Огонь и крапива

Поздний вечер мало-помалу перешёл в ночь, причём ночь довольно-таки зябкую. Кутаясь в свой длинный плащ, Энмор торопливо шагал по деревенским улицам, не спуская глаз с двух женских фигур, что двигались далеко впереди. Через несколько минут деревня осталась позади, и Энмор оказался в странном, призрачном городе из шатров и кибиток. Огни театров давно погасли, лишь кое-где на берегу озера слабо мерцали костры. Трепетавшие на свежем ветру флажки казались чёрными, как хлопья сажи. Укрывшись за одной из палаток, Энмор увидел, как Тиориль завела мать в кибитку. Тихо хлопнула дверь, и воцарилась тишина. Энмор сделал было несколько шагов вперёд, но остановился в нерешительности. В такие моменты всегда неловко: и уйти стыдно, и чем помочь, не знаешь. И всё-таки он остался, потому что чувствовал: Тиориль ещё выйдет. И она действительно вышла через несколько минут, усталая и расстроенная. Кутаясь в широкую тёплую шаль, девушка подошла к кромке воды и села на траву, обхватив руками колени. Энмор осторожно приблизился к ней. Тиориль обернулась к нему: - Вы что-то хотели, мастер Энмор? – тихим голосом спросила она. Энмор шагнул к ней и сел рядом. - Да, - отозвался он. – Я хотел спросить, что случилось. Но если не хочешь, не отвечай. Я просто посижу здесь. Он замолчал и закутался в плащ, глядя на спокойную воду. Несколько минут они сидели молча. До их ушей доносились музыка и смех – праздник в Остоне снова шёл своим чередом. Но на берегах озера было тихо. Лишь ветер шелестел в тростниках и играл лентами на шестах. Тиориль подобрала с земли несколько камушков и принялась бросать их в воду. Энмор последовал её примеру. - Ты левша? – вдруг спросила Тиориль. - Нет, правша. - А почему ты бросаешь камни левой рукой? - Потому что ты сидишь справа от меня. Я не хочу тебя задеть. Тиориль помолчала. Потом проговорила странным, дрожащим голосом: - Мне никогда такого не говорили… На другом берегу озера сияли разведённые костры, похожие отсюда, издалека, на заблудившиеся золотистые звёзды. На их фоне мелькали фигуры людей. Плеснула вода – кто-то вытащил сети и понёс рыбу к костру. Энмор вздохнул, и Тиориль тут же повернулась к нему: - Почему ты вздыхаешь? - Да просто жалею, что не попал сегодня на спектакль. Пока я шёл на свадьбу, театры только начинали представление. По-моему, там даже играли «Старую ведьму»… - Ой, ты что, тоже любишь эту пьесу? – воскликнула Тиориль, чуть не подскочив от радости. - Просто обожаю! Нет в мире ничего свободней мысли… - Она пронзает стены, мрак, века, - подхватила Тиориль знаменитый монолог, - играючи крушит любые цепи, её шаги звучат в любой тюрьме… - Когда Эрмесанда произносит этот монолог в тюрьме, у меня просто слёзы наворачиваются, - проговорил Энмор. - Да, - отозвалась Тиориль, - у меня тоже… Ох, Энмор! Тебе стоило пойти на спектакль. Ты бы не увидел, как мама пришла на свадьбу. А теперь что ты о нас подумаешь! Энмор замешкался с ответом, но Тиориль, судя по всему, его и не ждала. - Мне так жаль, что это случилось, - проговорила она. – Нам теперь лучше всего будет уехать отсюда, а ведь мы продали так мало… Да и Сейдо жалко. Он не заслужил такого, и девушка тоже. Говорила Тиориль очень спокойно, но спокойствие это было каким-то хрупким. Энмор чувствовал: девушка волнуется, на душе у неё тяжело. - Ты похожа на это озеро, - сказал он. – Оно называется Холодным, потому что глубоко на его дне бьют холодные ключи. На поверхности оно гладкое и спокойное, зато внутри совсем другое. Тиориль рассмеялась. Смех её чем-то напоминал трели волшебных дудочек, что были развешаны над входом в её шатёр: нежный и грустный. Она опустила голову на руку, чтобы поправить косынку, но Энмор успел заметить, что на её глазах выступили слёзы, и Тиориль торопится их стереть, прежде чем они поползут вниз по щекам. - Что случилось между тобой и Сейдо? – тихо спросил Энмор. – Почему твоя мама сказала, что он тебя погубил? Он сделал тебе больно? Обидел тебя