Перед рассветом

Хидан возвращался домой бодро, разбрызгивая попадающиеся под ноги лужи подошвой кроссовок и ожидая какой-нибудь дряни на ужин. Вряд ли Таюя занялась готовкой с утра перед тем, как собраться на работу. Была ли она сейчас дома? Он мог бы позвонить, но не хотел подставлять телефон под капающую с неба воду. Щедрый омерзительный серый дождь только усиливал давление, мочил ему опушку черно-красной куртки и значительно мешал идти по сухому асфальту. Сгустившиеся над городом тучи отсыпали то снега, то дождя, реагируя на колебание градуса. Хидана это откровенно бесило. Как и многих вышедших на улицу японцев. По пути домой он заскочил в маленький магазин по пути, купил пару упаковок рамёна. Деньги должны были пойти на сигареты, но есть хотелось больше, чем курить. В голову даже закралась крамольная мыслишка: может, бросить? Но бросать курить в пиздеце, который ничуть не сдувался, а наоборот, как сраный мяч для волейбола на воде, вбирал в себя побольше…. Откуда Хидан должен был еще получать хотя бы три минуты релакса? Забивая голову японским и английским, он старался не думать о том, что пришло с наскока. Это была откровенно бьющая по нему идея. Гениальнее ничего не ловилось. Он не терял надежды, но отвечающий за креативность центр повыпендривался и отрубился. Перебирая уже мокрыми ногами по лужам без опаски, Хидан думал: Тен-Тен могла быть в опасности не только потому, что он намял бы бока Саю. Еще и потому, что он оказался бы слишком рядом к Харуно Сакуре и был бы запален. Жить так дальше? Сколько бы ни вворачивал в виски вместо саморезов мысль: она сама его выбрала! — голову не остужало. Нихрена. Хидан грыз внутреннюю сторону щеки, найденные старые леденцы в кармане куртки, сигаретный фильтр, но не мог выгнать из себя чужой взгляд. Харуно Сакура со своими идиотскими глазами, то заинтересованными, то тускло-усталыми, то закрытыми пленкой слез, наверняка отрабатывала карму чиханием и уже бежала за противопростудным в аптеку. Во всяком случае, он на это очень надеялся. Злость, подгрызающая ему костяшки пальцев, рвалась в голову при каждом воспоминании о том, как она оказывалась рядом, неся на плечах лавандовый шлейф и сучью непостоянность. И даже не на нее, пускай в концентрат ее переменчивости можно было нырять. Хидан бесился потому, что он был бессилен, как когда-то в старые-недобрые времена. Лаванда никогда не была его любимым запахом, пока он не почувствовал его на Харуно Сакуре. Он даже не сразу понял, что это ему напоминало. Запах лаванды был призраком прошлого, но все равно ощущался в настоящем горьким комом в горле. Хидан знал его не потому, что разбирался в женских духах или цветах, а потому, что некоторое время Таюя покупала дешевый стиральный порошок с такой отдушкой. Химозной и едкой. Прочихаться или проблеваться — на выбор. Этот стиральный порошок был тем самым, что напоминало Хидану о супах из сплошной перемороженной смеси и иногда быстро завариваемому рамёну, когда дело было совсем плохо и когда они еще жили с отцом. Подъезд встретил его не меняющейся обстановкой. Хидан, оставляя на ступеньках мокрые следы, поднялся до своего этажа, пялясь в горящий экран телефона. Пришло новое уведомление о сообщении. Нечего было и думать, кто писал. Мать. Темная фигура на краю зрения привлекла внимание не сразу. Хидан бросил на нее прямой взгляд скорее механически, чем осознанно, и замер на двух ступеньках одновременно. Харуно Сакура — призрак утренней рутины — сидела на грязном подоконнике. Ее скрещенные лодыжки, одна толще другой (бинт?), покачивались