Бал Красных Роз

Стоя на пороге дома Гилбертов с букетом роз, Элайджа заметно нервничает. Слишком по-человечески, он давно так не ухаживал за девушками, скорее это они липли к нему. Стук в дверь, и слух ловит шаги в коридоре. Дверь открывает Елена, и улыбка на ее губах гораздо важнее слов. — Я не спрашивал, какие тебе нравятся цветы, и поэтому доверился их королеве, — шепчет Майклсон, целуя девушку в щеку. — Спасибо. Проходи. Приглашение Елены первородному уже давно не требуется, но он не торопится пройти. Попросив минуту, возвращается к машине и, забрав с заднего сиденья еще один букет, спешит в дом. — Дженне понравится, — замечает Гилберт — ей ли не знать, как тете нравятся лилии. Дженна встречает гостя в столовой вместе с Джереми. В костюме Элайджа выглядит бесподобно, именно так думает она, когда первородный вручает ей букет и целует ручку. — Разрешите представиться. Элайджа Майклсон, — произносит вампир. — Присаживайся, Элайджа, — улыбаясь, приглашает к столу тетя Елены. Ужин оказывается очень вкусным, и какое-то время никто не решается нарушить тишину. Майклсон рад, что Елена сидит совсем рядом, и его ладонь ложится поверх ее в знак поддержки. Она нервничает, Элайджа чувствует это. — Элайджа, прости за нескромный вопрос. Сколько тебе лет? — все же решается спросить Дженна. На самом деле это не так и важно. Хотя бы потому, что Майклсон так смотрит на Елену. Чувства между ними и правда не пустой звук. В каждом жесте он будто пытается защитить девушку от всех невзгод. — Двадцать пять. Я знаю, что Елене только семнадцать. Но уверяю Вас, мои намерения серьезны как никогда, — отвечает Элайджа. На самом деле ему двадцать восемь, именно в этом возрасте он стал вампиром. Разница в возрасте для него кажется несущественной, ведь он живет слишком давно. Вечер с семьёй Гилберт проходит, на удивление, спокойно. Элайдже удается произвести хорошее впечатление на тетю Елены. Наверняка первородный не знает, но Дженна разрешила им с Еленой прогуляться перед сном. Шагая по лужайке, Майклсон не знает, с чего начать, все, о чем он желает рассказать, может испугать девушку. Все же решает начать с самого больного для себя, а именно с Кэтрин. — Елена, мы не говорили с тобой о прошлых отношениях. Я знаю, ты думаешь, это неважно. — Но для тебя важно, — будто подхватив его мысль, произносит Елена. Лучше прояснить все сейчас, уверена она. Ей хватало недопонимания с Майком, ни к чему повторяться. — Ты права, — передав портрет Кэтрин, шепчет Элайджа. Всматриваясь в изображение, Гилберт ничего не понимает. На пожелтевшем снимке она, сходство просто очевидно. — Это шутка? Вопрос сам слетает с губ, и все, чего она желает, чтобы это был просто розыгрыш. — Это Катерина Петрова. Мы познакомились на балу пятьсот лет назад, и она была с моим братом Никлаусом. Я влюбился, но Кэтрин лишь использовала меня, как и многих других, — рассказывает Майклсон. — Почему мы так похожи? — задает самый главный вопрос Гилберт. Первородный прячет глаза, он не рассчитывал на такой поворот. Глупо, но он был уверен, Елена знает. Молчание Элайджи сводит с ума, и сотни мыслей роем кружатся в голове девушки. Он что-то скрывает от нее и поэтому боится посмотреть в глаза. — Тебя удочерили, — спустя несколько мучительно долгих мгновений отвечает Элайджа. Он все проверил, изучил архивы, и сомнений не осталось. Елена, смотря в карие глаза, с трудом понимает смысл слов. Они выбивают почву из-под ног, и, кажется, в одно мгновение закончился воздух в легких. Такую правду нелегко принять, соленые слезы катятся по щекам. — Прости, я думал, ты знаешь. Нам нужно возвращаться, — шепчет первородный, целуя дрожащие пальчики Гилберт. В мыслях Элайджа проклинает себя за такую глупую ошибку, но ничего не изменить. Он обещал не причинять ей боль, а в карих глаз ее через край. Елена не хочет в дом, где столько лет ее обманывали. Она то наивно полагала, что может доверять Дженне. Каково же ей сейчас — понимать, что всех, кого Гилберт считала семьей, чужие люди? Даже эта фамилия к ней не имеет никакого