Перед рассветом

Тёмные ступеньки лестницы подсвечивались только белым тусклым лучом фонарика, который Харуно Сакура держала в руках. Она шла первой, и Хидан мог спокойно разглядывать расплывающуюся в сумраке спину, прикрытую его собственной курткой. Харуно вела, он шёл по пятам. Мацураши был готов подниматься по этой лестнице вечно, только бы не заканчивался путь, только бы спина узкая, худая, в его куртке, оставалась впереди маяком. Но всё закончилось у двери её квартиры. Лязгающий звук связки из нескольких ключей разрушил всю атмосферу. Под белым светом фонаря один из ключей развернулся в скважине и отворил дверь. Сакура повернула ручку и первой скрылась в темноте узкой прихожей. Со звонким щелчком включился свет, обдавший привыкшие к темноте глаза волной рези. Хидан пересёк порог и замер, останавливаясь прямо на тёмно-синем коврике. Она, стоящая к нему спиной, повернула голову, мазнула тускло-зелёным глазом по его неловкой фигуре и протянула руку. Мацураши сдвинул брови на переносице и уставился на бледные пальцы. Потом спохватился, вручил ей пакет с продуктами и спешно развернулся обратно, к двери. Ему стоило уйти до того, как на язык полезет какая-нибудь неуместная херня. Вроде: «Почему утром ты никуда не пошла?». Или: «У тебя что-то случилось?». Может даже: «Скажи, где живёт тот пидор, который тебя обидел». И если второй вариант очень даже ничего, сойдёт, то остальные… лучше откусить себе язык, чем ляпнуть такое в её присутствии. Хидан очень живо представил, как её тонкая светло-коричневая бровь недоумённо выгибается, и тут же шагнул обратно за порог. Ему не было места в этой квартире. Это ощущалось. — Ты забыл кое-что, — спокойно донеслось ему в спину, — Хидан-кун. Он остановился и оглянулся. Сакура сжимала между ломких пальцев ворот его куртки, протягивая. Было сложно вернуться, переступить порог снова, но Мацураши справился даже лучше, чем с контрольной по алгебре. Неловко забрал свою куртку, легонько поклонился и закрыл за собой дверь. Обступившая темнота на лестничной площадке воспринялась как что-то родное и такое привычное. Хидану нравилась темнота конкретно в подъезде. Каждое утро именно она сопровождала появление Харуно Сакуры. Хидан глубоко вдохнул, наполняя лёгкие запахом тухлой воды, и провёл ладонью по взмокшей шее. Дома уже ждала насупленная Таюя с тканевой маской на лице. Хидан не прокомментировал её внешний вид с совсем несвойственной ему тактичностью. Сестра была раздражена, не стоило доводить её ещё больше. Сползшая ткань, пропитанная каким-то раствором, не прикрывала разлившихся под глазами Таюи синяков. Сестра была чем-то взволнованна, наверное, не спала нормально несколько дней. Хидана кольнуло чувство вины за своё пренебрежение. Таюя была единственным родным человеком, и её терять совсем не хотелось. Мать ему заменила именно старшая сестра. И без сестры он не представлял своей жизни. Если жизнь и могла быть более никчёмной, чем сейчас, то точно стала бы такой из-за отсутствия Таюи. — Ха, нормально всё, — грубовато отмахнулась она от его прямого вопроса. — Работы много. Сам знаешь, сокращения, напряжение, всякая херня вроде проверок. Нас шерстят так, будто мы нелегалов привечаем. Кабуто шутит, что если действительно притащить какого-нибудь таиландца без разрешения на работу, то от нас хотя бы отстанут, — и зло хохотнула. Но Хидан давно наловчился улавливать в ее голосе напряжение и теперь совсем не верил в сказанное. Было что-то другое, с работой совсем не пересекающееся. В конце концов, Таюя имела потрясающий иммунитет ко всей этой заразе вроде стресса перед проверками. — Если на тебя кто наезжает, скажи мне. Всю дурь повыбиваю. — Хидан потряс её за плечо и внимательно взглянул в усталые карие глаза. — Спать иди, а? — Кто бы из тебя дурь повыбивал? А то я уже не справляюсь, — проворчала сестра и, кряхтя, поднялась со стула. — Там вон в сковородке мясо с тушёными грибами. Поешь и сам тоже спать. Хидан смотрел в её сгорбленную спину, обтянутую дешевой тканью фиолетовой майки, и сжимал-разжимал кулаки. Она требовала от него только отличных результатов в учёбе, понимая, что его не слишком рейтинговая школа не котируется даже среди университетов в каком-нибудь небольшом по сравнению с Токио городке. Без каких-то особых результатов для него могли быть закрыты большинство учебных заведений. Ну и остальные. Из-за отсутствия бесплатных мест. Таюя была против постоянной