***
Таверна Лавинии Тимото была уникальным местом. Здесь за соседними столиками сидели прожжённые пьяницы и успешные бизнесмены, мечтательные охотники за сокровищами и практичные дельцы, моряки и плантаторы, туземцы и белые. Часто случались драки, иногда доходило до поножовщины, в редких случаях – до стрельбы и вызова полиции. Но это типично для таверны в небольшом колониальном городке. Уникальным заведение было потому, что в нём порой приключались случаи наподобие нынешнего. Двое сцепившихся мужчин едва успели обменяться ударами, когда с улицы в помещение вошёл Колин Трент; в обычной, не церковной одежде, но его и так в лицо знал весь город. Конфликтующие застыли с занесёнными для ударов кулаками. - Здравствуйте, преподобный, - застенчиво изрёк один драчун. - Добрый день, преподобный, - промолвил второй. Колин приветственно кивнул и миролюбиво произнёс: - Благослови вас Господь. Ребята тоже кивнули и, дождавшись, когда Трент отойдёт, возобновили разборки с прежним пылом. Увидев это, Колин печально, однако не удивлённо вздохнул. Лавиния за стойкой встретила его широкой улыбкой. - Привет. - Привет. - Как дела? - Замечательно. – Трент поправил очки. - Привет, Колин! – Выскочившая из внутренней комнаты Клэр одёрнула в спешке надетый передник. – Прости. – Это уже адресовалось владелице таверны. Лавиния не любила, когда её работники опаздывают. Однако, во-первых, Клэр была не только работницей, но и близкой подругой, во-вторых, она наверняка добыла сведения, которые были интересны Лавинии. - Ничего. – Полинезийка махнула рукой. Как и все жесты мисс Тимото, этот вышел непринуждённо-грациозным. - Ты разговаривала с доктором? - Да. - И как он тебе? - Вроде приятный скромный человек. - Вроде? - Он слишком спокойный. Лавиния сжала губы. Она по опыту знала, что стоит опасаться таких людей. Неприятности может доставить любой человек, да вот от «милого и спокойного» они будут неожиданными и потому более разрушительными. - Лавиния! – Быть суровым Колин категорически не умел, но честно постарался. – Он только приехал и ещё никак не проявил себя, у нас нет оснований полагать, что у него дурные намерения. - Оснований нет, а подозрения есть. – Молодая женщина проводила взглядом Клэр, которая переместилась к другому концу стойки обслужить подошедшего посетителя. – Колин, неужели ты сам принимаешь всё это за чистую монету? Знаешь ведь, сколько плантаторов или предпринимателей кругом хотят купить земли, на которых живут племена. Спрос всё выше, конфликтов с племенами всё больше. И тут власти решают создать эпидемиологическую или как там её лабораторию, без всяких предпосылок. Готова поспорить, очень скоро лаборатория объявит заражённой или просто опасной для проживания территорию какого-нибудь племени, его выселят, а землю продадут под плантацию, рудник или строительство; и это будет подаваться как забота о благе населения. Хотел бы Колин сказать, что Лавиния лишь фантазирует… - Даже если у властей такие планы, доктор Фэйн вряд ли в курсе. Не забывай, вся переписка с ним велась через меня, я передавал предложения и условия, там не было намёка ни на что эдакое. - Значит, доктору скоро намекнут здесь, если уже не намекнули. - Не факт, что он согласится. Я ведь тоже с ним общался. - Сколько? Полчаса? Час в общей сложности? - Признаю – недолго, но мне он понравился. - Тебе все нравятся. Светлые глаза Колина добродушно блеснули за стёклами очков. - Я священник, это часть профессии. А вообще-то, не я один хорошего мнения о докторе Фэйне. Впрочем, полагаю, суждение французской аббатисы для тебя мало что значит. - Как я могу доверять суждениям женщины, которой отродясь не видела? - Я сам встречался с ней лишь раз, но она произвела на меня сильное впечатление. И мы переписываемся почти десять лет, посему ответственно заявляю, что это мудрая, вдумчивая и проницательная женщина. - Очень за неё рада, - копируя его тон, вывела Лавиния. - Историю с китайским кладбищем местные сплетники переврали, я же рассказывал, как всё было. Порой Колин обезоруживал Лавинию своей верой в порядочность