отношения. — Отвези меня куда угодно, но я не вернусь сегодня домой, — шепчет Елена, рыдая на плече у Майклсона. Это неправильно, но нет сил смотреть в глаза и делать вид, что ничего не знает. Она не сможет притвориться, только не сегодня. Внутри первородного настоящая борьба. Если сейчас он уступит Елене, то разрушит хорошие отношения с ее тетей. И все же выбор уже сделан, он всегда выберет ее, и наплевать на остальной мир и их мораль. — Хочешь уехать прямо сейчас? — спрашивает Элайджа, заглянув в глаза, наполненные слезами. Девушка лишь кивает, ей хочется поскорее исчезнуть с этой чертовой лужайки. Подойдя к машине, Елена без раздумий запрыгивает на пассажирское сиденье. Майклсон, поймав ее взгляд, молча заводит машину и выезжает на дорогу. Он так занят собственными мыслями, что весь путь проводит в молчании, как и Елена. Им о многом нужно подумать, но и поговорить тоже. Остановившись у двухэтажного особняка, Элайджа помогает Гилберт выбраться из машины. — Это твой дом? — осматривая шикарные владения, интересуется Елена. Ступая по дорожке из тротуарной плитки, девушка любуется живой изгородью из плюща, что принял замысловатые узоры под умелыми руками мастера. Шикарные шапки хризантем в изящных вазонах у крыльца, и воздух кажется чище, буквально впитав их аромат. Белые рельефные колонны, что стоят, как настоящие колоссы, держа на своих плечах огромный балкон. — Об этом я и хотел с тобой поговорить. Он твой, тебе лишь нужно подписать бумаги, — произносит Майклсон, распахивая дверь перед гостьей. Просторные залы наполняются светом по одному щелчку, представ во всей своей красе. Елена не знает, что ответить. Мысли путаются от неожиданности столь щедрого предложения, она не готова принять такой шикарный подарок. — Идем, — Элайджа ведет девушку на кухню. Ставит чайник на плиту и, наконец, садится рядом. Ему еще столько нужно рассказать, и возможно, завтра он не решится. — Я не рассказывал тебе о своих братьях и сестрах. Ты знаешь, что мать сделала нас вампирами. Но она не делала нас чудовищами. Мы сами себя такими сотворили. Только мой брат Никлаус стал результатом неблагоразумия нашей матери. Она скрывала от нас связь с оборотнем. Разгневанный предательством, мой отец заставил нашу мать наложить заклятие, которое подавило бы волчью сторону Никлауса, отрицая все его связи с истинной сущностью. Однажды брат уже пытался разрушить заклинание, и именно тогда в моей жизни появилась Катерина. Для обряда ему нужен был двойник, но все планы рухнули. Кэтрин сбежала и, манипулируя влюбленным в нее вампиром, обманом обратилась сама. Месть Клауса последовала незамедлительно, насколько я знаю, он убил всю ее семью. — Зачем ты мне это рассказываешь? — вздыхает Елена; она и так слишком много узнала за сегодня. Голова раскалывается от такого количества информации, и кровь стынет в жилах. — Ты двойник, Елена. И Клаус знает об этом, он скоро будет в городе. Мой брат одержим властью, а разрушив заклинание Эстер, он получит то, что так желает. Силу, не доступную даже первородному вампиру. Ты представить не можешь, насколько он жесток и мстителен. Ответ Майклсона сеет настоящую панику в сознании девушки. Она-то думала, у нее проблема только с доверием. А теперь есть реальная угроза ее жизни. Что она может, когда противник — настоящий параноик с толпой приверженцев? Элайджа слышит, как меняется дыхание Елены, ее сердце стучит в груди слишком быстро. Страх буквально проник в каждую клеточку и затаился в глазах юного создания. Гилберт трет виски, пытаясь справится с эмоциями и болью. Хочется расплакаться, хотя слез уже не осталось. Всхлип срывается с ее губ, когда Элайджа прижимает к своему сильному плечу, потому что в его руках она может себе позволить побыть слабой. — Клянусь, Елена. Я буду защищать тебя, — шепчет первородный, все еще держа Елену в своих объятиях. Он хотел бы еще многое сказать и наконец, признаться что любит. Любит так, что готов убить собственного брата и нарушить их клятву «Вместе навсегда». Чайник, громко свистнув, заставляет обоих