в спертом воздухе мягко и небрежно. Она опиралась одной рукой об облупившийся край, а вторую держала на колене. И смотрела. Смотрела так, как если бы, блядь, в ситуации все было обычным. Будто для нее было нормой сидеть в этом уродском подъезде, каким-то хуем забравшись на подоконник, и смотреть на него спокойно, так, будто все было заебись. Внутри Хидана сжалось остро и больно, нехорошо и горячо, а в виски снова ввинтилась старая злоба. Но он не остановился. Только скользнул взглядом по болтающемуся на шее шарфу и расстегнутому пальто, под которым было что-то непонятно темное. Харуно Сакура была инопланетянкой, пахнущей лавандой и ванилью. До нее было мало долететь. Нужно было наладить сраный контакт, предварительно смахнувшись с ее ублюдочным Саем. На секунду он даже взъярился, ощущая сплошной красный в голове. Но почти сразу одернул себя, перемахивая через оставшиеся ступени и впихивая ключ в дверную скважину дрогнувшей рукой. — Я хотела извиниться, — спокойно прозвучало за его спиной. Ключ не мог повернуться. Хидан держал его в затрясшейся руке и не мог заставить себя двинуть кистью. Чужие слова впились в него крюком. — С чего бы? — неохотно и с максимально равнодушным видом поинтересовался он, разворачиваясь. Харуно Сакура смотрела на него снизу-вверх усталыми глазами, поблескивающими в полусумраке подъезда, освещаемого только экраном так и не заблокированного телефона Хидана. Она со вздохом двинула бедрами, сползая с высокого подоконника, и опустилась на подошву ботинок. Хидан смотрел, как она поднималась к нему неловко и держась за перила, и не выдержал — протянул руку. Но Харуно Сакура не взялась за нее, только дернула углом губ виновато и неспешно поднялась на последнюю ступеньку, которая их разделяла. В расстегнутом пальто и без сумки, но с ключами, соседка стояла на расстоянии шага. В носу защекотала лаванда. — Подработку бросила? — не подумав, ляпнул он, чтобы не молчать и не щекотать себе нервы. Брови приподнялись. Да, попадание в самый тупой вопрос года. Хидан прикусил язык под ее внимательным взглядом. — Ну, типа… Студенты подрабатывают… Ты не подрабатываешь? — попытался он выкрутиться без особой надежды. — Я заметила, что ты за мной ходишь, примерно на третьей неделе после переезда сюда, — по губам Харуно Сакуры скользнула и пропала снисходительная улыбка. — Скажи «спасибо», что я на тебя не заявила. Кстати, только потому, что портить отношения с соседями — плохая идея. — Э… зае… круто? — Хидан почувствовал себя полнейшим идиотом и, чтобы дополнить впечатление, добавил: — Но неделю до этого ты еще не просекла. Она посмотрела на него еще внимательней, чем до этого. Хидан нервно подумал, что ему не хотелось бы оказаться ее пациентом. — Я бы поговорила с тобой о личных границах, — без яркой вспышки, которую он ожидал, сообщила ему Харуно Сакура. — Но я не твоя сестра… Она замолчала на долгие семь ударов сердца, то ли придумывая, что ему навесить снова, то ли подыскивая слова… Потом взглянула на него открыто. В искусственном белом свету на ее глазах играли яркие блики. Пауза надавила на больное, но Хидан с невероятным для него терпением выдержал короткое падение сердца куда-то к почкам. Нетерпеливо переступил с одной мокрой ноги на другую. — Я… мне… мне очень жаль, что твой друг пострадал, — сказала она с отчетливо проступающей сквозь тон виной, и Хидан замер. — Я не должна была принимать твою помощь. В следующий раз… Ты не мог бы не вмешиваться? Я знаю, что нравлюсь тебе, но поверь, это того не стоит. Я разберусь сама. Лучше бы