Дуэт

      То, что у Кагеямы Тобио не задалось утро, видят, кажется, все.       Стоит ему помедлить перед выходом — никаких занятий сегодня, однако, не будет, так куда спешить? — как мать обеспокоенно выглядывает из кухни и интересуется, не опоздает ли он, если не поторопится. Убедить её в том, что нет, сложно, ведь столько лет мелся в музыкальную школу, спеша как на последний поезд, а тут будто бы не смотрит на время. С трудом, но Кагеяма успокаивает её. Беспокоить мать для него недопустимо, поэтому он умалчивает о вчерашнем проступке, считая, что ей достаточно и его неудовлетворительных оценок в школе. Стыд играет где-то на кончиках ушей неровными красными пятнами, и как хорошо, что не касается щек. Иначе бы он никогда не смог избежать допроса от матери и, соответственно, рассказал бы всё как есть. Потому что родные глаза слишком проницательные, а он совсем не умеет врать, только слегка недоговаривать.       По дороге в музыкальную школу от него шарахаются младшеклассники, наслаждающиеся прогулками в выходной день. И шепотом дрожащих голосов сообщают друг другу об очень страшном старшекласснике. Перешептывания раздражают, капают на нервы раскаленным воском и вот-вот обещают вспыхнуть, как фитиль, зажженный от спички или искры. Кагеяма думает: «Ещё одна и… И я уничтожу всё, что есть вокруг, просто повбиваю в их неразумные головы правила приличия, взорвусь к чертям как сверхновая». И делает глубокий вдох. Потому что никто не оценит, если он изобьет чьих-то детей просто потому, что они не так посмотрели на него и тыкали в него пальцами, переговариваясь. Это всё от нервов — успокаивает он себя — нужно просто передохнуть и выслушать Сугавару, и тогда… А вот, что тогда, он ещё не знает. Может, он, наконец, перейдет на новый уровень, сумев играть так, как хочет подсознательно; может, найдет другой путь, что даст новые возможности. Это «что-то» пока ещё неведомое. Скрытое подобно звездам за облаками, именно в тот момент, когда можно рассмотреть иное созвездие.       Вот только счастливая звезда Тобио, кажется, уже давно не сияет.       Порог музыкальной школы вырастает перед ним не внезапно, но всё равно заставляет помедлить. Внутренняя неуверенность рушит все блоки спокойствия и извечная маска тонкого льда, под стать названию, быстро тает. Тобио хочется также. Чтобы стать водой, растечься, спрятаться в малейших трещинах земли, а потом на солнце испариться и вверх, высоко и далеко. И точно не быть тут.       Но никакие желания и глупые фантазии не спасают его. Реальность настигает безжалостно, с хладнокровностью охотника, что ступил на след жертвы. Незаметно для себя — время вокруг скачет, урывками позволяя возвращаться в реальность, смазывая зрительную картинку — он оказывается в кабинете директора. Тобио сглатывает, непозволительно громко как для себя, и выдыхает. Лёд постепенно восстанавливает маску.       Когда он выходит с кабинета, дыхание его ровное и спокойное. Всё прошло намного лучше, чем он мог ожидать. Внутри больше противно не копошится скрытая паника и мысли не скачут вокруг ожидания неизбежного хаотично.       Его отчитали, но это как-то не зацепило, потому что подобное переживать уже приходилось. Предупредили, что больше подобного не потерпят, назвали нового преподавателя и отпустили. Стоило ещё раз отступиться и ему придется искать новое заведение, имея не лучшую славу за плечами. Слухи, конечно, можно было бы игнорировать, но вот реальные факты — нет. Поэтому Кагеяма решил попытаться обуздать вспыльчивую сторону себя, которая требовала ответов и мечтала понять, почему никто вокруг не понимает его. Поймав себя на этих мыслях, Кагеяма тряхнул головой — чушь — и направился к кабинету Сугавары; занятия с новым преподавателем начнутся только со следующей недели.       