Храни Лиаллон

Рик отпрянул, пучок сена выпал из рук. Нет, не мог же он перепрятать окровавленные тряпки. Хотя почему бы и нет? Крепкий самогон творил с памятью что угодно. Вопреки расхожему мнению, пойло не помогло, наоборот, породило воспоминания вчерашнего утра — настолько красочные, что Рик не поверил, что именно его руки держали меч, что кричал и яростно глубоко всаживал лезвие. Он много не пил, поэтому похмелье не дало о себе знать, разве что голова болела, не более. Одежда прилипла к телу — настолько сильно он вспотел от ужаса. Неужели кто-то забрал вещи, чтобы поиздеваться, а то и вовсе к князю отвезти? Зато Эрм выйдет на свободу, князю не будет нужды его держать. Вдох-выдох, Рик покинул сарай и зачем-то задвинул засов. Подбежавший было Гой, прежде ласковый, отпрянул, когда он попытался погладить морду. Учуял убийцу? Неужели всё понятно с первого взгляда? Но почему тогда никто не высказался, разве что Фалем надрался и едва не бросился в драку, дескать, из-за Рика, треклятого мужелюба, всё случилось. Не вздумай тот опозорить отца и лечь под убийцу, Дан, «прекрасный человек», был бы жив и радовался, глядя, как растёт младший сын. Пьяницу удалось успокоить, но неприятный осадок остался. Слышались обыденные разговоры — о хорошем урожае, значительную часть которого заберёт хапуга-князь, но не более. Да ещё Жерт долго беседовал с Дафьей, успокаивал, дескать, не откажет в помощи слабой женщине. «Хорошо, если бы они сошлись!» — подумалось Рику. Порой — точнее, частенько — люди сходились, потому что заедало одиночество, потому что им, вынужденным брать на себя всё, тяжело: мужчинам — готовить, стирать и убираться; женщинам — чинить прохудившуюся крышу. О любви речи не шло, ни к чему она. — Ты так и не съел кости, что я принёс, — упрекнул Рик пса. Тот навострил уши и рыкнул. Наверное, Гой не захотел принимать еду от лживого человека. Однажды Рик, маленький, пошёл к соседям с огромным котом, который жил у них в то время. Он хорошо запомнил, как кошка-мать, некогда породившая чёрное как смоль чудовище, узнала сына и принялась облизывать. Учуяла родную кровь, при всём том, что Фравым достался котёнок, ещё тогда крохотный, но проворный, который хватался за нити лапами, разматывал клубки и носился по дому. Людям бы такое чутьё, как у животных. Кота давно не стало. «Всё равно мышей не ловил, лодырь!» — прошипел тогда Дан. Тогда-то маленький Рик заподозрил, что он убил кота — просто так взял и лишил жизни. Дым из трубы не поднимался в небо, а стелился по двору. Рик, рассчитывавший сжечь одежду, разочарованно вдохнул гарь и отворил дверь дома. И замер на пороге. Вот кто взял одежду. Дафья расстелила котт на скамье и уставилась на старшего сына. Малк заплакал. Мать взволновали вещички, но не кроха. Рик подбежал к корзинке и вынул братишку. — Опять про него забыла. Да что ж такое-то?! — выругался он. Личико младенца раскраснелось от натуги. Ну и как её покинуть? Малк умрёт от голода, хотя молока и в материнской груди, и в коровьем вымени было предостаточно. — Он ни в чём не виноват. Корми! Убить его захотела?! Дафья не пошевелилась и улыбнулась. Обезумела? Тоже возможно. Карие глаза подозрительно заблестели. — Ты меня обвиняешь в том, что я хочу убить младенца? — голос дрогнул. — Ты, убийца?! — Надо же, догадалась. Рик покачал малыша. Не помогло. — Говорили, дескать, скорбно склонился над ним, поэтому такой окровавленный. Не верю я! Уж кто-кто, а ты бы не скорбел! Взяла всё же сынишку. Рик облегчённо выдохнул. — Давай, иди, всем расскажи. Ну забьют меня, отцеубийцу, камнями. Ведь не признаешься, что я — выблядок, постараешься уберечь собственную честь. Тебе легче станет?! — Лучше не кричать, подслушать могут. Не станет. Дафья ведь не раз упрекнёт, по чьей милости осталась одна с грудным ребёнком на руках. Дан больше не будет терзать Рика, но жизнь не станет краше. Малк получил вожделенный сосок и замолчал. Тишина показалась непривычной. Рик сгрёб вещи в охапку и пошёл к печи. — Неужели тебя совесть не