***
Тен-Тен забирается Кисаме под руку, когда они встречаются у раздевалок. Демонстративно скривившийся Хидан уворачивается от тычка друга, чуть не прибив ранцем проскользнувшего мимо младшеклассника. Младшеклассник с писком взрезается в стену, но тут же встряхивается и мчит дальше. Хихикнувшая Тен гордо задирает нос и тянет Кисаме в сторону лестницы. Уже на безопасном расстоянии Хидан демонстрирует обернувшемуся другу средний палец. Кисаме нехорошо щурится, но тут на него посматривает Тен — и он расплывается в сахарную вату. Нет, пускай уж милуются. Тен только расскажи, что он к мамке собирается съехать, такой шум поднимет. Чем с Кисаме хорошо перетереть — он на уши не встанет и вопросами не завалит. Да и не растреплет. Заодно и Тен-Тен отвлекает. Любовь, блядь. Хидан снисходительно уговаривает себя не замечать того, как начинает внутри печь. Чужие мутки его не касаются. Те, которые бы хотел иметь сам, проще придумать, чем получить. Да и придумывать — хуйня полная. Только хуже будет. Харуно Сакура говорит: это она — плохой человек. Без разницы. Хидан чувствует от мысли, что в какой-то вселенной она может посмотреть на него не только со снисходительностью… ну вот, блядь, пожалуйста, снова оно. Нет таких вселенных. Нечего мечтать. На хуй эти придуманные ощущения. Она называет его хорошим. И Хидану хочется скрутиться в узел и соскрести с себя кожу, потому что Харуно Сакура ошибается. От ее разочарования, которого она еще не получила, у него до хруста сводит в горле. Как бы он хотел не думать об этом и как же удачно, что в ближайшие полтора часа ему придется ебаться с химичкой. Они отсиживают на химии два урока, после чего Хидан решает: если уж репетиторский день, надо одолжить у Кисаме сигарет. Кисаме пихает ему пачку без вопросов и нагло лыбится в лицо проходящей мимо завучихе. Она смотрит с подозрением, но кажись у нее есть дела поважнее. — Ты настоящий бро, — сообщает он Кисаме и хлопает его по плечу. — Когда-нибудь должок верну. — Сочтёмся, — усмехается он зубасто. — Ты, кста, не хочешь подзаработать? Есть одна халтурка на вечер…***
Пока японистка накручивает его мозг на палочки как лапшу, Хидан умудряется согласовать время. Старушенция как чует — всучивает ему тест на полчаса и ехидно лыбится. Отмечая варианты, он сквозь зубы беззвучно ругается. Если так пойдет — опоздает к хуям. Но что-то у бабки просыпается, может, совесть, может, чувство времени, но заканчивают они вовремя. Пропотевший раза два Хидан сдает ей тест, а после умывается в туалете подготовительного центра. Башка трещит. На улице холодно, слякоть смерзается в лед, но тут коммунальные службы работают не на отъебись. Хидан идет к метро по практически сухому асфальту. Он прикуривает, не доходя. Под свинцовым вечерним небом, слегка подсвеченным желтым, Хидан переминается с ноги на ногу, с удовольствием травясь дымом. Сучья опушка скрывает лицо, и ему практически не видно, кто как на него смотрит. Менты тут не водятся, а если и пройдут — вон он, вход в метро. Хидан выпускает последнюю затяжку в воздух, наблюдая, как жидкий дым рассеивается в мутном воздухе. Зазвеневший напоминалкой телефон не дает скурить еще одну. Хидан с ощущением нарастающего внутри пиздеца бредет по ступенькам вниз. На подработку он соглашается из-за времени. Чем больше протрястись на улице, тем меньше осуждающих и подрывающих уверенность взглядов от Таюи он получит. А она в этом хороша и насядет как надо, тут можно даже не сомневаться. Да и, может, этот хлыщ мириться подкатит. Тут точно лучше съебать подальше. Еще не хватало в наушниках сидеть, потому что эти двое трахаться на подоконнике захотят. Хидана передергивает, и он сплевывает в слякоть. Несколько пересадок на метро приводят его в не самый благополучный район, и тут коммунальные службы определенно подсасывают. Сухой асфальт можно встретить только около супермаркета, мимо которого Хидан прошлепывает в быстро намокающих кроссовках. Ебучий случай, щас бы еще простуду схватить… Кисаме говорит, что работка непыльная, очевидно разовая, ну и ясно, что недолгая. Так что Хидан настраивается на пару часов в слякоти и дальше — на горячий душ дома и на еду. Может, Таюя что-нибудь приготовит, а если нет — деньги у него уже будут. Хоть за рамёном сгоняет… да можно, наверное, по пути домой купить. А, старые знакомые, узнает он места. Опять какие-нибудь бутылки будут таскать. Неужели так и не наняли еще охранников? Или снова какие-то пиздатые гости? Ну чё, не его дело. Кисаме ждет его у черного входа и щерится, когда Хидан задирает брови. — Опаздывает? — хмуро спрашивает Хидан. — Да не, ща подъедут, — Кисаме выбивает из пачки сигарету и щелкает зажигалкой. — Зецу подогнал. Он, конечно, с заебами пацан, но дохуя кого знает… Скоро сам будешь подработки предлагать, богатая же у тебя мамаша… Красная точка разгорается от затяжки. — Пошел ты, — беззлобно отмахивается Хидан, решая покурить по дороге домой, — она та