ебнула чем-нибудь. Так он хотя бы мог увернуться. Но Харуно Сакура пошла хитрожопо и вышибла его из раунда, не марая рук. Ее слова, тихие и неуверенные, так отличались от какой-то элитарной таинственности, всегда вьющейся вокруг ее зеленого пальто и цокающих по рыжим ступенькам каблуков… Так отличался паленый табак от нормальных сигарет. Он не раз покупался на ее усталый утренний взгляд, скользивший по подъезду и самого Хидана не затрагивающий. Не в этот раз. Режущий край ключа впился в мякоть ладони, но Хидан не смог разжать руку. Свело. Внутри него боролись два хидана, один из которых требовал потрясти ее как следует, а второй — втащить на ее этаж и проверить, не сидит ли у нее дома Сай. Первый вышел в отрыв на сраную секунду и перехватил контроль. Ее хватило, чтобы сжать чужое предплечье и рывком подтянуть к себе. Лаванда окутала его коконом. Бледное лицо вдруг стало так близко. Хидан неосознанно втянул воздух с шумом, разглядывая сведенные брови и наморщенный лоб, поджавшиеся губы и промелькнувшую в глазах искру боли. Злость вздыбила иглы одним импульсом. Хидан бескомпромиссно задирал рукав пальто, не обращая внимания на молчаливый протест в виде дерганий и прочих телодвижений. Под светом белого экрана тонкая рука была молочно-голубой. Тонкие оттенки фиолетового оставались едва заметными старыми пятнами, но он все разглядел. Нахлынувшее на голову бешенство застилало глаза. В голове билось требование: сделай что-нибудь! Хидан с трудом заставил себя расцепить пальцы, словно слипшиеся с ее кожей намертво. — Нихера себе разберешься, — кивнул энергично он и дернулся в сторону лестницы. — Он у тебя? — Он ушел, — впившаяся ему в край куртки ладонь заставила притормозить. — Мы просто поговорили! Успокойся, это вообще старое… Больше он так не сделает. Ты вообще меня не слышал? Хидан развернулся на пятках и коротким жестом зачесал выбеленные пряди назад пятерней. Выдохнул почти огнем и двинулся на выпрямившуюся и раскатывающую рукав пальто Сакуру. — Ты идиотка? — он встряхнул ее за плечи, впиваясь пальцами в ткань пальто. — Какого хера ты не написала заяву? Разберешься ты? Да нихуя ты не разберешься! Экран телефона погас. Хидан плохо разбирал в полутьме лицо соседки. Он чувствовал запах лаванды, приходивший когда-то тревогой, а потом принятый за благословение. Ощущал, как ее плечи опускаются и приподнимаются в процессе дыхания. Харуно Сакура была ближе некуда и вывернуться пыталась очень профессионально, хотя могла бы просто потребовать отпустить. Куда бы он делся? — Как тебя понять-то, — процедил он, нехотя разжимая пальцы. — Ты то отшиваешь, то какао варишь, то извиняешься… Я тебе, блядь, щенок какой-то? Костью поманить можно? — Я могу извиниться и за это, — она шагнула ближе и, прихрамывая, обогнула его, чтобы начать подниматься на свой этаж. — Но мне не жаль, — ее темная фигура развернулась к нему на пару секунд. — Ты хороший, Хидан Мацураши. А я не очень. Прячусь, прячусь, никак ни на что не решусь… Видишь, какая я трусиха? Присмотрись повнимательнее и больше не подходи. Спасибо за помощь, но… теперь я хочу справиться сама. Лучше бы действительно ебнула. Хидан стоял ублюдской немой тенью в темноте с погасшим экраном телефона и смотрел вверх, провожая взглядом сначала ее фигуру, потом только ноги, а в конце звук шагов. Как все было просто. Харуно Сакура вступила в игру резко и нежданно. Звон ключей, хлопнувшая дверь и укрывшая подъезд тишина не помогали. В голове все равно звучали чужие слова — Таюи, Изуны, Кисаме. Каждое драло Хидана не меньше, чем