Димка просыпается совсем рано и с удовлетворением отмечает, что Богдан по-прежнему тут, рядом с ним, что он никуда не ушёл. Он спит на спине, заложив одну руку за голову, а второй обнимая прижавшегося к его плечу Димку.
Ни с чем не сравнимое умиротворение накрывает Димку, он смотрит на задравшуюся футболку, открывающую подтянутый живот парня и, не в силах бороться с искушением, осторожно кладёт ладонь на прохладную кожу. Закусив губу, он забирается пальцами под мягкую ткань, гладит очень медленно вверх по телу, доходит до рельефа твёрдой груди, неожиданно задевая сосок, и замирает в испуге, вглядываясь в лицо Богдана. Тот сквозь сон вздыхает, а Димка, совсем осмелев, надавливает на сосок подушечкой пальца, чувствуя, как он твердеет и становится упругим.
Димка закидывает ногу на бедро Богдана, стараясь прижаться к нему как можно сильнее — это так приятно, слишком приятно, что он прерывисто дышит ему в шею и, совсем потеряв голову, целует его совсем рядом с ухом, захватывая губами чуть розоватую ото сна мочку. Богдан тихо стонет, обнимает Димку ещё крепче:
— Рита, ну дай поспать.
Димка замирает, а Богдан морщится, ещё не совсем проснувшись, но тут же открывает глаза и с недоумением смотрит на Димку:
— Что ты делаешь?
Димка молчит, по-прежнему не убирая руку из-под футболки. Богдан поворачивается к нему и спокойно произносит:
— Дима, отвечай мне.
Димка хриплым от волнения голосом говорит:
— Мне захотелось прикоснуться к тебе.
Богдан хмурится:
— Ты не знаешь, что брать без спросу нельзя?
— Мне надо было спросить? — Димка всё ещё не смеет поднять на него глаза.
— Надо было.
— Мне можно к тебе прикоснуться? — с надеждой в дрожащем голосе спрашивает Димка.
— Нет, — так же спокойно отвечает Богдан.
— Почему? — слёзы подступают к горлу и мешают дышать.
— Потому что это неправильно, и ты сам это понимаешь, — Богдан говорит это тихим и размеренным голосом, разговаривая с ним, как с маленьким несмышлёным ребёнком.
— Но я... я... — Димка никак не может произнести самое главное, — а если я люблю тебя?
Богдан убирает его руку, садится на кровати, смотрит на Димку:
— Сядь. И послушай меня. Ты не любишь меня, ты мне благодарен. Это разные понятия. У тебя в голове произошла подмена, и ты не можешь пока разобраться в своих эмоциях. Я тебе постарался дать то, чего у тебя никогда не было. То, что должна была тебе дать твоя мать. И эти эмоции, которые ты должен был испытывать к своей матери, ты стал испытывать ко мне, потому что я выполнил перед тобой её функцию. Ты понимаешь меня?
Димка отрицательно качает головой:
— Ты говорил мне, что никто не имеет права навязывать мне своё мнение. Это ты так думаешь, Богдан. Я думаю по-другому. И я... я, наверное, пойду.
Димка встаёт с кровати, собирает свои вещи под молчаливым и внимательным взглядом Богдана, вскидывает сумку на плечо и идёт к двери.
— Куда ты пойдёшь?
Димка пожимает плечами:
— В общагу. Через несколько дней занятия, так что уже можно въехать.
Димка уже делает шаг через порог, как его дёргают назад и сильные руки прижимают его к груди:
— Я никуда тебя не отпущу. Я спать не смогу, не зная, что с тобой.
— Со мной всё будет в порядке. Я не собираюсь пропадать, я буду ходить в секцию. Я помню про семью. Не надо трястись надо мной, мамочка, — пытается пошутить Димка сдавленным голосом.
— Хорошо, начнутся занятия — ты переедешь. Но пока ты поживёшь тут. Ничего страшного не произошло и не произойдёт.
— У нас с тобой разные понятия о страшном, Богдан, — вздыхает Димка, тем не менее, ставя сумку на пол.
Богдан тоже вздыхает и, пытаясь сменить тему разговора, предлагает:
— На пробежку?
Димка фыркает:
— Как скажешь, мамочка.
Пробежка проходит в неловком молчании, потом Димка сам направляется к душу, бросая через спину:
— Я постараюсь сам справиться.
Богдан кивает:
— Принесу тебе полотенце.