окружающих. Или, скорее, неугасающей надеждой на порядочность окружающих – вопреки тому, что не раз сталкивался с проявлением худших человеческих качеств. - Смотрите, кто пришёл. – Снова подступившая к ним Клэр кивнула на главный вход. Порог миновали Дэвид, Маурири и Изабель. Трент вдруг подумал: до чего же интересная, неординарная у них подобралась компания. Опиши их постороннему человеку, и он не поверит, что столь разные люди могут быть ближайшими друзьями. Дэвид и Маурири – моряки, торговцы, искатели приключений. Ищет и находит обычно Дэвид, но если б Маурири это не нравилось, он бы давно отказался от участия. Колин полагал, что Лепау в глубине души не меньший авантюрист (в лучшем смысле слова), чем Гриф. Они – наглядный пример того, что добро должно быть с кулаками. А также со смекалкой и чувством юмора. Изабель Рид – нечто непостижимое. Авантюристка (и тут смысл слова не всегда лучший), делец, владелица конюшен, талантливый коммерсант, с некоторых пор партнёр Дэвида и Маурири. Никогда не забывает о собственных интересах, сперва может показаться беспринципной, но есть границы, которые Изабель не переступит. Колин вновь бросил взор на Лавинию. Такая хрупкая и такая сильная одновременно. Далеко не каждый мужчина справился бы с тем, что делает она. Вести свой бизнес всегда нелегко, а учитывая, что он связан с пьяными мужчинами разной степени порядочности и буйности, остаётся только удивляться, как ловко Лавиния держит всё под контролем. Добрая, рассудительная, практичная и преисполненная нежности – особой, семейной нежности, которую пока некуда потратить. Клэр. Журналистка, подрабатывающая в таверне, поскольку основное ремесло не приносит достаточного дохода. Или потому, что местные новости первым делом стекаются сюда, и жизнь тут бурлит. Со дня, когда Клэр оказалась на Таити, идеализма в ней не стало меньше ни на йоту, однако прибавилась практичность и более трезвый взгляд на ряд вещей. Сказывался опыт независимой жизни, в которой Клэр приходилось самой решать проблемы, но вместе с тем не нужно было ни перед кем отчитываться. В небольшом зеркале на стене Трент видел своё отражение. А кто он сам? Миссионер, годы назад прибывший сюда и влюбившийся в эти острова, в здешний народ, в местные нравы. Слуга Церкви, неоднократно признававший и признававшийся, что полинезийская культура, за исключением полигамии, ему во многом гораздо ближе и приятнее, чем консервативная английская. Священник, ставящий рядом с церковным алтарём местных идолов, чтоб прихожане-полинезийцы чувствовали себя уютнее. Гриф, Лепау и Рид подошли к стойке. После обмена задорными приветствиями Дэвид заказал лёгкую выпивку. - Что нового в море? – жизнерадостно поинтересовалась Клэр, выставив три стакана. Лавиния тем временем ставила перед Колином чашку свежего, дымящегося чая. Трент был единственным клиентом таверны, заказывающим здесь чай. Колин вполне мог выпить пива, хорошего вина или виски под настроение, однако всегда ограничивался малыми порциями – не потому, что сдерживался, просто больше он и не хотел. - К счастью или к сожалению, ничего. – Дэвид улыбнулся. Улыбка у него была широкая, белозубая. – Оно по-прежнему глубокое и солёное. - Хоть какая-то стабильность в жизни. – Лавиния нырнула под стойку, чтоб достать бутылку бренди, заказанного одним из посетителей. Она и впрямь ценила стабильность - не скуку, не отсутствие перемен, а уверенность в завтрашнем дне. Тимото и Гриф были вместе целых пять лет, но когда полинезийка окончательно убедилась, что они хотят от жизни разных вещей, ей хватило мудрости не пытаться переделать Дэвида, не давить на его совесть или жалость. Лавиния отпустила возлюбленного и нашла в себе силы двигаться дальше. Она и Дэвид остались настоящими, близкими друзьями. Сейчас Дэвид был в отношениях с Изабель. Ну и парочка получилась! С одной стороны, казалось бы, сколько общего: оба уверенные, умеющие о себе позаботиться, сильные, с ярко выраженной склонностью к авантюрам и приключениям, легко заводящие амурные связи. С другой - эти сходства и становились причиной ссор, во время коих