Храни Лиаллон

Небо на горизонте посветлело. Зачинался рассвет. Рик долго выплакивал всё, что наболело, Эрм молча перебирал кудри, слушал и искренне жалел семью Фравых. «Как же ты стал Фравым, Эрдан Дэерон? — размышлял он. Если бы не фамилия, он бы куда раньше догадался. С другой стороны, странно бы звучала знатная фамилия, данная Эрдану его отцом. Рик Дэерон? Кто угодно задумался бы, как и почему простого крестьянского паренька так звать. Странно другое: как у мерзавца появился столь светлый сын, чистый, несмотря на то, что не невинный. Эрм не сомневался — Рик уродился в мать красотой, от Эрдана мало что досталось. Иначе и схожая внешность позволила бы обо всём догадаться. Рик доверчиво обнимал и долго рассказывал о семье, о бесконечных побоях, о мертворождённых детях, о сестрёнке, исхудавшей и однажды навеки закрывшей глазки. Эрм прижимал к себе вздрагивавшее тело. И внутренне возмущался — той грязи, которая толстым слоем лежала на семье Фравых — или Дэеронов? — и намертво въедалась в кожу — настолько, что не отмыться. Рик ложился под отца, чтобы тот не трогал беременную мать? Чудовищно! При всей той мерзости искренне радовался появлению братишки на свет. Неужели не понимал, что кроху ожидает та же участь, что и его? Рик перестал плакать и сидел, глядя на водную гладь. Луна висела низко над землёй, распухшая и покрасневшая. Вот-вот — и взойдёт солнце. — Я-то гадал, почему никто в деревне не знает, что ты спишь с мужчиной, ведь такое трудно скрыть. — Эрм погладил спину Рика. Тот доверчиво положил голову на плечо. — Теперь понимаю — никому в голову не придёт заглянуть в дом, а мать ничего никому не скажет, потому что стыдно. Рик вздрогнул. — Она ничего не знает! — Да-а? — Эрм усмехнулся. — Уверен? Сколько времени он тебя ебёт? Год-два? — Рик промолчал. Эрм, не дождавшись ответа, продолжил: — Один-два раза можно скрыть, но если всё происходит долгое время — невозможно. Прости, не поверю. Твоя мать — эгоистка, которая скрылась за сыновней спиной, лишь бы её не трогали! Рик, судя по взгляду, не знал значения странного слова — «эгоистка», но не нужно родиться дураком, чтобы не понять по тону, что это плохо. — Нет, она у меня замечательная, — оправдал он мать. — Самая лучшая! Не удивил. Для Эрма мать тоже была самой лучшей, с самыми ласковыми руками, самым звонким голосом. Он не понимал, почему она лежит, холодная, бледная, не открывает глаз; почему братик, едва появившийся на свет, не кричит; почему отец плачет, горько, навзрыд, ведь паладины не должны лить слёзы. Это ведь по-женски! Эрм всё осознал, когда маму закопали в землю. Отец долго не горевал и женился снова, только детей больше не появилось. Он не огорчился, потому что сын у него подрастал. Хотя к последнему мачеха относилась с прохладцей, но не обижала. И однажды умерла. Эрм тогда не расстроился; изрядно выросший, он знал о смерти, но ещё наивный настолько, что не понял значение слова — «измена». У шушукавшихся в углу людей, обсуждавших, дескать, отец отравил жену, потому что та «изменила», нельзя было спросить. — Она слабая женщина. — Эрм обнял Рика и уткнулся носом в макушку, пахнувшую дымом. — Но ты… Как бы мерзко ни звучало, но ты должен беречь себя в первую очередь. Не думал, что без него вам будет лучше? Или хотя бы о том, чтобы уйти? Рик вздрогнул. Думал, получается, но боялся что-либо предпринять. — Хотел его убить, — решился он признаться, — но в таком случае меня ждала бы тюрьма, а мама — осталась одна с крохой на руках. Сбежать и оставить её с этим чудовищем не могу. — Неужели родных нет? — Эрм озадачился. Он не сомневался, что у Эрдана нет никого, но чтобы у матери? — Дедушка только… был… — ответил Рик, прижимаясь теснее и сминая камизу. — Мамин, не мой… Вот оно что. Единственный родной человек умер — наверняка давно. Кудри пощекотали щеку Эрма — ту самую, изувеченную. И это — проклятье! — приятно. Вдобавок Рик поглаживал спину, от него несло лёгким перегаром — поделился-то на пьяную голову. На трезвую, скорее всего, умолчал бы. — Но ты же