***
Чем оживлённее становилось на улице, которую было видно из окна редакции (и по совместительству типографии), тем спокойнее делалось на душе у Китти. Она со слов Клэр поняла, что Гриф и Лепау очень опытные моряки, у них достаточно большая команда. Путь до Папеэте близкий, маршрутом следует немало кораблей, вряд ли нужно опасаться нападения пиратов или дикарей. И всё-таки время шло, а Уолтер не появлялся, и это не могло не тревожить. Клэр понадобилось отойти по делам, она попросила Китти присмотреть за офисом. - Если ко мне кто-нибудь придёт, скажите, что я скоро буду, пусть подождут здесь. - Конечно. - Спасибо! Девон убежала, а Китти осталась сидеть у окна. Она не была уверена, что, отвлекаясь на короткие беседы с Клэр, не упустила чего-то, потому за утро уже дважды ходила из редакции домой – лишь затем, чтоб убедиться, что муж до сих пор не вернулся. Постепенно оживлённая улица, гомон, солнечный свет перестали успокаивать и внушать оптимизм. Уловив движение позади себя, Китти решила, что вернулась мисс Девон. - Вы впрямь быс… - Слова застряли в горле, когда она, обернувшись, обнаружила вовсе не журналистку (редактора, корректора, наборщика текста и бог знает кого ещё в одном лице). Посреди офиса стоял мужчина. Он был не чрезмерно мускулистым, но крепким. Коротко постриженные русые волосы подчёркивали смуглость загорелой кожи. Лицо так и хотелось назвать подтянутым, его «украшала» щетина, которая, впрочем, по степени привлечения внимания проигрывала серебристой (а может, и серебряной, хотя навряд ли) серьге в левом ухе. Тёмная рубашка больше напоминала жилет – ни тебе воротника, ни рукавов, и под ней, между прочим, тоже ничего, не считая жутковатого амулета, вроде это кабаний бивень на кожаной бечёвке. Спасибо ещё, что добротные тёмно-серые (вероятно, некогда чёрные) штаны прикрывали всё, что положено прикрывать. Китти онемела от страха - она знала, кто перед ней. Запомнила его вчера, на рынке. Это был Каннибал Джек. Она лихорадочно соображала, стоит ли сначала закричать или надо сразу кидаться прочь и только потом вопить. - Доброе утро, - наконец, поздоровался Каннибал, также не без удивления разглядывающий незнакомку. – Клэр здесь? - Она вышла, но скоро должна прийти, - промямлила Китти. Ей даже отбиться нечем, единственное средство самообороны – кружевной зонтик, и тот стоит в дальнем углу! Каннибал тем временем спокойно кивнул, отвернулся и отошёл к письменному столу. Взял верхний лист из стопки. Это была бумага газетного формата, Клэр напечатала образцы статей, которые требовалось перечитать и проверить. Мужчина положил лист перед собой, достал из ящика красный карандаш и принялся читать. Казалось, он полностью погрузился в это занятие, а Китти продолжала стоять, окаменев теперь не столько от страха, сколько от удивления. Ещё больше она удивилась, когда возвратившаяся Клэр, увидев Каннибала, широко улыбнулась, подошла к нему и взяла за руку. - Привет. - Привет. У Китти сложилось впечатление, что не будь здесь третьего лишнего, то есть её, эти двое непременно бы обнялись, а то и поцеловались. Каннибал кивнул на текст, в котором недавно сделал пару правок. - Две опечатки и одна пропущенная запятая. - Что бы я без тебя делала? – хихикнула Девон. - То же самое, только немного дольше, - хмыкнул Джек. Он погладил девушку по руке – скользнул ладонью от локтя к запястью. - Ты познакомился с миссис Фэйн? - Нет, мы лишь поздоровались. Клэр подвела Каннибала на пару шагов ближе к темноволосой гостье, чему та не обрадовалась, однако убедила себя не срываться с места. - Это Китти Фэйн, жена доктора Фэйна, того самого бактериолога. Китти, это Джек МакГоннигал, мой жених. - Рад знакомству, миссис Фэйн, - учтиво сказал Джек и слегка склонил голову, дав Китти пару секунд, чтоб справиться с шоком. - Я… Я тоже. – Китти понадеялась, что размер её глаз не вышел за рамки приличий. Джек улыбнулся ей, но что-то грустно-понимающее в его взгляде заставило Китти почувствовать неловкость, почти стыд. МакГоннигал повернулся к невесте. - Я был рядом, зашёл спросить, не нужна ли помощь. - Ты телепат! Пресс сломался. - Телепатия тут ни при чём, твой станок ломается с регулярностью, достойной лучшего применения. Я так и думал, что сегодня он останется верен себе. «Какая грамотная речь», - поразилась Китти. - И закону подлости, учитывая, что номер должен быть напечатан к завтрашнему утру. Джек улыбнулся шире. Двое смотрели друг на друга так, что Китти поняла: о ней забыли. Потом Джек встряхнулся. - Инструменты на обычном месте? - Да. - Попробую что-нибудь наколдовать. - Спасибо. - Пока не за что. – Он ласково подмигнул ей и ушёл в соседнее помещение, где располагался ручной типографский станок. Когда в кабинете снова остались лишь представительницы прекрасного пола, Китти обнаружила, что Клэр смотрит на неё очень строго. Во взгляде не было злости, но была суровость, плохо вяжущаяся с образом нежной английской мисс. - Не надо, - коротко и тихо сказала Девон. - Чего не надо? - Смотреть на него, будто ждёте, что он на Вас накинется и укусит. На Джека без того слишком многие именно так и косятся, но это не значит, что он заслуживает