окружающие всерьёз задавались вопросом: кто кого убьёт? Существенную роль играло и то, что Изабель при всём авантюризме натуры являлась приземлённой женщиной, к филантропии была склонна куда меньше Дэвида. За дальним столиком возникла очередная потасовка, один карточный игрок обвинил другого в жульничестве. Не успела Лавиния бросить взгляд на Дэвида и Маурири, как партнёры сами отправились разбираться и быстро призвали буянящих к порядку, что интересно - исключительно устными доводами. Обычно распалённые выпивкой и гневом посетители были не прочь с кем-нибудь подраться, и периодически кем-нибудь становились Лепау и Гриф. Эти двое не боялись драк, но и первыми не начинали. - Между прочим, я сделала вам рекламу, - с шуточным самодовольством провозгласила Клэр, когда мужчины вернулись к стойке. – И тебе, Лавиния. Порекомендовала доктору Фэйну с женой зайти в таверну, расхвалила здешние блюда. – Девушка опять обратилась к Маурири и Дэвиду: – Доктору надо в Папеэте, а вы ведь собираетесь туда завтра. Я посоветовала найти вас. - Где? На причале? - Да. Сказала, вы будете там вечером, но доктор допытывался насчёт точного времени. Я назвала шесть часов. Не ошиблась? - Нет, - улыбнулся Маурири. – Мы с Дэвидом скоро возвращаемся на «Рэттлер» и, подозреваю, провозимся дотемна. - Доктор любит точное время? – ухмыльнулся Дэвид. То была ухмылка человека, для которого «четверг» означает «где-то в промежутке со вторника по субботу». - Не исключено, что он маниакально пунктуален, - иронии ради преувеличила Клэр. По крайней мере, думала, что преувеличила. - Терпеть не могу пунктуальных, - картинно скривился Гриф. – Притопают на встречу раньше положенного и чуть не лопаются от важности. Друзья демонстративно воззрились на него, ведь они-то пунктуальность уважали и старались блюсти (правда, не всегда получалось). Дэвид рассмеялся, и остальные последовали заразительному примеру. Маурири хлопнул Грифа по плечу. «А несколько месяцев назад было совсем иначе», - мелькнуло в голове Колина, и он невольно вздрогнул от воспоминаний. Тогда казалось, что наступил конец. Конец дружбе Дэвида и Маурири, конец общей компании. Лепау всячески избегал Грифа. Колину, Лавинии и Клэр трудно было сохранять баланс, они одинаково дорожили обоими владельцами «Рэттлер». Впрочем, в тот период Маурири владельцем не числился. Он отказался от партнёрства, потому что перестал доверять Дэвиду, фактически разорившему их ради спасения любимой женщины – Дженни Дюваль. Любимая женщина была пиратом, убийцей, подлой, жестокой стервой; Гриф слишком поздно это понял. В итоге остался с разбитым сердцем и опустошённым банковским счётом, причём счёт-то был деловой, совместный с Маурири. Дженни погибла, всё закончилось. Но Лепау заявил, что должен в первую очередь думать о благополучии своей семьи и больше не будет работать с Дэвидом, да и дружить как-то расхотелось. По правде говоря, Маурири трудно винить. Во всяком случае, Дэвид не винил. Материальное положение спасла Изабель. Она перекупила долги за «Рэттлер» и стала новым партнёром Дэвида. Ей бессмысленно было даже заикаться о балансе, понятное дело - Рид чаще общалась с Дэвидом, как с бизнес-напарником, но это не значило, что она отреклась от Маурири. Ныне Колин не переставал благодарить Бога за то, что жизнь, здешняя жизнь – беспокойная, непредсказуемая, опасная, однако такая интересная расставила всё по своим местам. Да, не сразу, да, не без трудностей, но Маурири с Дэвидом помирились. Как бы Лепау ни дулся, Гриф оставался его лучшим другом, и когда Дэвид опять оказался в смертельной опасности, Маурири, не раздумывая, примчался на помощь. Едва ли не впервые за всю сознательную жизнь Изабель добровольно пожертвовала экономической выгодой и позволила Маурири выкупить прежнюю долю без накрутки в долгую рассрочку. Рид осталась «рэттлер-партнером» Дэвида, а теперь и Маурири, но старалась лишний раз не вмешиваться в дела на судне, зато небезуспешно налаживала деловые контакты на островах и не только, а также частенько подыскивала или организовывала выгодные предприятия, не забывая получать заслуженный процент от дохода.***