вздрогнуть. Чертыхнувшись, Элайджа выключает плиту и заваривает травяной чай. Елене нужно успокоиться, а целебный сбор — лучший способ. О ритуале Майклсон решает рассказать утром, слишком много свалилось на хрупкие плечи Елены. Не стоит на нее так давить, ей просто надо привести мысли в порядок. Лучшее лекарство — это сон. Время близится к двенадцати, и Элайджа провожает Гилберт в одну из гостевых спален — Останься. Я не смогу уснуть после всего, что узнала, — шепчет Елена, кутаясь в мягкий плед. Ее наверняка всю ночь будут мучить кошмары, а рядом с Элайджей не так страшно. Первородный знает, что любимая права. Сняв пиджак и туфли, Майклсон ложится на краешек кровати. Сегодня он будет охранять ее сон, взяв на себя обязанности ангела-хранителя. Аромат, что сводит с ума, и теплые объятия, вызывающие трепет. Так непривычно, что Елена не сопротивляется, а напротив, поддается умелым губам и рукам Элайджи. Трудно понять, когда они оказались так близко, но уже не столь важно. Горячие губы чертят замысловатые узоры на коже, что пылает от жара. Елена дышит чаще от такой пытки. Без одежды в объятиях самого страстного любовника за всю ее жизнь. Каждое движение — соблазнение, каждое последующее — наслаждение, что трудно не дрожать от ощущений. Ладони потеют от поцелуев в шею, а затем губы Майклсона переходят на позвоночник, сильные руки скользят по бедрам. Сжимают почти до боли, но вместо нее только жар, и вздох срывается с губ. Первородный просыпается от странного ощущения, аромат возбуждения наполняет каждый уголок спальни. Он оседает в легких, выбивая весь кислород, забивает собой все пространство. Обостренный слух ловит каждый удар сердца Елены, что даже темнота не может скрыть метания девушки по постели. Бисеринка пота скатывается по ее шее, и Майклсон сглатывает ком в горле. Он чувствует, как желание бежит по капиллярам, как оседает внизу живота. — Элайджа, — томно вздыхая, шепчет Елена. От ее слов у первородного не остается мыслей, остальной мир теряет смысл. Остается только она, такая страстная и сексуальная, что от желания прикоснутся сводит пальцы и тяжело дышать. Сжимая плед потными ладонями и задыхаясь от страсти, Елена не подозревает, что все только сон. Майклсон же уверен, что такие сновидения не случайны, но пытается держать руки при себе. Знает, если коснется, то не остановится. Несколько мгновений Элайджа борется с собой, но все же уступает захватившему желанию. Нависнув над любимой, прокладывает дорожку из поцелуев на ее шее и впивается в манящие губы, когда Елена запускает пальчики ему в волосы. После он обвинит себя в том, что воспользовался ее состоянием, но только не сейчас. Гилберт понимает, это не сон, ощущения слишком реальны. Открыв глаза, лишь убеждается в этом. Принимая ласки Майклсона, она даже рада, что все вышло именно так. Ладошки скользят под белую рубашку, даря свое тепло. — Елена, — тихим шелестом отзывается Элайджа, вжимая ее в перину. Без устали он осыпает свою девушку поцелуями и заставляет желать большего. Своими ласками ему легко удается увлечь Елену в омут страсти. Она тает в его руках, часто дышит от каждого поцелуя, будто воздуха в спальне катастрофически мало. Одежда прилипает к телу, и первородный избавляет Елену от ненужной ткани. Каждая растегнутая пуговичка блузки — горячий поцелуй, от которого на кончике языка остается аромат ее кожи. Не кажется неправильным то, что минуту назад он в мыслях себе запрещал прикоснуться. Теперь все правильно, потому что Елена сама стягивает с него рубашку, и ее ладошка прослеживает путь от ключицы до пояса брюк. От желания у нее дрожат пальцы, что ему нравится безумно. Невинность — роскошь, и в каком-то смысле двойнику Кэтрин удалось сохранить ее часть. Она скромная и отзывчивая, любить ее нежно и медленно — все, о чем мечтает Элайджа, избавляясь от брюк. Елена опускает глаза, стараясь не разглядывать, но ничего не получается. Одно дело — сверстники-мальчишки, а теперь перед ней мужчина. Таким взглядом на нее никто не смотрел, никто не целовал так, будто в последний раз.