работы, считая, что она только отвлечёт его от учебы. С одной стороны это было правдиво. Было бы правдиво, учись Хидан в полную мощь, используй он голову на все сто процентов, прикладывай он больше усилий. Но так он мог работать без каких-то особых ухудшений оценок в своём табеле. Потому что на уроках практически ничего не делал. Ему были интересны технические предметы вроде алгебры, физики, черчения, информатики. Он мог терпеть такие предметы, как обществознание или японский язык, химия или английский. Его мутило от истории, геометрии и литературы. Остальное вызывало только сплошное равнодушие. Зачем вообще эта этика, которую большинство гуляет? Биология — идиотские генетические задачи и куча ненужных ему терминов. Физру он за предмет не считал совсем. Это были пятьдесят минут движения, какой-то активности. Перерыв. Нет, не от умственной деятельности. Только никогда не игравшие в футбол или баскетбол долбоёбы могут задирать нос, говоря, что бла-бла-бла, на поле одни тупицы играют. Хидан считал, что тут и внимательность, и осторожность, и скорость реакции, и идея — всему хватает места в голове. Игра — это тоже стратегия. Возможно, стоило приложить больше усилий? Это могло свести муки совести на удобное «нет». Хидан решил, что может подумать об этом и завтра, и пошёл собирать рюкзак на завтра. И спать. Сон развалился чуть ли не на середине. Хидан раздражённо выдохнул сквозь сжатые зубы, зажмурил глаза снова и попытался вспомнить, о чём же там шла речь. Он точно помнил неоново-зелёный отблеск, тусклые чёрные круги чужих зрачков напротив, длинные колкие ресницы, отбрасывающие частокол теней на бледную кожу. Почему всё так? Почему даже во сне она была далеко? Он сел, спустил босые ноги на прохладный пол и протёр сухие со сна глаза ладонью. Собственный телефон с сетью трещин по сенсорному экрану включился после повторного нажатия на немного западающую клавишу. 5:54. Рано. До звонка будильника еще двадцать шесть минут. Хидан прислушался к своим ощущениям, замирая, и решил, что досыпать не имеет смысла. У него даже хватит времени повторить задачи по биологии. Вчера же он так и не написал тот зачёт. Значит, биологичка приебётся сегодня. В одной руке тетрадка, в другой вилка. Вчерашнее мясо с грибами шло даже холодным. Хидан на микроволновку не разменивался, подъедая прямо так. Неважно, разогретое ли. Заесть, потом запить горячим чаем — как раз для этого вскипал чайник. Закончив, он помыл за собой посуду и постарался как можно тише собраться. Дверь в комнату Таюи была приоткрыта, и он видел, как свернувшаяся в огромный серый кокон из одеяла сестра спала. Дверь он закрыл. Ранец на плечо, ноги в потрёпанные жизнью кроссовки, проверить, есть ли сигареты в куртке. Всё с собой. Стоило всё-таки вкрутить лампочку. Этот сумрак отлично скрывал лицо, поддергивающиеся от нетерпения руки, но затруднял возможность разглядеть лицо спускающейся соседки сверху. Хидан запрыгнул на грязный подоконник, не жалея школьных брюк, и достал из кармана куртки пачку сигарет и зажигалку. Вжикнуло колесико, выбивая искру. Вспыхнул рвано-рыжий, колыхающийся от движения воздуха, огонёк, обласкал кончик вмиг затлевшей сигареты. Хидан с наслаждением затянулся сигаретным дымом, выдыхая его в потолок через щель между сжатыми губами. Привкус табака на языке горчил, но старая привычка не могла никуда исчезнуть просто так. Он сделал ещё одну затяжку. Тускловатая подсветка телефона рассеивала темноту около лица и рук. Хидан пускал дымные струи через нос, смотря, как под белым искусственным освещением они растворяются в воздухе. Ожидая, что вот-вот хлопнет дверь, Мацураши держал в голове решения задач по генетике, дышал ядовитым сигаретным дымом и нетерпеливо барабанил кончиками пальцев по подоконнику. Белая краска на нём облупилась, где-то пошла уродливыми трещинами, где-то вообще отслаивалась и висела неопрятными клочьями. И дверь хлопнула. Этот громкий, разнёсшийся гулом хлопок сообщил: с ней всё в порядке. Она идёт. Сейчас. Сейчас он сможет увидеть её. Лёгкий стук каблуков по ступеням лестницы привёл Хидана в привычное по утрам предвкушающее настроение. Он затянулся ещё раз, держа в незанятой сигаретой руке телефон, и с тяжёлым выдохом выпустил белый дым в чёрную пустоту над головой. Белый тускловатый свет фонарика обдал ступеньки. Хидан с замиранием идиотского сердца смотрел, как её изящная фигура, закутанная сегодня помимо пальто ещё и какой-то