На пристани Уолтер появился без пятнадцати шесть. Он вышел из дома пораньше, опасаясь, что заплутает, но в небольшом приморском городке не так-то легко заблудиться по дороге к причалу. Фэйн смахивал на белую ворону не только в переносном, но и в буквальном смысле – из-за светлого костюма (полный набор: брюки, рубашка, галстук, жилет, пиджак, плюс шляпа) и из-за острого, с небольшой горбинкой носа. Подбородок у доктора тоже был острый, лицо узкое, от природы светлокожее, но ныне тронутое загаром. Создавалось впечатление, будто человек шёл на заседание клуба аккуратистов где-то посередь скучного дождливого Лондона и абсолютно случайно, просто повернув не туда, вдруг очутился в Матаваи. Лодок было много, почти все стояли на якоре поодаль от пирса, однако две пристроились по разные стороны длинного помоста, вдающегося в море на добрых двадцать, если не тридцать метров. Пройдя по широченным массивным мосткам, Уолтер увидел надпись на борту одной из лодок. «Рэттлер». «Ну и название*». Уолтер огляделся по сторонам в поисках кого-нибудь, смахивающего на капитана или хотя бы способного объяснить, где этого капитана найти. Деятельность кругом кипела, люди перетаскивали с телеги на берегу ящики, бочонки, свёртки и прочее, но все грузчики были полинезийцами. [* Англ. «Rattler» - гремучая змея; прим. авт.] Помявшись, Уолтер остановил самого крупного, рассудив, что чем сильнее человек, тем легче ему даются тяжести, и тем меньше он будет раздражаться на того, кто отнимает время вопросами. Выбранный Фэйном субъект, судя по виду, мог спокойно перетащить не то что ящик, а целое пианино, притом одной рукой; не человек, а сплошная груда мышц! - Ма… маева*, - неуверенно произнёс англичанин, аккуратно дотронувшись до предплечья полинезийца. Полинезиец остановился и воззрился без всякого выражения на круглом, плосковатом лице. Мужчине было лет тридцать. – Манава*. – Не усмотрев в чёрных глазах понимания, Фэйн подумал, что раз таитянский ему не даётся, стоит попробовать французский. - Bonjour. Dites-moi... Je cherche… Je cherche**... - с надеждой пролепетал Уолтер. [«Maeva», «Manava» – приветствия на таитянском языке, если найденный мною словарь не врёт; прим. авт.] [** «Здравствуйте. Подскажите… Я ищу… Я ищу… (фр.)] Словно гром среди ясного неба, на лице полинезийца появилась улыбка, настолько широкая и добродушная, что Фэйн опешил. - Как ни странно, доктор, Ваш таитянский лучше Вашего французского, - на безупречном английском молвил полинезиец. – Если Вам хочется, можете попробовать ещё на немецком, итальянском или испанском; а вот, например, в венгерском я, к сожалению, не силён. «Это ж надо второй раз совершить такую же ошибку!» - раздосадовался на себя бактериолог, вспомнив, как в день знакомства пытался по-китайски объясниться с полковником Ю, а тот, оказалось, знал языков больше, чем Уолтер. Но улыбка собеседника была лишена и намёка на высокомерие или неприязнь, и в следующую секунду Уолтеру самому происходящее показалось весёлым недоразумением. - Вы знаете, кто я? - Я даже знаю, зачем Вы здесь. – Без труда перехватив увесистый ящик одной рукой, вторую полинезиец протянул доктору. – Маурири Лепау. Бактериолог пожал большую мозолистую ладонь. - Уолтер Фэйн. Так Вы один из владельцев лодки? - Верно. Клэр сказала, Вам нужно в Папеэте завтра. - Именно так. Я правильно понимаю - у вас запланирован однодневный рейс? - Да, отплываем рано утром, возвращаемся ближе к ночи. В Папеэте у Вас будет время побродить по городу в поисках необходимого. Если хотите, я могу составить Вам компанию в качестве местного проводника, или попрошу кого-нибудь из наших ребят. - Было бы очень любезно с Вашей стороны… - Провались ты прямиком в ад, Дэвид Гриф, и пусть черти разорвут тебя на части! - Ни один чёрт не сравнится с тобой! Из всех, кто в данный момент был на причале, сему диалогу удивился лишь Уолтер. По трапу с «Рэттлер» на мостки стремительно сошла неизвестная бактериологу особа. Фэйн невольно подумал, что это самая красивая женщина, которую ему доводилось