Письмо ждало Бет на столе в понедельник, когда она вернулась с прогулки по лесу. Поначалу она собиралась идти в лес в воскресенье, на следующий день после свидания: однако, проснувшись утром, ощутила прилив вдохновения и вместо прогулки села за фортепиано. На этот раз из-под пальцев ее вышла не песня, а мелодия без слов — странная, непохожая ни на что из того, что Бет сочиняла раньше. Полная чувств, которые трудно выразить и вовсе невозможно описать.
В понедельник, войдя в дом, Бет смахнула пот с лица тыльной стороной ладони и разорвала конверт с письмом Дэрила. Минуту спустя письмо выпало из ее рук. Бет смотрела на него невидящим взглядом, глубоко потрясенная и растерянная.
Дэрил — убийца?
Ерунда какая-то! Он же хороший человек — она поняла по глазам! Ум ее отчаянно искал этому какое-то приемлемое объяснение. «Убийство в состоянии аффекта» — что это значит? Может быть, то же, что неумышленное убийство — несчастный случай где-нибудь на дороге или на охоте? Такие истории, непредсказуемые и трагические, происходят постоянно — и, хоть по сути в них нет виновных, людей за это все равно сажают в тюрьму.
Бет взбежала наверх, в свою комнату, включила ноутбук и вбила в поисковик «убийство в состоянии аффекта». Определение, появившееся на экране, поразило ее еще сильнее письма:
«Убийство, совершённое в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения (аффекта), вызванного насилием, издевательством или тяжким оскорблением со стороны потерпевшего либо иными противоправными или аморальными действиями (бездействием) потерпевшего, а равно длительной психотравмирующей ситуацией, возникшей в связи с систематическим противоправным или аморальным поведением потерпевшего».
Нет, это не о несчастном случае. Кто-то или что-то спровоцировало Дэрила — и он убил своего отца. Но это и не хладнокровное, спланированное убийство! Дэрил потерял голову, был в ярости, и…
Выходит, Дэрил может потерять голову? Может впасть в неконтролируемую ярость? Но это совсем непохоже на человека, которого она уже начала узнавать. К тому же Бет не могла выбросить из головы последнюю часть определения: «Длительная психотравмирующая ситуация, возникшая в связи с систематическим противоправным или аморальным поведением потерпевшего»*.
Что же такое делал с Дэрилом отец, что Дэрил его убил?
Прежде, получая письма от Дэрила, Бет немедленно садилась за стол и писала ответ, радуясь возможности поговорить с ним хотя бы заочно. Но сейчас она не знала, что писать.
Оставив письмо на столе, Бет пошла принять душ. Только ближе к вечеру она взялась за бумагу и перо. Ей хотелось передать в письме всю красоту леса, увиденного ею сегодня. Написать так, чтобы Дэрил сам перенесся туда — хотя бы на несколько минут.
30 июня.
Дорогой Дэрил!
Сегодня я проснулась рано — и сразу поняла, что день будет солнечным и ясным. Едва забрезжил рассвет, солнце еще не поднялось из-за верхушек деревьев, и лес темнел на фоне золотисто-розовых небес.
Рюкзак я собрала еще накануне, так что, встав, сразу отправилась в путь. Взяла с собой две бутылки воды, крекеры, сушеные фрукты и орехи, карту, которую тебе показывала, и компас. Еще сделала себе несколько бутербродов с сыром и взяла яблоко с кухни.
Туристических ботинок у меня нет, но есть кроссовки, разношенные и удобные. Я надела шорты и белую футболку. С самого утра было ясно, что день будет жаркий — так оно и вышло — и я решила одеться полегче.
Солнце только поднялось над деревьями, когда я вышла из дома и направилась в сторону леса. Лес начинается примерно в двух милях от наших полей. К тому времени, как я пересекла первое поле, кроссовки у меня намокли от росы. Сколько вокруг было птиц! Целые птичьи стаи носились над высокой травой, перепархивали с дерева на дерево. В полях, на которых папа выращивает траву для скота, кое-где стоят высокие стога сена: они уже начали желтеть. В других местах трава еще не убрана. Она достает мне до пояса и даже выше. Бывал ли ты в поле в ветреный день? Оно похоже на волнующееся зеленое море — море травы. Эти волны травы, перекатывающиеся на ветру, напоминали мне табуны скачущих лошадей.
В полях ветер казался довольно сильным и нес с собой прохладу; однако, едва я вошла в лес — там оказалось почти безветренно, влажно и жарко. Должно быть, это из-за ковра сухих листьев на земле. Скоро я вся вспотела и, сама не заметив, как, выпила полбутылки воды.
Примерно через час я нашла одну из лесных тропинок, о которых ты говорил, и пошла по ней куда глаза глядят. Ориентироваться на природе я не умею, но знаю, что леса расположены на северо-восток от нашего дома, так что подумала: если заблужусь, надо будет просто идти на юго-запад — и рано или поздно выберусь или к дому, или на большую дорогу.
