Храни Лиаллон

До замка добрались к полуночи, судя по высоко стоявшей луне. Руки затекли, и Эрм потёр их, насколько позволяли путы. Стражники давались диву всю дорогу, что пленник настолько послушен, но глаз не спускали, боясь подвоха. Хотелось пить, и Эрм облизал сухие губы. За день ему никто не дал даже глотка воды. Возможно, не дадут. Главное — не унизиться и не попросить: уж слишком стражники любят издеваться над пленными. Большие ворота со скрипом отворились, и вся братия вошла внутрь. Флаг, наверняка с вышитым мечом, увитым розой, развевался над донжоном, но можно было различить только силуэт. Эрм огляделся, гадая, где же каземат. Несомненно, и тюрьма там же. Вряд ли Амейк Шейервейский его дожидается, хотя уже обо всём знает — ещё утром от отряда отделился гонец и ускакал в сторону замка. Так и вышло. Эрма отвязали от лошади. — Поворачивай направо… — лезвие меча уткнулось в спину, — и не вздумай дурить! Эрм не собирался. Иное дело, если бы в передряге довелось побывать впервые. Выбирался же как-то из тюрем. Но сейчас другое: он не просто наёмник, охранявший товар нечистого на руку торговца, но лиаллонец, прибывший, чтобы отомстить предателю. Главное — уверить князя, что он — тот, за кого себя выдаёт. Эрм попытался вспомнить об Амейке Шейервейском всё, что слышал. Тот, нынешний хозяин земель, по слухам жадностью уродился в отца, был суров к беглым крестьянам, если доводилось поймать. Смерть одного из них уж точно не спустит с рук. «Будь благоразумен, Амейк!» — мысленно молил Эрм, следуя за стражниками в тюремную башню. Провести ночь придётся в клетке, скорее всего, на голом полу, без пищи и воды. Привыкшему к голой земле наёмнику нечего бояться, даже если его поместят в одну камеру с несколькими заключёнными. Он знал — стражники, коротающие бессонную ночь, любят развлечь себя зрелищем. Выдержит. Рик бы не выдержал, Эрм же — сможет. Несчастному пареньку и так досталось. Главное, чтобы не вздумал болтать и каяться. Ведь может. Совесть не позволит смолчать. Эрм бы сам не вынес её терзаний. А ведь Рик наверняка будет по ночам просыпаться и кричать. Даже Эрдана кошмары не обошли стороной. Тот заливал память крепким пойлом, сам говорил. Эрма провели вдоль стены, на которой стояли пушки. Он приметил их, когда приблизился к замку. Князь всё делал, чтобы укрепить свою обитель. Почти пришли, вот и каземат. Факелы осветили крепкую дубовую дверь, та открылась, пахну́ло затхлостью, что немудрено в столь туманных местах. Не исключено, что серый камень порос зеленоватой плесенью, этого не рассмотреть в полумраке. — Привели? Льен-то успел разболтать, — хохотнул кто-то, потирая сонные глаза. Эрм успел разглядеть и серый котт до колен, и ноги, наспех обутые в кожаные сапоги. Спали ребята, но проснулись, чтобы поглазеть на загадочного лиаллонца. Или просто на убийцу, смотря какую весть принёс гонец в замок. — Привели. Послушный мальчик, — ответил тюремщик, стоявший позади, который тыкал мечом в спину. — А теперь, ребятки, подмогните и снимите панцирь. Такое добро нам самим пригодится. Хорошая работа. — …мастера Кьярра из Крызьмы, — закончил Эрм. — Заткнись! Тебе слово только князь даст! Эрма обступили со всех сторон. Несколько пар рук возилось с ремнями, пряжки позвякивали. Князевым людям не привыкать к доспехам, они довольно быстро управились — и панцирь, разделённый на две части, оказался в руках сонного, подсвечивавшего факелом. — Теперь снимай сапоги! — Эрм наступил пяткой на носок. Нога вышла довольно легко, что немудрено — сапог довольно быстро растаптывается. Он отпихнул обувь, которая, увы, не принадлежала ему отныне. Подобный манёвр повторил со вторым и остался только в котте, брэ и шоссах. — Ведите! — приказал тюремщик. — Мальчик, как погляжу, на диво послушный! Эрма было глупо называть мальчиком. Он понял, что его опасения