видеть; не считая Китти, разумеется. У незнакомки были пышные каштановые волосы, мелкими кудряшками ниспадающие на плечи и спину. Огромные светлые глаза, не то серые, не то зелёные. Прелестный точёный носик, не полные, однако чувственные губы. Изумительная кожа цвета слоновой кости. Вроде бы не совсем подходящий для леди наряд – блузка с закатанными рукавами, штаны и сапоги – лишь подчёркивал стройность ладной фигуры. Уолтер столь хорошо разглядел молодую женщину, поскольку она подошла к нему и Маурири. Остановилась, окинула бактериолога деловитым, но не лишённым игривости взглядом. Игривость была не личная, а как бы универсальная, присущая женщинам, которые знают, что красивы, и умеют пользоваться своей красотой. Уолтеру показалось, что шатенка подумывает о преимуществах знакомства с главой санитарно-эпидемиологической службы, и в то же время это отдавало не злостной корыстью, а житейской практичностью. - Доктор Фэйн? «Меня что, уже знает весь город?!» - От этой мысли Уолтеру, человеку по природе своей застенчивому, сделалось неуютно; даже странно, что в Мэй-Тан-Фу его подобное не смущало. - Да… - Мужчина почтительно и не особо ловко снял шляпу, обнажив зачесанные русые волосы (молодая женщина определила их цвет как невзрачно-мышиный). - Я Изабель Рид. - Рад познакомиться. - А я Дэвид Гриф, - чётко отрекомендовался нарисовавшийся позади шатенки мужчина. - Очень приятно. – Тут Фэйн несколько приврал. Ему хватило секундного взгляда, чтоб понять: Дэвид Гриф из той категории мужчин, к которым он, Уолтер, инстинктивно относится с настороженностью. Капитан чем-то напомнил бактериологу Чарли Таунсенда: на лбу написано, что уверен в себе, всегда был, есть и будет душой компании, разбирается в женщинах и пользуется у них неизменным успехом. Гриф был шатеном, малость выше Лепау, не таким здоровенным, однако довольно плечистым. Мог похвастать безупречными чертами овального лица. В сочетании с бронзовым загаром зеленовато-карие глаза смотрелись больше светлыми, нежели тёмными. Довершала образ ярко-синяя рубашка, своим цветом затмевающая всю остальную одежду. А Грифу Фэйн показался таким же, как пару дней назад в бинокле: неприметным, зажатым, хилым. Правда, капитан отметил, что доктор скорее высокого, чем среднего роста – ниже самого Дэвида лишь на пару сантиметров. - Собираетесь в столицу? – бодро осведомился Дэвид. - Именно так. - Тогда будьте на причале завтра, в шесть утра. Не опаздывайте. – У Дэвида получилось сохранить серьёзный вид. Изабель мысленно хихикнула и, послав Грифу быстрый, очаровательно вредный взгляд, взяла нового знакомого под локоть со словами: - Давайте сразу обсудим оплату. Уолтер, не привыкший к подобным нарушениям личного пространства со стороны посторонних людей, растерялся вконец. К счастью, Изабель не собиралась его обирать и запросила приемлемую цену.***
Уолтер Фэйн никогда не льстил себе мыслью, что он особенный. У него была другим кажущаяся скучной, но его самого увлекающая работа, спокойный нрав и огромные запасы заботливости, желание разделить с кем-то свою жизнь. Фэйн работал начальником правительственной лаборатории в Шанхае. Китти он полюбил с первого взгляда, едва увидев её на званом вечере, куда поначалу и идти-то не хотел, не будучи ценителем больших компаний. Это случилось в Лондоне, где Фэйн проводил отпуск. Очень скоро Уолтер сделал предложение, допуская, что Китти откажет. Но она сказала: «Да». Он опять же себе не льстил - знал причины положительного ответа: Китти поджимал возраст, изводила мать, жаждущая выдать дочку замуж уже за кого угодно, тут ещё младшая сестра собралась под венец. Бактериолог надеялся, что однажды Китти полюбит его в ответ. И она действительно полюбила, только не Уолтера, а Чарльза Таунсенда – вице-консула, красавца и дамского угодника. Чарли был полной противоположностью тихому робкому бактериологу, совершенно неопытному в амурных делах, даже после двух лет брака отчаянно стеснявшемуся заниматься любовью при свете. Узнав об измене, обманутый муж не закатил скандал. Пару дней, ни разу не заикнувшись о