***
Много лет прошло, но привычка рано подниматься осталась. Даже лёгший в позднее время Эрм подорвался, едва петух успел прокукарекать. Вот что значит воинская дисциплина, однажды выработанная и оставшаяся на всю жизнь. Свеча давно догорела, а окон в комнате не было. Поэтому пришлось натянуть одежду на ощупь. Хорошо бы окунуться, тем более Эрм знал — в этом месте река делает поворот, образуя излучину. Скорее всего, вода не просто холодная, но ледяная. Тем лучше, бодрит хлеще квевы, которую варили из ростков пшеницы, после добавляли мёд. Эрм проверил, надёжно ли держатся ножны, и покинул комнату. В главном зале было тихо, только шуршание метлы дало понять — кто-то не спит. Эрм спустился и замер. Так он и думал. — На завтрак есть что-нибудь? — поинтересовался он. — Ась? — последовал странный вопрос и следом ответ: — А, свежего ничего. Могу гренок вчерашних, пока не зачерствели. Ещё пахнут чесночком, м-м-м! Рот наполнился слюной — настолько вкусно прозвучало. Эрм сглотнул. — Оставь парочку, хорошо? — попросил он. — Ладно. За водой собрались? Так не стоит! Я могу и сходить, и нагреть… — Борода «Ася» затряслась. — Кстати, я Грак. — Не нужно. Я люблю окунаться в холодную. — Стало быть, сердце крепкое. Завидую я вам, воинам. Как война, так вы мечиком р-раз — и нет головы на плечах, не то что в Мёртвой Выси было — ой, недоброе название! — набежали перты, девок переебли, мужиков… — Грак закашлялся. — …тоже переебли, — закончил Эрм. — Нет же! — Грак махнул рукой. — Поубивали! Одни бабы с малышнёй, считай, остались. Иные через девять месяцев… А, ладно. — Он поднял бровь, заметив, что Эрм прислушался к разговору. — Время-времечко было. Я чудом спасся, иные девки непорчеными даже остались. А деревни-то и нет. Пришлось осесть здесь да Дымную Дратву строить. Ух, батюшки, натерпелись мы горя-то… Эрм слушал и думал. Он помнил Мёртвую Высь. Но не помнил Грака. — Да, главное, чтобы не было войны, — заключил он. — Ага, вот худшее зло! — «Ась» поплевал три раза, затем постучал костяшками пальцев по столу. — Вояк-то нет почти. Сейчас молодежь другая: крепкому детине только выпивку да пожрать подавай, а он кулак не почешет, а в бой лезут сопляки вроде Рика Фравого. Ты правильно сделал, что отшил его. Ну какой из него боец? Девка девкой! А ещё о Лиаллоне мечтает! Грак хрипло рассмеялся, Эрм не понял причину веселья. Не понимал он, почему тщедушный мужичонка судит по внешности, хотя наверняка куда более хилый, чем Рик. — Благородное желание, — заступился он за юнца и направился к двери, чтобы прекратить разговор со словоохотливым «Асем». Туман ещё не рассеялся, хотя солнечные лучи показались из-за холмов. Эрм направился к воротам, пнул петуха, которому отчего-то вздумалось напасть на его сапог. Тот с кудахтаньем отскочил. Кто-то возился и шуршал сеном в сарае. В конюшне ржала лошадь. Эрм отодвинул засов и раскрыл створки, не мешкая свернул влево — туда, где из-за кустов виднелся густой туман. Лоб покрылся потом. Однажды не получилось издалека увидеть, что кто-то собрался напасть, и теперь лицо уродовал шрам. Эрм дотронулся до повязки и продолжил путь. Кем бы враг ни был, он получит своё — за испорченную жизнь, за то, что вместо того, чтобы гордо носить звание паладина, Эрм стал наёмником и охранял товар мелкого купчишки, защищал груз вместе с напарниками от бандитов. Тем и зарабатывал на жизнь. Он нашёл тропку, протоптанную работниками постоялого двора, и пересёк кустарник. И замер, когда услышал плеск. Кто-то догадался здесь искупаться? Эрм присмотрелся. Некто не только мылся, но