Перед рассветом

Выпуская едкий сигаретный дым сквозь полусжатые губы, Хидан скорее с нарочитым, чем реальным скептицизмом рассматривал их новый конвекторный обогреватель. Он появился у них вчера. Курьер, который привез его на грузовой газели спустя пару часов после звонка матери, помог аккуратно занести его в квартиру и даже подсказал, где лучше установить. Тогда ещё не отошедший от вспышки Хидан отрывисто поблагодарил и, как только разобрался в инструкции, врубил обогреватель на полную мощность, пристроился рядом с ним с кружкой чая и помедитировал на беспорядок на полках Таюи. На полках, раскинувшихся по стене кирпичиками из Doodle Jump, торчали какие-то книги, которые она открывала раз в сто лет, всякая мелочёвка типа блокнотов, в которых она ничего не писала… И, конечно, две толстые папки со счетами. Несмотря на своё попустительское отношение к некоторым аспектам воспитания, к деньгам Таюя относилась с уважением, а к тем, которые они должны были выплачивать ежемесячно, с особенной скрупулёзностью. Хидан, вспоминая заявившуюся к ним спустя дохуллион лет в замшевых сапогах и с важным видом мамашу, с усмешкой признал, что у Таюи было с ней больше общего, чем она считала. Он не очень помнил, как мать относилась к его старшей сестре и было ли у них ещё что-то общее. Но Таюя предпочитала делать вид, что всем своим характером и темпераментом она пошла в дедушку. По рассказам редко трезвеющего папаши, дед был тем ещё перцем. Курить в комнате Таюи, пока сама она зависала на кухне и чем-то яростно гремела, выпуская досаду, было травмоопасно. Но тут был обогреватель, и Хидан встал к нему поближе, затягиваясь снова. Без разницы. Таюя была в таком настроении, что огрести можно было за что угодно. Захотелось сплюнуть. Этот блядский Изуна с его одеялом с подогревом, тёплыми носками, курьерный, мать его, вечер и записка: «Не мёрзни» разогрели Таюю до крайней степени бешенства. Коробка с упакованным одеялом едва не полетела вслед только-только ушедшему курьеру. Хидан отобрал тогда её без особых усилий, ввернул Таюе фразочку с пожеланием оставить откуп и потащил одеяло в её комнату. Разбираться с ещё одной инструкцией ему больше нравилось у обогревателя. Не то чтобы он прислушивался, но ночью, когда сон не шёл, Хидану слышались глухие всхлипы и редкие шмыги. Изуна достал его даже без присутствия в квартире. Лучше пришёл бы сам — сестра бы его пришибла, и всё кончилось. Ну и он естественно бы добавил. Прошлые разы Хидан не был в просветлении, чтобы начистить Изуне рожу, и сейчас попытался бы с удовольствием. Утро было неприятным: тёмным, с мутью вьющегося мокрого снега, видимого в свете фонарей. Хидан, вставший по привычке рано уже без будильника, первым делом похлопал по карманам. Это был какой-то странный рефлекс, неплохо продолживший дурацкий сон. Снилось какое-то дерьмо с ним, Саем и Тен-Тен в главной роли, и его хотелось «заесть» едким дымом. По-хорошему, стоило начать одеваться и идти завтракать. С кухни определённо тянуло запахом еды. Но там же и гремела Таюя, поэтому Хидан, не найдя сигарет, сначала зарулил за ними в коридор, а потом заглянул в комнату сестры, потому что там было теплее всего. Но всё, о чем думал Хидан, можно было описать одним многозначительным «пиздец». Он надеялся, что просветление всё-таки наступит, потому что оставленная на уровне пиздеца ситуация выше сама собой бы не поднялась. Но идей не появлялось. Он не мог назвать себя непроходимо тупым (и просто тупым, если честно, тоже), но сейчас это уёбищное и серое, как светлеющее за окном небо, ощущение не проходило. И появившиеся на первом плане зачатки кретинского смирения только поднимали градус. — Эй! Это моя комната! — прогнусавила сзади Таюя, хлопая его ладонью по спине. — Тебе чё, жалко? Тут тепло! — лениво возмутился Хидан, сгорбившись от хлопка, и обернулся к ней с сигаретой в зубах, тут же эту сигарету теряя. Покрасневший нос Таюи, отоспавшейся в тепле, но так и не избавившейся от