состоявшийся только что разговор. Акаши Сая хотелось размазать по любой ровной и не очень поверхности. Въебать так, чтобы отплевывался кровью и выбитыми зубами. Чтобы выл — и погромче. Отрезвила вспышка боли — ключи впились острым краем в кожу. Он машинально разжал пальцы. Теплый и влажный металл вошел в скважину плавно и провернулся. Уже в прихожей Хидан понял, что просто сильно оцарапался, а не порезался. На это было класть, но Таюя, чьи ботинки стояли у порога, не положила бы… Чтобы появиться перед ней, нужно было успокоиться. Хидан понял, что его трясло мелко и мерзко. Злоба, пахнущая дождливым днем и подъездом, утихала неохотно. Сестра невовремя выглянула в коридор. Ее укоротившиеся волосы болтались мокрыми малиновыми сосульками, на шее висело полотенце, а сама она была в одной только длинной майке. Таюя, разглядев его получше, сердито выругалась. — И чего ты тут стоишь? Ноги мокрые? Разувайся давай, — огрела она его тем же полотенцем по плечам. В голове громыхал тон Харуно Сакуры и царапались предупреждения Кисаме. Ему хотелось вырваться обратно в город, вдохнуть поглубже неоновый смог и надраться. Хоть до инопланетян, хоть до ёкаев, хоть до махача. Выслушивать Таюю и ее нравоучения было где-то на самом дне списка желаний. Это был дерьмовый день, но еще дерьмовее делать его не хотелось. — Бля, ты чего такая сучевая сегодня? — сквозь зубы сцедил Хидан, избавляясь от кроссовок. — Месячные у меня, — недовольно ответила она и притопнула босой ногой. — Давай быстрее! Меняй носки и в душ. Голодный? Я тебе сейчас разогрею чего-нибудь… Хидан неохотно бросил рюкзак с зашуршавшим внутри рамёном и поплелся в душ. Горячая вода сплошным потоком вдавливала его в дно душевой. Ему казалось, что он не мог дышать. Голоса стояли в ушах несмываемой смесью. Хотелось тишины и покоя, но все, что внутри него могло протестовать и выебываться, протестовало и выебывалось. Таюя ждала его на кухне. Она выглядела очень колоритно в теплых носках до середины икры и в длиннющей майке, под которой виднелись старые шорты. Пахло вкусно, но Хидана мало обрадовал вид риса с карри. Будь на тарелке башка Сая, он был бы счастлив и подвесил бы ее в прихожей. Но Хидан оставил при себе свои вкусовые извращения и потянулся к тарелке. Таюя сидела напротив, ожидая, пока закипит чайник, и что-то листала в телефоне. Ее брови то поднимались, то опускались, и он сам не понимал, почему следил за ее лицом. Казалось — это важно. Доев, он со вздохом отодвинул тарелку. Таюя сразу же подняла взгляд, как если бы что-то щелкнуло у нее между ушей. Разговор предстоял быть тяжелым. — Ты хотела бы жить со своим этим Изуной? — нехотя начал Хидан, упираясь локтями в столешницу. Телефон сестры мгновенно лег на стол экраном вниз. Ясно. Кажется, он выбрал самый заебенный момент… Хидан беззвучно выматерился, представляя, что сейчас придется пережить. — С чего такие вопросы? — хищно сощурилась она, просвечивая его взглядом. От наезда в ее тоне у Хидана скулы свело. Хотелось шарахнуть по столу руками и во весь голос высказать, что он думал о ее жертвенности и об ее сучьем учиховском щегле. — Бля, так сложно ответить? — закатил он глаза, чувствуя, как дневное раздражение перекантовывается в вечернее. — Если бы меня не было, ты бы с ним съехалась? Кто-то умел начинать издалека и заворачивать слова в хрустящий и блестящий фантик, как конфетку. Хидан считал, что напором брать не хуже, но на Таюе этот принцип надламывался. — Тупой вопрос, — ее голос взлетел к потолку сердито, — ты есть. Что вообще за… Не, подожди. Что он тебе