Перед рассветом

Зимнее солнце было похоже на ребёнка во время игры в прятки. Только вместо заслонов-тумбочек, пещер-столов и шкафа-Нарнии были облака. Плоско-перистые, с проглядывающими голубыми подпалинами неба, они неспешно плыли над головами и несли за собой холод. Хидан физически чувствовал, как его пальцы на ногах отмирают от ебучего мороза. Его никогда не привлекал такой предмет, как физкультура, но учитель был тем ещё зверюгой. Вот и играл Мацураши в любое время года за школьную команду баскетбола уже третью четверть. Но сегодня был не такой уж и хороший день. Очередной трёхочковый, проведённый в режиме «думать о зелёном», прошёл не совсем так, как хотелось. Обычно запястья Мацураши никогда не повреждал, но когда-то такое должно было случиться. Не слишком больно, просто обидно. И левой рукой он писать умел, даже неплохо. — Ты просто обалденный идиотина, — тяжёлая ладонь приголубила его затылок ударом. — Тебе б к медсестре и повязку, но ты же сейчас заартачишься, героя из себя строить будешь. Как обычно хмурая и совсем нетактичная Тен надула свои нормальные розовые щёки в хомячьи. — Заткнись и не беси, — по-доброму посоветовал Мацураши и запихнул повреждённую руку в карман физкультурных штанов. — Своей девушке так говорить будешь, придурок, — она заносчиво пфыкнула и скрестила руки на груди. — Ах, да, прости… как я могла забыть, что та красотка тебя динамит? — Ёпть, да чего тебе нужно от меня, щекастая ты дура? — Хидан топнул ногой в старом кроссовке и протянул здоровую руку в сторону ворота пиджака Тен. Но она ловко увернулась от захвата, продемонстрировала средний палец и псевдо-элегантным жестом заправила прядь волос за крохотное оттопыренное ухо. — Засоси её, а? — подмигнула. — Ходишь как в воду опущенный. Задолбало уже! Я, конечно, её не знаю, но обычно девушкам нравятся решительные. А ты гнездо вьёшь уже который месяц, придурок! Уведут! — и развернулась к нему спиной, направляясь в сторону пёстрой толпы девчонок-черлидерш. Догнать и по шее настучать — отличное решение, но Хидан был в слишком хорошем и отходчивом настроении. Увели уже. Быть второстепенным героем, прячущимся в темноте подъезда и подсматривающим за прекрасной соседкой сверху, Хидану не нравилось. Но, несмотря на это, ничего плохого во второстепенных героях он не видел. Ведь именно на них всё держалось. Они как декорации поддерживают повествование. Да. Он ничего не имел против этого типа персонажей. Но становиться таким было настолько обидно, что хотелось пойти и выбить всю эту дурь алкогольным опьянением. Но как идти в школу утром? С перегаром? Таюя и так нервная последний месяц, а если в школу вызовут, так вообще вспыхнет. И тут Хидан боялся не сестру, а за сестру. Она и без нервного срыва на голову больная. Солнце больно кольнуло совсем не согревающим лучом глаза. Мацураши ругнулся под нос и поставил ладонь козырьком над покрасневшими с недосыпа глазами. Самодельное забрало было не панацеей, но так хоть было видно, что творится на баскетбольной площадке. Творилось, как всегда, дерьмо. Поэтому звонок на перемену все восприняли как конец рабочего дня. — Ну чо, дорогуша, проебал ты свой шанс, — Кисаме, самым последним покинувший площадку, хлопнул внушительных размеров ладонью по спине Хидана. — С тебя Учихи так ржали, что один до сих пор икает. — Ебал-проебал — плевать! — рявкнул Мацураши и засунул руки в карманы. — Это всего лишь игра, ёпт, а вы из этого целое событие вытряхиваете. — Это и есть событие, — Кисаме отвесил ему щелбан. — Наша школа одна из самых отстойных, так что круче баскетбола тут только тухлые новогодние дискотеки. Чувствуй себя знаменитостью, пока можешь. Падкий на славу и внимание Хошигаки имел отвратительную способность: он заражал своей зависимостью и других. Хидан держался уже третий месяц — ровно столько длилось их общение. Зачем ему всеобщее внимание? Хватит и