оправданы. Тем лучше, что заранее подготовился. — Постойте, князь приказал одни брэ оставить! — вмешался стоявший человек у двери. В неровном свете удалось разглядеть только поблёскивавший нагрудник. Эрм сомневался. Князево отребье решило насладиться зрелищем. Отчего-то тюремщиков забавляла возня в камере. Ну и пусть, если у самих давно не встаёт, значит, только и осталось, что глазеть на чужие утехи. Эрм вздохнул, когда получил предупреждение не дёргаться. Лезвие кинжала, перерезавшее путы, царапнуло запястье, капелька скатилась и упала на пол. Он даже не поморщился. Зато руки стали свободны. В пальцах закололо от прилившей крови, отчего они не послушались, когда он снимал котт. Кто-то отвязал шоссы. Одежда с тихим шорохом упала на пол, Эрм переступил, чтобы холод каменного пола не так пронзал ступни. Даже кандалы, защёлкнутые на лодыжках, не доставили таких неудобств. Ничего, переживёт. Доводилось ночевать на морозе, когда костерок погас, приплясывать, тереть бледные конечности и не обморозиться. Это — мелочь по сравнению с тем, что было. Вдобавок начнётся драка между заключёнными, кто кого. Скорее всего, он придушит сокамерника. Так уже бывало. Чтобы не посягал на зад. Ведь заточённому в тюрьму на много лет наверняка захочется спариваться. Вероятно, он обросший, вонючий и вшивый. Хорошо, если дурной болезнью не страдает. Эрм под конвоем, чувствуя тычки в спину, послушно пошёл вниз по винтовой лестнице. Ноги привыкли к холоду пола, и он едва их переставлял и однажды чуть не споткнулся о протянутую между ними цепь. Заскрежетала решётчатая дверь. Едва успела открыться, как его втолкнули внутрь. Трудно было рассмотреть, что творилось в глубине камеры. Кто-то пошевелился, возможно, крыса зашуршала. Хорошо бы просто остаться одному. Куда там? Факел осветил прикреплённую к стене цепь. Вот оно что, руки, получается, скуют и заставят целую ночь стоять, догадался Эрм. Так и есть, его подвели к стене. Он встал к ней спиной и отдёрнулся от сырости. — Не так, мордой повернись, — приказал давешний тюремщик. Не похоже, чтобы в углу скреблась крыса — уж слишком громкая возня. Вот как, не позволят отстоять собственную честь, догадался Эрм. Скованный, он не сможет дать отпор. Тогда нужно расслабиться, чтобы одуревший от похоти заключённый не порвал зад. Эрм упёрся лбом в стену и закрыл единственный глаз. Наверное, повязка сползла, возможно, её сняли. Ну и пусть. Не это — главное. Руку дёрнули — и наруч щёлкнул на запястье. За ним последовал второй. — Эй, тебе развлечение, Вигр! Сами не ожидали! — хохотнул кто-то. Проклятье! Вот как, значит, принято развлекаться у Шейервейских — обездвиживать новеньких. Теперь точно надежды нет. Хриплый смех убедил — Эрм в камере не один. Зазвенели кандалы, по всей вероятности, надетые на того, кого назвали Вигром. Тюремщики вышли. Дверь заскрипела, заскрежетал ключ в замке. Эрм не увидел, ушли или остались глазеть. Ну и пусть, хотя придётся терпеть унизительное прозвище. Возможно, его назовут Эрмой — женским именем, а то и кудряшкой Эрми. Главное — не сжиматься, будет не так больно. Всё равно некуда деваться. Эрм упёрся лбом в стену и крепко зажмурился. Совсем близко звякнула цепь. Он непроизвольно вздрогнул, когда холодные руки провели по спине. Раздалось гортанное мычание. «Немой, — догадался Эрм, — скорее всего, язык отрезали». Но какие же огромные руки лапали бока, возились с завязкой брэ! Эрм было дёрнулся в сторону, не помогло: шнурок лопнул, и одежда свалилась на пол. Костяшки пальцев придавили его шею к стене. — Попробовал рыпнуться! — Стражники, наблюдавшие за происходящим, рассмеялись. Проклятое желание сохранить честь! Ведь обещал себе не дёргаться! Кольцо, в которое была продета цепь, держалось крепко, а кулаки у Вигра мощные. Удар между лопатками получился ощутимым. — По голове не бей, — приказал