понимаешь, что безнаказанным это оставлять нельзя, — шепнул Эрм, отстраняясь. Начало светать, и он уже смог различить черты юного лица, красивые, изящные, не подходившие безродному пареньку, так не похожему на отца. Тот улыбнулся. — Спасибо. Знаете, мне легче, — после этих слов поцеловал. Пьян ещё, вот и лезет, напрашивается, чтобы его отодрали. Эрм задался вопросом, что двигало пареньком — желал насолить отцу? жаждал познать ласки, а не грубость? влюбился? — но губ не разомкнул. Рик отстранился и разочарованно вздохнул. — Понял, я вам противен. — Он отвернулся. — После такого любой бы стал противен, понимаю. Дурак юный! — Нет, — Эрм удержал его от попытки встать, — но я не хочу, чтобы ты питал иллюзии… — снова непонятное словечко, понял он по взгляду голубых глаз, — и попусту надеялся, что я останусь ради тебя. Не останусь. И забрать не смогу. Так лучше. Рик поймёт, он умный парень. Точки над «i» нужно было расставить в своё время с Дафьей — до того, как та раздвинула ноги на берегу, и Эрм не смог сдержать пыл. Та не погибла бы, а дедушка, потерявший единственную внучку, не бросил бы вслед проклятие. — Знаю, — шепнул Рик и снова поцеловал. Отстранившись, добавил: — Я только… Я хотел знать, каково это, когда хорошо. — Проклятье, это он зря! Очевидно, хмель не выветрился ещё из его головы. Из Эрмовой — точно. — Мне с вами спокойно, безопасно, что ли, как… Как в объятиях хорошего отца, наверное. Он ещё раз поцеловал. Эрм отстранился и хрюкнул от смеха. — Чушь не неси. Отцы не спят со своими детьми. Это мерзко, — заключил он, повалил Рика на песок и навис на вытянутых руках. Тот не сопротивлялся и погладил обеими руками заросший подбородок, большим пальцем провёл по шраму, видневшемуся из-под повязки. Ну раз готов к расставанию, то можно, решил Эрм, подарить юнцу чуточку ласки, доказать, что соитие может быть не только мерзким, но и прекрасным; что есть любовники, для которых важнее то, что в их объятиях пылают от страсти. Он ещё раз поцеловал Рика и скатился в сторону, чтобы ничто не помешало залезть под котт. — Повернись спиной ко мне, — попросил он — уж очень хотелось поцеловать родимое пятно. Эрм откинул кудри и сделал то, что хотел — припал губами к багровой отметине, затем лизнул. Судя по вздоху, Рику понравилась ласка. Странная метка богов, ой какая странная и чувствительная. Эрм целовал её, легонько покусывал, после — полизывал, ловя шумные вздохи. Он нащупал пах. Так и есть, Рик возбуждён, судя по выпиравшему бугру. За ними, юнцами, не заржавеет, стояк появился ой как скоро. Но член лучше оставить на потом, сначала с мешавшей одеждой разобраться бы. Эрм сместил руку выше и нащупал поясок, к счастью, завязанный бантом, а не на узел. Достаточно потянуть верёвочку, чтобы подлезть под свободный котт. Кожа Рика оказалась горячей на ощупь, живот — твёрдым, без единой прослойки жира (что странно при таком-то отце), а на груди даже поросли тонкие редкие волоски, незаметные раньше. Эрм нащупал сосок и потеребил. Крохотный, тот мгновенно затвердел от ласк. Он повторил то же самое со вторым. — Чувственный какой! — шепнул он, целуя шею. — Славный мой, хороший. Только молю: скажи, если будет неприятно, не терпи! Как хотелось врезаться в зад, в который упирался напряжённый член, но нельзя: с Риком нужно обходиться как можно нежнее, чтобы — упаси, боги! — тот окончательно не уверился, что соитие — это мерзко и больно, нужно доказать, что это прекрасно. Шнурок брэ тоже оказался завязанным на бант — Рик точно знал, что его ждёт. Эрм просунул руку за пояс, перебрал пальцами волоски, редкие у пупка и густые в паху. Член оказался немаленьким, горячим и вздыбленным. Эрм обхватил пальцами ствол и было начал надрачивать, когда… — Стойте! — Он убрал руку, а Рик резко сел. — Я… помою… его… Дурачок, что, если бы соитие случилось не у воды, а в стогу сена, к примеру? Эрм не успел его обругать — Рик, скинув туфли, отбросил ненужные брэ с подвязанными к ним шоссами и побежал к воде. Проклятье, такой прекрасный стояк опадёт, что