Попрошу у облаков

Макс любит, когда он такой. Расслабленный, спокойный. Выключает командный режим, глушит на полную своё стремление всё держать под контролем и просто улыбается. Макс, наверное, эгоист, но он пользуется этим вовсю. Устраивается рядом с ним и целует в щёку. — Я курю, — недовольно бурчит Алан, но приподнимает уголки губ в улыбке. — Мог бы и отвлечься от этой гадости, — отвечает в тон и продолжает его целовать. — А ты у нас, значит, за здоровый образ жизни? Что-то припоминается мне, как на днях ты дымил на кухне. — Это другое, — ворчит Макс и кладёт руку ему на плечо. Притягивает ближе к себе. Ему мало. Они не виделись месяца три нормально, так что он вполне себе имеет право. — Отмазки детсадовские. Строчки в песне можно сложить воедино и без сигарет. — Знаешь, Бадоев, не тебе мне втирать про ребячество. Кто из нас больший ребёнок ещё... Он прикусывает кожу на шее, еле-еле, скользит по ней языком. — Запрещённый приём. — Угу. И мне ничуть не стыдно. — Та да, — посмеивается Алан, — стыд остался в прошлом. — В 2008-м, если точнее. — Он пальцами залазит под рубашку и пробегается по голой коже. Не хватает. Ему всегда его не хватает. Хочется уткнуться ему в плечо, оплести руками-ногами и не выпускать из постели. Выключить нахрен телефоны — без них справятся и так. И просто лежать в обнимку, болтать о всякой ерунде, считать его выдохи-вдохи, чувствовать, как бьётся его сердце в груди, и дуреть от счастья. Но по плану у них очередные съёмки послезавтра, а это означает, что им снова надо входить в рабочую колею и довольствоваться робкими улыбками и взглядами. Алан тушит окурок в пепельнице и подвигается к нему, позволяя и дальше трогать. Макс знает: это всё наносное, потому что он вот-вот начнёт мурлыкать. — Даже так? Ах да, они тут вроде как ведут серьёзные разговоры. — Ничего интересного. Простой мальчик из Херсона по имени Коля шёл за мечтой и нежданно-негаданно влюбился в мужика на девять лет старше. — Любопытно. — Он никогда ещё так не ошибался. Проект не значил ничего, а вот одно знакомство — напротив. Мальчик был глупый, не сразу понял, что за сокровище повстречал. — Жизнь многое расставляет по своим местам. Алан переводит взгляд на него. В его тёплых радужках пляшут смешинки, а ещё разлита тягучая нежность. И немножечко тоски — по таким вот умиротворённым минутам, когда они никуда не спешат, не работают на износ, когда могут просто побыть вдвоём, отгородившись от докучливого и чересчур шумного мира. — Не могу не согласиться, — говорит он и целует Алана. Поцелуй ленивый и ласковый, как заверение: я никуда не уйду, я с тобой, как принятие неизбежного: мне ничего не нужно, кроме тебя, уже столько чёртовых лет. Макс легонько толкает его на кровать, и они смеются. — Я счастлив, — шепчет Алан и ведёт рукой по его груди. В этом жесте нет никакого подтекста, это всего лишь жажда касаться. Прикасаться к нему постоянно. Макс знает, каково это. Он чувствует то же. — Я тоже, Ал. Очень-очень. За окном солнце светит вовсю, киевляне спешат по делам, стараясь не отставать от темпа мегаполиса. За окном кипит жизнь, но Максу нет до этого дела. Вся жизнь — здесь. В его мерном дыхании, в лукавой улыбке и лучиках-морщинках у глаз. — Алан? — М? — Как думаешь, если бы не «Фабрика», мы бы встретились? Алан берёт его за руку и сплетает их пальцы. — Обязательно. Макс хмыкает. — Правда? — Я не фаталист, но ты — это определённо судьба. Мой единственно возможный выбор. При любом раскладе. Он улыбается. Сто или даже тысячу раз он задавался вопросом, а что если бы Наташа так и не вытащила его в Киев, что если пошёл бы на поводу у родителей, что если бы... До ужаса страшно представить свою жизнь без Алана. Без фонтанирующей во все стороны энергии, без его детской непосредственности, без спасительного умения привести в чувство всего одним прикосновением или словом. Без вдохновения в каждой секунде, которую они проводят вместе. Он уже разучился без него. И едва ли сможет когда-нибудь. — Я без тебя вовсе не я, ты же знаешь? — Коль... У Алана, кажется, не находится слов. Он целует его, и всё именно так, как должно быть. Макс дышит им, и ничего больше не надо. Вся жизнь — в нём. Вся любовь.