Храни Лиаллон

Рика даже не стали связывать. За одно он отдал должное — за кусок хлеба, вяленого мяса и яблоко, а также за глоток воды. Воины отнеслись к нему с прохладцей, что его ничуть не удивило, но и открытой неприязни не проявили. Нужно было отдать должное Вискару — тот осторожно переломил стрелу так, что остриё даже не разбередило рану. — Достать нужно, а то загноится, — высказался Лефьерн. — Дурак? Возись потом с ним, с кровоточивым, меняй повязки. Нет, дотащим до замка, а там как паладин прикажет. Если пареньку повезёт, отдаст в руки лекаря, — вмешался немолодой воин, чьё имя Рик не узнал. — Если прикажет прибить, то возиться незачем. Рик надкусил яблоко. Кусок в горло не лез, но он запихивал в себя еду. Силы ой как нужны, чтобы не свалиться и… увидеть наконец-то Лорьяна Балмьяра, своего дедушку. — Да, кстати, — Вискар поднял палец вверх и посмотрел на жевавшего паренька, — откуда у тебя такие сведения об Эрмьерне Балмьярчике? Рик проглотил кусок. Пришла пора поведать обо всём. Но ведь время не позволило придумать, как скрыть слишком личное, как донести всё так, чтобы воины не усомнились в сказанном. Правда может оказаться настолько нелепой, что никто не поверит. — Он появился в Дымной Дратве, — начал Рик, — жил в местной корчме. У нас — знаете? — бои на кулаках там бывают, а мне были нужны деньги. Мы мельнику задолжали за муку, мать тогда ходила брюхатая… — Оставь россказни о своей семье! — прикрикнул Вискар. — Говори кратко, но главное! — Постой, он что, драться хотел? Ты что, ему веришь? — вмешался один из воинов. Ну вот, началось. Уже не верят. — Это правда, — возмутился Рик. — Когда нужны деньги, многие готовы на всё. Я надеялся, вдруг мне повезёт, вдруг воин оступится… — осёкся, поймав недобрый взгляд Вискара. — Продолжай, — поторопил тот. — Так мы познакомились! — Рик покусал губы, не зная, что говорить. Надумав, продолжил: — Он предложил поучить кулачному бою, потому что ему в этой глуши, как он выразился, заняться нечем. Я согласился, потому что очень-очень хотел уметь махать кулаками. Ну вот, придётся говорить, что он сын предателя. Не признаваться же, что Эрм — его отец. Из огня да в полымя, проклятье! — Научиться махать кулаками? Всего-то? — Лефьерн недоверчиво усмехнулся. — Откуда такое рвение помочь? Разве не насрать должно быть на наставника? — Заткнись, — перебил его Вискар, — доберёмся и до этого. Хорошо. Как и почему он оказался в плену? — Он, очевидно, понял, что его собеседник лихорадочно соображал, как утаить часть правды, поэтому поторопил: — Смотри мне в глаза и отвечай! Рик невольно выдал себя, когда посмотрел себе под ноги, как лгун. Он вздрогнул и взглянул прямо в лицо допрашивавшего его лиаллонца. — Я-а… Он… Убит человек, который… Который предал лиаллонцев много лет назад, когда случилась война! — наверное, правдиво прозвучало. — Он… Он жил в Дымной Дратве под вымышленным именем! Лефьерн присвистнул, остальные принялись бурно обсуждать услышанное. Вискар поджал губы и уставился на огонь. Он некоторое время таращился на языки пламени, прежде чем повернулся и задал короткий вопрос: — Имя? — Чьё? — Рик закусил губу, осознав, что спросил глупость. Он было открыл рот, чтобы ответить, но ему не позволили. — Моё, блядь, наверное! Я уже сорок лет как Гратьяр Длугий! — вмешался воин — тот самый, который норовил вставить слово. Так Рик выяснил имя ещё одного собеседника. Он посмотрел на лицо, стараясь запомнить черты, но кроме мясистого кончика носа и морщинки на переносице, ничего в глаза не бросилось. — Предателя! — Вискар заметно подобрел. — Эрдан Дэерон! Не думал не гадал Рик, что имя прозвучит, будто гром в безоблачном небе. Если воины помоложе недоумённо переглядывались — очевидно, не знали, кто это, — то лиаллонцы постарше были ошарашены услышанным. У Вискара, казалось, глаза, и без того навыкате, вот-вот вывалятся из глазниц. — Вот те раз! — присвистнул Гратьяр Длугий. — Думал, ищи-свищи его в Пертии, а он, оказывается, столько лет совсем