***
Когда ты оказался в поле моего зрения — колючий и закрытый максималист, я сразу увидел это в тебе. Целую круговерть чувств, которые, вырвавшись наружу, однажды не оставят от тебя и пылинки. Мне стало ясно: ты не умеешь наполовину. Если гореть — то дотла, если увлекаться — то с головой. Если бы я знал тогда, что сам утону.***
Ты приучил меня не лукавить. Говорил, что самообман сродни краже. И хотя быть честным сложно, лишь этот путь верный. Сам того не осознавая, я стал мыслить так же. Ты утверждал, что я не умею фальшивить. Не знаю, наверное, тебе виднее, но я убеждён на все сто, что ты сникал всякий раз, когда видел, что я лгу себе, пусть такое и было редкостью. Ты единственный, кто видел меня насквозь. И продолжаешь это делать. С тобой — ни единого шанса на ложь. И я так благодарен. Потому что иного мне и не надо.***
Ты научил меня не бояться. Удивительно, мальчишка, что младше меня на девять лет, стал тем, кто рубильник переключил на максимум. Раз и навсегда. Мне было не по себе, знаешь. Я боялся своих желаний, пусть никогда и не загонял себя в рамки. Но сдерживался, контролировал себя до последнего, пока не увидел в твоих глазах то, от чего едва не рухнул в обморок. Желание. Желание, которое было в стократ мощнее того, что сшибало меня с ног день за днём. Ты хотел. Ты не боялся. С тобой я перестал прятаться за мнимыми страхами. С тобой — я свободен.***
Наступил переломный момент. В хаосе кислотно-сочных воспоминаний, неосязаемой реальности и будущего, в котором, казалось бы, света нет и не будет, одно осталось неизменным. Ты. Ты был тем, кто поддерживал на плаву. Кто тянул, кто залечивал раны, что никак не затягивались — словом, прикосновением или же молчаливым — таким комфортным с тобой — пониманием. Я писал круглыми сутками, меняя уже написанное, чёркая, уходя в себя на часы. Потому что неопределённости было так много, через край, что она барабанила по мне каплями едкого разочарования. Но я постепенно стал верить. Верить, что пройдёт, что отпустит. И не будет больно. А раны заживут рано или поздно. Благодаря тебе.***
Невыносимо было видеть тебя таким. Отчаяние, которого скопилось столько, что не измерить. Ты писал, закрываясь в комнате, отрешённый, разбитый, и мне становилось не по себе. Ты напоминал мне птенца, вылетевшего из гнезда. Птенец боится расправить крылья. Тебе было страшно, что со сломанными никому не будешь нужен. Но вскоре я увидел это. Крошечную искорку веры. В то, что ты снова будешь летать. А я буду рядом.***
Я писал тексты, и творилось легко. Мне не нужно было закрывать глаза, ведь возникающие в сознании образы поражали своей яркостью. Мне понадобилось приличное количество времени, чтобы понять. В каждой ноте, в каждом такте, в каждой рифме и строчке — незримый след, оставленный тобой в моей жизни. Максимальная искренность, помнишь? Откровенно и обезоруживающе. Во всей моей музыке — ты. И только ты.***
Ты подошёл ко мне и сказал, как важны истории, что будут рассказаны в клипах. Лопотал какую-то чушь о том, что понимаешь, как я могу быть загружен, что мне может быть не до этого. А я слушал, смотрел на тебя и думал, неужели ты не знаешь... Важнее тебя нет никого. Я предложил сделать целый видео-альбом, у тебя загорелись глаза, словно ты не верил до конца, и в тот миг я осознал в полной мере. Бесполезно отрицать. Дороже тебя ничего нет. И не будет.