Пустынные коридоры нагоняют неопределенное чувство восхищения. Кажется, будто бы он единственный человек в этом здании, а в самых укромных уголках нутра он ощущает себя последним человеком на планете, и от этого осознания не страшно, скорее, любопытно. Что же он делал бы, если и правда остался один во всем мире? Когда не существовало бы ни правил, ни общения, только он и мир вокруг? Только мельком Кагеяма думает, что не хотел бы остаться один, никогда и ни при каком раскладе, даже в теоретическом размышлении. Но атмосфера мира без людей быстро рушится: за некоторыми дверями слышится игра на музыкальных инструментах. Это сбивает.       Дойдя до нужного кабинета, Тобио успел насчитать несколько плачущих скрипок, одну арфу, что удивительно, и, конечно же, любимое фортепиано.       Пальцы ведет в нетерпении поскорее ощутить под ними гладкие клавиши инструмента. Дрожь сдержать легко, зуд внутри — нет, однако Кагеяма стучит в дверь и ждет ответа. Потом он сыграет, как захочет, чтобы исчерпать всего себя и не ощущать, как ноет внутри, но сейчас ему нужно услышать идею Сугавары и сделать выбор — принять задумку или нет.       Отказаться страшно. Вдруг упустит что-то важное? Принять… Внутри теплится вера в лучшее, но и она не вечна, словно бы исчезает с каждой новой неудачей. Он не знает ни условий, ни даже предположительно идеи задумки, но хочет всем сердцем поверить в наставника, ведь он всегда был на его стороне по мере своих сил.       Положительный ответ не дает более минут на раздумья, Кагеяма толкает дверь; кроме Коуши в кабинете более никого нет.       — Здравствуй, Кагеяма-кун. Уже был у директора? — Коуши на секунду отрывается от документов, приветствуя парня, а после вновь опускает взгляд, жестом, давая понять, что тот может пройти. От его ответа это не зависело.       — Да. — Кагеяма устроился на том же месте, что и вчера, непроизвольно при этом, взглянув в окно: накрапывал дождь.       — И как? — Взгляд снова вернули к нему — сосредоточенный, слегка хмурый. Коуши замер в ожидании ответа и рука его, в которой он держал ручку, подрагивала.       Перед ответом Кагеяма сжал губы в тонкую полоску, а в груди у него неприятно сжалось и заледенело. Было приятно от чужого беспокойства, но в тоже время это вновь порождало чувство стыда — ему никогда не хотелось беспокоить кого-то специально. Особенно человека, который мог, или хотя бы пытался, его понять. Он порывисто мотнул головой и пояснил:       — Нормально. Сказали, что это последний раз и отпустили. У меня теперь другой учитель.       Сугавара заметно расслабился.       —Кто на этот раз?       — Ямада-сенсей.       — Надеюсь, она будет последней. Постарайся быть спокойнее.       — Хорошо, — пробормотал он, склоняя голову. Ради того, чтобы продолжать видеть наставника также часто как сейчас, можно было и постараться. Потому что сменив место обучения, их встречи стали бы более редкими. Кагеяме от этого стало бы лишь труднее. И не смотря на то, что он знал, что такое невозможно, он не смог удержаться, чтобы этого не сказать: — Лучше бы вы учили меня.       И получил ожидаемые слова.       — Ты и сам знаешь, что это невозможно. Я учу игре на скрипке. Но, если бы мог, не отказался бы тебя учить.       Искренняя улыбка, которой его одарили, снова поселила тепло в его сердце. Только самые близкие люди могли так улыбаться, только те, что на самом деле были хорошими в глубине своих душ. Кагеяма жалел, что его не мог учить именно Сугавара, но даже на это не смог бы променять их разговоры. Они занимали особое место в сердце.       Но он отвлекся. Неосознанно постарался мешать меньше, видя бумаги, которыми занимался Коуши, потому и отошел к посторонней, не такой важной теме. Но сидеть всё время они так не могли. Тобио был готов узнать идею и позже — раньше мысль, что он может помешать делам наставника, как-то не посещала его и поэтому только осознавший это, он был смущен и снова пристыжен, уже который раз всего за пару дней. Он собирался уйти. Возможно, позже не появляться до начала занятий с новым преподавателем. Неловкость остро затапливала сознание, отчего было сложно найти себе место.       Он заёрзал на месте, перебирал лямку сумки, и решался сказать о своём уходе. Но его действия было сложно не заметить: Коуши отложил бумаги, успокаивающе вскидывая руки.       — Сиди, это не так важно, просто нужно было освежить в памяти. — Это не смогло мгновенно его успокоить, но вскакивать и убегать он не был намерен. — Думаю, ты сильно жаждешь узнать, что я хочу тебе предложить. — Отрывистый кивок был лишним, так как это скорее было утверждением, но Коуши это не мешало. — Но… как бы тебе сказать… В общем, это может тебе не понравится, даже скорее, это вряд ли тебе понравится. Однако других мыслей у меня пока нет, а это, кажется, неплохой вариант.       Неуверенность мужчины заставила Тобио нахмуриться, но не испытать злость. Он сам не мог понять, чего опасался Сугавара, как после всего того, что он вытерпел, после того, как он смог почти полностью его понять, он мог опасаться не сделать этого теперь? Между ними, конечно, не было идеального взаимопонимания, прямо, чтобы с полу взгляда читать чужие мысли, но всё не было так плохо, как звучало.       — Что вы имеете в виду?.. — Он просто хотел осознать происходящее.       — Тянуть я не буду, скажу тебе сразу. Я предлагаю тебе попытаться сыграть в дуэте. Стопроцентных гарантий на успех нет, как и более точных причин для этого. Лично в моём опыте подобное было и это… помогает с некой стороны.       Голос постепенно затихал, Сугавара прекращал свои объяснения такого выбора, а Кагеяма просто пытался это осознать. Потому что мыслей подобных этому у него никогда не возникало. Играть дуэтом означало «вместе», с чем у него уже определенное количество лет проблемы. Дуэтом не просто с кем-то, а кем-то незнакомым, потому что, так или иначе, все слова Сугавары так и подразумевали это. От одной мысли внутренности холодели. Он привык быть одиночкой, играть сам, максимум, пуская в это личное пространство редких слушателей да учителей. А теперь ему предлагали пустить кого-то, кто должен был стать ближе, чем кто-либо до этого.       — Ты можешь не соглашаться, — осторожно произнес Сугавара, видя все его терзания и чувства нал лице. Тобио был готов выпалить громкое и резкое «отказываюсь», впрочем, не несущее в себе злобы по отношению к наставнику. Он бы даже объяснил, почему нет, и поблагодарил его за доброту, как Коуши прервал его ещё до произношения слов. — Но, может, вначале взглянешь на него?       Он имел в виду его возможного напарника?.. Это слегка сбивало. Потому что этот «кто-то» уже так же как и он был оповещен. Втянут в это, пусть и не так сильно как предполагалось ранее. Но был вопрос, который волновал Тобио после этих слов.       — А… Почему он согласился?       Ему самому было сложно даже представить такое, а кто-то согласился, видимо, даже не особо раздумывая. Просто услышав просьбу, дал согласие. Кагеяма не понимал этого, не знал причин для такого, почему и хотел знать. Что могло вынудить человека согласиться на это? Он замер, страшась не расслышать ответа, упустить хоть одно слово, не понять смысла.       Сбитый вопросом, Сугавара потерял неуверенность; всё беспокойство словно бы слезло с него, подобно искусственной коже. В глазах засветилось что-то. Снова он был собой.       — Я не знаю, — просто ответил он. — Я предложил, он согласился. Причин я не знаю. Но, — он улыбнулся, — ты можешь спросить его об этом сам.       И в тот момент, будто бы Сугавара Коуши и правда был каким-то ведающим, в коридоре раздался топот, когда он притих, в дверь громко разово стукнули и, не дожидаясь ответа, распахнули. Легкий сквозняк коснулся лица. На пороге перед ними возник мальчишка — Кагеяма не мог сказать о нём «парень», потому что уж как-то подозрительно мелковат он — запыхавшийся, яркий, — настоящий цвет волос? — что сразу же взглядом прикипел к Сугаваре. От этого в Кагеяме что-то зло да ревностно затревожилось.       — Простите! — громко выпалил тот, не давая Тобио и мига на раздумья. — Я опоздал, потому что не заметил, как пролетело время. Я, правда, думал, что успею показать всё и прийти вовремя. Простите, Суга-сан!       