немудрено: Рик, присев на корточки, плескался. Эрм решил последовать его примеру и разделся, затем пошёл к кромке воды. Уже изрядно посветлело. Неровен час, сюда кто-то придёт. Глупости, здесь никогда никого не было. Рик закончил и сел на сухом песку. Эрм бегло ополоснул член и присоединился к нему. Так и есть, опал, съёжился, нужно опять ласкать. Красная головка скрылась под крайней плотью. Эрм сел рядом с Риком и легонько толкнул в грудь, призывая лечь. Тот послушался и откинулся на песок, позволил задрать рубашку и охнул, когда язык обвёл сосок, мгновенно затвердевший. Эрм сдёрнул ленту, удерживавшую волосы. Он знал, что любовникам приятно, когда кудри щекочут кожу, ему говорили. К тому же настрадавшийся паренёк заслужил как можно больше нежности… — Погоди, — шепнул Эрм и открыл поясную сумочку. Главное, чтобы не забыл. Он всегда носил его собой — флакон с облепиховым маслом, призванным заживлять раны. Никогда ещё Эрм не догадывался использовать для такого — стоило масло ведь довольно дорого. Но Эрдан был груб и продирал до крови, мразь. «Знал бы ты, ублюдок, что твой сын охотно готов подставить мне свой зад!» — пришла в голову злорадная мысль — не вовремя, ой как не вовремя! Жаль, что Рик — сын последней сволочи. Он не заслужил такого отца, точнее, Эрдан не заслужил такого сына. Он вообще не заслужил детей. И жизни — тоже. Может быть, Рик однажды не сдержится и похвастается в порыве гнева, что Эрм — прекрасный любовник, который не погнушался ласкать его ртом, ведь он наверняка не знал никогда такой ласки. — Ох, — всхлипнул тот, когда губы обхватили головку, открытую, ярко-розовую. Краем глаза Эрм видел, как Рик набрал в кулак песок и разжал пальцы. Давненько Эрму не приходилось кого-то одаривать такой лаской. Как правило, отсасывали у него. С Риком же всё по-другому. Тот вот-вот кончит, это Эрм чувствовал, поэтому отстранился и попросил: — Перевернись, пожалуйста. И на четвереньки встань. Так тебе легче всего будет. Рик охотно послушался, зад вздёрнулся кверху. Эрм легонько утёр налипший песок и раздвинул ягодицы. Крови нет, припухлости — тоже. Можно попытаться, хотя хотелось, ой как хотелось поскорее толкнуться. — Будет больно — не терпи, умоляю, — шепнул Эрм и вынул зубами пробку. Та с хлопком вышла, и масло полилось сначала на пальцы, потом потекло между ягодицами, отчего волоски, росшие вокруг ануса, прилипли к коже. Рубашка задралась, открыв выпиравшие позвонки и лопатки, волосы повисли, сквозь них просвечивало родимое пятно. Проклятье, красивое зрелище. Эрм, чтобы расслабить юнца, просунул ладонь между бёдрами, погладил всё ещё стоявший ствол; второй провёл по складочкам кожи ануса, тонкой, нежной. Рик сжался, но тут же расслабился, Эрм большим пальцем потёр мошонку, пальцем второй руки вошёл в него неожиданно легко, что немудрено: такие отношения не впервые, хотя и без удовольствия. Эрм осторожно протолкнул палец вглубь, ощупывая стенку в поисках плотного бугорка. Он был уверен — пока Рик юн, тот не доставляет неудобств, не разрастается, как у иных стариков, и не мешает отлить. Наоборот, судя по шумному вздоху, поглаживание доставляет удовольствие — настолько, что член стал куда более твёрдым. Горячий, он подрагивал в руке. — Рик, говори, — попросил Эрм. — Хорошо… — выдохнул тот и насадился на палец. Не умолчал про боль, не солгал. И это замечательно. Эрм вынул один палец и пристроил ко входу уже два. — Может быть неприятно, — предупредил он и пропихнул их внутрь. Рик если и почувствовал боль, то промолчал, вдобавок Эрм убрал руку от его члена, чтобы приласкать свой собственный, за вознёй утративший былую твёрдость. Он толкался пальцами, то и дело надавливая на чувствительную точку, пока Рик не расслабился окончательно и не позволил входить в себя не напрягаясь. Всё, теперь можно, иначе Эрм спустит семя на землю. А ведь так хочется войти в оттопыренный зад. Ещё и флакон вывернулся, масло пролилось, остались только крохи. Но ничего, чтобы смазать член, этого достаточно. Эрм отшвырнул бесполезную посуду