рядом. Вискар шумно вздохнул и скривил — в который уже раз — рот. — Эрдан Дэерон… — тихо произнёс — почти шепнул. — Вымышленное имя… Какое? — Фравый! — не подумав, выпалил Рик. Проклятый язык, способный молоть, когда головой ещё не успел придумать ответ. Не стоило представляться полным именем, ой не стоило… Рик надеялся, что сказанное ранее прошло мимо ушей. Только зря, Вискар не был дураком. Это заметно по ехидной ухмылке, по короткому кивку. — Ты… — Сын Эрдана Дэерона. — Больше скрывать нечего, и Рик отвернулся и уставился на огонь, затем принялся жевать яблоко, не понимая зачем. Ведь мёртвым не грозит голод. От взглядов семи пар глаз стало не по себе, будто Рик — не обычный крестьянин, изорванный, израненный душой и телом, но диковинка заморская. — Ничего не пойму. Сын предателя, который бросил всё и отправился в неизвестные ебеня, чтобы выручить наставника, которого наверняка знал без году неделю… Неправдоподобно, — буркнул воин, до этого не произнёсший ни слова. — Поэтому сидишь в самых низах, что котелок не варит, — съязвил Вискар. — Одна польза от тебя — на страже стоишь исправно, не спишь, не ссышь. От громкого хохота напряжение куда-то улетучилось. Даже Рик слабо улыбнулся в ответ на ворчание обиженного лиаллонца. Вискар здесь главный, понял он, причём заслуженно. Немолодой воин понравился ему, несмотря на язвительность. — Ладно, давайте укладываться, — остановил распри Лефьерн, — иначе Хреф со своими людьми нас обгонит, хотя он ушёл куда дальше. — Дело говоришь. Основное мы выяснили, остальное — за паладином. Доставим его, пусть Балмьяр хоть собакам заживо скармливает. Как прикажет, так и будет! — Вискар снял с головы шлем и подложил под голову. Рик посмотрел на сверкнувшую от огня лысину, обрамлённую редкими волосами, но не сдвинулся, только бросил огрызок в костёр, чем поднял сноп искр. — Эй, тёплой постельки здесь нет. Ты же дрых на голой земле, когда мы тебя нашли, так что падай. Легко говорить, когда плечо не ноет. Рик с радостью улёгся бы на спину. Спать на правом боку ему надоело, но выбора не осталось. Он удобно, насколько мог, устроился на земле и подложил ладонь под щеку. Поросли на лице стало больше, отметил он, всё-таки превращается в мужчину. Осталось научиться стискивать рукоять меча, крепко — до боли в пальцах, и точно бить в цель, а также перестать падать в ноги, пускать слёзы и сопли, целовать чужие сапоги. Странно, что никто из лиаллонцев не назвал его девицей. Ему не поверили, но и не поиздевались открыто. Более того, они доставят его к дедушке… — Когда я увижу Лорьяна Балмьяра? — уточнил Рик. — Когда доедем, тогда увидишь. Конечно, если он того захочет. Возможно, посидишь взаперти, подумаешь, нужно ли скрывать хоть крупицу правды. И учти: паладина поцелуями ни в сапоги, ни в задницу не проймёшь, — отозвался Вискар. Не любит подхалимов, догадался Рик. Тем лучше. От пристального взгляда часового было неуютно, хотя сбегать он не собирался. Ни к чему это. Лиаллонцы — какая-никакая, но защита. Уж кто, а они прекрасно знают дорогу до замка. Рик улыбнулся. И поблагодарил удачу и богов за то, что не отвернулись от него. Если бы удалось уснуть… Дневной сон придал сил, невзирая на то, что оказался кошмарным, теперь же хотелось бодрствовать. Если бы не рана на плече, то Рик бы уселся у костра, скрестив ноги и глядя на языки пламени. Не спалось и Лефьерну. Тот болтал с часовым. Рик прислушался. Ничего особенного для себя не узнал, разве что понял, каковы женские сиськи на ощупь. Теперь будет знать хоть со слов, и если кому-нибудь вздумается у него выспросить, заявит, что упругие. — …у неё так мокренько промеж ног было, ну я и подумал, что она знавала не один хуй. Ну и… Ай, порвал я её! — заявил Лефьерн. Рик поднял голову и прислушался. Пусть плечо сколько угодно ноет, но любопытство, несколько детское, гложет. Лефьерн поймал его взгляд и замолчал. — Эй, не было ни разу, что ли? — Часовой пососал травинку и выбросил. — Было! — Опять Рик не подумал, что сказать. А