***
Путь до Морода проделали молча. Нагред было решился поведать о своём прошлом, но передумал — стены Морода уже видны, не успеет. Хватит того, что придётся объясняться с остальными, почему он без добычи. Нагред ошибся. Никому до него не было дела. Он немало удивился, увидев, как пятеро омег покидали Мород. Клорви взял его за руку. — Куда они? — уточнил он и, не дождавшись ответа, бросился к ним. Нагред терпеливо дожидался, когда тот наговорится. Ни одного из покидавших он не узнал. Впрочем, те молоды, а замыкавший шествие — и вовсе юн. Они были детьми, когда Нагред уехал. Наговорившись, Клорви вернулся и кратко изложил, что случилось. — М-да, понабирались дерьма от южан, — проворчал Нагред. — Прогонять бесплодных — их обычай, как и расторгать браки. Он наморщил лоб, пытаясь вспомнить, какой сегодня день. Тот самый, случавшийся раз в пять лет, когда жрецы расторгали браки и омеги, не сумевшие подарить детей, и беты изгонялись из поселений. — Бьюви! — вспомнил Клорви. — Он должен быть среди них! Нагред шикнул, призывая молчать, и направился к дому. — Пятеро омег — бесплодны? Мород не такой большой, чтобы их было много! — возмутился он. — Всё просто: межальник не позволяет зачать, если его листья правильно заварить, точно соблюдая пропорции, но при неумелом обращении легко погибнуть, поэтому мало кто отваживается его пить, — поделился Клорви. Не удивило бы, если он рисковал собой. Отчаянный он. И отваги ему не занимать. — Лекарь наверняка знал, как правильно сделать отвар. — Зачем ему? — уточнил Нагред. И сам же ответил — южанам выгодно извести северян, не чиня войны. Наверняка мразь-лекарь подливал отвар, возможно, утверждал, что, наоборот, помогает зачать, или каким-то иным способом заставлял выпить. Омеги погибнут на дороге или станут игрушками для утех разбойников, что ещё хуже.***
Скрайд был пьян. Нагред отобрал у него бутылку и пристал с расспросами, что стряслось. Оказалось, Бьюви покинул Мород. — Я-а-а не п'нима-ал, что он знач'т для меня-а, — язык Скрайда заплетался, из глаз катились слёзы и терялись в густой бороде, — дум'л — п'дохнет, ну и пёс с ним, н'йду н'вого. — Вот так всегда: когда теряете, тогда каетесь! — Клорви замолчал, когда Нагред на него шикнул. Скрайд приложил к лицу синюю рубашку — ту самую, которая до того была на Бьюви. Клорви перекусил утренней кашей и решил прогуляться, заодно — позволить альфам выговориться. Он уже надел меховую жилетку, принадлежавшую Бьюви, когда кое о чём вспомнил. — Дай, — попросил он Скрайда. Тот осоловело уставился на него, но отдал рубашку. Клорви осмотрел её. Швы крепкие, единственная заплатка надёжно пришита. Одежда хотя и хранила запах Бьюви, но чистая. «Хороший он хозяин», — заметил Клорви. Тем лучше. Бьюви потому не зашил дыру, что неряшлив, а из-за того, что не успел. Всё встало на свои места — Бьюви рвал межальник, а не Марьен. Клорви подошёл к Нагреду. — Нужно поговорить. — Тот, занятый утешением друга, нахмурился. — Пожалуйста, это важно. Дело касается всего Морода. — Ладно! — Нагред поднялся. Скрайд допил большую кружку до дна, из уголка рта потёк эль. Нагред поднялся. Клорви направился к спальнику. Места, чтобы поговорить без риска быть подслушанными, увы, оказалось мало. Впрочем, если Скрайд узнает всё, то это будет всем только на руку. Нагред сел на лежак и принял в руки рубаху. — Ну, Бьюви в такой щеголял, — огрызнулся он. Клорви указал на дырку. Бесплодно, что не удивило: альфы нередко поразительно недогадливы, и Нагред из их числа. — Бьюви рвал межальник, — пришлось пояснить, — а не лекарь. — Рехнулся?! — Нагред хохотнул. — Пили мы со Скрайдом, а чушь несёшь ты! — Послушай! — шикнул Клорви. — «Рыжие волосы загорелись последними…» Ты, кажется, именно такие слова произнёс, когда рассказал о жреце Лери, заживо сожжённого твоим отцом. — Да… — Нагред замер с открытым ртом и выпученными глазами. — Думаешь… Клорви кивнул: — Именно. Бьюви — сын того жреца. Уж слишком велико совпадение. — Он изо всех сил стиснул запястье Нагреда — настолько, что никто бы не смог оторвать его от избранника Вели. Тот, впрочем, не вырывался. — Помимо лекарей-южан, рецепт отвара бесплодия знают жрецы Лери. Боги ведь велят рожать детей столько, сколько нужно… Все, кроме Лери! Клорви вспомнил рассказ Скрайда. Однажды тот поведал, что Бьюви, несмотря на то, что родился алтарцем, полюбился многим в Мороде и был вхож в чужие дома, охотно помогал омегам, особенно тем, у которых совсем недавно появилась семья, и они ещё плохо справлялись с хозяйством. — Бьюви опаивал ваших омег — тех, которые не подарили детей, отваром, — закончил рассказ Клорви. Он бросил взгляд на Скрайда. Тот подпёр голову руками и негромко пьяно напевал. Скрайд любил Бьюви, по-своему, возможно, понял это только сейчас, но любил. — Если Бьюви затеял всё это, чтобы Мород достался клятым чужестранцам, то не мог же он знать, что и его прогонят, — высказался Нагред. Клорви погладил его грудь взглянул в глаза. — Ведь людей осталось не так уж мало; хотя детей в Мороде стало рождаться меньше, но они вырастут и… Клорви не стал его слушать, вскочил и понёсся к выходу, на ходу поправляя ножны. Нагред нагнал его у двери. — Ты что опять затеял?! — выпалил он. Клорви замер. В висках стучало. Он не ошибся: Нагред всё же потрясающе недогадлив. — Ты не понял? Не знаю, что ещё задумал Бьюви, но он где-то здесь! — прямо объяснил он причину спешки.***