простуды, наморщился. Сестра уронила сигарету тлеющим концом в кружку с чаем, стоявшую на небольшом столе ещё с вечера (Хидан собственноручно её принёс). Словивший какой-то смутный флешбек Хидан только закатил глаза до упора. — Иди завтракай, — Таюя пихнула его в бок острым локтём. — Хватит про… апчхи! Прогуливать! Хидан закатил глаза снова, покосился на кружку с утопленным в ней бычком, прихватил её с собой и вымелся за дверь. Когда в Таюе сосредотачивалась и болезнь, и такое занудство, и ведро слёз, с ней лучше было не спорить. В том, что там было ведро слёз, Хидан не сомневался. От мысли, что так будет продолжаться до тех пор, пока Таюя не отойдёт от этого своего хлыща, заныли виски. И не собирался он прогуливать — Кисаме всё ещё валялся в больничке. Кто-то же должен был присмотреть за Тен-Тен… Хидан с раздражением взлохматил и без того стоящую дыбом шевелюру. Он не искал ни друзей, ни товарищей, когда только перевёлся в новую школу. Вся эта муть с лучшими годами, в которые зарождалась дружба на всю жизнь, вызывала у него рвотный рефлекс, будто кто-то накрошил на корень языка сахарозаменителя. Но так вышло, что дружба на всю жизнь в его предположительно лучшего года началась с коллективного — удивительно, но попал он в него совершенно случайно — мочилова. Кисаме тогда неплохо его отделал. Но после отработки, на которую они попали вдвоём, и пары сигарет Хидан нехотя признал: не такой уж этот шкаф и долбоеб. Тен-Тен появилась совершенно случайно. Она стащила у Хидана тетрадку по алгебре, чтобы списать какую-то суперважную для неё домашку. Хидан, вернувшийся из директорского кабинета (дело было после истории), немного охренел, но отрывать лупоглазой и ушастой девчонке голову не стал. На следующий день она, жутко смущаясь, впихнула ему подтаявшую шоколадку. Через неделю эта фигня повторилась. Если сначала Хидан с опаской думал, что дело в нём, а не в алгебре, то потом с радостью разочаровался в своей теории. Тен-Тен просто хотела нормальную итоговую оценку, чтобы родители не лишили её свободного времени приёбами. Тен-Тен не разбиралась в алгебре, а Хидан на самостоятельных терялся в завихрениях японской литературы. Это было отличное взаимовыгодное сотрудничество, которое быстро переросло в традицию, а потом и в приятельство. Что Кисаме, что сам Хидан — оба относились к Тен покровительственно. Они снисходительно (иногда и нет) намекали слишком резвым одноклассникам, которые пытались дёрнуть её за лопоухое ухо или за юбку, что клешни лучше отодвинуть. Но сейчас Кисаме валялся на больничной койке. И Хидану не хотелось проверять, насколько далеко дёрнут Тен юбку или ухо, если он оторвёт Саю голову. Хидан несмотря на то что знал Сая Акаши в лицо ещё до первой стычки, понятия не имел, в чём была проблема его с Сакурой отношений. Она его не хотела — ни буквально, ни видеть, ни говорить, ни принимать помощь. Всё, что понимал Хидан в их отношениях, так это что кто-то не умел принимать отказы. Вбить бы в ту тупую башку, что такое «нет» и куда после него идти… Прикинув расход, Хидан передернулся. В нём всё начинало бурлить и подогреваться, как только он представлял Сакуру одну рядом с мразотным Саем. Но как-то же раньше она справлялась, мелькнула нехорошая мыслишка. Хидан отмахнулся от неё, скривившись, и решил отложить проблему на послешкольное время. Ключ из двери вышел со скрипом. Надо было посмотреть хотя бы цены на новый замок. Когда ещё удастся поставить новую дверь. А учитывая, сколько народу от папаши и до Изуны Учихи здесь ошиваются… Унылая погода грызла лицо порывами ветра и редким колючим мокрым снегом. Хидан натянул пониже капюшон с ебанатской опушкой, которая на удивление оказалась в таких условиях полезной, и засунул руки в карманы. По-хорошему, дошло до него, Тен-Тен можно было бы и провожать от дома до школы… Но тогда она точно что-нибудь бы да придумала себе. Она вообще была в этом как рыба в воде — только дай повод влезть в чьи-нибудь дела. Как Кисаме