происходящем, обдумывал план мести. Да, мести, не зря говорят: бойтесь гнева терпеливого человека. Уолтер вызвался добровольцем, обязавшись поехать в городок Мэй-Тан-Фу, где бушевала эпидемия холеры, и заменить недавно умершего там китайского врача. Китти поехала с Уолтером, ибо он пригрозил публичным и, следовательно, позорным разводом, если она откажется. Впрочем, супруг обещал отменить поездку и согласиться на тихий-мирный развод, если Чарли тоже пообещает – письменно! – развестись со своей Дороти и жениться на Китти. Чарли предсказуемо – для Уолтера – отказался, пытаясь выдать малодушие за заботу о жене и общественном долге. Китти пришлось сопровождать мужа в Мэй-Тан-Фу. Они могли бы воспользоваться речным транспортом, но Уолтер не хотел облегчать неверной супруге жизнь, поэтому выбрал сухопутный маршрут: сначала поезд, потом паланкины. Это было жестокое, выматывающее путешествие. Первые недели в Мэй-Тан-Фу Китти и Уолтер упивались взаимной ненавистью. Правда, не устраивали скандалов, хотя пару раз повышали друг на друга голос: однажды Китти сорвалась за ужином, позже Уолтер перебил попытки жены поговорить откровенно, заявил, что презирает не её, а себя - за то, что когда-то в неё влюбился. Китти тогда ушла, и Уолтер услышал, как она расплакалась. На душе стало вконец паршиво, он понял, что так больше нельзя. Сказать, что у доктора было много работы, это ничего не сказать. Он не осознавал, какой ужас творится в Мэй-Тан-Фу, пока не увидел палаты, переполненные умирающими в муках пациентами – обычными людьми, каждый из которых радостно поменялся бы с Уолтером проблемами. Участь несчастных мало волновала власти страны, местных правителей, чиновников. Она заботила монахинь, открывших при монастыре больницу, а теперь заботила и Фэйна. Он устыдился, что огромную трагедию использовал для мелкой личной мести, и решил изо всех сил бороться с эпидемией. Китти устроилась в монастырь помогать монахиням – возиться с детьми, проводить музыкальные занятия для сирот. Чего-чего, а этого от неё Уолтер не ожидал. И вскоре каждый из супругов смотрел на другого совсем иными глазами. Уолтер считал Китти легкомысленной, пустой и беспросветно эгоистичной, а она оказалась чуткой, заботливой и сильной. Китти считала Уолтера скучным, холодным и безнадёжно непримечательным, а он оказался добрым, смелым и самоотверженным. Взаимное уважение превратилось в настоящую крепкую любовь, и уже не имел значения ни Таунсенд в прошлом, ни свет в спальне. Сейчас Уолтер знал каждую родинку на теле жены. Порой бактериолог дивился: до чего странно, что одна и та же женщина ради одного и того же мужчины то лишний раз не выйдет из своей комнаты в гостиную, то стрелой примчится в палаточный лагерь за несколько миль от дома. Кстати о доме. Он им требуется. Настоящий, а не эта клетушка. Место для жизни у них сейчас ограничивается комнаткой на втором этаже. Надо будет подыскать и снять что-нибудь подходящее. Первую зарплату Уолтер уже получил, авансом; она его порадовала, однако и насторожила - в сочетании с чересчур скудным бюджетом непосредственно лаборатории. Подозрительный дисбаланс; похоже, в предположениях мисс Девон есть доля истины. Впечатление, будто кому-то нужен задобренный руководитель и не очень нужно само учреждение. По-видимому, от доктора Фэйна ожидают сговорчивости и помощи в делах, где решающую роль может сыграть эпидемиологическое ограничение, запрет, постановление. Разумеется, это лишь одно из возможных объяснений, у Уолтера не было ничего, кроме смутных подозрений, и он не спешил делиться ими с женой. Он предпочитал обсуждать то, в чём уверен. Лёжа в постели, укрытая тоненькой простынёй, Китти сквозь полутьму наблюдала, как одевается муж. Одевается основательно, вопреки жаре (и это ещё солнце толком не взошло!). Уолтер упорно соблюдает условности. Чудной он всё-таки человек. Отправиться в центр эпидемии – о да. Лечить больных, постоянно рискуя заразиться, – безусловно. Вызвать на себя гнев целого города, спорить с толпой, хамить военачальнику, допекать власти требованием содействовать в борьбе