Нагред в одной серой полотняной рубахе зябко поёжился. К вечеру боги решили оплакать несчастных изгнанников и послали дождь. Клорви кивнул в сторону бет, стоявших у ворот. Среди них не оказалось ни одного рыжего. Стража у ворот не припомнила, чтобы Бьюви выходил. — Заприте ворота и никого не выпускайте! — неожиданно даже для себя приказал Нагред. — Но… — воспротивился стражник. — Ты не можешь. — Я сын Секха! — Словно в подтверждение словам вдалеке громыхнул гром. — Отныне вы будете слушаться меня и только меня! Если Толлион пришёл сюда, убил моего отца в честном бою, то не может не ждать, что однажды я вызову его на поединок! Толпа загудела одновременно с очередным раскатом грома, молнии осветили деревню. Нагред было хотел ещё что-то добавить, когда на плечо легла тяжёлая пятерня. — Уймись, сынок, южан куда больше чем нас. — Несмотря на дождь, в глазах Кьорна можно было разглядеть слёзы, навернувшиеся от гордости и счастья. — И пусть! — Нагред смахнул тяжёлую пятерню. Он застыл, будто превратился в каменный истукан. К воротам подошли южане. Толпа замерла в ожидании. — Что происходит?! — взвизгнул один из стражей в шлеме, украшенном нелепым конским хвостом. Нагред окинул его с головы до ног. Альфа, силён — достаточно, чтобы носить литую кирасу так, будто тонкую рубашку. — Происходит то, что я хочу вызвать Толлиона на бой. Я — сын Секха, и дом, который он занял, — мой. Мой! — выпалил он и повернул голову, когда краем глаза заметил неладное — молния сверкнула прямо над храмом. Даже гром не перекрыл скрежет меча. — Ублюдок, Толлион не напрасно подумывал тебя убить, жаль, отец Элберон оказался милостив… — южанин резко замолчал. — Отец Элберон должен быть здесь, с нами! — выкрикнул кто-то из толпы. — Он бесплоден! — Он свят и потому — неприкосновенен! Рокот словно решил вставить собственное слово, и дальнейшую брань невозможно было разобрать. Нагред терпеливо дожидался, пока споры не закончатся. Ему было холодно, но он мужественно терпел, хотя зуб на зуб не попадал — настолько холодный пошёл ливень. Клорви закутался в намокшую меховую жилетку и поднял ворот. Но главное другое — Твоор словно дал понять, что здесь. Давно Нагред не видел такой грозы — ни в Рагтаре, ни на Юге. — Ладно, хватит! — Он повернулся к Кьорну. — Меч есть? Кузнец улыбнулся: — Для такого дела всегда есть. Южане не сумели переспорить мородцев, невзирая на численное превосходство. Однажды они уже решили, что северные дикари, чтившие свои традиции, пойдут за тем, кто одолел вождя в честном бою, даже если это чужак. Не учли одного — однажды мог появиться житель северной крови, чтобы занять место, которое по праву считал своим. Кто-то взял Нагреда под руку. Он не сомневался — это Клорви. Тот тесно прижался — пусть в поисках тепла, но нежно. Толпа терпеливо ждала развязки. Невзирая на непогоду, никому не хотелось домой. Мородцы толкались, спорили друг с другом, иные выкрикивали слова поддержки. Кто-то выругался, расталкивая людей. Нагред усмехнулся. — Я так и думал, Граст пришёл поглазеть на представление, а потом доложить этому ублюдку Толлиону. — Он приобнял Клорви. Тот прильнул к нему в ответ. Вдвоём они сделали шаг вперёд. Граст не сдвинулся с места. И это стало его ошибкой. Блеск лезвия — и оно вонзилось в брюхо предателя Граста. Нагред потянул рукоять вверх и вспорол живот. Хлынула кровь, Граст захрипел. Некоторое время он смотрел на Нагреда. Тот поморщился. — Проклятье, глубоко всадил. Недолго мучиться будешь. — Даже дождь не скрыл неприятный запах. Лезвие задело кишечник. Мородцы загалдели, благо южане просто стояли. Нагред отпихнул ещё живого Граста. Тот бесполезно пытался зажать рану руками и булькал кровавой пеной. — Это — вызов Толлиону. Завтра на рассвете я жду его у общей могилы, где он похоронил моих родных как собак! — Он перевёл взгляд на предателя. — Вы пришли сюда и не можете не знать, что должны сделать мои сородичи, если условия будут нарушены! Гроза улеглась. Словно Твоор остался доволен и жертвой, и отвагой одного из сынов своих. Понемногу мородцы стали расходиться. Кто-то пнул Граста, устремившего пустой взгляд в небо. Предатель не заслужил достойного погребения. Южане, если хотят, пусть пачкают руки. Полежит до завтра, а утром люди Нагреда вынесут тело и выбросят в горах на съедение стервятникам. Южанам, судя по бездействию, тоже не было никакого дела до подхалима, подлизывавшегося сначала к семье Секха, после того, как тот погиб, — к Толлиону. Граст заслужил собачью смерть.