еще пизда. Кисаме давится и кашляет дымом. Капнувший на нос снег намекает: скоро слякоти прибавится, пора пиздовать домой. Но как раз мигает фарами подъезжающая грузовушка, и Хидан хрустит шеей, заранее готовясь к нагрузке. Из-за темной металлической двери вышаркивает уже знакомый хитренький управляющий, здоровается с ними, как со старыми знакомыми, подмигивает Кисаме. — Важные гости? — играет бровями друг. — Меньше знаешь, пацан, — управляющий снова ему подмигивает. — Где подсобка знаете… и только что-нибудь разбейте — придушу. Хидан приподнимает обе ладони с видом, что вообще не собирался. Кисаме важно кивает и, швырнув окурок в слякоть, демонстративно засучивает рукава куртки. В ящиках снова какое-то бухло. Звенит опасно. Хидан осторожничает и не ходит, а крадется. Ноги, конечно, пиздец обморозились, но сколько за такой ящик заплатить придется — волосы дыбом встают. На улице уже темно окончательно. Хидан заканчивает чуть быстрее Кисаме и ждет его, все-таки не выдержав, цедит в себя дым. Пропотевший Кисаме ухмыляется, пока управляющий с ним рассчитывается. Довольный до пизды… Ну еще бы, у него-то нет богатой мамаши, которая будет рада примириться. От скопившегося внутри яда тянет сплюнуть. Мужик похлопывает Кисаме по плечу, подмигивает Хидану и исчезает за дверью. Грузовушка медленно отъезжает, желтя фарами асфальт. Кисаме делит небольшую пачку пополам, свою прячет в карман куртки — вторую протягивает Хидану. Ну вот и деньги на сигареты и рамён… Хидан сразу возвращает ему за две пачки и добавляет еще на две. Кисаме все равно достанет дешевле. Когда переедет к матери, ничего не изменится. Хуй он будет у нее клянчить. — Не хочешь в караоке забиться? — предлагает друг, хотя по роже видно, знает, что Хидан откажется. Звенькает какое-то уведомление. Подскочивший Кисаме машинально лезет по карманам, ища мобильник. — Какой тут… я только с японского, все мозги выебали, — кисло отвечает Хидан, хотя в караоке хочется. И надраться хочется… Неоновый свет не так раздражает, как желтый или белый. Харуно Сакура ослабляет хватку, когда в голове алкогольный туман. Но появиться перед мамашкой со скотским похмельем Хидану не позволяет прорезавшаяся гордость. Хоть перед ней-то… — Ну давай тогда, до понедельника. Есльчё — пиши, — Кисаме, отвлекшись от вспыхнувшего телефона, салютует. Домучив сигарету до фильтра, Хидан следует примеру друга — щелчком выбрасывает окурок в слякоть. Деньги надежно прячутся среди учебников. Ранец, правда, подмокает снизу — надо было хоть на ручку двери повесить, чего около стены бросил… Пока он стряхивает с ткани слякоть, Кисаме уже исчезает в мутно-желтой мгле переулков. Вздохнув, Хидан бредет следом, но догонять не хочет. Им слегка по пути, но не зря же Кисаме в телефон утыкается почти сразу. Чё-нибудь с Тен, наверное… И что за херня у нее там с родителями? Довели, что ли? Или элитные отец с матерью разузнали, с кем она встречается? Хотел бы Хидан на это посмотреть. Кто-то сталкивается с ним плечами на узком проходе. Хидан раздраженно цыкает, не оборачиваясь. Тропа борзых, бля. Сложно, что ли, с широкими плечами ходить? У него мокрые кроссовки, пропитавшаяся потом школьная рубашка, влажный рюкзак, медленно назревающее раздражение… от толчка оно усиливается вдвойне. Представив, с каким волнением на него будет смотреть Таюя, Хидан убеждает себя: не лезть же в драку перед переездом? — Эй, ты, пацан, — лениво окликают сзади, — ты по сторонам смотри. Вот же сука. Уверенность в пацифистских намерениях падает. Не, ну если уж так напрашиваются... — На хер иди, — поворачивает голову и предлагает ему Хидан, зная, чем это закончится. — Чё, широкий? Знание, что будет дальше, щекочет разгорающееся бешенство. Нет, сука, драки как раз перед переездом! — Кто широкий? — звучит над ухом, и Хидан впечатывается в кого-то еще раз. Хидан шарахает второго со всей дури. Сам, сука, напросился. Кость мгновенно отдает болью, а в крови растекается приятное удовлетворение. Пошло дело. От второго удара мужик уворачивается, третий все же пропускает... Бля, нихуя себе устойчивость... даже не пошатывается. Пробивает с ноги. Чуть не отлетев к стене, Хидан мгновенно звереет. Он азартно прошибает козла в бочину. Но тут спешит на помощь второй. Уклонившись от апперкота, Хидан со всей дури пинает первого в колено. Промахивается, чуть не потеряв равновесие. Прилетевший в солнечное сплетение удар будто напополам переламывает. И не распрямиться, сука, как сводит, только хрипеть получается. Все, что запоминает дальше — это смазанное лицо под капюшоном черной куртки, твердость стены и пульсирующую боль в области челюсти. Удары сыплются с такой частотой, что не отмахаться. Движения размягчаются после первого попадания в челюсть. Голова дергается. — Привет от Сая, пацан, — гудит как сквозь вату. Новый хук впечатывает его затылком в стену. От звука удара что-то в голове лопается. Хидан, теряя управление, падает в темноту.