и растёр масло вдоль ствола, затем пристроил головку ко входу. Рик всхлипнул, когда Эрм протиснулся внутрь. Тот замер, терпеливо дожидаясь, когда он привыкнет, затем погладил ягодицы, переместил руки на бока и осторожно продвинулся дальше. На этот раз — ничего. Рик не сжался, ни разу не дёрнулся. Тем лучше, иначе причинил бы себе боль. — Я в тебе, — нежная прохладная кожа яичек соприкоснулась с горячей ягодиц, — весь. Эрм придержал Рика за бока и толкнулся, неспешно. Ответом стал только вздох, шумный. Рик не пожаловался, но и не застонал. Второй толчок оказался куда более смелым. Эрм переместил руки ниже, на ягодицы. С каждым движением он вминал пальцы глубже, оставляя красные следы на бледной коже. — Славный мой, — толчок, — хороший! — Рик стонал, когда член проходил по чувствительной точке, кудри колыхались в такт. Когда выгнул спину дугой так, что рубашка, задравшаяся до лопаток, сползла до поясницы, раздалось: — Котёнок! Эрму хотелось, чтобы он кончил, познал разницу между ним и мразью Эрданом, поэтому он погладил бедро и наклонился, чтобы приласкать Рику член. Неудобно, проклятье! Он остановился. — Ложись на бок, мой хороший, — и, сжав собственный ствол у основания, отстранился. Рик охотно послушался и улёгся на песке, подперев голову рукой. Эрм пристроился сзади — как можно плотнее — и, приподняв его ногу, пристроил на собственном бедре, затем приставил член к растянутому им же входу и двинул бёдрами, довольно резко. Рик вздрогнул, но не сжал ягодицы. Эрму было неудобно, но уж больно хотелось подарить ласку, открытый затылок позволял целовать родимое пятно. Это он и делал; входя раз за разом, замирал и прикасался губами к багровой отметине, такой чувствительной. Рик всхлипывал, порой его пробирала мелкая дрожь. Страстный мальчик. Эрм его не забудет, когда покинет. Он крепко прижался к ягодицам, загоняя член по самые яйца, и замер. Затем погладил бок, живот от пупка и ниже, пока не нащупал член. Причём не опавший. Выходит, Рику нравится. И это прекрасно. Эрм сомневался, что тот кончит без помощи, поэтому начал наглаживать ствол, сильно, будто себе дрочил. Может быть, Рик развязался бы без такой ласки. Совсем немного понадобилось времени, чтобы он вздрогнул и протяжно застонал, выгнулся дугой, а ладонь Эрма стала липкой. Всё, хватит терзать несчастного паренька, едва ли не впервые познавшего страсть. Эрм покинул его тело, поднялся и пошёл к воде, чтобы угомонить не получившую своё плоть. Он, приподняв подол камизы, плеснул пригоршню на член. Тот мгновенно опал, головка спряталась под крайней плотью. Осталось вымыться после утех. Этим Эрм и занялся, пока не услышал плеск. Рик, очевидно, решил последовать его примеру. — Ну зачем? Я бы помог развязаться, — проговорил он — тихо, робко. Эрм выпрямился. — Развязаться? — усмехнулся он. — Папаша твой научил? Хуёвый из него любовник, раз ищет только развязку! — Рик не ответил. Только послышался плеск воды. Эрм обернулся и, глядя на макушку сидевшего на корточках паренька, добавил: — Подождёшь? Я куплю завтрак и принесу. Уверен, ты голоден не меньше меня. Рик затряс головой и встал. Солнце осветило верхушки деревьев. — Нет, мне пора. И так с отцом объясняться, где я был ночью. Мать не сможет подняться, поэтому скотина на мне. — В глазах блеснули слёзы, рот скривился. — Вы уедете? Плакать собрался, горе горькое, догадался Эрм, но вслух произнёс: — Нет, пока нет. Дело есть. Пока не завершу, никуда не уеду. — Он сжал губы, стараясь случайно не выдать, что собрался расквитаться с Эрданом. — Мы с тобой так и не продолжили тренировку. Приходи, а! Не позволяй этому сукину сыну издеваться над собой! — Хорошо! — Рик едва заметно улыбнулся — неосознанно, наверное. — Я обещаю. Эрм сомневался в этом. Он был уверен: если покинет Дымную Дратву, то Эрдан продолжит издеваться над сыном, тому придётся ублажать отца, чтобы не трогал маленького братишку. Всё вернётся к истоку, будто ничего и не было. Эрм оделся куда скорее, чем Рик, и поспешил удалиться. Есть хотелось неимоверно.