ведь могут пристать с расспросами, каково это. Повторить про «мокренько»? Глупо, поэтому он удобнее улёгся и закрыл глаза, делая вид, что хочет спать. — Ну вот, даже у него «было». Я в его годы… — начал Лефьерн. — Плохо кончил! — хохотнул часовой. — Сынок-то подрастает, только не знает о папочке. — У него есть «папочка». Рик вздрогнул. Лефьерн, который ему понравился, как выяснилось, стал отцом. Ребёнок ему оказался не нужен. «Боги, сколько же нас — тех, кто узнал, что у них — другой отец? Сколько тех, кто не знает?» — Рик шумно вздохнул и закусил губу. Короткая история напомнила его жизнь. Только Эрм ничего не знал о сыне. У Лефьерна всё по-другому. — Вы не боитесь, что чужой «папочка» будет издеваться над вашим сыном? — не выдержал всё-таки. Лиаллонцы уставились на нагло вмешавшегося собеседника. Краем глаза Рик заметил, что Вискар поднял голову и прислушался. — Чужие дети… Если родным людям не нужны, то чужим — подавно! Воины переглянулись. — А ну заткнулись, спать охота! — рявкнул Вискар и повернулся к Рику. — А ты не встревай в чужие разговоры. Ишь что удумал, яйцо: курицу учить жизни! Пристыженный Рик опустил голову. Вискар прав: не стоит выкладывать всё. Хватит того, что Лефьерн не сводил с него глаз. Рик больше не произнёс ни слова. Он послушал разговоры, уже вполне пристойные. Речь шла о людях, о которых он ничего не знал, и поэтому на них было наплевать. «Если бы о Лорьяне Балмьяре хоть словечко сказали!» — подумал он. Хотелось разузнать о дедушке хоть что-то, хоть мелочь, чтобы отвлечься. Плечо не просто ныло, но дёргало. Вероятно, рана уже воспалилась. Рик надеялся, что избежит лихорадки, если она уже не началась. Ведь ему холодно, вопреки тому, что жарко полыхал костёр. Вдобавок глаза заслезились, когда он их открыл. Как видно, не обошла стороной, клятая. Зуб на зуб не попадал, точно Рик оказался зимой в чистом поле, абсолютно голый. Он не был голым. Несмотря на мороз, должно быть жарко от множества костров, ведь наступил Виток жизни — время, когда зима должна уступить место весне. По этому случаю в Дымной Дратве появились торговцы со всякими вкусностями. Все с любопытством посмотрели на огромный короб, закрытый тканью. — …теперь вам суждено узреть зверя, доселе невиданного! — вскричал паяц в яркой разноцветной одежде, подбросил факел и поймал. Рик не заметил, как стянули покрывало. То оказался не короб, но большая клетка. Селяне, расталкивая друг друга, столпились, желая взглянуть на диковинного зверя. Рику было всё равно. Он развернулся, но… Проклятье, уж больно крик из клетки похож на человеческий. Рик с ужасом уставился на пальцы «зверя», разглядев культю на левой руке вместо мизинца. Человеческие пальцы, отметил он. Толпа ахнула и отпрянула, когда пленник приник лицом к прутьям. Дыхание перехватило, когда Рик присмотрелся к «зверю». Довольно длинные, посеребрённые прядями локоны не смогли скрыть ни черты лица, ни пустую глазницу. — Нет, это же человек, — шепнул Рик и, расталкивая толпу, протиснулся к клетке. Ему стало жарко — настолько, что пот потёк градом. — Эрм, что же с тобой сделали?! Пленник взглянул на него, но, похоже, не понял обращённую речь. Он оскалился, с уголка рта стекла слюна. Голое тело было истощено, исполосовано шрамами. — Хорош зверь! — хохотнул кто-то. Рик узнал этот голос. «Проклятье, ты же мёртв!» — подумал он о Дане Фравом. Он вцепился в прутья и приник к ним лицом, зарылся пальцами в волосы пленника… — Эрм, что с тобой сделали… Отец! — закричал. Взгляд единственного глаза напугал его. То не был взгляд человека, но зверя. Рик плакал, пытался согнуть прутья, выломать дверцу — всё без толку: клетку сделали на совесть. Селяне дразнили Эрма, швыряли снежки. Рику было всё равно, что над ним насмехаются, неприлично обзывают. Главное — вызволить отца. Клетка не поддавалась, от усилий пот тёк по лбу, щёки горели, когда Рик наконец сдался. — Эрм... Отец, — шептал он раз за разом. Пленник точно не слышал его и только нечленораздельно