выдерживал иногда — тот еще вопрос. Да и… Тен могли при случае отловить и не после занятий. Должна же она была куда-то ходить вне школы. В тот же клуб с Кисаме же попёрлась. Хидан не очень хотел это признавать, но доводить Тен-Тен до дома было мерой, скорее очищающей его совесть, чем реально в случае чего рабочей. С Саске он столкнулся у лестницы и уже был готов огрызнуться, но Учиха-младший удивил — только зыркнул из-под налаченной челки и завернул в другую сторону. До класса Хидан дошёл в полном недоумении. Но Тен-Тен, сидящая на его месте и нервно обкусывающая ногти, мгновенно выбила это из головы. — Кисаме собрался выписываться, — хмуро заявила она, когда Хидан шлёпнул рюкзак рядом со столом и собрался уже спихнуть обнаглевшую Тен на другой стул. — Сказал, что дома лучше неделю полежит. — А отец его за эту неделю не сожрёт? — хмуро встал над ней Хидан. Тен ответила ему таким выражением лица, что сразу стало понятно: отделаться от неё будет сложно. Спихивать со своего места не пришлось — встала сама и оперлась бедром о край столешницы с таким видом, будто собралась раскалывать не Хидана, а его голову об пол. — Ты не хочешь мне ничего рассказать? — Тен-Тен наклонилась к нему, обдавая запахом сладких конфетных духов, и прищурила карие глаза. — Бля-я, а с каких пор ты в теме раньше меня? Не хочешь ничего рассказать, м? — с ехидством ответил Хидан, уверенный, что попадёт в цель. Проступившие на круглых щеках красные пятна за пару секунд проложили маршрут и до ушей. — Перебьёшься, — возмутилась она и скрестила руки под грудью непримиримо. — И прекрати увиливать! Хидан закатил глаза снова, тряхнул головой и развернулся к ней так, чтобы оказаться лицом к лицу, дёрнул за воротник белой отглаженной рубашки. — Тен, не еби мозг с утра. Окей? — мягко встряхнув, он пристально взглянул ей в лицо и легко оттолкнул обратно, на парту. Тен-Тен возмущённо вскинулась, дотянувшись до тетрадки по алгебре, шлёпнула его ей по голове и спрыгнула с парты, чтобы энергично дошагать до своей и обиженно сесть прямо. Что с Кисаме, что без него — ничего не менялось. На алгебре он скорее отсиживался, чем сидел. В голове хлестал какой-то стрёмный дождеснег из обрывков мыслей, которые никак не раскручивались до одной целой. Это бесило, но всё, что смог Хидан — слинял на следующем уроке из-под внимания физрука в закуток под лестницей и прикурил. Никакого удовольствия или расслабления это не принесло. Два бычка подряд отправились обратно в пачку, затушенные об подошву кроссовка. В голове вертелись Кисаме и Тен-Тен, Тен-Тен и Сакура, Сакура и Сай. От этого ломило в висках и захотелось хорошенько накатить. Хидан с блядским смешком протёр лицо руками, запустил их в волосы, сгорбившись. Сакура всегда была далеко. Как-то выше. А Хидан хотел быть с собой честным. Он без всей этой сладкой мишуры, навешиваемой на уши всякими там надеждами и мечтами, понимал: если она однажды посмотрит на него не как на надоедливого мальчишку-соседа, то это скорее всего будет в какой-нибудь сраной параллельной вселенной или в далёком будущем. Может, того, что он вообще видел её теперь реже по утрам, было достаточно. Говорить с ней или просто на неё смотреть было уже достаточно. Она угощала его какао и поцеловала, чтобы отшить. Её волосы пахли лавандой, после её губ у сигаретного фильтра был ванильно-сладкий вкус (и Хидан был готов это терпеть), а ещё, кажется, она любила миндальное печенье. Их отношения нельзя было назвать гармоничными. Их просто не было. Но хлипенький, держащийся на присобаченных соплях мостик всё-таки имелся. Ничего другого, конечно, не было, а теперь и… и не могло быть. Сая, этого щегловатого ублюдка, не дотягивающего, если быть уж совсем честным, до Учихи, Хидан хотел просто размазать об стену. Но кто-то, кто был посильнее, стоял сзади этого уёбыша и иммунитетил. Звонок грянул в тот момент, когда Хидан уже потянулся за третьей. Через десять минут должен был начаться урок истории. Лениво