пидарасы рурепа.

руки почти трясутся, ваня еле выбивает огонёк из зажигалки. на улице холодно, сильный поток ветра врезается прямо в лицо. дверь студии открывается, наконец показывается мирон. он не изменился ни капли. он проходит мимо бывшего товарища. — эй, стой, — голос рудбоя тихий и робкий. — прости, не заметил, задумался просто, — федоров нехотя возвращается на крыльцо заведения и тоже закуривает. — почему ты не брал трубку? я звонил тебе вчера, да всю неделю, — охра тушит сигарету о стоящий рядом столб и выкидывает окурок в урну. — тебе разве не понятно? — практически искренне удивляется окси, делая затяжку — нет, — ваня смотрит как собака побитая. — не брал значит не хотел, мы расстались, — будто самую очевидную вещь в мире говорил мирон. — ахуеть, а почему я узнаю об этом только сейчас? что со мной не так? — он проводит рукой по лицу. — вань, с тобой все так. дело не в тебе. люди встречаются, потом расходятся. это в порядке вещей, — он вздыхает. — дело в карелином? ты с ним? — допустим. — ясно, решил подлечь под нарика? — усмехаясь. — замолчи, — мирон корчится — предатель, — ваня кричит вслед уходящему. ваня чувствует как весь мир вокруг разлагается заживо. гниет, все вокруг пахнет падалью. пусть страдает, лишь бы выжить, только бы суметь адаптироваться. это даже иронично, ваня читал сотни книг, сотни сопливых цитат и смеялся. громко так, надрывно. а сейчас вспоминая это смеётся нервно, околоистерично. евстигнеев понять не может, скорее всего потому что сам не мог бы предать. предательство может подкрасться сзади, а может раскрыв объятия ждать впереди. это не имеет значения, после встречи с ним нельзя остаться прежним. предательство — не глупости. от него империи рушатся.