кто-то. — Князь приказал сохранить жизнь! Амейк готов к разговору, уже хорошая новость. Эрм, придавленный к стене, почувствовал тёплое дыхание в темя. Цепь больно давила на затылок, и он с трудом повернул голову, чтобы хоть как-то дышать. Сокамерник, несомненно, давно никого не знал. Во всяком случае, член, горячий, напряжённый, чувствовавшийся через холщовую ткань, упирался в ягодицы. — Не рыпайся, а! — посоветовал кто-то из стражников. — Иначе сесть не сможешь! Это Эрм знал. — Всё равно ведь возьмёт! — вторил напарнику, судя по толком не успевшему сломаться голосу, молодой парень — почти мужчина. Проклятье, давно так не унижали. Еще и собственного насильника не разглядеть. А хотелось. Чтобы знать в лицо. Эрм притворно расслабился и дождался, пока Вигр не отстранится. Ведь наверняка отойдёт, чтобы спустить штаны и направить член куда нужно. Так и вышло, и Эрм попытался перевернуться и даже пнул ногой по волосатой лодыжке. Вигру удар оказался что ласка. В ушах зазвенело, когда Эрм получил кандалами по голове. — Сказано: не калечить! — прозвучало словно издалека. Наверное, содрана кожа, появилось ощущение, будто что-то течёт по голове. Снова Эрм оказался прижатым довольно мощной грудью, поросшей волосками. Снова тёплое дыхание на темени и горячий член, пристроенный ко входу. Блядь! Улюлюканье и хохот резанули по ушам. Хотя бы не застонать, ведь член-то отнюдь не маленький, а растягивать Вигр не собирался. Продерёт до крови, как пить дать! Поэтому лучше расслабиться, иначе запросто опозориться и застонать. Рик бы застонал, а то и расплакался, за что бы получил унизительное прозвище и имя — Рика или кудряшка Рики. Эрм тоже плакал, когда впервые оказался униженным. Но тогда-то он был юнцом, а не зрелым мужчиной. Отцом в придачу. Он прижался к стене. — Оттопырь зад, легче будет! — посоветовал давешний юнец. — Уймись, так забавнее! — цыкнул кто-то из стражей постарше. — Сам напрашивается. Эрм не послушался совета. И это стало его ошибкой. Он понял быстро, когда рука просунулась между ног, взяла за яички и резко сдавила. Блядь, такой боли давненько не приходилось испытать! Бывало, кто-то бил в пах, защищённый одеждой, но с этим не сравнить. Дыхание перехватило, Эрм непроизвольно согнулся, отчего зад оттопырился. Вигр только того и ждал, взялся за бока, цепь натянулась и царапнула кожу, и толкнулся. Не попал. Член скользнул между крепко сжатыми ягодицами. Рик бы не вынес, утешил себя Эрм, делая глубокий вдох. Боль несколько утихла, в мошонке заныло, но он не решился разогнуться, чтобы не испытывать подобное ещё раз, ведь мучения станут куда сильнее. — Оторви ему яйца! — с хохотом посоветовали Вигру. — Уймись, иначе князь твои оторвёт, — рявкнул кто-то, — если покалечишь! Смех прекратился, Вигр не то рычал, не то мычал, точно животное. Хотя он и есть животное, от возбуждения потерявшее разум. Возможно, ублюдки чем-то опоили, чтобы вызвать желание спариваться. Чтобы самим насладиться зрелищем. Капля стекла по лицу. Со лба, а не из глаза. Тем лучше, значит, Эрм не плачет, а всего лишь взмок. Вигр часто дышал, и он то и дело ударялся лбом о стену. Вот что значит сильная боль. Эрм почти не почувствовал, как член протиснулся в его зад. Видимо, Вигру самому неприятно — уж слишком медленно тот проталкивался, но упорно, затем замер. Второй толчок стал куда более ощутимым, Эрм закусил губу, чтобы не застонать. Хотя разницы нет, он уже унижен, опущен каким-то животным, которое не позаботилось о любовнике, а думало о том, чтобы засадить по самые яйца. Они шлёпали по ягодицам, волосы в паху Вигра оказались неожиданно мягкими. Развяжется быстро, вряд ли Вигру приходится частенько кого-либо ебать, догадался Эрм. Главное, чтобы обошлось одним разом, а то ведь может отдохнуть, затем повторить. Если это так, то трудно будет вынести. Рик бы точно сломался. И