и пришёл за водой. Два ведра одиноко стояли на берегу. Рядом с ними валялась одежда. «Странно, женщины не ходят в одиночку», — подумал он, стараясь в тумане разглядеть хоть кого-то, после вышел на песчаный берег и наконец увидел того, кто помешал уединению. Не девица — уж слишком широкие плечи, узкий зад и худые бёдра. Юноша сидел на корточках, склонив голову над водой, и умывался. Голый. При этом был так увлечён, что не услышал шаги. Эрм смог разглядеть и выпиравшие лопатки, и позвонки… и русые кудри. Рик? Здесь?! Странный парень. — Холодная вода? — брякнул Эрм первое, что пришло в голову. Он ожидал, что Рик испугается и резко встанет, но не настолько. Тот сдавленно протянул: — А-а! — и бросился бежать, оглядываясь и не обращая внимания на собственные босые ступни. Это стало ошибкой. Рик споткнулся о корень росшего на берегу дерева и распластался на земле. — Дурак! — выругался Эрм и подбежал к нему. — Будто девица невинная! — Рик перевернулся, подтянул колени и уткнулся в них носом. Русые кудри рассыпались по ногам. И это, проклятье, было красиво. Плечи вздрогнули. Неужели плачет? Эрм присел на корточки. — Послушай, парень, у меня точно такие же яйца, как у тебя. Собственный хрен держу в руках несколько раз на дню, иногда дрочу — делаю всё то, что и — уверен — ты. — Рик поднял голову. Глаза были сухими. Не плакал, получается, только губы тряслись. — Я пришёл, чтобы всего лишь искупаться. Эрму стало неприятно, что взгляд нацелен на шрам. Почему-то люди в первую очередь обращали внимание на уродство. Он поднялся. Ноги успели затечь, и в ступнях противно закололо, когда он пошёл к вёдрам, рядом с которыми лежала одежда. Юнец оказался чувствительным к холоду, судя по дрожи. Странно, что он вообще решил окунуться. Когда Эрм вернулся, Рик уже встал. Он бросил тому вещи. Серая рубашка оказалась слишком лёгкой, и ветерок унёс её до того, как цепкие пальцы успели схватить. Рик резко развернулся и нагнулся, чтобы поднять — спешно, не думая, что взору Эрма открыто всё. В том числе и зад с засохшими следами крови. Вот оно что. Эрм успел сделать шаг, чтобы рассмотреть поближе, — до того, как юнец разогнулся. Ягодицы разошлись, и он успел рассмотреть анус, заметно припухший. Ошибки не было. Рик настолько спешил, что голову попытался просунуть в рукав. — Не торопись. Я всё видел. Зачем ложиться под того, который до крови ебёт? — упрекнул Эрм. Рубашка свалилась на землю. Губы Рика скривились. Не хватало ещё, чтобы разревелся. И вообще, юнец себя странно вёл, очень странно. Неужели… Эрм нахмурился. Повязка немного сместилась в сторону, когда он повёл бровью. Вспомнился Лиаллон и оголодавшие по ласкам воины, которые не смогли не попытаться подмять под себя «кудряшку Эрми». Тогда, в первый раз, продрали до крови, лишь много позже Эрм понял, что если всё случилось, то лучше не сопротивляться — не так больно. — Пожалуйста, — Рик не расплакался, — не говорите никому, иначе меня вся деревня засмеёт. — Он вцепился в ворот котта. Эрм посмотрел на руку, поросшую тонкими, довольно тёмными волосками, затем — в широко раскрытые голубые глаза. — Я сплетник, по-твоему? — Он хотя и понимал чувства юноши, но не подавал вида. — Конечно, не скажу… — он вздохнул, — и понимаю твоё желание научиться драться. Я готов помочь, если помнишь. Он отвернулся, чтобы не видеть предплечье, не искушать себя желанием взглянуть ниже пояса. Волоски на руках куда темнее, чем на голове. В паху, следовательно, тоже. Зашуршала одежда. — С-спасибо, — шепнул Рик, натягивая рубашку. — Не за что. Советую помыть