***
— Постой, — Макс догоняет его после того, как жюри объявляет оценки. Он догонит, возьмёт осторожно за руку, развернёт к себе. Посмотрит так, что Алан снова забудет о том, что нужно дышать. И тот потянется за поцелуем, осознавая, что не один он капитулировал, не пытаясь бороться. Бесполезно ведь, правда? Абсолютно. С самого начала были обречены. И нет ничего более правильного, чем падать, взмывая вверх. Вместе.Часть 20
8 марта 2018 г. в 17:04
Алан не слышит ровным счётом ничего. Он оглох, он контужен, у него сдвиг по фазе — называйте, как хотите.
Андрей что-то тараторит, и для Бадоева это не более чем белый шум. Жужжание где-то рядом. Помехи.
Макс спускается, поправляя эту стильную пародию на рубашку, и Алан не может оторвать взгляда.
Красивый, какой же он красивый. Будто и не с этой планеты вовсе.
Ему было бы не под силу переключиться на что-то другое, даже если бы прогремел взрыв.
Он говорит какие-то заученные, не имеющие никакого значения сейчас фразы, потому что… ну как же они не понимают? Они никогда не поймут.
Лучше Макса нет никого.
И все эти условности, все нелепые попытки как-то оценивать его выступление отходят на второй план.
Он протягивает руку. Макс пожимает её и неохотно разрывает касание.
Поправляет одежду машинально.
Алан едва не смеётся — поздно, Макс, слишком поздно.
Он скользит взглядом по груди, зависая на цепочках и шнурках, болтающихся на шее, на ключицах, на сосках, которые Барских тщетно старается прикрыть. Смущается от столь пристального внимания. Полная противоположность тому, какой он наедине с ним.
Алан вспоминает, каково прошлой ночью было вырывать из него стоны, ловить хрипы губами и изводить, нежить, ласкать.
Чёрт возьми, ему всегда будет мало.
От слишком ярких, слишком неуместных картинок становится душно.
Он резко поднимает взгляд, и на мгновение мир замирает.
Желание, кипящее в крови, вмиг остывает.
И на смену ему приходит тягучая, хрупко-трепетная нежность.
Он знает, что это глупо. Глупо каждый раз терять себя, растворяться в человеке, с которым знаком не первый год. Но он всё так же попадается в ловко расставленные сети. И плевать, даже если при этом теряет часть свободы. Он давно не свободен. Он прикован, привязан, плотными нитями к Максу пришит.
Смотрит на него каждый день и не верит. Не верит, что можно так сильно, так глубоко, по самую макушку в ком-то пропасть. Не верит, что ему посчастливилось любить человека, сотканного из этого чувства. Просыпаясь, не устаёт благодарить небеса, Бога или судьбу — это не столь важно — за него, такого чудаковатого, порой закрытого, хмурого, капризного, но всё же его. До самых кончиков пальцев.