Перед рассветом

Это утро было холоднее, чем все предыдущие. Но, даже высунув голову в окно кухни, чтобы проверить — нужно ли уже искать шапку, Хидан не растерял своё неплохое настроение. Откуда оно вообще такое хорошее взялось? Таюя встала раньше него, отговариваясь бессонницей, и уже была готова к выходу. Хидан дожёвывал рис, бренча хаси по краю тарелки, и с подозрением косился на сестру. Ещё вчера пришибленная старшая сестрёнка сегодня улыбалась, щурилась в карманное зеркальце и прихорашивалась-прихорашивалась-прихорашивалась… Она красила губы абсолютно бесцветной помадой. Какой был в этом смысл Хидан не очень понимал. — Не-не, я что-то не догоняю… — он ткнул палочками в сторону её зеркальца. — Таюя, какой во всём этом смысл? Ты это для нашего директора помадишься? — Для себя, — фыркнула она, запрокидывая голову. Хидан смотрел на её яркие волосы, собранные в рассыпающийся хвост, и думал, что начать стоило с них. Но он промолчал, заедая ломаную неловкость от своих же мыслей остатками риса с овощами. Таюя казалась ему вполне счастливой. Хидан не понимал — почему. Что такого хорошего появилось в их жизни? С чем это связано? В чём вообще дело? — Интересно, расскажут мне что-то новенькое? — как бы ненароком уронила Таюя, закрывая свою помаду колпачком. — Кроме того, что ты — сказочный лоботряс. — Таюя, блять, ну хватит, — Хидан прицельно метнул хаси в раковину и встал из-за стола. — И вообще…. Там тебе лапши на уши только так навешают. Давай договоримся — ты ремнём больше не махаешь. Чё мне, десять? — Немногим больше, — ехидно повела бровью сестра, стянула с волос резинку и запустила в лохматую шевелюру пальцы, — так. Расчёска… ты не видел расчёску? Хидан покрутил пальцем у виска и сбежал в свою комнату одеваться. Нахрен ему расчёска? Это ей со своими космами что-то делать надо. Ему-то что… ему и так сойдёт. Но к Таюе надо было присмотреться. Неспроста эта бесцветная херня у неё на губах, неспроста! Каждый поход к директору портил им обоим нервы. Таюе ещё и потому что директор — это бородавчатое ископаемое — смотрел на неё снисходительно, лез с ненужными поучениями и вёл себя так, будто Таюя была матерью-одиночкой. Она не отставала, напускала на себя такую высокомерную мину, что даже у привычного Хидана скулы сводило. На территорию школы она зашла с таким же высокомерным выражением. Хидан чуть отстал, отвлёкся на машущую ему Тен-Тен и обратил внимание на выросшую около Таюи тень немного позже, чем надо было. Когда он подоспел, Учиха Саске уже растворился в потоке школьников. А Таюя так и осталась стоять на месте со сжатыми кулаками, тонкой ниточкой побелевших губ и таким взглядом, что Хидан чуть не шарахнулся обратно. — Эй, Таюя, что этот уёбок тебе ляпнул? — Ничего, — со зверским видом процедила Таюя и опасно повела подбородком. — Идём. Хидан провел её знакомым уже маршрутом от входа и до директорского кабинета, показал на дверь, заявил, что опаздывает на физику, и сбежал. Волноваться за сестру, когда она была близка к состоянию берсерка, не стоило. На физику он всё-таки успел, чему очень обрадовалась сразу подскочившая к его месту Тен. Хидан мысленно поблагодарил прозвучавший одновременно с этим звонок. В голове была каша, там только Тен-Тен не хватало. Но в кашу вклинилась ещё и Таюя, кинувшая ему смс-ку как раз посередине самостоятельной работы. Хидан тайком посмотрел, что там у него зазвенело, и ничуть не удивился обещанию серьёзно поговорить. Физичка сделала вид, что не заметила телефон под столом, и презрительно сверкнула глазами, когда он сдал ей работу. Хидана это не задело. Стоило вернуться на место, как на него насели Тен с Кисаме. Подозрительно синхронно. — Ну что, отпиздят? — Кисаме уже после первого урока что-то лениво жевал. — Таюя-сан хорошая, — Тен-Тен думала по-другому, — она к Хидану давно привыкла! — Бля-я-я-я… С каких вас это вообще ебёт? — Хидан взвыл, подскакивая на месте. — Ты наш друг. Вообще-то, — Тен-Тен возмущённо вздёрнула нос. — Охуеть! То есть, другу всю перемену можно мозги полоскать? Не, это вы без меня! — ужаснулся Хидан и встал. — Ребятки, я сваливаю. — До туалета? — ехидно прогудел Кисаме, комкая в пальцах рыжую фольгу от шоколада. — А чё? Все дела успеешь сделать. Фотка