с холерой – запросто. Встать между женой и компанией разгневанных молодцов, сознавая, что шансов нет, - пожалуйста. Но отказаться от официальной формы одежды – ни за какие коврижки. Уолтер словно считал, что «правильный» костюм делает его менее уязвимым. В Мэй-Тан-Фу бактериолог всё-таки перешёл просто на штаны и рубашки, избавившись от пиджака (да и то, жилет с галстуком регулярно возвращались), но только через несколько недель после прибытия, когда обвыкся. В первую встречу с монахинями Мэй-Тан-Фу Китти поразили их отзывы о Уолтере, сестры его чуть ли не боготворили. Ей даже хотелось язвительно спросить: точно ли они имеют в виду её мужа, может, тут есть ещё один Уолтер Фэйн? На всякий случай она решила понаблюдать за супругом внимательнее, чтоб разглядеть, что такого в нём нашли монахини. И разглядела в тот же вечер, когда обнаружила Уолтера спящим за работой. Он так устал, что уснул прямо с карандашом в руке, на кипе бумаг с расчётами и схемами. Он не только лечил больных, но и искал источник болезни, прорабатывал методы борьбы. И совсем не жалел себя. Зато Китти его пожалела, но это была не унижающая жалость, а скорее искреннее сочувствие, к коему примешивалось что-то сродни восхищению. - Будь у нас с собой пальто и перчатки, их бы ты тоже надел? – ласково полюбопытствовала Китти, приподнимаясь на локте. Она скорее почувствовала, чем разглядела его улыбку. - Прости, не хотел тебя будить. - Я проснулась не из-за тебя, а из-за духоты. – Китти вновь легла на спину, не сводя с мужа глаз. - Но я рада, что это случилось, иначе ты бы улизнул, не попрощавшись. – Она протянула руку. Он подошёл, сжал ладошку жены, присел на край кровати. - Я скоро вернусь. - Ага, поздно вечером или ночью. - Ну, относительно скоро, - ухмыльнулся Уолтер, поглаживая запястье Китти. – Найдёшь, чем заняться? - Я буду сидеть у окна и плакать, пока не увижу ваш корабль. - Тебе придётся сидеть и плакать очень долго – наши окна не выходят на море. - Да? – притворно удивилась Китти. – Какая досада. Тогда я нанесу пару визитов. Уолтер вспомнил про несколько записок с приглашениями, которые им вчера и позавчера приносили слуги некоторых местных семейств (похоже, не последних в городе людей). Сам он подобные походы в гости не любил, а вот Китти была не против новых знакомств, и Уолтер украдкой порадовался, что избежит всего этого, хотя и ощутил лёгкий укол вины. - Ты не обидишься? - Из-за чего? - Из-за того, что я не буду тебя сопровождать. - Не делай вид, что расстроен, - засмеялась Китти. – И потом, не можешь же ты быть в двух местах одновременно. Уолтер коснулся её плеча. - Будь осторожна, хорошо? Не выходи на улицу без Ануаты, она местная, с ней спокойнее. Мы здесь ничего не знаем… - Не волнуйся.***
Почти весь путь от Шанхая до Матаваи Уолтер продержался нормально, и только в последние сутки качка доконала. Сейчас бактериолог надеялся, что достойно перенесёт недолгий морской вояж. Он стоял на палубе, чтобы не испытывать недостатка света при чтении. Пристроился в самом отдалённом закутке, где не мешал никому из команды, и никто из команды в свою очередь не отвлекал его. Ветер постоянно срывал с головы шляпу, Уолтер еле успевал её ловить, вскоре пришлось смириться и сунуть головной убор в дорожную сумку. Жара усиливалась, солнцепёк становился жёстче, но пока Уолтер противился мысли снять хотя бы пиджак. Чтобы не шататься от качки, приходилось одной рукой держаться за какие-то натянутые канаты. - Неплохой пассажир, - резюмировала Изабель. Она находилась рядом с Грифом, державшим штурвал. – Стоит себе в стороне, читает книжку, ни к кому не лезет, ни во что не вмешивается, гармонично сливается с обстановкой. И заплатил заранее. Дэвид глянул на Изабель через плечо и засмеялся. Она тоже засмеялась, убирая с лица позолоченные солнцем локоны, которые шаловливый морской ветер выхватывал из причёски. О вчерашней ссоре двое давно и думать забыли. Те, кто называл Грифа бабником, не ошибались. Но Дэвид всегда оставался честен: ни одной женщине он не обещал то, чего не мог дать, и не льстился на чужих