мучит? — От вопроса матери он вздрогнул. — За то, что подох — нет. За то, что в тюрьме невиновный — мучит, ещё как мучит. Сама слышала, я уснуть не мог. Всю ночь проворочался! — Рик повернулся и швырнул тряпьё в угол. Пусть мать делает всё, что захочет. — Не поверишь, хотелось пойти в замок и сдаться. Дафья отвернулась. Претило, выходит, смотреть в лицо сыну-убийце. Рик больше ни слова не произнёс и взял кусок хлеба, испечённого кем-то из женщин ещё вчера. Остался и кусок свинины, и ещё не успевшие закиснуть огурцы. И рассол пригодился. Рик зачерпнул из бочонка и жадно выпил. Вкусно пахло укропом. Праздник превратился в поминки. Желание поесть было что надо, невзирая на всё произошедшее. Рик вгрызся в мясо и жадно отрывал зубами куски, заедал хлебом и запивал надоенным с самого утра молоком. Дафья косилась на него, безмолвно упрекала, как можно спокойно есть, когда собственноручно убил человека. — Эрмьерна мне ничуть не жаль, — внезапно заявила она, — за то, что жизнь мне испоганил. Вот как, значит. Испоганил. Не изнасиловал, сама под него легла, а всё туда же. — Памера, по-моему, тогда с вами из Мёртвой Выси ушла, — с набитым ртом произнёс Рик. — Она Марме помогает избавиться от приплода, — намекнул он, когда проглотил. — Ты всего лишь могла бы меня не рожать и сообщить кому-то из глупцов, дескать, перты изнасиловали. Много девок от них пострадало, все об этом знали. Он проговорил это холодно. Наверное, научится не менее хладнокровно убивать. — Ты что?! — встрепенулась Дафья. — Дитя не зря дано матери, жрецы говорят, что вытравливать из чрева… Она замолчала, когда поймала сыновний взгляд. Хорошо бы холодный, как нотки в голосе. Рик поднялся. «Ну что ж, прости, Малк. Очень жаль, что не могу тебя забрать. Отыграется ведь на тебе за то, что рождён от Эрдана. Как бы то ни было, твой отец — сильный человек. Ты выживешь и вырастешь. Только молю: будь достойным», — послал он мысленное пожелание братишке. Сначала следует переговорить с Жертом, затем… Нет, пожалуй, лучше взять пару вещичек, а потом упросить кузнеца, чтобы не оставил мать. Больше нечего здесь делать. Вытравить дитя из чрева нельзя, получается, а подкладывать под мужа — можно. Странные рассуждения, ой какие странные. Дафья вскрикнула, когда Рик снял с гвоздя, вбитого в стену, накидку, расстелил на полу, затем открыл ларь и вынул первые попавшиеся котт и шоссы. — Ты куда собрался?! — Потревоженный Малк раскричался. — Ухожу. Эрм не будет сидеть в тюрьме за то, чего не совершал! — Рик хрипло рассмеялся и бросил на платок заплатанную камизу, грязные пятна на которой не отстирались. Хоть что-то. Ребёнок громко закричал, краем глаза Рик заметил, что мать потянула плащ на себя. — Не пущу! — и вцепилась в ворот, проклятье! — Меня же в покое не оставят, если в тюрьму… О Малке подумал?! Рик рванулся так, что котт треснул. Это плохо, и без того придётся думать, как и где разжиться одеждой. Лучше умолчать, не говорить, в какую сторону собрался идти, иначе выдаст, как пить дать! В кои-то веки он не смог не приметить «Меня же в покое не оставят». Вот оно что, о себе беспокоилась в первую очередь. Сначала пыталась привязать к себе Эрма, потом вышла замуж за первого встречного предателя, пытаясь сохранить честное имя, затем подложила сына под мужа, заметив, что последний становится добрее, когда выливает на пасынка ярость и гнев. Теперь старается удержать отпрыска, потому что боится остаться одна, знает, что одной женщине с крохой на руках ой как нелегко придётся. — О нём думать должна ты как мать, а не я. Когда… Если у меня будут собственные дети, тогда о них подумаю! — Рик направился к двери. Тем лучше, что он всего лишь простой крестьянский паренёк, а не изнеженный роскошью княжич. Сумеет и костерок разжечь, и ягоды в лесу отыскать. Благо их сейчас много. Не умрёт с голоду. Главное — не стать добычей диких животных. По крайней мере, знает, что огонь отпугивает волков, вдобавок можно забраться на дерево и заночевать на ветке. Волки не взберутся, а рысь