Мальчишка склонился в поклоне — таком низком, что мог быть применен только в качестве непростительного проступка. Которым его опоздание не могло быть ни в коей степени. Склонив голову подобно птице, Тобио осмотрел его. Рыжие. Его волосы действительно были такими, это не было никакой игрой света или первым ошибочным видом. Они выглядели естественно, но за это парень ручаться не стал бы: красили сейчас очень качественно. Кто это? Кагеяма обернулся к наставнику, вопрос читался в его глазах и мимике. Почему он здесь? О каком опоздание речь?       На это Коуши отреагировал улыбкой, его ничуть не трогало опоздание, он не злился. А вот Кагеяме был адресован более спокойный взгляд и легкий кивок на мальчишку, что всё ещё не поднял голову и не разогнул спины. Кагеяма не верил. Не желал осознавать реальности данного эпизода. Вперил шокированный взгляд в согнутую фигурку, а после одними губами сказал наставнику «нет». «Нет» — в смысле быть не может и как так.       Ему ответили беззвучным «да» и спокойствием светлых глаз. Коуши рукой махнул, не видящему этого, мальчишке.       — Всё нормально, Хината, ты как раз вовремя.       Мальчишка, по фамилии Хината, быстро встал ровно, скидывая взгляд любопытных глаз на мужчину. Пусть он и стоял смирно, во всем его виде прослеживалось нетерпение, от которого он слегка покачивался с пятки на носок.       — Вовремя? — переспросил он, и тут же бросил быстрый взгляд на Кагеяму.       Тобио тогда показалось, что тот впервые его заметил. За раз осмотрел, пробежавшись по всему телу взглядом, и как-то сжался, передергивая плечами. Конечно, ничего странного, Тобио к таким реакциям привык, ему часто говорили, что он отпугивает уже одним своим видом, но по-другому он себя вести не умел. Улыбаться всё время казалось ему глупым, да и улыбка у него была не хороша собой, больше похожая на гримасу. И только иногда получалось что-то дельное, но в такие моменты его редко кто видел. Это были моменты его радости и восторга от маленьких побед. Хотя с каждым годом таких моментов было всё меньше. Как и людей вокруг.       — Да, я как раз успел вкратце описать Кагеяме ситуацию. — На него был направлен уже заинтересованный и, отчего-то, настороженный взгляд. — Твоё ведь согласие по-прежнему в силе?       — Да! — И голос у мальчишки слишком звонкий, громкий. Не то, чтобы режет по ушам, подобно набору неправильно сыгранных нот, но близко, очень, как для Кагеямы, что предпочитал тишину и к такому не привык.       А ещё мальчишка был слишком позитивен: неуместные улыбки так и рвались с него, то и дело, растягивая губы. Его тревога, будто бы совсем мелочная, исчезала, не оставляя и легкого следа, сменялась буйством красок и радости, чтобы сползти под новым потоком неуверенности. Это было быстро, так мгновенно и неуловимо, что Тобио не успевал уловить перемены. Это… сбивало и начинало раздражать. Уже привычно.       — Кагеяма-кун, это Хината и именно о нем я тебе говорил.       Захотелось почему-то обреченно сказать «я понял», но он промолчал. Сейчас своими словами он бы скорее расстроил Сугавару и снова довел до точки, когда произнесенное можно наименовать как «лишнее». Повторять одну ошибку два дня подряд Кагеяма не мог. Он поднялся, как-то забывчиво поздно потянув ремешок сумки за собой, та ощутимо ударилась в бедро, на что внимания он не обратил. Склонил голову, в знак признательности наставнику, и четко отрезал, сразу же направляясь к выходу:       — Я отказываюсь. — Мальчишка, настороженно замерший после того как он поднялся, по-смешному удивленно склонил голову на бок и нахмурил брови. Он не понимал его — это уже не тронуло Тобио, это как обычно, как всегда, значит, не так страшно. Только горечь от этого внутри, однако, осела.       Он быстро попрощался с Коуши, и постарался как можно скорее покинуть это здание, чтобы не видеть его всю последующую неделю. Ему требовалось время на осмысление этого. Предложение, такое ожидаемое и манящее, сбило его с толку, окунуло в ледяную воду с головой, и пустило трещины неуверенности в маске спокойствия. Кагеяма был растерян. Он не понимал, как игра дуэтом с этим мальчишкой может ему самому играть лучше. Он… позвонит наставнику позже, чтобы извиниться, а сейчас — побудет один и всё будет как прежде, как раньше — комок подкатил к горлу: «как раньше» отдавалось кислотой на языке.       