Перед рассветом

Тен-Тен мелко трясло, и она прятала дрожащие руки за спиной, сцепив их в замок. Хидан, стоявший рядом с ней плечом к плечу держал её под локоть — на всякий случай. Мало ли, вдруг захочет упасть к Кисаме на грудь, чтобы там как следует пореветь. Кто этих девчонок знает вообще? А Кисаме и без неё был как в тесто замешан. Валяющийся на узкой койке в палате на шестерых человек, где стоял специфический тяжёлый больничный запах, товарищ не выглядел довольным жизнью. Заплывшее лицо отдавало багрово-синим оттенком, а из-под тонкого одеяла, укрывающего тело до пояса, был виден слой бинтов. — Папка мне чуть мозг не вышиб, — Кисаме, с кряхтеньем приподнявшись, подтянул к себе по поверхности узкой тумбочки телефон. — Это ж пиздец сколько бабок в трубу спустить… — А нечего было по клубам шариться! — Тен притопнула ногой и дёрнулась к кровати Кисаме, но тут же оказалась поставлена обратно рукой Хидана. — Хочешь, чтобы он тут окочурился? У него и так рожа синяя, ему без тебя перепало, — попытался пошутить Хидан. Тен-Тен сверкнула на него глазами так, что стало не по себе. Выдрав руку, она развернулась к нему лицом и зашипела: — Тебе смешно? Смешно?! Кто-то избил Кисаме, а ты ржёшь! — Блять, а чё ещё делать? — у Хидана нервно дернулось веко. — Он в больничке, вон, с капельницей, пластырями всякими. Хуже ему не станет. Не истери, окей? Иди вон, водички попей. Тен сузила глаза до такой степени, что они стали похожи на две тонкие щёлки, пихнула Хидана локтем в живот, обходя, и выскочила из палаты. Он покрутил пальцем у виска — скорее для того, чтобы дать Кисаме повод поржать, чем для точного представления о ситуации. Но лицо Кисаме, красно-синее, только помрачнело. — Да чё с тобой такое? — Хидан лениво подплыл поближе, плюхнулся на низкий белый табурет и цыкнул. — Курить не дают? Кисаме прищурился неподбитым глазом, расползся в неприятной улыбке, как умел делать в минуты предвкушения. И спросил: — Слышь, Хидан, а какого хуя тебе от Сая надо? Хидан моргнул. Почесал бровь. Обернулся на открытую дверь — Тен-Тен набирала воду в маленький пластиковый стаканчик у кулера. — В смысле? — с опаской прищурился он. Кисаме издал звук, похожий на раздражённый смешок, и дёрнул рукой, подсоединённой к капельнице тонкой пластиковой трубкой. — Хуисли, Хидан, хуисли. Долбоёбом не прикидывайся, ок? Это я папке версию с клубом скормил. И врачам, чтоб с полицией особо не приёбывались. Или ты чё, думаешь, я дебил чужих девок на танцполе клеить? Хидан похолодел. Если Кисаме имел в виду того Сая — а больше Саев он не знал — то ситуация складывалась хуёвая. Хуёвая до больничной койки. Неужели у этого обмудка внутри что-то требухи было? — Я не ебу, что у вас с тем чуваком за тёрки, — Кисаме посмотрел на него тяжело, и от разбитой морды ощущение тяжести только усилилось. — Но, братан, меня тут предупредили… Намекнули, что Тен на очереди. А Тен — девчонка. И если с ней чё… я тебя прихлопну. Понял? Это было похоже на подступившую к носам кроссовок ледяную воду и подмочившую носки. Пиздецки омерзительное ощущение. Захотелось прикурить самому. Пальцы даже дёрнулись к карману школьных штанов, нащупывая пачку. Но Хидан вовремя сообразил, что в больничной палате лучше таким не баловаться — мимо открытой двери туда-сюда сновали усталые и раздражённые санитарки-медсёстры… Кисаме щурил на него глаза и ждал ответа. — Понял. Разберусь как-нибудь, — Хидан зачесал отросшую чёлку пятернёй