всё… там, — отозвался Эрм и отошёл. — И ещё: я буду раздеваться, и если тебя пугает вид голого мужского тела, отвернись. Он направился к кромке воды и не видел, чем занят Рик. Ему было всё равно. Хотя нет, жалел юнца. Возможно, не понял бы, если бы сам не прошёл через подобное. Жалел, но не смог двух слов связать, утешить так, как это получалось у женщин. Не рассказывать же полузнакомому человеку о прошлом. Хотя Рик поймёт — не потому, что сам глубоко несчастен. Отчего-то Эрму казалось — он добрый паренёк, несколько наивный — иначе бы никакая мразь не осмелилась тронуть. Вещи одна за другой упали на землю. Эрм повертел ножны в руках. Ушёл? Нет? Возможно, Рик так торопился, что забыл вёдра. — Ты ещё здесь? — уточнил Эрм. — Я уже… Я ухожу! — отозвался юнец. Понятно, откуда ощущение, словно в спину кто-то иглу воткнул. Почему-то Рик не упустил случай и бесстыдно таращился на голого мужчину. Эрм наморщил лоб. «Ох уж эти юнцы. Выходит, ему мужчины нравятся, и он искал любовника. Нашёл на свою голову!» — догадался он. Краем глаза он заметил, как вёдра пропали. Рик подхватил их и удалился. Если бы Эрм не узнал от него же самого вчера, что мать беременна, то решил бы, что и повадки у юноши женские, возможно, съязвил бы, что не на кулаках нужно драться, но брать пяльцы в руки и расшивать ткань узорами. Но Рик всего лишь не позволял женщине на сносях таскать тяжести. Хороший сын, как видно, а дочерей нет, мелькнула догадка. Эрм пригладил кудри, затем, обернувшись и убедившись, что Рик ушёл, стянул повязку с глаза и полез в воду.***
Рик спешил. Мать вероятнее всего заждалась, а он в то время… Проклятье, надо же было такому случиться, чтобы всё узнал посторонний человек, и поэтому было стыдно, хотя Эрм не отвернулся, да и презрение не почувствовалось. Разве что жалость уловилась, едва заметная, но неприятная. Рик не любил её, бесполезную и едкую. Щёки запылали. Теперь он точно не станет брать уроки. Эрм чего доброго решит, будто Рик увивается за ним. Хватило позора, когда тот бесстыдно таращился на мускулистую спину, плечи, которые не смогли спрятаться под копной вьющихся волос; крепкие, хотя и худощавые бёдра, поросшие довольно тёмными волосами; упругие ягодицы… А ведь хорош, хотя не настолько огромный, как отец, но великолепно сложён. Но если у Эрма мышцы точно отлиты из стали, то у отца — довольно дряблый живот и мягкие бёдра. Мышцы не перекатывались под кожей. Странно, что Рик в него не уродился, хотя это скорее к счастью. И жаль, что его не породил некто, похожий на Эрма. Рик удался в мать — первую красавицу. Он мало сейчас на неё походил, но та раньше была довольно хрупкой. Цвет волос унаследовал от отца, завитки прядей — от матери. Вспомнились волосы, разбавленные местами сединой. «Интересно, у меня такие же будут?» — задал Рик мысленный вопрос, но понимал — нет, не такие. У матери ни единого седого волоска, у отца — и вовсе наметилась лысина, но не белизна в прядях. Следовало поспешить — жители проснулись и улица перестала быть безлюдной. — Мать родила, а, Рик? — уточнила соседка — весьма дородная женщина с коромыслом на плечах. — Нет, — ответил тот. — Вот-вот на днях должна, — добавил, чтобы отвязалась. — А-а-а, надеюсь, что девочка родится. Ты-то раз-два, женишься и выстроишь дом, а она-то не молодеет. Помощница нужна, несподручно мужику женской работой заниматься! Ну вот, началось. Рик бессильно закрыл глаза. — Кто будет, тот будет. Это не яблоко, чтобы можно было выбрать не поеденное червяками, а целое. Это ребёнок! — прошипел он. — Мне пора! — и удалился, чтобы