Выйдя, уже находясь за дверью, Кагеяма слышит, как мальчишка с громким голосом возмущенно что-то вещает. Это его уже не волнует.       По лестнице он почти сбегает вниз, чувство дежавю охватывает его. Так уже было, вчера, да именно так. Не самое приятное ощущение. Но это не сбивает с пути или с мысли, просто существует рядом и легонько скребется о душу. Когда последняя ступенька позади, где-то наверху хлопает дверь — сильно, если слышно даже внизу. Предчувствие говорит, что это по его душу, Кагеяма шипит: «Заткнись!» Потому что только не это, Господи, за что?! Шаг приходится ускорить. Просто так, на всякий случай.       Он не успевает, однако.       — Эй! — Он не должен останавливаться, главное не обернуться. До дверей совсем немного!.. — Да, черт тебя побери, Кагеяма!       Он не успевает удивиться своей фамилии с чужих уст. Это мелочь по сравнению с тем, что его таки нагнали. Чужая рука настойчиво дергает назад за плечо, Кагеяма небезопасно накреняется туда же. Мыслей о падении ноль, главная бьется в голове колоколом. Скинуть с себя поскорее чужую конечность.       Не то, чтобы он совсем не переносил чужие прикосновения, но всё же предпочитал избегать таковых, если выдавалась возможность, особенно, если это были чужие люди. Он всегда мог подставить щеку для поцелуя от матери или макушку для взъерошивания волос от отца или Сугавары — это были близкие, надежные люди, что никогда не причинили бы ему вреда. Чужие руки были как сигнал опасности, как нечто, что может сделать больно. И пусть чужая ладонь сжимала не так сильно как могла, и дернули его скорее не думая, Тобио среагировал мгновенно без размышлений — скинул ладонь резко и обернулся с острым взглядом. Казалось, он мог резать им. Но сейчас это не подействовало на мальчишку, он смотрел прямо в лицо и так упорно, будто не был на целую — а то и две! — голову ниже.       — Чего тебе? — получилось скорее рычание, чем просто грубый вопрос. В конце концов, они уже были достаточны грубы с друг другом, чтобы не пытаться восстановить даже подобие вежливости. Это уже выглядело бы глупо.       Образ мальчишки из кабинета, с неловкими замашками, никак не вязался с тем, что сейчас стоял перед ним. Тот неуверенный, едва ли внятно складывающий слова во фразы, вдруг резко исчез, уступая место настоящему упрямцу, до последнего стоящего на своем. Его взгляд показался Тобио другим. Более пронизывающим, что ли… Но, что за пару минут могло поменяться в глазах? Пока мальчишка собирался со своим возмущением, готовясь выплеснуть всего его на Кагеяму, тот всмотрелся в его глаза; что же с ними было не так? Что сейчас беспокоило его и не давало уйти, коля любопытством? Исследуя каждую деталь, светлую радужку — разве она не была темнее? — нахмуренные брови и зрачок, Тобио понял: или это нечто невозможное, или здесь свет просто падает иначе. Потому что казалось цвет радужки был светлее, будто выжженный на солнце, и зрачок, слегка по-кошачему суженный, не могли остаться ранее им не замеченными.       Но это существовало именно в этот момент, и нельзя было начать что-то отрицать. Нет, это точно обычное иное падение света. Кагеяма мог был предложить еще пару правдоподобных версий, если бы не нужно было включиться обратно в разговор, в мир реальный, без всякой лирической чепухи про изменчивый цвет глаз.       — Почему ты даже попробовать не хочешь? — Вначале Кагеяма завис, потому что ни предисловий, ни объяснений не полагалось, а потом понял: их всё же связывала лишь одна нить и та временная.       Ответить сходу было сложно, причины так быстро накопиться не могли, но кое-какие детали так и кричали о том, что им вдвоем в дуэте не ужиться. Что им поубивать друг друга проще будет, чем спеться. Это были лишние проблемы и утраченное зря время — Кагеяма ценил своё время и знал, насколько дорого оно стоит. Не был уверен за своего неудавшегося напарника, но готов был пожелать ему лишь больше тренироваться: по виду он был еще тем непоседливым малым.       — Не хочу тратить время на заранее проигрышный вариант.       