назад и опёрся локтями об колени. — Ты это… извини. Знал бы, что этот мудак может кому-то настучать, не лез бы, — покривил душой без особого трепета. — Чё мне твоё «извини»? Извинения мне морду не вылечат. Завались где-нибудь и не отсвечивай. А то и сам на койку залетишь, и Тен за собой дёрнешь, — Кисаме раздражённо двинулся затылком об подушку. — Мне-то пару трещин на рёбрах вписали. Чё с Тен сделают — даже думать не хочется. Сзади как раз зашуршали шаги одноклассницы. Хидан подумал и нервно дернул глазом. Она вручила ему стаканчик с водой, грозно посмотрела на Кисаме, но промолчала. Хидан посмотрел на её профиль, замечая про себя, какой она была надоедливой и лопоухой малявкой. Мягкий рассеянный уличный свет, пробивавшийся сквозь серые жалюзи, лег ей на лицо. С чувством защемления — как при резком распрямлении — Хидан отвёл глаза и покрутил в пальцах стаканчик с водой. У Кисаме они не задержались. Вскоре вернулся его отец — высокий, сухощавый мужчина, при виде которого хотелось то ли нагло расправить плечи, то ли отойти в сторону, — сверкнул на них узкими стрёмно-ледяными глазами, и желание свалить появилось само собой. Тен выглядела подавленной. Даже торчащие уши грустно обвисли. Хидан хотел сморозить что-то смешное, сравнить её с диснеевским Дамбо, дёрнуть за мочку, но поселившийся внутри ком из сморозившейся воды не давал раскрыть рта. Это из-за него Кисаме загремел на больничную койку и валяется там теперь сине-фиолетовым блином. Но что же теперь? — Я тебя это… — Хидан всё-таки дёрнул Тен-Тен за прядку волос и кисло улыбнулся в возмущённое лицо. — Провожу. Она чуть не сбилась с шага, поскользнулась на ступеньке крыльца больницы, цапнула ладонью перила и удержалась. — Зачем? — с искренним удивлением спросила Тен и осторожно спустилась вниз, на асфальт, смотря снизу-вверх. — Тебе в гости хочется? — Нахрен мне в гости? — Хидан, заёбываемый собственной совестью, был не способен в ближайшее время строить цепочки. — Ну… а зачем тебе меня провожать? — Тен неловко подёрнула плечом, пряча взгляд, но вдруг пропорола его остро. — Что-то случилось, да? Это из-за Кисаме? Его… его не из-за девушки побили, да? Вставший перед неожиданным и сложным выбором Хидан нервно дёрнул веком, зачесал пятернёй волосы назад и обернулся на прозрачно-белые пластиковые двери приёмного покоя, будто за ними мог появиться Кисаме и подсказать ответ. Но Кисаме, как последний трусливый пиздюк, показываться не собирался, и ответ пришлось искать самому. — Я чё, знаю? Сама у него спроси, — огрызнулся он и лениво прошлёпал по ступенькам вниз, показывая, что больше на эту тему разговаривать не собирается. — Где ты обитаешь хоть? — Ну… отсюда — станций… пять? На метро. И потом ещё минут десять-пятнадцать пешком, — Тен-Тен посмотрела на него с сомнением, явно не считая, что он действительно собрался её провожать. — Заебись, — буркнул Хидан и махнул рукой в направлении предполагаемого метро. — Пошли тогда. Тен недоверчиво взглянула ему в лицо, как-то неопределённо пожала плечами и развернулась в нужную сторону. Хидан отчаянно мёрз — то ли из-за внутреннего шторма, в который его затянуло после посещения Кисаме, то ли просто на улице усилился ветер — и натягивал капюшон с уродской опушкой как можно ниже. Тен, щеголявшая без шапки, сверкала на всю улицу покрасневшими лопоухими ушами. За это стоило настучать ей по тем же красным ушам, но у Хидана внезапно закончились все силы. Он плёлся отставая