пресечь разговор. Девочка… Нет, ни за что! Никакие злые духи не могут так издеваться. Рик надеялся, что появится на свет мальчик, который обязательно уродится в отца. У матери живот не просто большой, а огромный. Повитуха сказала, что одно сердце слышала, вероятно, ребёнок крупный. Хоть он пусть не вырастет тщедушным, но высоким, как отец, и сможет дать отпор. Впрочем, последний к тому времени постареет, а то и сопьётся насмерть. За судьбу девочки Рик боялся. Если на него, мальчика, родной отец положил глаз, то… Он вздрогнул так, что вода пролилась, и остановился, чтобы передохнуть. Не стоит вспоминать, тем более идти некуда, хотя так хочется спрятаться. Вдруг Эрм расскажет кому-нибудь, и тогда позора не избежать… Проклятье, ну почему всё тайное рано или поздно вылезает наружу? Рик тронулся с места. И опять остановился. — Тьфу! — Давешней кошке снова вздумалось перебежать дорогу. Уж точно не к добру, вдобавок она села и уставилась зелёными глазами, словно поиздевалась. Рик попытался её обойти. Куда там? Она прошмыгнула под ногами ровно в тот миг, когда он сделал шаг в сторону. Поганое животное. И это несмотря на то, что Рик любил их. В его семье жил кот. Без них нельзя, иначе мыши не дадут покоя, сожрут зерно. Да и приятно, когда мягкий комок ложился рядом и урчал, успокаивая истерзанную невзгодами и стыдом душу. Кошка напоследок обернулась, мяукнула и быстро убежала. Рик, ссутулившись, продолжил путь. Времени на промедление не осталось, ему ещё курицу нужно зарезать, мать просила. Да и не стоило лишний раз злить отца. Голодный, тот становился невыносимым. Не иначе сейчас пьёт рассол и злится, если поднялся. Если нет — тем лучше. Рик остановился у калитки и прислушался. Тихо, вроде, только слышно, как мать что-то говорит свинье — кормит, получается. Он уже смелее направился к дому, но на порог ступить не успел — дверь открылась, и отец, почёсывая волосатый живот, вышел на крыльцо. Рик отвернулся, чтобы не видеть опухшую харю с глазками-щёлочками. — Где тебя носило?! — рявкнул отец. — За водой ходил, — оправдался Рик, опустив голову. Прядь упала на лицо, и он сдул её. — За водой… — последовал хриплый смех, — на озеро за холмами, наверное. Так? — Ответом стало молчание, и тогда речь продолжилась: — Знаешь, о чём я думал всё утро? Лучше б ты девкой родился. Зарабатывал бы пиздой деньги на постоялом дворе, и то польза была бы хоть какая! Ничего нового отец не сказал. Рик спрашивал у Грака, был согласен убирать дерьмо, выносить ссаные вёдра, увы, на работу его не взяли. — Ты что несёшь? Оставь мальчика в покое, прошу! — взмолилась вернувшаяся мать. Отец сошёл со ступенек и уселся на завалинке, а Рик юркнул в дом, чтобы не слышать перебранку, поставил вёдра в угол и закрыл уши, зажмурился, чтобы хотя бы помечтать о Лиаллоне, о том, что мозоли отныне будут появляться от рукояти меча. Хотя знал, что это не светит, что грёзы так и останутся грёзами. «Ну какой я рыцарь? Рыцарь бы не позволил так издеваться над матерью, не позволил бы опорочить собственную честь!» — упрекнул он сам себя и разжал руки. Перепалка прекратилась. Даже отец не любил выносить склоки за пределы дома. Лучше поспешить к курятнику. Рик осмотрелся и взял со скамьи топор.***