Идя по лесу, я ни о чем особенном не думала: просто прислушивалась к пению птиц, стрекотанию кузнечиков и ощущению пружинистой земли под ногами. Ощущение было очень приятное. Похоже на медитацию: только, когда я пытаюсь помедитировать, мне все время приходится себе напоминать, что надо освободить сознание от мыслей — а тут это вышло как-то само собой. Может быть, как раз такое ощущение имеется в виду в дурацких книжках по психологии, где пишут, что надо «жить моментом».
Около полудня тропа начала спускаться вниз по холму. Я пошла туда. И знаешь что? Нашла реку! Может быть, на ее берегу вы разбивали лагерь. Я сняла кроссовки, села на камень, опустила ноги в воду и стала есть свои бутерброды, болтая ногами в воде. За все утро я не встретила ни единой живой души, кроме птиц и нескольких белок: и, только успела подумать о том, как здесь тихо и спокойно — как вдруг из леса, всего футах в двадцати от меня, выходят два оленя и начинают пить из реки! Кажется, это была олениха с олененком. Олененок такой смешной — сплошные ноги и уши, и в любой момент готов сорваться с места. А мама его — такая красивая! Я старалась даже не дышать, но, наверное, все-таки как-то громко вздохнула или пошевелилась неудачно, и они убежали.
После этого я пошла домой. Компас решила не доставать, шла наугад — решила проверить, сумею ли сориентироваться. И, представь, вышла из леса почти там же, где вошла! Ты бы мной гордился!
Тяжелее всего было идти обратно через поле под раскаленным солнцем, светящим мне прямо в макушку. До дома я едва доползла: пот с меня ручьями тек. Пришлось выпить два стакана лимонада со льдом, а потом еще с полчаса валяться на крыльце в плетеном кресле и приходить в себя.
Зато теперь я поняла, как ты жил в лесах целыми неделями. Лес действительно прекрасен. И какой он огромный! Я успела увидеть лишь крохотную его часть — и, знаешь, не хотела возвращаться домой.
Твой друг
Бет.
Закончив письмо, Бет еще долго смотрела на него. Вроде бы она рассказала обо всем, о чем хотела — но все же кое-чего в письме недоставало. Ни слова не написала она о его приговоре, ибо не знала, что писать. Посочувствовать? Что тут ни скажи, прозвучит странно и неловко. У нее самой комок подступал к горлу всякий раз, когда она вспоминала, сколько ему еще осталось.
Десять лет. Больше половины всей ее жизни.
С сильно бьющимся сердцем Бет открыла почтовый ящик. Снова разочарование — ни одного письма! Прошла уже неделя, а Дэрил все не отвечал, и Бет не знала, что и думать.
Она побрела к дому, не в силах избавиться от ноющей боли где-то глубоко внутри. Может быть, она обидела его тем, что промолчала о его приговоре? Он ей открылся — а она ничего не ответила. Что, если он решил, что ей все равно?
А ведь это было совсем не так. Не было часа, когда бы Бет не вспоминала о том, что Дэрил, словно дикий зверь в клетке, заперт за решеткой.
Войдя в дом, она сразу села за стол и начала новое письмо.
7 июля.
Дэрил!
В последнем своем письме я ничего не написала о твоем приговоре — и боюсь, что тебя это обидело. Прости. Я просто не знаю, что сказать. Но думаю об этом все время. Просто не могу не думать.
Я знаю: то, что ты сделал — это еще не ты. Я смотрела тебе в глаза и видела, что ты хороший человек. Добрый. Не знаю, что привело к смерти твоего отца, но уверена: в том, что произошло, ты не виноват. Может быть, ты сам когда-нибудь мне об этом расскажешь. Но, пожалуйста, знай: что бы там ни было, моего отношения к тебе это не изменит. Я от тебя не видела ничего, кроме добра.
Посылаю тебе засушенную розу чероки, которую нашла в лесу. Хотела подождать еще неделю, чтобы она высохла как следует, но поняла, что не могу больше ждать. Она сильная. Она выживет и так.
Твоя
Бет.
Дэрил, нахмурясь, всмотрелся в подпись. В каждом письме Бет подписывалась по-разному: «Искренне твоя», «твой друг», «жду ответа» или просто «Бет». Но в первый раз она подписалась одним коротким словом: «Твоя».
«Моя?»
Цветок и письмо он убрал обратно в конверт и вернулся к себе в камеру. Пару дней назад у него появился новый сокамерник. Прежнего куда-то перевели, должно быть, в другую тюрьму — такое нередко случается. Новый сосед Дэрила, высокий темноволосый человек с резким волевым лицом, по большей части молчал — и Дэрила это вполне устраивало.
Когда он вошел в камеру, сосед — Блейк, кажется, так его фамилия — лежал на верхней койке, сложив руки на груди, и смотрел в потолок. Дэрила он словно и не заметил. «Похоже, этому парню есть о чем подумать», — сказал себе Дэрил.
Он присел на свою койку, достал бумагу и ручку.
9 июля.
Бет!
Роза очень хороша. Спасибо. Я положу ее в книгу, чтобы сохранить. А твое письмо о походе в лес ношу с собой в кармане и перечитываю по десять раз на дню.
Ты пишешь, что видела от меня только добро. Но я-то для тебя ничего не сделал. Не то, что ты для меня.
Дэрил.
