.       Богдан усмехается:       — Что ты так напрягся? Со мной живёт моя бабушка, так что тебе ничего не грозит. Поживёшь, успокоишься, мы решим твои проблемы, а дальше видно будет.       Богдан говорит всё это таким обыденным тоном, будто каждый день пачками подбирает на улице попавших в беду людей, и у него специальное бюро по решению человеческих проблем.       — Ну как? Ты согласен? — Богдан изучающе смотрит на него.       Димка нерешительно кивает:       — Но, мои вещи, они же все дома.       Богдан легко предлагает, как само собой разумеющееся:       — Мы сейчас заедем к тебе, ты возьмёшь, что тебе надо.       — Но мама…       — Разговоры с твоей мамой предоставь мне. Я думаю, мы найдём с ней общий язык.       Димке вдруг становится так спокойно, как не было уже давно. Словно кто-то подошёл к нему и снял с плеч тяжёлый груз в несколько сотен килограмм, тащить который не было никакой возможности, но и бросить не разрешалось. Ему хочется сейчас и плакать, и смеяться, но он боится, что новообретённый друг тогда уж точно примет его за чокнутого, плюнет, и исчезнет, будто его и не было.       Поэтому Димка прячет свои слёзы под ресницами и снова идёт вслед за Богданом.       Подъехав к Димкиному дому, Богдан говорит:       — Ты подожди меня у подъезда, я машину поставлю на парковку.       Димка кивает, выходит из машины и идёт к своему подъезду. В ожидании Богдана он задирает голову и смотрит на свои окна на третьем этаже. Вдруг негромкий свист привлекает его внимание. Димка поворачивает голову — прямо перед ним, в паре шагов, стоит Громов и с довольной усмешкой смотрит на него:       — А я тут всё жду да жду, когда моя красавица появится. Сюда иди и не вздумай бежать. Хуже будет.       Димка замирает, сердце обрывается в его груди, а ноги привычно слабеют, но тут за его спиной раздаётся стальной голос, а с лица Громова мгновенно слетает высокомерное выражение.       — Нет, это ты иди сюда и не вздумай бежать. Я тебя из-под земли достану, — Богдан отодвигает Димку за свою спину, спрашивая. — Это кто?       — Громов, — тихо отвечает тот.       — Ах, Громов, — с удовлетворением повторяет Богдан. — Ну, здравствуй, Громов. Я слышал, что ты мечтаешь о крепкой мужской любви? Значит, слушай меня сейчас очень внимательно. Если ты ещё раз подойдёшь к этому мальчишке, если ты хотя бы посмотришь в его сторону, попытаешься сделать ему больно сам или подговоришь кого-то... Если с ним совершенно случайно что-нибудь произойдёт, а ты просто будешь находиться в это время на этой планете, то, поверь мне, я обеспечу тебе столько мужской любви, что ты лопнешь. Сначала ты будешь плакать и мечтать сдохнуть, а потом тебе так понравится, что ты жить без этого не сможешь. Как тебе такая перспективка?       Громов с перекошенным лицом, бледный и готовый вот-вот упасть в обморок, смотрит на Богдана как загипнотизированный кролик на удава.       — Отвечай мне, — очень тихо и очень ласково приказывает Богдан.       — Я понял, я всё понял. Больше никогда, — как приговорённый к расстрелу, Громов трясёт головой и чуть не плачет.       — Отлично. Как же я люблю понятливых людей, — почти нежно улыбается Богдан. — А теперь исчез, пока дядя не передумал.       Громов пятится назад, поворачивается и бежит со двора так быстро, что едва не падает. Димка с благоговением заглядывает Богдану в глаза и чуть ли не со страхом спрашивает:       — Богдан, а ты кто?