размышляя, стоит ли отсидеться тут или всё-таки пойти, он неторопливо раскурил сигарету. Два прогула за день было уже чуть серьёзнее, чем обычный один, и Хидан со вздохом, принёсшим в лёгкие порцию табачного дыма, решил. У Юнс-сэнсей был поганый и просто выбешивающий метод доводить парой колких замечаний. Каждый раз, когда она открывала рот и её худое рыбье лицо вытягивалось, ему уже заранее хотелось вставить ей туда чей-нибудь пенал. Но каждый раз в голове проплывало: Юнс-сэнсей проглотит и продолжит. — Труд на благо общества облагораживает, Мацураши? — Юнс-сэнсей поджала накрашенные светлой помадой губы. Язык кололо краткое: «в пизду», и он только чудом не выплюнул это в лицо историчке. Пересидеть пятьдесят минут, наполненных становящимся нудным голосом Юнс-сэнсей, было тем ещё квестом. Хидан, послав всё нахер, чиркал в тетради примеры с алгебры. Не то чтобы ему хотелось проходить новую тему самому, но это неплохо грузило мозг. После уроков и отработки у него в пять вечера было первое занятие у репетитора — предстояло пережить полтора часа английского. — Почему мне кажется, что она к тебе клеится? — Тен-Тен подсела к нему перед физикой и по-хозяйски перетянула на свою сторону его тетрадь, воровато косясь на дверь, быстро пролистала и разочарованно фыркнула: — И ты ту задачу не решил… Всепрощение объяснялось легко. Хидан с сомнением посмотрел на подругу и лениво опустил голову на руки, закрыл глаза и смачно зевнул. Тетрадка приземлилась ему на макушку. — Ебланская задача. Нахер возиться? — он отмахнулся от Тен-Тен вслепую. Какая разница, что вчера над этой задачей он просидел до того момента, пока веки не начали предательски склеиваться. Вроде и решил… осталась ли она дома в черновике или черновик был сметён вместе с остальными тетрадями в рюкзак проверять Хидан не стал, предпочитая положиться на удачу. Не подвело — рука физички взмахом подозвала к доске одного из ботаников, не размениваясь на мелочи вроде Хидана. Ещё три урока — литературу, химию и японский язык — он отсидел без интереса. Без интереса отмыл окна в пацанской раздевалке, словив жёсткий чих от какого-то едкого пшикающего средства. Репетитор ждала его в пять в соседнем районе, куда добираться нужно было на автобусе, а потом искать в ебенях какой-то трушный центр по подготовке с Google Maps и надеждой. Таюя, листавшая их сайт, одобрительно качала головой. Хидану было похуй, но, так как английский у него был на уровне известной всем и уже нихера не смешной фразы про столицу Великобритании, это заранее настраивало на унылый лад. Потом пришлось выбирать — проводить Тен-Тен, которая всё это время болтала ногами и делала уроки прямо в коридоре, или перекусить дома. Хидан, скрипнув зубами, прислушался к желудку. Отмахнулся от нервного урчащего звука и потянул подругу в сторону метро. Смысла это не имело никакого — пока он не подходил к Сакуре, никто не подходил к Кисаме и Тен-Тен. Но всё же чуть успокаивало. Тен не разговаривала с ним, о чём-то усиленно думала и то и дело заглядывала в экран телефона. Он проводил её до самых дверей и посоветовал быть поосторожнее утром. — У тебя, это, есть, — поморщившись, сформулировал лучше, чем «какой-нибудь кастет», — какой-нибудь там… газовый баллончик? Тен посмотрела на него как на сумасшедшего и отрицательно покачала головой. Из-за круглого уха с проколом в мочке выбилась каштановая прядь. — Тогда купи чё-нибудь такое, — посоветовал Хидан со странным умилением, чувствуя, что никакое перемирие не отвлечёт её от вопросов. — И с собой носи. Поняла? — Ладно, — закатила глаза подруга, удивляя покладистостью, и нырнула за подъездную дверь. Он пожевал губами, прислушиваясь к её шагам, и побрел в обратную сторону. Недолго думая, купил в автомате банку кофе и какой-то дешёвый батончик со вкусом имбиря и мёда. До занятия оставалось около часа. Сверившись с маршрутом, Хидан со вздохом тяжелобольного человека поплёлся в сторону автобусной остановки, так и не заходя в метро.