взгляда одного человека. А какого — пускай угадает. Знаменитость, блять. Физкультура была третьей по расписанию. За ней шла очень любимая Хиданом история. Любил он её так, что норовил прогулять каждый выделенный для этого предмета час. Цель на четверть — прогулять все шестнадцать уроков. Но сегодня что-то дёрнуло его остаться в классе, а не свалить на крышу. — Мацураши! — высокая и тощая, как высушенная вобла, Юнс-сэнсей взмахнула руками. — Сегодня день чудес какой-то. Неужели решил посидеть с нами на уроке и материал послушать? — Нет, Юнс-сэнсей, не сегодня. Сегодня я музыку послушаю, — Хидан виновато понурил голову. — У директора хочешь её послушать? — вполне серьёзно поинтересовалась женщина, шлёпая сухонькой ладошкой по столу. — А мне всё равно, где, — пожал плечами. — Но раз вы настаиваете… В очереди в кабинет директора Хидан всё равно вдел в уши вакуумные вставки и погрузился в мир, где ему всегда были рады. Пока биты в наушниках качали чуть не до судорог в ногах, очередь уменьшалась. За Хиданом ожидающих аудиенции не оказалось, так что он, с намерением провести тут весь урок истории, шагнул за строгую чёрную дверь, даже не постучав. На чёрном вертящемся стуле, как на троне, старик-директор восседал с видом человека, смотрящего на муху. — Снова ты, паршивец крашеный, — старик тяжело вздохнул и подпёр голову сухоньким кулачком. — Вот скажи: когда тебе надоест бунтовать? И что на этот раз? — Историчка, — беззаботно отозвался Мацураши и плюхнулся на жёсткое сиденье раскладного стула. — Ну, давайте, чешите меня, я готов. Маленький комок бумаги врезался ему промеж глаз. Хидан закатил глаза к потолку, белую поверхность которого покрывали ржавые подтёки. Крышу совсем недавно починили, но вот пятна закрашивать никто не стал. Часто, наверное, сюда уборщицы заходят, если этот старикашка во всех своих посетителей бумажками бросается. — Малец, ты обнаглел. Мы терпим тебя только потому что ты в баскетбол играешь и иногда ездишь на олимпиады по математике. Единственный из своего кошмарного класса. Контрольные ты по истории пишешь хорошо, умничка. Гуглом пользоваться умеешь. А как отсидеть положенное время без эксцессов — так это не к тебе. Третья выходка за две недели, Мацураши. Выкинешь какую-нибудь ерунду ещё раз — оставлю на второй год. И на факультатив по истории у меня пойдёшь, — директор грохнул кулаком по столу почти историчковским жестом. — Изыди отсюда, всё настроение сбил! — До завтра, — помахал рукой разочарованный Хидан и поспешно выскользнул из кабинета, пока старик не вспомнил, что примерно такую же лекцию читал ему на прошлой неделе. Правда, по физике. Но разница-то какая? — И чтоб на урок пошёл! — приглушённо раздалось из-за полуприкрытой двери директорской обители. Хидан пинком захлопнул дверь и запихнул больную руку в карман. Сейчас бы обратно на историю пойти. Ну уж нет. Пространство под лестницей, связывающей два этажа школы, пустовало почти всегда. Иногда технички оставляли там пакеты с мусором, чтобы потом их легче было вытаскивать на улицу. Совсем неподалёку от этой лестницы был аварийный выход, а от него гораздо удобнее было дойти до специального мусорного бака на заднем дворике. Тут было полутемно, имелись какие-то стулья без ножки или со сломанной спинкой, несколько парт, каждая из которых была старше Хидана лет на десять. Зачем тут валялся весь этот хлам? Почему нельзя было вынести его на мусорку вместе с очередным чёрным пакетом? Все здесь руководствовались одним принципом: сойдёт и так. Хидан кинул на пол отломанное сиденье от стула, уместился на ней с почти комфортом и кинул рюкзак в угол. Потом чертыхнулся, вспомнив, что сигареты остались в куртке. В гардеробную он топать не станет, не сейчас. Хотелось курить. Музыка грохотала, но успокоения не приносила. Курить-курить-курить. Всего затяжку. Он крепко зажмурил глаза и рывком поднял воспоминания