мычал. Когда он в очередной раз открыл рот, стало заметно, что у него больше нет языка. Рик отпрянул и расплакался. Он несколько раз повторил имя отца, слова прощения. И замолчал, когда кто-то опрокинул на него ведро воды. Сердце бешено заколотилось, в глазах резануло — настолько ярко горел костёр. По щеке скатилась слеза, хотелось поверить: из-за того, что глаза воспалились. Рик поднял руку и прикоснулся к голове. И нащупал мокрую тряпицу на левом виске. Стало быть, жар. И сон — плод страха, многократно усиленного лихорадкой. Кто-то из лиаллонцев позаботился о Рике, и это не смогло не тронуть. Тот моргнул, чтобы свет так не ослеплял, и повернул голову. Вискар сидел у костра на коленях и, сложив руки, шептал молитву. Или не молитву? — Храни Лиаллон! — успел разобрать Рик последние слова. Вискар точно почувствовал на себе чужой взгляд и повернул голову. — Очнулся-таки, — заметил он и сжал губы. — Да, нелёгкую ты задал задачу. Тащи тебя теперь, больного, с жаром. Рик сглотнул. Пересохшее горло неприятно саднило. — Так… бросьте, — прозвучало хрипло, точно это не он произнёс, — только передайте… паладину… — Ага, «бросьте», сам всё передашь, — передразнил Вискар и на коленях подполз к Рику. — Пей давай, а то едва разговариваешь. — Он поднёс к губам фляжку. Рик приоткрыл рот и с жадностью начал глотать воду. Он поперхнулся, но продолжил пить. Струйка воды стекла по щеке, и он пожалел о драгоценных каплях. — Хорошо, что ручьёв полно. Пей! Рику не нужно было повторять дважды. Сил точно прибавилось, даже проклятущая ломота не так донимала измученное тело, поэтому он не успокоился, пока не осушил всё до последней капли. Даже этого, казалось, было мало, хотелось ещё, и Рик с грустью посмотрел, как Вискар отставил фляжку. — Спасибо, — шепнул он и закрыл глаза. И тут же открыл: Вискар посмотрел точно насквозь. — Ты бредил, — заметил тот и покачал головой. — Что я говорил? — Рик поднял голову. — Повторял имя. Эрм — сокращение от «Эрмьерн»? — Кивок в ответ. — Выходит, не солгал. Во сне не лгут. Предатель более чем получил по заслугам. Рик бессильно опустил голову. Последние слова ему не понравились. Намёк? Но на что? Лучше бы поспать, лучше забыться, рассудил он. Главное — больше не бредить. Если что-то и приснилось, то Рик этого не вспомнил. Ночь прошла спокойно, кошмар — ни повтор прошлого, ни новый — не привиделся. Если бы не проклятые ломота и слабость. Голова закружилась, когда Рик сел. Не доберётся ведь даже верхом. Воины его не бросили, ни разу не попрекнули и не посчитали зазорным, поддерживая под руку, отвести к дереву, чтобы Рик смог справить нужду. — Ты точно тот, за кого себя выдаёшь? — только это уточнил Лефьерн. — Тряпки-то непомерно большие. Рик поднял голову и посмотрел на сук дерева, под которым стоял. Сначала обвинение в конокрадстве, теперь — в воровстве одежды, разозлился он и оправил полы рубашки, стыдясь того, что штаны помогли подержать незнакомые люди. В любом случае отвечать на глупые вопросы не было ни сил, ни желания, поэтому он промолчал. Если Лефьерн ждал ответ, то ему в любом случае услышать было не суждено. — В замок весть понесёшь ты, — распорядился Вискар, — а теперь — жрать и выдвигаться! Рика замутило от одного упоминания о еде. Он знал: кусок в горло не полезет, хотя нужно хоть что-то в себя затолкать, чтобы силы вконец не покинули. Рукав присох к левому плечу, шевеление рукой причиняло нестерпимую боль. Не иначе как в ране начал скапливаться гной. Выдернуть бы проклятую стрелу, выдавить всю гадость. Сначала было бы больно, зато после — значительно легче. Всё вышло так, как думал: от вида и запаха вяленого мяса затошнило, перебороть себя не получилось, и Рик даже не надкусил. Даже глоток воды не полез в горло. Скорее всего, снова началась лихорадка, потому что опять стало холодно. Рик некоторое время смотрел, как сновали лиаллонцы. Он закрыл глаза. Открыл, когда почувствовал, как его подхватили за ноги и руки, уложили на землю. Ни сил, ни желания уточнить, что