Running with the Wolves

      В мире оборотней бытует мнение, что омеги долго не живут. Словно судьба наказывает их за то, что выбрали стать одиночками. Впрочем, как и стай не бывает без альф. Но когда кем-то движет жажда мести или желание ощутить хоть искру семейного тепла, а может вообще и то, и другое вместе, то случаются исключения из правил.       Хейли и сама не знала, как очутилась в лесах Калифорнии и куда вообще несли ее лапы, просто, кажется, она совсем обезумела от горя, вот и слонялась от штата к штату, не имея возможности найти себе место и хоть где-то обустроиться дольше, чем на пару суток.       Малия же, наоборот, была привязана к оврагу, около которого произошла авария, забравшая ее приемную мать и сестренку. Все ходила вокруг перевернутого автомобиля с прохудившимся от коррозии кузовом и знала, что проведет здесь всю свою оставшуюся жизнь, и не важно, будет она в обличье койота или же человека.       Время от времени она ощущала присутствие чужаков, особенно во времена, когда очередной охотник или фермер ставил капканы на ей подобных, но за три ночи до полной луны с порывом ветра она почуяла другую волчицу, и от нее разило эмоциями настолько сильно, что практически не было слышно ее звериного запаха.       Малия не долго бродила по ее следам, держась поодаль и присматриваясь, но новенькая, кажется, не несла для нее никакой угрозы и не собиралась селиться вблизи ее территории, поэтому девушка-койот вполне обоснованно решила познакомиться с ней, а может попросту из любопытства — не особо присущего волкам, скорее лисам — решила узнать, что же забыла здесь эта незваная гостья.       У Хейли же на тот момент уже совершенно не осталось сил, поэтому она совсем не сопротивлялась, больше походя на побитую грязную псину, потрепанную бесконечным скитанием, чем на волчицу избранную с особой отметиной на теле, обрекшей ее на вечное проклятие без успокоения и под грузом тревог. И во взгляде ее было такое опустошение, что Малия попросту не смогла убраться восвояси, а осталась с ней.       В полнолуние чужачка, окрепнув, вернула себе человеческий облик. А девушка-койот явилась к ней под утро, вдоволь набегавшись по заповеднику и загнав несколько оленей, чтобы выплеснуть всю скопившуюся в себе ярость. И тогда-то она и услышала, как Хейли оказалась здесь. Узнала, что отец ее ребенка проклял ее, обратив и изгнав из Луизианы, лишив возможности видеться с дочерью. И с каждым режущим слух рыданием воздух снова наполнял тот проклятый запах горя.       И на краткий миг, на рассвете, пока волчица еще не стала таковой буквально, Малия сумела и сама вновь превратиться в человека. Она быстро и сбивчиво, ведь едва ли не разучилась говорить, поведала новой знакомой свою историю. Рассказала обо всем, не забыв упомянуть, что ее мать пыталась ее убить; что из-за этого погибла ее приемная семья; что хотела бы она отомстить, выпади ей такая возможность. И к запаху горя постепенно примешивался запах лютого гнева.       После таких откровений им вовсе не требовалось слов. Только взглянуть друг другу в глаза и разойтись в разные стороны, безмолвно условившись встретиться когда-нибудь вновь. Спустя несколько недель во Французском квартале Нового Орлеана видели койта, а Хейли же наконец, после бесконечной вереницы пустых дней, обрела цель, отправившись на поиски Пустынной волчицы.       И если с ней все было ясно и так, то Малия же сама не понимала, отчего ввязалась в эту историю, добровольно вздумав стать ее частью. В слежке за Никлаусом дни пролетали невероятно быстро, и ей стало казаться, что чужачка позабыла о ней; что только она отнеслась серьезно к желанию поквитаться с обидчиком матери, утратившей дитя, а саму ее жестоко обманули. Девушка-койот осознавала, что впуталась в это все из-за той же злосчастной аварии. Ее желание почувствовать хоть щепотку почти позабытой материнской любви, пусть и предназначенной другой девочке, затуманило разум.       Но теперь она хотя бы не жила лишь ежедневной скорбью и напоминанием о том, что это из-за нее погибли ее близкие. Кровь бурлила жаждой возмездия, а шерсть вставала дыбом от одной мысли о том, как клыки ее сомкнутся на горле Никлауса. И в один из знойных летних дней ноздри защекотало от знакомого запаха горя, но только теперь к нему примешаны были еще и металлические ноты чужой крови.       Следовало лишь исполнить оставшуюся часть их плана, забрать Хоуп и убраться отсюда, а после зажить, как особая, непохожая на других стая. Или же маленькая семья…