***

Щёки пылали. Наверное, и глаза сияли, поэтому крестьяне странно косились. Возможно, Рику так казалось. Он был уверен — влетит от отца, да и мать начнёт расспрашивать, где шлялся, не исключено — с кем. Никто не пристал с расспросами — и это хорошо. Рик оправил измятую камизу и двинулся дальше. Порой он слышал, как женщины перешёптывались, и чувствовал взгляды в спину. Ну и пусть болтают, утро ничем не испортить. Ведь он не просто шёл, но парил — так ему казалось. С высоты плевать на чужие злые языки. По-видимому, люди в Дратве потому любили осуждать, что никогда не сумели урвать кусочек счастья. Рик же взял, хотя знал — однажды придёт на постоялый двор, а Грак ему сообщит, что Эрм уехал. Если так, то нужно брать как можно больше именно сейчас. Погоревать всегда успеется. — Тьфу, нечисть! — Утро всё же было испорчено давешней чёрной кошкой. Понравилось, видать, усатой пугать, вот и выжидала, тварь хитрожопая, чтобы перебежать дорогу. Раздался смешок. — Не обращал бы внимания. Это всего лишь кошка! — Рик повернул голову в сторону говорившего. С высоты своего роста, оказалось, не заметил кузнеца. — Что такой счастливый-то? — Жерт нахмурил кустистые брови и пригладил рыжую бороду. Рик растерялся. Всё, выходит, написано на его лице. — Так мать родила! — выпалил он первое, что пришло в голову. — Братишка, здоровенький и крупный. Помнишь, ты ученика хотел? Поговори с отцом! — Родила, говоришь? Крупный? — Жерт хмыкнул. — Поговорю, но когда подрастёт, а то ты вроде и Данов сынок, а выглядишь, будто ел год назад. Рик не был с этим согласен. Год без пищи вынести невозможно. Месяц — да, и то тело вздувается, как правило. После войны всякое бывало, наслушался — и о том, что гробы вдвое шире сколачивали. Ничего, поест. Хлеб, увы, печь не умеет, но корову подоит и напьётся молока. Вчерашнюю репу приготовит, мать подскажет как. Рик — не бездельник, но стряпня давалась ему ой как тяжело. Но научится Лиаллона ради — рыцари не должны брезговать бабской работой. — Ладно, побегу, — поспешил он распрощаться с кузнецом, чтобы тот не заподозрил неладное. Он остановился у калитки, не решаясь войти. Стояла тишина, даже Гой не залаял. Зловеще как-то, мелькнула мысль. Разве что ребёнок плакал, и этот звук всё ещё не был привычен. «Братишка!» — вспомнил Рик и толкнул калитку, затем отправился по протоптанной дорожке к дому. Выкошенная трава порадовала глаз — не зря вчера расстарался. Кучка сена лежала у сарая. Скотина не мычала, не блеяла, стало быть, отец выгнал пастись. Рик ступил на порог и открыл дверь. Крик младенца стал гораздо громче. Мать, похоже, не торопилась успокоить сына. Неужели… Что-то оборвалось внутри, ведь она только родила. Могло случиться всякое — и лихорадка, и… Нет, лучше не думать о страшном. — Мама! — Рик всмотрелся в полумрак. Матери на постели не оказалось. Более того, та, одетая в бурый котт, сидела на скамье. Не выдержала, значит, поднялась. Даже косы заплела и спрятала под платком. И только вздрогнула, когда услышала окрик, подняла голову. Всё понятно. Плакала. «Ублюдок!» — подумал Рик об отце и бросился к ней. — Что, мама? Что он сделал?! Ответом стала пощёчина. Лицо запылало — не от счастья, но от крепкой руки. На мать стало страшно глядеть: глаза сверкнули, рот искривился — ни дать ни взять упырица болотная из страшных сказок! — А ты не знаешь?! Да