не набросится на добычу крупнее себя. Плохо, конечно, что не умеет — убийство не в счёт — владеть оружием, но если суждено жить — не погибнет. Эрм-то выжил, хотя был тяжело ранен. Вон, вся грудь в рубцах. Он всё потерял, но не сломался. Именно это привлекло в нём — настолько, что Рик не смог не поддаться искушению. Хотя следовало брать пример, а не трахаться. Жаль, что понял это только сейчас. Но лучше поздно, чем никогда. Рик не сможет не выдержать. Ведь он — плоть и кровь Эрма. От мыслей его передёрнуло. — Рик, — позвала Дафья — уже спокойно. — Куда же ты пойдёшь? — Тот отмолчался, и она добавила: — Что, если тебя примут за беглого? Ведь князь суров… — Тем лучше. Будет легче объясниться, — съязвил Рик. — Доставят прямиком в замок. Он хрипло рассмеялся от недоброй шутки и толкнул дверь. Теперь всё, подумал он, когда сошёл со ступеней на землю. А ведь — проклятье! — даже обернуться не хотелось, чтобы взглянуть на дом, где вырос. Рик почувствовал на спине пронзительный взгляд карих глаз, но Дафья молчала, очевидно, не желала, чтобы крик все услышали. Ведь она куда сильнее боялась за себя, чем за сына, на котором своеобразно отыгралась за то, что его отец её некогда бросил. Рик прошёлся по песчаной улочке. Кто-то покосился на него, не желая ни о чём спрашивать, кто-то протопал мимо. Выглядело буднично, и тем лучше, что не было котомки за плечами, иначе бы подозрительных взглядов не избежал. На полдороге Рик остановился и всё же оглянулся. Из печной трубы повалил густой сизый дым. «Надеюсь, жжёт тряпки!» — подумалось. Кто-то потёрся о ноги. Рик опустил голову, затем присел и почесал за чёрным ухом. — Мр-р! — раздалось довольно громкое урчание. Кошка прикрыла глаза — единственные светлые пятнышки на фоне черноты, затем высунула язык, нежно-розовый, шершавый, и лизнула руку. — Прости, угостить нечем. Самому бы не сдохнуть, — произнёс Рик и отправился дальше. Туман уже развеялся, но стояла сырость. Может быть, пожалеет о том, что покинул дом. Но уж точно не сейчас. В голове не крутилось ни единой мысли, чем займётся, но и страха перед неизвестностью не возникло. Желание вызволить из тюрьмы Эрма оказалось куда сильнее. Рик вчера, в ступоре, до конца не осознал, что в тюрьму вместо него угодил невиновный человек, теперь же раскаивался и знал, что совесть поедом заест, а если того казнят, то… Нет, лучше не думать об этом. Рик тряхнул головой. Он не сможет жить с этим, и прекрасно об этом знал. С грузом убийства за плечами — вполне. Ведь Дан получил своё. Рик остановился, когда соседская старуха покосилась на него. Главное — не бормотать вслух. Наверняка он похож на безумца — с горящим взглядом, сжатыми в кулаки руками и шевелившимися губами. Хотя он и есть безумец. Разумный человек всё продумал бы, чтобы бежать. Рик свернул к дороге, которая вела к кузнице. Жерт уже не спал, он никогда не спал в это время, даже если не работал. Ветер донёс лошадиное ржание. И вздумалось же кому-то именно сейчас подковать коня! Но ничего страшного: повод похода к кузнецу, как и к лекарю, всегда можно обосновать. Дескать, гвозди понадобились, вот и пришёл. Или мотыгу нужно починить. Да мало ли причин? Послышался негромкий разговор. Определённо, кузнец с кем-то беседовал, но с кем именно, Рик так и не понял. Он встал у ворот и присмотрелся. Никого, вроде. Жерт разговаривал с лошадью… Конь! Рик хлопнул себя по лбу — за то, что не узнал его. Ведь как можно — гнедой красавец один на всю Дымную Дратву, и то пришлый. Волк, вот куда он подевался! Конь охотно пил воду из ведра. Жерт наглаживал его бока и улыбался. Рыжебородое лицо вскоре приняло хмурый вид, когда он увидел гостя. Рик прошёл во двор. — Здравствуй, Жерт, — сухо поприветствовал он. Кузнец сложил огромные руки на груди. — И тебе не хворать. Что, уже помощь понадобилась? Сам не сдюжишь? — Рик кивнул. — Ох уж эти юнцы! Не в обиду, но неважно, ебёшь ты кого или жопу под чужой хуй подставляешь, но давно пора научиться быть мужиком, мальчик. Как ни странно, обиды не