хорошо, что о нём появились мысли. Эрм виноват перед сыном, за это расплатился сейчас сполна. Он не сдержал стон, когда Вигр сделал последний, самый сильный толчок, и хрипло застонал. В заду защипало. Продрал до крови, ничего удивительного в этом нет. Эрм облегчённо вдохнул затхлый воздух, когда Вигр отстранился. Кандалы зазвенели, ушёл отдыхать, выходит. По ноге что-то потекло, сперма, возможно, смешанная с кровью. — Расходимся, ребята, представление окончено! — слова стражника дали смутную надежду, что подобное больше не повторится. Ныла не только мошонка, но и низ живота, в заду точно огнём жгло. — Повиси так ночь, — очевидно, обращение к Эрму. — Это предупреждение, чтобы не вздумал юлить и лгать. Князь этого ой как не любит. Замечу, Вигр сегодня не в состоянии кого-то ебать! По нечленораздельному мычанию трудно было понять, согласился насильник или возразил. Эрм прижался пахом к стене, чтобы хоть так охладить мошонку. Возможно, синяк на ней станет не таким выраженным. Потемнело, когда часть тюремщиков ушла и забрала с собой факелы. Храп дал понять — на самом деле всё. Эрм слабо улыбнулся. Порой всего-то нужно было знать, что больше его истязать не будут, чтобы появилась странная неуместная радость. Вдобавок Эрдан, подлый предатель, мёртв. Эрм не думал, что с ним станется, когда отыщет и убьёт его. Теперь знает. «Не стоит вспоминать. Не нужна вам эта правда. Легче не станет», — настаивал жрец. Ошибся. Стало, ещё как стало. Если бы не ёбанная жалость, то Эрм бы оставил тело там, в рощице. И не узнал бы, что у него есть сын. Если бы уехал, то не выяснил бы это. Но нет же, захотелось увидеться с Риком, позабавиться. Что было, то было, этого не отнять. Прекрасный миг жизни омрачился правдой, тяжёлой, которую трудно принять — настолько, что Эрм еле из себя выдавил: «Сынок!» Ведь хотел увезти парнишку. Только смог бы смотреть на него как на сына? Сумел бы Рик принять его как отца, но не любовника, который впервые подарил страсть? Эрм сомневался, скорее всего, поддался бы искушению, а Рик не смог бы противиться. Стыдно было бы обоим. Так что всё даже лучше. Эрм сполна расплатился за то, что не подумал в своё время о последствиях интрижки, зато Рику не пришлось гнить в тюрьме и терпеть похотливое чудовище. Ведь не выдержал бы, убил Эрдана, если бы всё так не вышло. Конечности затекли, и Эрм пошевелился. Его знобило. Тем лучше: прохлада притупила боль. Он переступил с ноги на ногу. Храп прекратился, поэтому пришлось замереть, чтобы Вигру вновь не захотелось спариваться. Некоторое время стояла тишина. Эрм молча смотрел на тюремщика, который сидел, сложив руки на столе и положив на них голову. Спал. Только толку? Отсюда не выбраться. Брэ так и валялись на полу, Эрм облизал пересохшие губы. Жажда, позабытая на время, вновь дала о себе знать. Тюремный смрад уже не так ощущался. Привык. Эрм упёрся лбом в стену и закрыл единственный глаз. И вздрогнул, когда услышал плач, надрывный. И не то рычание, не то вздохи. Он повернул голову. Нет, не может быть! Рик, раздетый догола, прижался к стене. На лице — дорожки слёз, а в зад вколачивался член, огромный. Не выдержал, пришёл в замок с повинной. — Нет, что ты наделал, котёнок! — выдавила пересохшая гортань. Эрм вздрогнул, очнулся от забытья и уставился на пустой угол, в котором копошилась крыса. Не то сон, не то морок, видение. Лучше не спать, пригрезилось то, чего он боялся. «Умоляю, не делай этого!» — мысленно взмолился Эрм. Лучше бы Рик оказался отпрыском Эрдана — того, кого не замучила бы совесть. Но ведь он — плоть и кровь Эрма. Трудно было сказать, какое сейчас время. В подземелье нет окон, но, судя по тому, что пришёл сменщик с ярко пылавшим факелом, наступило утро. Значит, Эрм провёл в забытье больше времени, чем ему показалось. Тем лучше, хотя подобных кошмаров он врагу бы не пожелал.