девчонки той с собой всегда, м? Ворот его рубашки мерзко затрещал. Кисаме ошалело хрипнул, перегнутый через парту. Хидан тряхнул его одной рукой и вкрадчиво попросил: — Завались. Он толчком пихнул его назад, рухнул на стул и молча вдел в уши наушники. До одурения, цветных пятен перед глазами хотелось курить. Ни Кисаме, ни Тен больше его не трогали. Хидан не чувствовал себя виноватым, только до смерти заёбанным. Настолько, что даже не хотелось устроить нормальный махач, а не это тягание за воротники. Стоила ли этого Харуно Сакура? Да. Курить хотелось и на биологии, во время нового среза (таюина инициатива, сто процентов), и на алгебре, и на истории. Юнс-сэнсей не смогла перебить своими пфыками и замечаниями желание сделать хоть одну затяжку. Хидан не успел покурить утром — при сестре было как-то не по себе, хотя она никогда его за это не ругала. Твой выбор — твоя ответственность, такой вот был у Таюи девиз как у воспитателя. На физре Хидан улучил момент и скрылся за углом здания. Там он оказался не единственным косящим от футбола. Прислонившийся к холодной стене Какузу выпускал в воздух белые, пахнущие табаком облачка. Он был крутым сокурильщиком, потому что молчал просто охуенно. Хидан такое ценил и даже его уважал. Слегка. Потому что в остальном Какузу был редкостным жмотом и тем ещё брюзгой. Наконец-то затянувшись, Хидан выдохнул дым в холодное голубое небо, раскинувшееся над головой. Пока кто-то гонял мяч по полю, он релаксировал и приводил нервы в состояние сомнительного порядка. С голодухи Хидан выкурил две сигареты, затоптал окурки о пожухлую серую траву и довольно зажмурился. В его планах было простоять тут до конца урока. — Заездили, — Какузу всё ещё курил, задумчиво пожёвывая фильтр. В воздухе стоял крепкий запах табака. — Девка? Слова он зажёвывал и ронял скупо, будто за них нужно было платить. Это вносило неясность, которую Хидан не очень-то любил. Как тут понять — кого он сейчас имел в виду? — Не только, — пространно отмахнулся от него Хидан и вытащил из основательно помятой красной пачки ещё одну сигарету. Он подпалил её кончик и сунул в зубы без былого удовольствия. Какузу пустил струю дыма через ноздри и промолчал. Последний урок — химию — отменили, поэтому Хидан сидел на предпоследней литературе в полном угаре, накурившийся по самые уши. Но сбежать домой ему помешали. — Куда, дружок? — ласково заступил ему путь наружу директор, ехидно скалясь. — Сегодня на тебе спортзал. До подсобки проводить? И Хидан снова получил в своё распоряжение старую швабру, ведро воды и две третьих их футбольного поля для уборки. Развозя воду по полу, он уныло цедил ругательства сквозь зубы, когда приходилось перетаскивать ведро. Был бы здесь Учиха Саске — втащил бы ему ещё разок. Сквозь окна пробивался яркий свет, оставлял светлые полосы на блестящем от лака полу и проявлял в воздухе крохотные пылинки. Хидану слепило глаза, он то и дело вытирал со лба пот и почти перестал ругаться. Когда дело было закончено наполовину, Хидан остановился отдохнуть и прикурил. Стряхивая пепел прямо в ведро с водой, он думал — сбежать или всё-таки домыть. Таюя, дожидавшаяся его дома, и обещание серьёзного разговора клонили выбор к стороне второго варианта. Он утопил бычок в ведре и с тяжёлым вздохом снова взялся за древко швабры. Работы предстояло ещё минут на двадцать. Есть хотелось жутко. Хидан сгрыз бы сейчас даже сухую лапшу быстрого приготовления, чтобы не дожидаться, пока она заварится. Домой он попадал гораздо раньше, чем рассчитывал ещё утром. Отмена химии благотворно повлияла на количество свободного времени, поэтому Хидан рассчитывал даже хорошо вздремнуть. Поднимая по лестнице на свой этаж, он мечтал запихнуть что-то в живот, по-быстрому получить от Таюи заслуженных подзатыльников и лечь спать. Но все планы мигом похерились видом чужой обуви в прихожей. Хидан нагнулся и поднял чёрный ботинок за тонкий шнурок. Прислушался к несущейся из комнаты Таюи громкой музыке. Незнакомой. Таюя такую никогда не включала. Он прихватил с собой тяжёлую лопатку для обуви, металлическую махину, и пошёл на звук. Разбираться. Дверь открылась с пинка. Таюя, восседавшая на подоконнике в одном нижнем белье, взвизгнула и спряталась за