на шаг за ней и не мог выгнать из головы выговаривающего ему Кисаме. Он был неебически прав, хотя обычно бывал экспертом хуёвым. Тен была девчонкой. Если пацану могли сломать пару рёбер, расхуярить рожу до черносливового оттенка, то с девчонками… Хидан покосился на худую и нескладную Тен-Тен, только начавшую округляться в нужных и ценных для парней местах, и кулаки зачесались сами собой. Проторчав минут пятнадцать в метро, Хидан первым вырвался на улицу и с наслаждением вдохнул морозный воздух полной грудью. Ветер скинул с него капюшон, встрепал волосы и обледенил щёки. — Ну, дальше-то я и сама могу, — Тен дёрнула его за рукав куртки, догоняя и оттесняя ближе к краю тротуара, в который перетекал переход, ведущий в метро. — Идём-идём, — отмахнулся от неё Хидан и потянулся инстинктивно вперёд, потому что задавать направление подруга не спешила. — В другую сторону, вообще-то, — сообщили ему в спину. Удивительно, но пешая прогулка не разожгла в Тен никакого дополнительного любопытства к ситуации с Кисаме. Она выглядела подавленной, грустной, но не любопытной. Хидан, не собираясь спугивать это состояние, шагал рядом молча и нехотя глазел по сторонам, запоминая дорогу. Дом Тен находился в хорошем квартале. Вокруг были одни многоэтажки, рвущие небо длинными и блестящими от проёмов окон телами. Тен прошла сквозь детскую площадку — праздник любого ребёнка — и неловко подбрела к подъезду одной такой многоэтажки — бело-бежевой и высоченной. — Ну, я пошла, — она помахала ему ладонью, не оборачиваясь к внушительной металлической двери. — Ты… ты сам осторожнее. Не нравится мне всё это. — Чё мне будет, чудачка, — добродушно щёлкнул её по носу Хидан. — Осторожней там, окей? — Окей, — Тен-Тен шлепнула его по плечу кулачком, вставая на цыпочки, и подмигнула. — А в гости не хочешь? — Прикинь реакцию предков своих и ещё раз подумай, — посоветовал ей он и шагнул назад, на ступеньку вниз. — Давай, пока. Он брёл обратно, уже не так думая об обступившем тело холоде. Его грызло непонятное и бесящее чувство вины. С одной стороны это из-за него Кисаме сейчас валяется в больничке. С другой — откуда же ему было знать, что за Саем кто-то есть? Этот щеголеватый трус, смахивающий на Учиху рожей, не давал шанса подумать о себе как об авторитете. Чему там авторитетить? Сай Акаши, этот трусоватый щегол, сам ему ничего противопоставить не мог. Разве что имел авторитетных знакомых… Хидан сморщил лицо, представляя, что там за знакомые. Кисаме — это не какой-нибудь Саске Учиха. Он и сам навалять может. Стало пиздецки досадно, что не поинтересовался детальнее, сколько, где и как. Но и без этого сразу становилось понятно — проблемы. Прозрачным было пожелание, которое ему передал Кисаме. Не лезь к Харуно Сакуре, иначе кто-то может полезть к твоей подруге. Или к сестре, скрипнул Хидан зубами, перемалывая между ними злобу. В метро он шлёпнулся на свободное место рядом с открывающейся дверцей, откинулся на спинку сидения и уставился в мелькающую за панорамным окном черноту. В черноте виднелись какие-то проложенные кабели, трубы, но существенно разглядеть было сложно. Поезд вынырнул на поверхность, пролетая сквозь открытую станцию. Хидан зажмурился от солнечного света, пробившегося сквозь стёкла и через слой бледно-желтого искусственного освещения. В далёком и до пизды «сладком» детстве это было его способом стать невидимкой и не идти мыть руки перед едой. Сейчас это ничего не решало, только