вся Дратва только и делает, что обсуждает, как ты вчера какому-то мужику на шею вешался! — Вот оно что: за какую-то жалкую ночь расползлись слухи. — Ольва пришла помочь и сказала! Ей муж поведал, — продолжила она уже спокойным тоном. — Неужели мой сын… мужелюб? — подобрала нужное слово и разревелась одновременно с младенцем. — Мама… — Рик присел и положил ладони на её колени. — Да все знают, что Эльм — горький пьяница и выдумщик! — Да?! — Мать оттолкнула его руки. — Сам Грак поддакнул: повадился ты ходить к мужику заезжему — одноглазому, страшному аки Вельел! Рик опустил голову, гадая, что придумать, как оправдаться. Хотя почему бы не сказать правду, точнее, её часть? — А-а-а, вон оно что! — Рик натянуто улыбнулся и поднялся. — Нет, это невыносимо! Мужик этот, страшный аки Вельел, учил меня драться. Что я за мужчина, если не умею махать кулаками? А что касается… — он прикусил язык, — вчерашнего, так отец мне медных тренов отсыпал, чтобы я за здоровье братишки выпил. Только… Непривычен. Может, и вешался, но по-дружески. Помню только, что проснулся на берегу, — решился он так объяснить происхождение песка в волосах и на одежде. Помогло, мать успокоилась. Только ребёнок по-прежнему разрывался от крика. — Да? Говорят, он отвёл тебя наверх. — Показалось, не угомонилась, не поверила. — Да? — передразнил Рик. — Если бы Эльм не надрался и не уснул за столом, то увидел бы, что я ушёл, когда протрезвел. Увидел бы и «страшного аки Вельел», который напивался с кучкой князевых людей! Он подошёл к корзинке и взял малыша на руки. Тот мало того, что кричал от голода, но и, судя по запаху, обделался. «Неужели тебе так важны слухи, что ты не обращаешь внимания на сына?» — в душе упрекнул Рик мать и отнёс ей ребёнка. — Покорми его, — попросил он, протянув малыша. — Не мучь ни себя, ни его дурацкими сплетнями. — Та взяла младенца и расшнуровала ворот котта. — Как отец назвал-то? — перевёл разговор в более спокойное русло. — Малк, — последовал ответ. Изголодавшийся малыш охотно зачмокал. Рик прислонился к краешку стола, наблюдая за тем, как ест братишка. — Возьми! — обратилась мать к старшему сыну. — Голодный небось. Я блинов напекла и даже сливки сняла. Пыталась выпить кувшин до дна, да не лезет. Выходит, и корову подоила, догадался Рик и от стыда опустил глаза в пол. Пока он предавался утехам, мать, не оправившаяся от родов, поднялась и занялась работой. Рик сел и обнял её. — Где отец? — уточнил он. — Так лес рубить ушёл! Ольва-то чего пришла? Чтобы попросить его помочь! Их с Эльмом сынок женится на днях, а молодым жить где-то нужно! Не ютиться же в крохотном домишке, где ещё восемь ртов! Да и у Мусо тесно! У Мусо? Рик всё понял. Красавец Траф — парень на пару-тройку лет старше него, всегда улыбчивый, любящий развлечь девок игрой на флейте — женится на Сарне — некрасивой рябой тощей сплетнице. Не иначе как приворожила, у Трафа-то от девок отбоя не было. Получается, поднялась, чтобы отца собрать в дорогу. — Ну ффафья им, — пробормотал Рик с набитым ртом. Мать поднялась и подошла к стопке сложенных на ларе пелёнок. — Говорил, с ночёвкой едет. Только завтра появится, — заключила она. Рик различил облегчённый вздох. И сам перевёл дыхание. Ненавистное лицо ему хотелось видеть меньше всего. Мать не заметила, как он сам себе улыбнулся. Потому что никто не помешает встретиться с Эрмом.