Приоткрывая дверь, накидывая чистое полотенце на крючок, Богдан задерживается взглядом на острых, выпирающих сквозь кожу, позвонках Димки, хмурится и быстро опускает глаза вниз.
* * *
— Димыч, — на выходе из тренажёрного зала его окликает знакомый голос. Димка оборачивается, на него смотрит удивлённое лицо Гриши Сурикова.
— Ты всё-таки надумал к нам записаться. Вот и молодец. Теперь тебе никакой Громов не страшен.
— Да мне он уже не страшен, — улыбается Димка, пожимая протянутую ладонь Гриши.
— Как тебя мать отпустила, ты же говорил, что она с ума сойдёт от такой новости.
Димка снова улыбается:
— Может, уже и сошла, я не интересовался.
Гриша изумлённо и с интересом смотрит на него:
— Ты какой-то другой. Не могу понять, но что-то в тебе изменилось.
— Да у меня вся жизнь изменилась, Гриша, — снисходительно смеётся Димка. — Потом расскажу, будет время.
— Ты уже со всеми тут познакомился? Халка видел? — Гриша говорит быстро, оглядываясь то и дело по сторонам. — Говорят, Халк своего младшего брата привёл. Интересно, какой там этот брат, вот бы с ним подружиться.
Димка поджимает губы, чтобы некстати не рассмеяться, спрашивает у Гриши про его долги по учёбе, сроки заселения в общежитие. От разговора их отвлекает негромкий голос:
— Дима, ты закончил?
Ребята оборачиваются, Богдан стоит неподалёку, с закинутой через плечо курткой, и выжидающе смотрит на Димку. Тот кивает.
— Переодевайся, я жду тебя на улице. Домой пора, бабуля уже звонила — ужин стынет.
Димка снова кивает и переводит взгляд на оцепеневшего Сурикова, застывшего напротив него с открытым ртом. Суриков слишком долго кашляет и спрашивает:
— Это что сейчас было? В смысле — домой пора?
— Ну, я как бы живу у него, — делано равнодушно отвечает Димка.
— В каком статусе ты у него живёшь? — недоверчиво щурится Гриша.
— Ну, ты же сам слышал. Младший брат и все дела.
— Вот ты даёшь, — восхищённо присвистывает Суриков. — Теперь ты сам к Громову можешь подойти и под зад пинком дать, а он тебе за это ещё и спасибо скажет. Ты ведь теперь как наследный принц, вот свезло-то.
Димка хмыкает, про идиота Громова не хочется думать даже в таком ракурсе. Он быстро переодевается и идёт к выходу, Суриков, всё в таком же немом восхищении, направляется вслед за ним, останавливается на крыльце и смотрит, как Димка, надев на голову шлем, садится позади Богдана на мотоцикл и машет ему рукой.
Суриков снова изумлённо крутит головой и повторяет:
— Во даёт.
* * *
Димка снимает шлем, смотрит в зеркало, пытаясь пригладить растрепавшиеся волосы, отросшие почти до плеч, потом роется в карманах, достаёт тонкую резинку и собирает волосы в хвост. Богдан подходит сзади, кладёт руки ему на плечи и глядит, не отрываясь, на их отражение.
— Тебе надо подстричься, — говорит он прямо в зеркальные глаза Димки.
— Тебе не нравятся длинные волосы?
Вместо ответа Богдан стягивает резинку с хвоста, проводит рукой по Димкиной голове и очень тихо отвечает:
— Мне нравятся. Но тебе надо подстричься.
— Зачем?
Богдан пропускает Димкины волосы между пальцев, затем сжимает их в кулаке и тянет вниз. Димка запрокидывает голову назад и смотрит в глаза Богдана.
— Зачем? — повторяет он.
— Чтобы я не делал вот этого.
— Мне нравится, — сглатывая комок в горле, в том же положении, отвечает Димка, прижимаясь спиной к груди Богдана.
— Ты очень красивый. Знаешь об этом? — внезапно спрашивает Богдан.
Димка отрицательно качает головой, а Богдан продолжает:
— Поэтому тебе надо подстричься. Чтобы не быть похожим на…
— На кого? На девчонку? — насмешливо спрашивает Димка. — Кое-кто говорил, что я похож на Леголаса.
— Похож, — соглашается Богдан. — Эпичное кино бы получилось: Халк и Леголас.
Димка фыркает:
— Да уж, есть, где фантазии разгуляться.