закрывало адекватный обзор на творящееся вокруг дерьмо, а за дерьмом лучше было следить, если случайно не хочешь вляпаться. Но даже если смотрел — вляпался всё равно. Хидан помнил её одним солнечным весенним днём полгода назад, яркую, с облаком пушистых розовых волос, пронзительно прищуренными глазами и в светлом комбинезоне. Он уронил ей под ноги пакет с какими-то ненужными Таюе мелочами, которые вытаскивал к мусоропроводу, но извиниться не успел. Харуно Сакура обогнула его плавной тенью и скользнула в сторону автобусной остановки. Она, только-только переехавшая в их дом, наверное, и не запомнила эту неловкую первую встречу. Хидан запомнил. И, как оказалось полгода спустя, ни к чему хорошему это не привело. Дома Таюи не было. Хидан разулся, повесил куртку на крючок, замечая, что вешалка совсем разболталась. На кухне он обнаружил рис со сладким перцем и зажевал голод сразу двумя тарелками. Мыть их не было настроения. Тем более что зазудел телефон в кармане брюк. Ничего хорошего не ждущий Хидан недовольно зашарил ладонью в кармане. — Алло, — буркнул он, заранее накладывая на себя обещание сдерживаться. Звонила мать. — Здравствуй, Хидан. Ты дома? — деловито спросила мать нейтральным тоном. — Ну дома, — не очень охотно ответил Хидан и забарабанил пальцами по столу. — А чё? — Отлично. К вам через полчаса подвезут новый обогреватель, — мать сказала это так небрежно, словно это было обговоренной мелочью. — Это ещё что за новости? А Таюя в курсе, что у нас будет новый обогреватель? — Хидан аж присел обратно за стол. — Ты узнал об этом первым, — она, кажется, расслабилась и даже усмехнулась. — И я нашла тебе репетиторов. Ты, как я понимаю, об этом ещё не думал? — Да какого хуя-то вообще? — Хидан рванул со стула, с грохотом опрокидывая его на пол. — Что за подачки? Мы разберёмся и без твоего обогревателя, и без твоих денег! Мать, решившая взять всё в свои руки и начать перестраивать так, как ей хотелось, бесила до пизды. — К репетиторам, я так понимаю, претензий нет, — мать не постеснялась ткнуть в больное. — Хидан, это рационально. Таюя всегда умудрялась слечь от любого чиха. Я в вашей квартире была. Даже с обогревателем прохладно. А что без? Уймись, пожалуйста, и не распоряжайся моими деньгами. — Про Таюю ты помнишь, — зашипел в трубку Хидан, — а я вот что-то не помню, чтобы ты рассказывала: откуда у тебя такие деньжата? И такое желание их на нас тратить. Разбогатела? — Мне теперь отчитываться надо, откуда я беру деньги? — мать понизила тон. — Не лезь в нашу жизнь, тогда и отчитываться не придётся, — едко сообщил в трубку Хидан и пнул стул пяткой. — Чего ты хочешь? Завалить нас своими подарочками и подождать, пока мы проникнемся благодарностью? Мы не проникнемся… — Ты ведёшь себя эгоистично! — холодно перебила его мать. — Заебись, правда? Я тебя не заслуживаю, такую хорошую, — он громко фыркнул, хлопнул ладонью по столу, жмуря глаза. — Хотя хуй там был. Ты сама не лучше, ок, да? Так что поменьше про эгоизм. — Наш разговор зашёл в тупик, — мать ничуть не уязвилась, более того, словно получила себе на руки новый комплект из невозмутимости, наглости и твердолобия. — Встреть курьера, будь добр. Адреса и имена репетиторов скину смс-кой. И отключилась. Хидан стиснул телефон в пальцах так, что задняя крышка обиженно затрещала. Только это заставило его прийти в себя. Не хватало ещё остаться без телефона. Попавшийся под пятку стул с грохотом врезался в стену.