Потому что вот-вот начнутся отборочные на концерт, а он даже не начинал готовиться, а если бы согласился, то о выступлении можно было забыть. Если у них есть шансы сыграть вместе гармонично, то только после десятков часов репетиций, пока не прочувствуют игру друг друга от и до. А это время — время непозволительное, которого у них нет. Он был прав, так почему на чужом лице была всё та же стопроцентная уверенность в своих словах?       От слов мальчишка лишь скривился, скорее даже, оскалил зубы. Поднял взгляд ясных-ясных глаз и словно бы в самую душу залез.       — Если есть шанс, то почему бы не попробовать? Суга-сан ведь смог что-то увидеть в этом!       А Сугавара Коуши был почти что ведающим. Удача сопутствовала ему и его начинаниям, и учеников его после выпуска всегда ждало счастье, словно бы он делился своей удачей. Такой удачи Тобио не выпало — попасть в его группу, — потому что его инструментом стало фортепиано, а Суга играл на скрипке. На самом деле Тобио даже близко не знал, на чем играет стоящий перед ним мальчишка — это они не успели оговорить, да и бессмысленно было после отказа. Но в малые шансы Тобио не верил и был реалистом, чтобы понять, что первых высот они смогут достичь через очень и очень долгое время — которого нет. Поэтому…       — На это нет времени. А если ты можешь тратить его на такую ерунду, я сомневаюсь в твоих навыках, и не вижу смысла даже пробовать. — Отвернувшись, Кагеяма решил не видеть выражения злости или чего-то еще на лице мальчишки. Это должно было отбить у него желание и дальше его переубеждать, раньше всегда работало. Напоследок лишь одна фраза осталась сказанной: — Оставь меня, я не соглашусь.       Часы ведь не замедлят своего хода, что ты ни делай. Тобио не обернулся ни разу, и никто больше его не окликал.

***

      Вечером, как и обещал себе, он позвонил Сугаваре, чтобы извиниться за резкость. Но Коуши совершенно отказывался слушать извинения — всё же это была его идея и его поспешные действия привели к неловкой ситуации.       — Не смей извиняться, если и есть чья-то вина, то только моя. — Кагеяма слышал, как на той стороне тяжело вздохнули. — Нужно было сначала спросить вас обоих, а потом устраивать встречу. Хотя честно, не ожидал такой реакции.       На самом деле это было не страшно, и Кагеяма не мог винить Сугавару хоть в чем-то. Он ведь всегда пытался лишь помогать ему и не мог знать будущего. А за реакцию… Тут скорее Кагеяма чувствовал свою вину, что аж кончики ушей алели. Не было даже попыток присмотреться к мальчишке, он будто бы заранее настроил себе отрицательно к нему, наверное, и не думая соглашаться. Он даже шанса на жизнь идеи Сугавары не дал.       — Простите, я должен был…       — Эй! Кагеяма-кун, сколько ещё раз я должен повторить, чтобы ты таки прекратил извиняться? — В голосе мужнины зазвенели веселые нотки, которыми он пытался поднять настроение парню. — Ничего страшного не случилось. Вы же только поговорили, а не подрались. А ещё поговорю с Хинатой, и на этом инцидент будет окончательно исчерпан. Мы ещё придумаем что-то, время ещё есть.       Надежда теплилась не только в голосе, их разговорах или даже мыслях. Она казалось, пронизывала собой весь процесс игры, не давая уже конечно упасть духом, чтобы после только уход и никаких мыслей о возвращении. Они верили, что он сможет сыграть как нужно, так как звучит внутри, и что этот концерт станет для него дебютом. Сугавара верил в него, и пусть даже если бы он был единственным таким человеком, Тобио продолжил бы играть, потому что даже такая одиночная вера спасала. Давала силы. Толкала идти вперед, и он шел, пока еще было зачем.       — Угу, — мягко согласился он, не имея более ясных слов. — Спасибо, Суга-сан.       — Обращайся если что.       Их разговор закончился на позитивной, дающей толчок ноте, и Кагеяма после сразу же сел за инструмент, не имея более шанса медлить. Отборочные на концерт начнутся через неделю и будут длиться всего месяц, чтобы перед самым Рождеством провести масштабный концерт, что даст многим шанс в будущем и, возможно, даже уже настоящем.