пидарасы рурепа.

— ты не моя мамочка, мирон! сколько можно, блять? где тот агрессивный репер, которого я полюбил? — ваня в недоумении. — закройся нахуй, я просто беспокоюсь о тебе, уебок, — ведешь себя как примитивная сука, — ухмыляясь. кулак с характерным звуком ударяется о светлую кожу рудбоя. боль, то что нужно. охра падает на спину, хорошенько приложившись головой о землю. он пытается скинуть окси со своих бедер, но безуспешно. — сука! — он толкает федорова в грудь. жидовские руки тонкой удавкой оплетают молочную шею фотографа, пережимая жилку. размах. удар приходится точно на переносицу. хруст. мирон прикрывает нос рукой. позиции резко меняются. вот уже оксимирон находится снизу и имеет риск смерти от нехватки воздуха. они отпускают друг друга и в попытки отдышаться ложатся на спины. вечереет. лицо рудбоя украшено несколькими ссадинами, нижняя губа успешно разбита. мирону придётся зашивать бровь. — долбаеб, — кидает федоров поднимаясь с холодной травы. иван встаёт следом. облокачивается на рядом стоящий забор и закуривает, вальяжно передавая сигарету другу. — пиздец, — мирон проводит по шее бэк-мс и целует в губы. руки евстигнеева покоятся на плечах яновича. они целуются глубоко и мокро, как в дешевой порнухе. прижимаются к друг другу, трутся телами. — давай прямо здесь? — не нуждаясь в ответе спрашивает мирон, попутно расстегивая парку рудбоя. — давай, — коротко улыбнувшись он тянется за новым поцелуем. кажется, что мирон не против получать по ебалу, если его ждёт такое продолжение.