ощутилось. Рик давно привык к кузнецовой прямолинейности. — Стараюсь, — оправдался он, — иначе бы не пришёл. Последние слова он прошептал. Жерт нахмурил брови и недобро посмотрел в его лицо. Рик даже не отвёл глаза в сторону, только закусил нижнюю губу. — Так-так, — огромная рука с силой сжала плечо, — что-то задумал. Пойдём в дом. Рик не смог издать даже сдавленный стон, когда кузнец рванул руку и поволок его в сторону порога, он едва успевал переставлять ноги и надеялся, что Жерт не будет задавать лишние вопросы. Хотя почему — не будет? Будет, наверняка заинтересуется, спросит: «Какого хуя тебе понадобилось бросать всё, что имеешь?» или пригрозит: «Не дури голову, сядь и успокойся», а то и закроет, чтобы подумал и успокоился. Рик посмотрел под ноги, чтобы не споткнуться на ступеньках, и вдохнул затхлый воздух, когда его втолкнули внутрь. Жерт если и убирался, то крайне редко — настолько сильно пахло пылью. Он запер дверь и задвинул засов, затем пошёл за стол, где лежали нарезанные шматки сала и перья лука. И не готовил, ел только то, что приносили селяне или на постоялый двор наведывался. — Садись! — прозвучало как приказ. Рик послушно опустился на скамью и посмотрел себе под ноги, избегая недоброго взгляда. — Так и думал: ты, стало быть, Дана прибил, поэтому хочешь сбежать. Проклятье, такое ощущение, что все знают, видят Рика насквозь. Сначала мать догадалась, теперь — кузнец. Знают, но почему-то прилюдно не говорят. — Я… — пискнул Рик. — Молчи! — Жерт снял крышку с корзины и вынул замотанный в тряпку продолговатый предмет. — Размотай да погляди, что это. — Когда ткань упала на пол, продолжил: — Этот нож я сам ковал для Керма. Знаешь, где нашёлся? Несомненно, вспомнилось то утро. Взмах топором — и Эрм едва успел увернуться, в руке был зажат нож, который затем куда-то подевался. Никто не задался вопросом куда. Рик начисто об этом позабыл, но оружие, присыпанное песком, осталось лежать, никем не замеченное. Очевидно, Эрм выронил. — Знаю, — последовал сухой ответ. Даже не сомневающееся «Догадываюсь», но твёрдое — «Знаю». Жерт вздохнул и закрыл глаза, затем положил шматок сала на хлеб и протянул Рику. Тот взял и надкусил. — Так и думал, сбежать решил… — от удара тяжёлого кулака по столу Рик вздрогнул. Щёки кузнеца раскраснелись, — от неприятностей подальше, потому что, не ровен час, кто-то обо всём догадается или этот наёмник выболтает. Рик молча прожевал и взял перо лука, сочное, жгучее. Вкусно. Если бы не неприятная беседа, то он поел бы с куда большей охотой. Только Жерт сделал неверные выводы. Догадался, кто убийца, но не о причине побега. — Я хочу вызволить Эрма, — тихо произнёс Рик — почти шепнул, — но боюсь соваться к князю с признанием. Я не хочу в тюрьму! — Нос хлюпнул — от лука, а не от слёз. Нужно продолжить, иначе кузнец снова невесть что придумает. — Слышал, как назвался Эрм? — Жерт не кивнул и никак не дал понять, что ему известно. — Эрмьерн Балмьярчик! Всё-таки не знал. Кузнец вздрогнул, складка между бровями разгладилась. — Балмьярчик? — удивился он. — Хочешь сказать, что он… — мотнул головой. — Я всегда жил на землях Амейка, в Дратву переехал, когда женился. Тленное поле и Мёртвая Высь паладину раньше принадлежали, теперь — никому. Земли-то прокляты! Даже Шейервейскому не нужны, а ведь он жадный до одури! — Жерт, осознав, что говорит не по делу, добавил: — Даже до нас доходили слухи, будто у Балмьяра сын пропал. Кто что нёс, но все пришли к общему выводу, дескать, к пертам переметнулся. Тело-то не найдено! Привёл подмогу и смылся, как все предатели. Но нет же, объявился… Он задумался и присвистнул. — Нет, он не мог… — попытался заступиться Рик. — Да понял я. Перты давно бы прибили. Знаешь, как они не любят предателей? Великий князь-то — ну, дедушка нынешнего — расселил паладинов вдоль границы, оттяпал земли у подданных и отдал им. Если Шейервейские все из жадной породы, то… — опять кузнеца унесло в другую сторону. — Проклятье! — Он потёр лоб. — Говорили, мол, убийца кричал, что Дан