о чужом бледном лице. Желание одного перекрылось другим. Хидан хотел знать, что она сейчас делает. Как ей сегодня — плохо или хорошо? Может, ей хочется есть? Может, сейчас она рядом со своим парнем? Вот так он и справлялся со своей вредной привычкой, когда не было сил сдержаться. Пятый, шестой, седьмой — все уроки пролетели всего за пару мгновений, если попробовать вспомнить. У него не было никакого желания сейчас бороздить с Кисаме магазины с видеоиграми или шататься по отделу электроники где-нибудь в центре Токио. Товарищ любил проводить время так, чтобы потом точно нельзя было вспомнить: а что же особенного я делал? Дорога до дома заняла всего полчаса. На улице царил тот ещё холод, но Хидан решил не пользоваться услугами автотранспорта. Пешком-пешком. Как ещё выгнать из головы то(того), чего там быть не должно? Зимнее солнце холодными лучами жгло кожу, кидало в глаза россыпь чёрных точек и сбивало обзор. Хидана это раздражало, но вот народ вокруг был рад. Две девушки впереди него прямо на ходу делали фотки. Интересно, она тоже включила бы камеру? В подъезде с утра ничего не изменилось. Всё те же пакеты у мусоропровода, подванивающие тухлятиной, даже окурок его сигареты торчит из зелёного почтового ящика соседки со второго этажа. Хидан лениво поднялся на седьмой этаж, поковырялся ключами в старом заедающем замке и шагнул в коридор. Маленький и узкий, он едва вмещал зеркало, большую доску с крючками для одежды (удивительно, что она вообще держалась на старых расшатанных болтах) и подставку для обуви. Стрёмную куртку на крючок (всё-таки отдерёт он эту опушку, сколько позориться можно), грязные кроссовки около входа оставил. На кухне были плотно завинчены жалюзи, так что царил приятный глазу — особенно после таких солнечных ванн — полусумрак. Впрочем, Хидан всего одним щелчком приоткрыл доступ для хоть какого-то света. Не жечь же электричество из-за такой ерунды? Набрал воды в старый даже не электрический чайник, покрытый чёрной эмалью, и грохнул это чудовище вместительностью в три литра на плиту. Газ зажёгся со второй попытки — тоже нормальное дело. Хидан плюхнулся на стул, раздражённо покосился на горку посуды в жестяной раковине, но твёрдо для себя решил, что пока не получит порцию углеводов (хотя бы), то хрен он что сделает. Таюя опять забыла приготовить еды. Видимо, она это специально. Мстит за то, что сорвал крышку с унитаза. И знает же, что сам он себе ничего не приготовит. А если и приготовит, то точно этим отравится. Есть люди, которые могут из всего сварганить конфетку, есть люди, у которых всё получается просто съедобным, а есть хиданы, у которых разве что яичница не взрывается. В белом низком холодильнике из еды было только прошлогоднее джем родом из супермаркета, одно яйцо и пучок какой-то пожухлой травы. Конец месяца, детка. Мацураши захлопнул возмущённо скрипнувшую от такого обращения дверцу холодильника и пошёл искать мелочь в карманах своих курток. На лапшу быстрого приготовления он точно наскребёт. На лапшу и правда наскреблось, так что касса ближайшего магазинчика пополнилась ровно на одну стоимость рамёна. Хидан послушно прождал пять минут, пока тоненькие макарошки размокали в кипятке. Заглотил всю порцию за рекордные семь минут, обжёг нёбо и решил не мучиться. Пойти и поспать до прихода Таюи — самое оно. И никакой посуды. Поворочавшись на узкой койке, матрас на которой продавливался с каждым месяцем всё больше и больше, почти сытый Мацураши заснул. — …сказала, нет ничего! — Д-да лад-дно! В-всё у т-тебя есть, в-выноси, ск-казал! Хидан разлепил глаза, вслушиваясь в мутные и звучащие как сквозь вату голос, и понял: всё началось сначала. — Иди и сам заработай! — орала Таюя в коридоре. — Нет денег, нет! А если б и были, хрен я тебе что дала! Матрас гулко скрипнул от рывка вперёд, попавшиеся под ноги тапки разлетелись в разные стороны, совсем по-девчачьи