шалью, медленно спускалась вниз. Приближалась к нему, безразлично цокая каблуками об крашеный бетон. Она должна была пройти мимо, повернуть налево, развернуться к нему спиной и продолжить спускаться вниз. Но её ноги сделали короткий шажок к подоконнику и замерли — пятка к пятке, носок к носку. Харуно Сакура смотрела на него прямым и открытым взглядом. Белое пятно света на грязном полу дрожало и изредка рвано дёргалось куда-то вперед. Хидан осознал, что она стоит рядом, что она его почему-то заметила, только спустя несколько секунд. Он салютнул двумя пальцами от виска и с внутренней дрожью затянулся снова, выпуская со словами дым: — Выглядишь замёрзшей. Неформальное обращение вырвалось само собой, но Хидан не стал себя за это грызть. — Возможно, — задумчиво ответила Сакура Харуно и вежливо приподняла уголки губ в полуулыбке. — Но у тебя больше шансов что-нибудь отморозить. Не сиди на холодном бетоне. Это совсем не то, что он хотел услышать от неё. Но даже такое мимолётное выражение заботы в его сторону подняло частоту его пульса. Хидан не знал, что ответить. Бросил взгляд на зажатую между пальцами сигарету, дотлевшую уже до середины. Стряхнул серый и горячий пепел на пол. — Я его уже нагрел, — наконец хохотнул он и спрыгнул на пол. — Хочешь со мной посидеть? Она опустила взгляд на свои туфли, потом на всё ещё грязный подоконник и почему-то кивнула. Хидан, действуя порывисто, стащил с плеч расстёгнутую куртку, кинул её на крашенный в белый бетон. Обхватил немного замешкавшуюся Харуно Сакуру за талию обеими руками и рывком подсадил. Сама бы она туда даже при желании не забралась. Не в такой обуви, не в такой одежде. Руки захотелось не мыть как минимум неделю. — Спасибо, — чуть дрогнула она, медленно сдвигаясь на край. — Тебе тут тоже хватит места. Хидан с лёгкостью запрыгнул обратно, приземляясь совсем рядом с ней. Он внутренне млел, ощущая под боком у себя тщедушное тельце, но старался выглядеть невозмутимым. Это было сложно. Наблюдая, как её ступни покачивались в воздухе, Мацураши сдерживался от улыбки только чудом. За окном постепенно светлело, поэтому нужда в фонарике скоро отпала. Сакура щелчком кнопки оборвала луч света. Белое пятно на полу погасло. — Ты постоянно стоишь тут по утрам и куришь, — заметила она. Хидан не мог даже догадываться о выражении её лица. Ровная линия коротко стриженых волос закрывала вид сбоку полностью до подбородка. Её голова была наклонена, и создавалось впечатление, что Сакура смотрела в пол. — Мне не нравится курить дома, — он сделал последнюю затяжку и смял сигарету в пальцах. Загрубевшая кожа всего лишь легонько обожглась. Но голова Сакуры дёрнулась. Она медленно повернулась к нему, опустив взгляд на сжатый кулак. Хидан не решался в её присутствии запульнуть окурком в какой-нибудь соседский почтовый ящик и спокойно держал его сжатым в ладони. Он медленно выдыхал в сторону дым, не сводя полуприкрытых глаз с лица Харуно. Она ухватила его за сжатый кулак, пытаясь разжать пальцы. — Эй, ты чего? — добродушно хохотнул он, не отнимая руки, и расслабил мышцы. — Смотри, — продемонстрировал ей давным-давно огрубевшую кожу на внутренней стороне ладони. Сакура ощупала его ладонь, даже ковырнула коротко стриженым ногтем мозолистую кожу и осуждающе покачала головой. Хидана кололо изнутри, драло сердце на грязные лоскутья. Там, где касались её пальцы, кожу жгло. Хотелось растереть ладони друг о друга, избавиться от этого ощущения, но поднять сейчас руки — показать, как они трясутся. Блять. Харуно Сакура смотрела на него из-под полуопущенных век. Её фигура заслоняла собой робкий свет, оглаживающий стекло окна, и отбрасывала тень на грязный бетонный пол. — Ты в выпускном классе? — Да. — И… кем ты хочешь стать? — она не спешила, смотрела на него нестерпимо зелёными глазами, почти не моргая. — Не знаю, — Хидан задумчиво облизнул верхнюю губу. — Не знаю… Почему спрашивает? Она усмехнулась как-то совсем безразлично и, оперевшись ладонями об подоконник, медленно соскользнула с него на пол. Звонко стукнули каблуки при столкновении с твёрдой поверхностью. Хидан сдержался от разочарованного возгласа: что, уже?! — Удачного дня, — Мацураши добродушно подмигнул ей, внутренне замирая. — Удачного дня, — она подарила ему скупую улыбку и развернулась к лестнице. Хидан слышал цокот каблуков, нервно нащупывал в тёмно-красной пачке ещё одну сигарету и ощущал, как лицо идёт мерзкими красными пятнами.