наплел? Хидан закатил глаза еще раз, откидываясь назад. С ней был абсолютно невозможно разговаривать. Блядский Изуна пришел, все перекосоебил и свалил. Как никогда жалелось, что лакированные носы так и остались неоттоптанными. — Да ничего он мне не наплел, — раздраженно бросил он. — Тай… Таюя встала так, что ножки стула прочертили визгливую кривую по полу. Ее ладонь врезалась ему в висок вольной фигурой подзатыльника. Он тут же взбрыкнул, но хуй там. Сестра, багровеющая от злости, не дала вставить ни слова. — Так, — ее ладонь шлепнула по столешнице так, что посуда задребезжала. — Хидан, мы, блин, родные брат и сестра. Что бы он тебе ни втирал! Ты реально думаешь, что я бы тебя поменяла на кого-то еще? — Да нихуя я не думаю! — вспыхнул он, вскакивая тоже. — Я спросил! Блядь, спросить нельзя? Ответить нормально не можешь?! — На что? Башкой подумай! Мы не семья из рекламы, но вообще-то я заслужила побольше доверия! — еще немного, и ее волосы встали бы дыбом. — Чё? Я вообще не это имел в виду! Таюя, ты давай не переворачивай! Я спросил! Чисто теоретически! — Хидан уперся руками в стол и ошалело выдохнул. Сестра взглянула на него так, что появилось ощущение: сейчас прилетит кружкой. Но за кружкой она так и не потянулась. Хлопнулась обратно на стул и потянулась к телефону, взглянула на экран и раздраженно заблокировала его. Ее нога в смешном носке дробно застучала пяткой по полу. — Не знаю! Наверное?.. И с какой стати мне к нему переезжать? Мне что, жить негде? — пожала она худыми плечами, рассматривая его исподлобья, и добавила с нескрываемой гаденькой усмешкой, которую подцепила не иначе, как у своего кавалера: — Чисто теоретически. Доволен? — Доволен, — буркнул он, тоже садясь, и с отвращением взглянул на грязную посуду. После такой склоки хрен она станет ее мыть. Ладно хоть тема свернулась сама собой. Он делал уроки допоздна, пока башка не затрещала, как какие-нибудь гнилые доски. Не делать их было проще, но так, чтобы забить мысли чем-то кроме фиолетовых отметин на чужом запястье… Короче, это был хуевый, но рабочий метод. Таюя давно легла спать и наверняка видела третий сон. Хидан, побросав тетради с учебниками в рюкзак, вспомнил о рамёне. Есть не хотелось, но он знал, что ему нужна минута передыха перед тем, что он собирался сделать. Рамен заваривался на кухне в кастрюльке, а Хидан вертел в пальцах телефон, читая сообщение матери снова и снова. Она спрашивала, какие у него планы на поступление и есть ли вообще планы. Какая охрененная забота. Но весь запас злобы будто выгорел из него еще на лестничной клетке, оставляя после себя мелочевку. Даже перепалка с Таюей не довела его до привычного бешенства. Лапша жгла горло и язык — Хидан любил есть ее нестерпимо горячей. Так он ел ее в детстве, потому что тогда нельзя было замешкаться. Папашка приходил пьяным и первое, что мог сделать, это макнуть его головой в тарелку просто так. Маленький Хидан всегда ел спешно и с надеждой, что сможет доесть порцию. Большой Хидан знал, что больше никому не даст макнуть себя головой в лапшу. Большой Хидан не ревел девчонкой и не имел никаких иллюзий по отношению к родителям. Никаких сожалений. Все, что он мог сейчас сделать, это собрать сопли в кулак и принять решение. Так было бы лучше для всех. Сквозь вьющиеся прозрачные мысли Хидан видел только то, что собирался сделать. И даже время, заползавшее далеко за формальные восемь вечера, не могло его притормозить. Встреча с Харуно Сакурой, просящей его отойти в сторону, неслабо так его взбодрила. Доев, он набрал нужный номер.