жён, невест, возлюбленных. Раньше в длинном списке особое место занимала лишь Лавиния, однако Изабель её превзошла. Рид была красивой молодой женщиной, деловым партнёром, товарищем по авантюрам, другом – наверное, естественно, что в итоге она стала и любовницей. Он очень хорошо помнил тот поздний вечер на одном из островов, где они – Дэвид, Изабель и недавно возвратившийся на «Рэттлер» Маурири – заключили выгодную сделку с племенем, гостеприимством которого воспользовались и остались на ночёвку. Точнее, остались только Изабель, заявившая, что хочет выспаться на не качающейся поверхности, и Дэвид, не рискнувший оставлять Рид наедине с мирными, но малознакомыми туземцами. Маурири вместе с остальной командой вернулся на лодку – наверняка соскучился по «Рэттлер» и стремился наверстать упущенное.…
Огни деревеньки постепенно погасли, осталось лишь несколько факелов. Хижина, которую выделили гостям, находилась в стороне от остальных жилых строений, зато буквально в двух шагах от моря. Изабель стояла на берегу, позволяя волнам доставать до её босых ног, смотрела на лунную дорожку, мерцающей полосой пересекающую черноту водной глади. - Не спится? – Тон Грифа полнился весельем. А как иначе, если Дэвид был счастлив? Он и не помнил, когда последний раз чувствовал себя так легко, так свободно, когда совесть не отягощалась ни граммом вины. Об истории с Дженни Дэвид сожалел до сих пор и очень хотел бы всё изменить, да ведь это невозможно. Но у него есть верные друзья, включая лучшего друга. Есть судно, есть работа, приносящая радость. И нет больше любви к Дженни, ни капли. Он свободен, жизнь прекрасна! - Голова немного разболелась. Гриф встал рядом с Изабель, плавно упёр руки в бока. - Я думаю, Маурири хочет вернуться. - Ясное дело. - В смысле: хочет снова стать владельцем «Рэттлер», вернуть свою долю. - Я поняла. - И как ты к этому отнесёшься? Изабель поглядела на него, и в лунном свете Дэвид рассмотрел её озорную ухмылку. - Положительно. Пусть приходит ко мне, мы потолкуем, найдём решение, которое устроит нас обоих. Дэвид театрально прищурился. - И ты не накрутишь дикие проценты, оставив его без последней рубашки? - Даже не знаю, оскорбиться или принять это за комплемент, - рассмеялась Изабель. Гриф последовал её примеру. Изабель отбросила назад свои распущенные волосы, и они мягко «хлестнули» Дэвида по лицу. - Прости, это несчастный случай, - хихикнула Рид. - Я не в обиде, - заверил капитан, понизив голос. Сделал полшага, повернулся, он и Изабель оказались лицом к лицу, вплотную друг к другу. …Они же целовались и прежде, не раз и не два. Не раз и не два Изабель открыто говорила, что не прочь переспать с Дэвидом, но Дэвид героически воздерживался, ведь он тогда был с Лавинией. А когда капитан и полинезийка расстались, Изабель уже не разбрасывалась предложениями - Гриф стал для неё чем-то большим, нежели просто очередной мужчина, с чьей помощью можно так или иначе добиться для себя выгоды. Дэвид стал как минимум другом, и Изабель начала обращаться с их отношениями осторожнее. Хотя это не означало, что он перестал быть для неё привлекателен как мужчина, скорее, наоборот. - Гриф, ты собрался выразить благодарность натурой? – с коварным кокетством уточнила мисс Рид, когда закончился долгий, страстный, жадный поцелуй. Дэвид держал её в объятьях и не спешил отпускать. Ей казалось, что она прямо-таки видит бесшабашных чертят, выглядывающих из омутов его глаз и строящих ей рожицы. - А ты примешь эту валюту? – спросил Гриф беззаботно и в то же время приглушённо, готовясь к любому ответу. В глазах Изабель тоже обитала весьма очаровательная нечисть. - Да. – Её ладони скользнули по его груди, плечам и сцепились за шеей. – Испугался? – поддразнила Рид. - Нет, - осклабился Дэвид, - просто ты сказала, что у тебя болит голова. - Я сказала: «немного». Интересная вещь: они ничего друг другу не обещали, каждый оставил за собой свободу. Но ни один больше не заводил романов или интрижек на стороне. Не потому, что чувствовал себя связанным этими отношениями, а потому, что был полностью доволен тем, что имел.