с ним делают, не прибавилось. Только слабость и озноб, а также желание закрыть глаза, чтобы яркий свет не слепил. Голова кружилась, Рика тошнило, несколько раз рвало соком пустого желудка, отчего горло немилосердно жгло. Хотелось утереть подбородок от засохшей слюны, не исключено, и желчи, но сил не осталось поднять руку. Порой до ушей доносилась брань, иногда — и негромкие разговоры. Однажды Рик услышал: — Всё хорошо. Не подох ещё. Похоже, не собирается. После войны и не такие выживали. Значит, он жив, только — проклятье — как же плохо! Рик видел и небо над головой, и чужие лица. Порой кто-то подносил фляжку, и тогда в горле становилось не так сухо. Если бы не покачивание, возможно, не тошнило бы вовсе. Рик понял, что воины привязали одеяло между лошадями и так его повезли. Было стыдно оттого, что жалок, что сам даже шага ступить не может — настолько, что крик «Отворяйте ворота!» даже не порадовал. Наоборот, громкий натужный скрип резанул по ушам. Рик лежал с закрытыми глазами — солнечный свет стал только мукой, как и севшая на лицо муха, которую он не смог согнать. Разговоры показались далёкими. Возможно, женские голоса почудились… — Проклятье, тощий дрищ! Что же такой тяжёлый-то? — раздалось совсем близко. Теперь Рик переставлял ноги, с трудом, не в силах удержать равновесие. Опора исчезла: похоже, его несли. Он открыл глаза, но полумрак не дал понять, где он находится. — Я сколько раз просил не ломать стрелы?! — Этот голос Рик не узнал. — Ну, а как иначе мы бы его притащили? Он же дёргался в забытье! Порвал бы рану окончательно! — оправдался Вискар. Потом Рик ощутил грудью и виском твёрдую поверхность… …и невыносимую боль, от которой дёрнулся, открыл глаза и уставился на каменную стену. Затем повернул голову и упёрся лбом в… Стол, похоже. Потекли слёзы. — Повезло пареньку, кость не задета, иначе бы пришлось руку оттяпать. Если совсем повезёт, то без заражения крови обойдётся… — прозвучало так спокойно, будто речь шла не о гнойной ране, а о вышивке для свадебного котта. — Запоминай и не приставай с дурацкими вопросами: шить, пока идёт гной, нельзя! Смочил тряпицу вином? Молодец, хоть на это ума хватило. Теперь пихай в рану и не жалей, если будет орать! В голове прояснилось. Вот как, значит. Рик попал к лекарю. Неужели?.. Додумать не позволила новая боль. В плече защипало. Рик дёрнулся, но не закричал и закусил губу, чтобы сдержать стон, затем упёрся носом в стол и зажмурился. Тем лучше, что лежит лицом вниз. Никто не увидит, как слёзы бегут из глаз. Когда стрела торчала в ране, было не так больно. — Он не помер? — Этот голос Рик не знал. — Не вопит. — А ты как думаешь, умник? Раз дёрнулся, то живой, — съехидничал лекарь. Хотя плечо всё ещё жгло, но боль несколько притупилась. Рик повернул голову, чтобы хоть что-то рассмотреть. Похоже, лекари стояли у ног. Один из них был, судя по ворчливому тону, немолодым. Вероятно, обучал кого-то своему ремеслу. — О, очухался, — заметил ученик. — А то! Рану промыли, поэтому жар не может не начать спадать. Осталось парню отлежаться и отъесться, — неожиданно участливо произнёс лекарь. — Гноя-то много скопилось, отсюда беспамятство. — Кстати, откуда его приволокли-то? Рик прислушался. Хотя он не сомневался, что всё-таки попал в замок Лорьяна Балмьяра, но всякое могло быть… — Мне почём знать? — фыркнул лекарь. — Спроси у Вискара, коль пожелаешь. Если он, конечно, не отправит тебя в неприличное место. — Раздались шаги. Рик замер в ожидании и уставился на человека, который над ним склонился. Так он и представлял себе лекаря, когда услышал голос: старым, с длинными седыми волосами, перехваченными очельем; с бородой до пояса. Глаза были настолько узкими, что их цвет в неярком свете не то свечей, не то лучин различить не удалось. — Та-ак, с раной покончено. Укладывай его. Пусть валяется! Лекарь удалился, негромкие шаркающие шаги постепенно стихали. Вскоре хлопнула дверь. Рик было попытался перекатиться на бок, когда ладони придержали его за