спину какого-то вмиг напрягшегося хлыща. Кого-то он ему напоминал... Не принявший его за опасность Хидан опустил лопатку и с недоумением поинтересовался: — Блять, Таюя, это ещё кто? — Х-хидан… — совсем по-девчачьи пискнула сестра, выглядывая из-за спины неизвестного. — Это… Это… — Изуна Учиха, — холодно представился хлыщ, сверкая тёмными типично учиховскими глазами. И Хидан мгновенно понял, кого же он ему напоминает. Очень подросшего Саске, ёб! Глаза, кожа эта белёсая, да даже подбородок… Ну, Таюя! Учих он не переваривал. Ни младшенького Саске, этого наглого долбоклюя с обвисшей чёлкой и видом фарфоровой куколки, ни старшенького Итачи, адекватного, но сука, как же погано улыбающегося! А тут ещё один нарисовался. Рядом с его сестрой! Нет, ну как же он это проморгал-то, а? — Таюя, я правильно понимаю: это у нас по приглашению? — хмуро спросил Хидан и ткнул в «это» пальцем. — Хидан, я… я хотела… — Таюя попыталась объясниться, но отсутствие рубашки очень подрывало её уверенность в себе. — Ёб твою… — взвыл Хидан, швыряя лопатку обратно в коридор. Раздался грохот. — Слышь, рубашку ей дай, вон она валяется, и вали нахер отсюда, Изуна Учиха. — Хидан! — Таюя вспыхнула и выглянула из-за плеча Учихи. — Прекрати! Ты не можешь решать, кому отсюда пойти! Хидан набрал воздуха полную грудь, чтобы высказаться полностью, но поймал тяжёлый взгляд Учихи Изуны и подавился. — Охуеть, — прохрипел он, шлёпая себя по грудной клетке. — Слышь, я же тебе сейчас морду разукрашу. Чё, думаешь пришёл, раздел мою сестру, так уже и зыркать на меня можешь? А не охуел ли ты часом? — Хидан, прекрати, сказала! — Таюя тоже начала медленно закипать. — Ты не можешь решать за меня! Изуна, всё-таки вручивший ей рубашку, отошёл в сторону, становясь рядом с ней. От этой поганой учиховской холёной рожи Хидана замутило. — Да делай ты, что хочешь. И ебись, с кем хочешь. Кто за тебя решает? — Хидан развернулся в коридор, теряя желание отстаивать территорию на кулаках. Территория в защите, кажется, не нуждалась. — Куда ты? Немедленно вернись! — крикнула ему вслед Таюя. Хидан не ответил. Он обулся обратно, кипя от злости, схватил рюкзак и уже развернулся к двери. Но нагнавшая его сестра вцепилась в плечо и дёрнула на себя. — К Кисаме я, — Хидан старался не замечать ярких красных пятен на её шее и смотрел исключительно в глаза. — Вернусь не скоро. Успеете закончить. Таюя его не останавливала. Он, закрыв за собой дверь, сначала спустился вниз, открыл дверь, но потом решил поступить по-другому и вернулся обратно, поднялся на два лестничных пролёта выше и уселся прямо на грязные ступеньки. Через мутное заляпанное окно проникало немного света, и он ложился на бетон неровными пятнами. Хидан подставил под одно такое пятно своё лицо, закрывая глаза. Ему нужно было набраться терпения, но в голове стучалось от виска к виску: «Учиха!». Как Таюя вообще могла запасть на этого придурка? Как угораздило? Да по роже видно — мудак редкостный! Нахер она ему сдалась, такому ухоженному и аккуратненькому? Что потом с Таюей делать, когда этот её бросит? Она же… девчонка. Обычная девчонка, только немного взрослая. Хидан заскрежетал зубами. Изуну Учиху стоило отпиздить ещё до того, как он сделает Таюе больно. За всем этим он цеплял хвостик совсем невзрачной, едва заметной и грязной мыслишки: появление кого-то третьего в их с Таюей жизни ему не нравилось. В его привычном мире по несущим стенам пошли трещины. Пока незначительные. Внутри жило неприятное сосущее чувство, поселившееся прямо под солнечным сплетением. Оно пускало ядовитые корни злости — на себя, на Таюю, на этого хлыща-Учиху. Хидан в четвёртый раз за день достал сигареты, звонко щёлкнул зажигалкой и подпалил кончик белой сигареты. Поспешно затянулся и скривился, вспомнив учиховскую морду. Дым щекотал лёгкие и оседал едким привкусом на языке. Он докурил, растёр тлеющий рыжим бычок об бетон ступеньки. Забравшись на подоконник спиной к лестнице, ведущей вниз, Хидан нацепил старые наушники, включил погромче музыку и достал учебник ненавистной истории. Серые скучные даты вмиг вбивали его в состояние невозмутимого уныния, и этим стоило сейчас воспользоваться. Но махнувшая у его носа тонкая узкая ладонь поменяла его планы.