Безжалостный Бетховен.

Через два дня мы стоим в аэропорту. Мне никогда не нравилось это место, что уж говорить о том, что я чувствую сейчас? Провожаю глазами каждого, кто входит в зал вылета. В свою очередь каждый из них странно смотрит на меня. Действительно, казалось бы, что здесь делать Президенту? Ему ведь положен личный самолет, собственная полоса вылета: негоже пользоваться общественными средствами транспорта. Но если в данной ситуации воспользоваться личными приспособлениями для передвижения, об этом мгновенно будут оповещены многие группы, среди которых много нежелательных. Чем меньшее количество людей знает об этом, тем безопаснее становится твой перелет и твое прибывание в Афганистан. Проходит около получаса, прежде чем ты входишь в зал. Я устал от ожидания, но радость твоего присутствия полностью перевешивает все прочее. Но я не позволяю себе даже улыбнуться. Вокруг слишком много людей, которые только и жаждут заполучить что-нибудь грязное о своем руководстве. Мы обмениваемся приветственным рукопожатием, соблюдая все нормы приличия. Ты еще лучше меня осознаешь, что нужно вести себя как можно аккуратнее. Идем ко входу на посадку номер 46. Там, спустившись по лестнице, садимся в автобус, который привозит нас к самолету. Мне всегда нелегко давалось прощание. Особенно с тобой. Я не могу подобрать нужных слов, не получается сказать то, что моя душа так жаждет произнести. Молчание с головой накрывает нас. Да, посмотреть бы на нас со стороны:два известнейших оратора не знают, как выразить то, что творится с ними. Не хватает всего, чтобы подобрать слова. На такой напряженной ноте ты поднимаешься по трапу и входишь в самолет. Не оборачиваясь. Я знаю, что ты не оглянешься, но я так хочу, чтобы это произошло. Случайно поймать твой взгляд, но знать, что ты смотрел именно на меня. Хочу. Но на прощанье я не могу даже увидеть твои глаза. Потому что нельзя. Потому что - Президент. Просто потому. Резко разворачиваюсь. Не могу смотреть, как ты исчезаешь из моей жизни, пусть даже временно. Я не нахожу себе места все те два часа, что самолет в пути. Постоянно извожу себя мыслями. А вдруг что-то случилось? Вдруг самолет взорвали? Или пилот сделал что-то не так? А может неисправность техники? Хожу взад — вперед по кабинету, стараясь угомонить свои мысли. Которые, как и обычно в последнее время, постоянно возвращаются к тебе. Ох, мне никогда не забыть твои руки, легонько обнимающие меня за пояс. Твое дыхание, оставляющее след на моей шее. И твои губы, что мне удалось попробовать всего один раз. Но и этого мне хватило, чтобы их вкус навсегда впечатался в мою память, и мне уже никогда не забыть его. Впрочем, как и тебя. Наливаю себе коньяк. Да, это сейчас — то, что нужно. Хочу напиться. Хочу хоть на секунду выкинуть из головы то, чего там быть не должно. Люблю тебя. Эта мысль оплеухой прошлась по мне. Да, действительно, это именно так. Люблю. Господи, как же это ужасно. Все казалось другим, когда ты целовал меня, обнимал, а теперь, когда я остался наедине с самим собой, я понял, что это, по меньшей мере, отвратительно. Я противен сам себе. Господи, как я мог допустить такое? Как я мог довести себя до такого состояния? Раздается телефонный звонок. На экране ярко-белое «Владимир». - Я же говорил тебе, что не о чем волноваться. - Да. - С тобой все в порядке? Нет, нет, нет. Все плохо. Я люблю тебя, именно поэтому все так ужасно. - Я люблю тебя. Эти слова вырываются, прежде чем я могу их остановить. Я не думаю о последствиях, о том, что будет, когда ты вернешься. Мне просто жизненно необходимо это сказать. Я не могу самостоятельно разобраться во всем этом. Слишком много на меня свалилось. Мне нужен ты. - Знаю. Ты тихо смеешься, так, что я едва слышу. Но по голосу можно понять, что ты счастлив. И я совершенно рад за тебя, но кто сейчас поможет мне? - Когда я вернусь, - связь обрывается. Это невозможно! Правительственный канал защищен настолько хорошо, что перебои представляются просто невообразимыми. Что-то случилось. Непременно. Я так и не узнал, что ты хочешь мне сказать.