чем-нибудь? - Нет, - коротко ответила Тиориль, поднимая голову. Смотрела она не на Энмора, а на озеро. – Я вообще не уверена, что он что-то знал обо мне. Мы и разговаривали-то всего пару раз. Но мама приняла это слишком близко к сердцу. Она очень не любит мужчин. И всегда хотела уберечь меня от любви. Немного помолчав, она вновь заговорила: - Мама ушла из Сестринства из-за любви к мужчине. Ей тогда было тридцать пять лет, а он был моложе. Они хотели создать семью, но вы же знаете, Церковь не разрешает ведьмам выходить замуж. Даже если ведьма ушла от своих сестёр… Они прожили вместе только год, а потом он ушёл к другой женщине. Я родилась вскоре после того, как они расстались, и я никогда его не видела. Но мама мне много рассказывала об этом. Она потеряла голову сначала от любви, а потом от ненависти. Самое страшное, Энмор, что она возненавидела не только этого мужчину, но и всех остальных. Она учила меня тому, что все мужчины хотят от женщины только одного – сломить её и подчинить себе, уничтожить в ней то, что сами в ней полюбили. Она пыталась научить меня не влюбляться. Она пережила несчастную любовь, а вы знаете, как это влияет на ведьм. Энмор знал. Он мог бы сказать Тиориль, что на волшебников это влияет не лучше, но промолчал. - Ну, а потом к нам в деревню на сезонную работу приехал Сейдо, и я влюбилась, - просто сказала Тиориль, откидываясь назад. – Я не собиралась ему ничего говорить. Я ведь прекрасно понимала, что ничего у нас не выйдет. Но мама обо всём догадалась, и испугалась за меня. Испугалась, что я потеряю свой дар. А ведь я собираюсь вступить в Сестринство. Одна женщина готова принять меня в ученицы. Конечно, мне уже много лет, но ведь мама многому меня научила, так что, думаю, я справлюсь. - Значит, ты не сердишься на Сейдо? - Конечно, нет. За что мне на него сердиться? Я ведь видела его невесту, она красавица. Кто посмотрит на меня, когда есть она! Я желаю им счастья. Мне жаль, что так вышло сегодня. Энмор хотел ответить, но тут со стороны деревни донеслись радостные крики и пение. Молодые волшебники разом обернулись, чтобы увидеть, как по далекой деревенской улице идёт свадебная процессия. Энмору даже показалось, что он видит силуэты жениха и невесты, которых несли на высоко поднятых руках захмелевшие гости. Они направлялись к одинокому дому, что возвышался на столбах в отдалении от деревни. - Дом первого счастья, - пробормотал Энмор. - Что? – переспросила Тиориль, не сводя своих голубых глаз с толпы. - Так здесь называют дом, в котором молодожёны проводят свою первую ночь. Раньше люди верили, что в первую ночь после свадьбы жениха и невесту окружают духи. Поэтому они должны были провести эту ночь подальше от остальных людей. - Но разве церковь не учит, что это ложь? – серьёзно спросила девушка. - Учит, конечно. Но старые обычаи так просто не забываются. Гляди, они забираются по лестнице. Действительно, ловкий Сейдо уже забрался на самый верх и теперь склонился над лестницей, готовясь подать руку своей юной жене. Ильси поднималась медленнее и тяжелее; глядя на неё, Энмор вспомнил слова Риды и мысленно хмыкнул: эта ночь будет далеко не первой, которую Ильси и Сейдо проведут вместе, а значит, духов бояться нечего. Наверняка родственники молодожёнов тоже обо всём осведомлены, но приличия соблюдать надо. Ещё немного посвистев и посмеявшись после того, как дверь за молодожёнами закрылась, селяне стали расходиться по домам. Кое-кто ещё затягивал песни, но они почти сразу стихали, гасли, как огоньки в окнах дома старосты. Праздник кончился, и все спешили выспаться перед завтрашним днём. - Ну что ж, Тиориль, пока, - сказал Энмор, вставая и протягивая руку девушке. – Было приятно поговорить. - Мне тоже, Энмор! – сердечно сказала девушка, пожимая его руку своей пухлой мягкой ладонью. – Надеюсь, мы ещё увидимся завтра! Спокойной ночи! - Спокойной ночи! С этими словами они разошлись. На душе у Энмора было легко и спокойно. Как оказалось, зря.