Фравый, отец твой покойный, не тот, за кого себя… — Рик напрягся, дожидаясь, когда мысли в голове собеседника придут в порядок. — Неужели… — Что-что, Жерт?! — юношеская нетерпеливость всё же взяла верх. — Что-что? Может, и ничего. Вспомнилось тут, как строил кузницу. Дан-то с домом сильно помог, а я и брякнул: «Сделаю всё, что захочешь». Ну он и принёс лиаллонский меч и попросил перековать хоть на что-нибудь, чтобы землю вспахать. Я отругал его, не хотел браться, думал, на Тленном поле подобрал, но… Проклятое обещание… Как же я ругал себя за сдержанное слово. Айля умерла, потом… Ну-у, у твоей матери дети либо мёртвые рождались, либо помирали во младенчестве… Думал, проклятие, но он, похоже, свой принёс. Тем лучше, что потрачено немало времени на беседу. Рик узнал хоть что-то. Заодно и имя Эрма обелил. Уже польза какая-то от него есть. Возможно, если кузнец вставит слово, то все поймут, какой мразью был Дан Фравый, он же — Эрдан Дэерон. — Ну, а ты-то что собрался делать? — уточнил Жерт. — К Шейервейскому соваться боишься. Неужели… — он мотнул головой, — решил к Балмьяру податься? — Рик не смог ответить и только несмело кивнул. — Ну и ну-у! Всё куда хуже, чем я мог предположить. Один вину на себя взял, второй помереть хочет, безоружный, без лошади и не умеющий драться. Слыхал я, что между мужиками чувства бывают, но чтобы такие! Лучше промолчать, не говорить лишнее. Не поможет, только сделает сплетни куда более грязными, ведь будут болтать, будто отец трахал собственного сына. Хотя ни в коем случае не солгут. Так и было. Да и Малку ещё расти, поэтому не стоило портить доброе имя Дафьи Фравой. Лучше пусть болтают о большой любви, поносят имя Рика. Тот поднялся. — Я поэтому пришёл с просьбой, чтобы ты мать не оставил. — Кузнец окинул собеседника взглядом, непонятным. Восхищённым, что ли? — А после этого… — всё же голос дрогнул, — можешь всем рассказать, кто настоящий убийца, но не сейчас, умоляю, Жерт! — Рик опустился на колени и положил ладони на мощные бёдра, прикрытые суконными шоссами. — Позволь уйти достаточно далеко — хотя бы до земель Балмьяра! Вот сейчас можно унизиться, хотя Рик не представлял, чем займётся после того, как доложит обо всём отцу Эрма. В Дымную Дратву вернуться не сможет. Значит, осядет в Крызьме, будет заниматься самой грязной унизительной работой за краюшку хлеба и кружку молока, ведь паладин решит, будто он самозванец. Главное, чтобы помог, не сможет не помочь, если Эрм — единственный сын. Пусть они не поладили в своё время, скорее всего, поэтому тот не вернулся к отцу, но ведь много времени прошло. — Дурак, что ли? Ну-ка поднимайся! Живо! — рявкнул Жерт и стряхнул с себя руки, будто крошки с подола камизы. — Знаешь, тебя не столько за мужелюбие шпыняли, а за то, что ты, будто баба, охотно ползаешь в ногах. Воины — подчинённые Балмьяра — как пить, будут потешаться, пинать сапогами, которые ты тщательно им вылижешь! — Рик медленно поднялся, кузнец замолчал и посмотрел на него, затем добавил: — Знаешь, о чём я подумал, когда Дан подох? О том, что он заслужил. Я был зол за то, что он проклятье в мой дом принёс. Дафью именно поэтому жалел, тебя — тоже, потому что дети не должны расплачиваться за родителей. Теперь, когда выяснилось, что никакого проклятия и в помине не было, всё равно не жаль. Хотелось обнять широченные кузнецовы плечи, но действительно, лучше не унижаться. Жерт смолчит, не разболтает. А всё потому, что был обижен на Дана Фравого, как выяснилось. Кузнец отвернулся, полез в ларь и вынул кинжал с ножнами. — На, — протянул он Рику. Тот взял и улыбнулся. — Хоть какая-то защита. И коня забирай, так и быть уж. Говорили, ждал хозяина на берегу, а я облизывался на этого красавца, поэтому отправился туда, заодно — нашёл ножик. У лошадей-то память ого-го, вспомнил, кто ему обувку поменял, поэтому пошёл ко мне. Не судьба ему, видать, — быть моим. Жерт вздохнул и погладил бороду. И едва не свалился, когда на его шее повисли. Рик, несмотря на все предупреждения, унизился.