спину. — Дурак? Не хватало только, чтобы ты свалился. Мастер Пракьефт тогда с меня три шкуры сдерёт. — Одной рукой ученик лекаря приобнял его за талию. — Теперь можешь повернуться. Даже от ничтожного усилия пот тёк градом, сердце бешено колотилось, будто Рик только что бежал; грудная клетка часто вздымалась. Был ничтожеством, стал ещё большим ничтожеством, и от этого кольнуло внутри. Не хватало только расплакаться и опозориться перед незнакомыми людьми, перед Лорьяном Балмьяром, если Рик на самом деле оказался там, где рассчитывал. Хотелось спросить, но во рту было сухо, и он промолчал. В конце концов Рик повернулся на правый бок и, преодолевая головокружение, с усилием разлепил веки, чтобы осмотреться. Всё расплывалось перед глазами, огоньки подрагивали, взгляд успел выхватить каменную стену и стол с разложенными на нём металлическими инструментами, большой глиняной чашей и грязными тряпками. — Теперь давай, спускай ноги. — Чужие руки обхватили грудную клетку. — Садись. И не бойся, я придержу. — Рик послушался и попытался приподняться на локте. Бесполезно: в глазах потемнело. — М-да, как со стрелой разгуливать, так силы есть, — прозвучало будто издалека, — а как достали из плеча, так силёнок нет. Что воины, что дрищи вроде тебя — все ведут себя одинаково, когда приходится латать их раны. Ученик, похоже, не солгал. Очевидно, привык таскать раненых. Руки сильные, отметил Рик, когда его придержали за грудь и, вынудив свесить ноги, сначала усадили, потом и вовсе сняли со стола. И не позволили упасть, когда колени подкосились. Рик почувствовал холод пола. Босой, получается. «Штаны оставили?» — мелькнула мысль. Пусть и лекарю, и его ученику не привыкать к виду голого тела, но разгуливать в чём мать родила Рик стеснялся. Несколько шагов он сделал куда более уверенно — не хватало только прослыть жалким — и охотно опустился, когда ему приказали, на постель. Ученик лекаря не менее бережно, чем раньше, уложил его на спину. Рик открыл глаза, чтобы хотя бы взглянуть в его лицо, но, кроме чёрных длинных прядей, ничего не удалось рассмотреть. Ему было спокойно и совсем не страшно — из-за осознания того, что наконец-то оказался под надёжной крышей. Возможно, от слабости наступило безразличие — настолько сильное, что хоть всемером его еби: ничего не почувствует. Даже занывшая рана не причинила таких страданий, как было раньше. Только жажда замучила… Точно боги откликнулись на мысленную молитву. Рик жадно облизал шершавые губы, когда к ним прикоснулось что-то мокрое, возможно, смоченная водой тряпка. Потом ещё раз, и ещё. В конце концов к губам поднесли чашу с драгоценной водой. Рик пил жадно, шумно. Если бы посуду время от времени не забирали, то наверняка поперхнулся бы. Но его поили медленно. — Ну вот, остальное — как боги решат! — Похоже, ученик не принял новую веру. Рик открыл глаза и посмотрел на него. Теперь удалось выхватить взглядом не только чёрные волосы, но и длинный нос, и тёмно-серый котт. Лекарь развернул одеяло и укрыл раненого до самого подбородка. — Спасибо, — решился Рик произнести слово, ощутив, что в горле не так сильно, как раньше, саднит. Теперь он смог разглядеть черты лица собеседника, когда тот повернул голову. Молодой, на лбу красовалось белое очелье. Глаза настолько глубоко посажены, что в свете свечи казались тёмными провалами. Только нос заметно выделялся, вдобавок рот большой. — Не меня благодарить будешь, а паладина. Нам велено заняться тобой — мы занялись! — вышло грубо, явно молодой лекарь не был доволен тем, как всё сложилось. — По всей видимости, мастер Пракьефт прав: такие, как ты, живучие. Куда не пролезет медведь, без труда проскочит крыса. — Он поднялся и разровнял складки на одежде. — Ладно, валяйся, набирайся сил. Рик уставился в сводчатый потолок, слушая, как шуршит при ходьбе лекарская одежда. Значит, камиза длинная, до самого пола, догадался он, затем повернул голову. Дверь хлопнула, он лежал и только смотрел, как догорает стоявшая на столе свеча.