Не придёт, слишком напуган, догадался Эрм, не зная, чем заняться от безделья. Поедать жареные куриные крылышки целый день невозможно, да и пива столько не влезет. Слушать бесконечную трескотню Грака надоело, а посетителей не было. Появятся в лучшем случае вечером. Днём крестьяне заняты. Можно хотя бы выгулять верного Волка, нечего ему застаиваться. Конечно, гнедой конь не имел ничего общего с одноимённым животным, но Эрму его так захотелось назвать. Самое странное, что жеребец на кличку отозвался едва ли не сразу. Понравилась, выходит. Эрм позавтракал и расплатился с хозяином, затем покинул таверну и направился к конюшне. — Уезжаете? — спросил конюх. Грустно, потому что с отъездом постояльца терялась прибыль. — Нет, дело есть, — ответил Эрм и стал седлать коня. Конюху вовсе не обязательно знать, что он собрался на Тленное поле. Отчего-то его тянуло туда, где он едва не отдал жизнь. Говорили, если побывать на этом месте, то можно вспомнить врага до каждого изъяна на доспехе, до каждой вмятины на щите, до цвета глаз, видневшихся в прорези шлема. И даже туман на этот раз не станет помехой. Эрм погладил бок любимца, который смиренно терпел на себе сбрую. — Хорош, — заметил конюх. — Кобылку бы ему под стать. Какой жеребёнок получится, м-м-м! Он закатил глаза. И открыл рот, услышав ехидное: — Он у меня особенный. Жеребцов любит. — Тьфу, — конюх вытер рот, — серьёзно, что ли? — Эрм громко расхохотался. — Ну и шуточки у вас! На это ответа не последовало. Да, жеребята были, прекрасные. Один почему-то получился в яблоках. Хозяин кобылы недоумевал и выспрашивал у Эрма о родословной Волка. Тот в свою очередь клятвенно заверил, дескать, кобыла небось пошалила с каким-то другим конём. Как бы то ни было, но жеребёнок получился на диво красивым, и недовольство пропало само собой. — Ты из Мёртвой Выси? — уточнил Эрм у конюха. Тот вытаращил и без того круглые глаза и зачем-то поправил платок на голове. — Не-ет, скажете тоже! Я уже после войны переехал в Дымную Дратву да и осел здесь! «Жаль», — подумалось Эрму, но вслух он этого не произнёс. Конюха можно было бы разговорить, тот далеко не молод, вероятно, помнит войну. Грак местный, но чересчур болтливый. Можно было бы Рика поспрашивать, мелькнула мысль, но Эрм отмёл её. Юнец наверняка родился после войны и знать ничего не будет. И вообще, он не придёт. Застоявшийся Волк охотно вышел из конюшни. Ворота были распахнуты, и Эрм устроился верхом и пустил коня рысью. Он решил ехать вдоль берега реки, чтобы обогнуть деревню. У воды трава сочная — лошадиное лакомство. На том решено. Эрм свернул коня налево, направляя в то место, где встретился с Риком. Ох, зря он это затеял, зря вообще дал понять, что обо всём догадался. Желание поучить юнца постоять за себя только окрепло, но тот испугался. Эрм тоже боялся позора. Боялся, что отец узнает, как низко пал его сын, что тот не сумел отстоять собственную честь. Отец ничего не узнал, но Эрм не вернулся домой. Разумеется, берег был пуст, только следы на мокром песке дали понять — кто-то здесь был. — Ха, даже размер ноги одинаков, — сравнил Эрм отпечатки. Лучше здесь не оставаться, а поискать другое место. Лошадиные копыта утопали в песке, Волк медленно шёл, но верно. Тем лучше: времени от безделья девать некуда, можно насладиться видом противоположного берега, поросшего густым кустарником; чистой водой, из которой порой выпрыгивала рыба. Говорили — там, ещё в Мёртвой Выси, река ниже по течению была красной от крови после битвы на Тленном поле. «Кто же предатель?» — подумалось Эрму. Увы, на этот вопрос ответить никто не смог, хотя победа была одержана. Перты заметно недооценили рыцарей-лиаллонцев, а паладины даже не усомнились в верности своих подданных, насколько он знал. Самому, увы, не довелось увидеть, потому что в то время был при смерти. Но Эрм хорошо помнил сюрко с красным кинжалом. Его ранил свой же человек.