взвизгнула Таюя, когда Хидан отодвинул её в сторону и встал напротив открытой двери. — Ч-чего смотришь? От пьяницы-отца, вечно шатающегося с такими же алкоголиками, Хидана тошнило. Где-то он должен был помнить о своём долге сына, но мысли об этом окончательно испарились из его головы, когда надравшийся до чертиков Джичиро отобрал у сестры весь её месячный заработок и пошёл бухать дальше. Это было три года назад. Тогда Хидан ничего не мог сделать. Сейчас мог. — Вон пошёл, — проникновенно посоветовал младший Мацураши. — Ни йены не получишь. Пока спокоен — можно договориться. Но горе-папашка сегодня был просто бессмертным. Потому что вдруг решил, что его пригласили внутрь (ровно наоборот, как советовали), и попытался вломиться в коридор. Пьяно размахивая руками, он съездил опешившего Хидана по уху, отдавил Таюе ногу и разнёс подставку для обуви на отдельные дощечки. Миролюбивости Хидану было не занимать, но сегодня как раз было бы неплохо пополнить запасы. Желательно сразу после того, как он разделает этого пьяного борова на шашлык. — Нахуй, я сказал! — заорал во всю мощь лёгких Мацураши-младший и апперкотом вынес папашку с территории коридора на территорию лестничной площадки. Правая рука — запястье — вспыхнуло болью, тянущей и отвратительно постреливающей с ровным интервалом в секунду. — Мне в ментовку позвонить? — Таюя выскочила на лестничную площадку вслед за отцом и помахала у его носа мобильником. — Позвонить?! Упоминание о стражах порядка горячую голову не остудило. Хидан запихнул Таюю обратно в коридор и, увернувшись от удара, изловчился ухватить горе-папашку за шиворот. Рывком-рывком, и ещё раз. Только б не уронить это пьяное и матерящееся на весь подъезд тело. Тащить и одновременно стараться не дать себя ударить было сложно. Но Мацураши испытывал огромное садистское удовольствие от того, что происходило. Ну и кто теперь скажет, что он своих слов не держит? Обещал при прошлом визите на улицу выкинуть — этим и занимается. Отлично, блять, всё просто отлично! Протиснувшись между какой-то соседкой, вжавшейся в стенку при виде пьяного Джичиро, и погнутыми перилами лестницы, Хидан вдарил по рыжей кнопке, отворяющей дверь подъезда. Вышвырнуть агрессивное тело на улицу оказалось сложнее, чем хотелось. Поэтому, когда Хидан захлопнул дверь перед носом Джичиро, то через пару секунд почувствовал просто потрясающую усталость. Рука чуть ли не горела, ухо пульсировало болью при резких движениях головой. Мацураши плюхнулся на холодную ступеньку, широко раскинув босые ноги, и закрыл глаза. Полутемнота подъезда не успокаивала, она наоборот воскрешала в памяти те моменты, которые хотелось забыть нахер и не вспоминать никогда в своей никчемной жизни. Хидан зачесал растрёпанные высвеченные краской волосы назад растопыренной ладонью здоровой левой руки. Что за вечное дерьмо происходит в конце вот таких вот спокойных дней? И почему именно с ним? Тихий стук каблуков его ничуть не смутил. Какая-нибудь Шизуки с седьмого на свиданку собралась. А он и не всю лестницу занимает, чтобы его лишний раз тронуть. Лестница — она общая. — Извини, — его похлопали по плечу, — школьник, с тобой всё хорошо? — Все заебись, — резко дёрнул плечом Хидан и обернулся, собираясь послать слишком уж приставучего собеседника. Обернулся и чуть не подавился языком. Она смотрела на него как всегда усталыми глазами, чуть нагнувшись вперёд. В жёлтом свете горящей лампочки (интересно, кто вкрутил?) её бледное лицо казалось розовым-розовым. Хидан склонил голову набок, любуясь зелёными глазами. — Всё ещё так? — поинтересовалась, с мягким выражением лица надавливая на висок. Ухо взорвалось болью. Мацураши взвыл, прикусывая язык (обезопасим чужие уши от срамных выражений). — Хочешь быть моим первым пациентом? — она спокойно разглядывала его искажённое болью лицо. — Тебе в любом случае нужно оказать первую помощь.