подобного. Он был совсем юным, их корабль потерпел крушение, несколько человек спаслись и добрались до острова. До пустынного острова, где фактически не было пищи. Они умирали один за другим, наконец, остался только Джек. – Клэр сжала губы, продолжая сверлить собеседницу взглядом. – Он никому не причинил боли. Он сделал то, что должен был сделать, чтобы выжить. Вряд ли Вы были на его месте, не Вам его судить. Он до сих пор просыпается по ночам в холодном поту и с криком… - Последняя информация была лишней, да Клэр не удержалась. В первую секунду Китти захотелось поморщиться, но она совладала с собой. А во вторую секунду подумала: «Я ведь впрямь не представляю, каково оказаться в одиночестве посреди океана, без еды и, наверное, без надежды, когда есть только один, ужасный, способ продлить свою жизнь». Китти хватило честности признать: «В такой ситуации я бы поступила как Джек. Если б раньше не умерла от инфаркта». Мёртвым уже всё равно, а живые хотят жить. Иногда очень-очень хотят, это Китти уяснила в палаточном госпитале близ Мэй-Тан-Фу. Да если б ей в те кошмарные минуты страха и неизвестности предложили отведать человечины, пообещав, что это спасёт Уолтера, она бы лишь спросила, можно ли воспользоваться ножом или нужно отгрызать куски зубами. - Я прошу прощения. Искренне. Взгляд Клэр смягчился. Она тоже почувствовала себя неловко, поняв, что Китти не собирается спорить и ужасаться. Журналистка улыбнулась. Они с Джеком познакомились задолго до того, как впервые увиделись. Одним хмурым английским утром Клэр, читая журнал, наткнулась на объявление – некий джентльмен, проживающий на Таити, желал переписываться с молодой леди. Она не только ответила на объявление, но и после года переписки отважилась принять приглашение джентльмена и приехать на Таити, чему поражалось до сих пор, хоть и считала то решение лучшим в жизни. Мужчина, который в письмах рисовал себя состоятельным респектабельным гражданином, владельцем прекрасного дома и флигеля для гостей, оказался пьяницей по прозвищу Каннибал Джек, всё имущество которого ограничивалось полуразвалившейся хижиной и её содержимым. Он даже не помнил, что пригласил Клэр, поскольку писал ей обычно не на трезвую голову. Ошарашенная Клэр сама побрела на поиски выпивки. В таверне познакомилась в Лавинией, которая предложила ей работу и жильё. Они подружились. Через какое-то время Клэр сделала то, о чём в Лондоне и мечтать не смела, - открыла газету; пусть маленькую, пусть не приносящую существенного дохода, но свою собственную! «Вестник Матаваи». С Джеком они помирились, но любви к нему Клэр не чувствовала, о чём прямо сказала. Она сострадала, симпатизировала и не отказалась бы от дружбы, однако не более. Иного МакГоннигал не ожидал. Он был рад уже тому, что Клэр не вопит: «Видеть тебя не хочу!» Да, Джек привязался к Клэр через письма, она ему очень понравилась вживую, но убиваться из-за её отказа он не собирался. Они сделались друзьями. Даже не близкими. Но почему-то когда всё стало плохо, когда хотелось плакать без повода, когда будущее посерело и пугало неизвестностью, Девон пришла именно к Джеку, расстроенная и растерянная. Это случилось вскоре после ссоры Дэвида и Маурири - компания, ставшая для Клэр настоящей семьёй, начала раскалываться. Мир Клэр рушился, она не знала, что делать, куда кидаться. И прибрела к хижине Джека, не сумев внятно объяснить владельцу, с какой целью явилась. Как раз грянул ливень, МакГоннигалу только и оставалось, что пригласить Клэр зайти внутрь, а позже, поняв, что дождь вряд ли утихнет до утра, предложить переночевать. Джек по-джентльменски отдал Клэр свою нехитрую кровать, а сам лёг в комнате, которую при изрядном воображении можно было назвать гостиной, на то, что при ещё большем воображении можно было назвать диваном. Одежда Девон не успела сильно промокнуть, быстро высохла, и Клэр без дискомфорта осталась спать в своём платье. Посреди ночи она проснулась от криков Джека. Кричал он так, что кровь стыла в жилах. Клэр решила поначалу, будто на них кто-то напал (не исключено, что какая-нибудь особо ужасная нечисть), вскочила и бросилась на голос, сообразив: скорее всего, Джеку снится кошмар. Она оказалась права. Клэр разбудила МакГоннигала. На него было страшно смотреть даже с учётом темноты, оставляющей от облика лишь смутные общие очертания. Клэр ощущала, а не видела, что его колотит, и могла поклясться, что он покрыт холодным потом. Не требовалось спрашивать, что ему снилось, это было понятно из слов, срывавшихся с его уст прежде, чем он очнулся. Кораблекрушение, остров, борьба за выживание и голод – голод, постепенно вытесняющий не только чувства, но и что-то более абстрактное, однако не менее важное. Что-то человеческое. Бедняга Джек страшно смутился. Долго просил прощения, сильно переживал, что напугал её. Клэр расплакалась. От сострадания к Джеку, от боли из-за разлада Дэвида и Маурири, от того, что до сих пор одинока. Плач оказался не осознанным, но весьма мудрым ходом. Джек понял, что хоть один из них должен взять себя в руки, и этим одним Клэр сейчас быть не может, посему придётся ему. Они зажгли лампу и просидели вместе до утра. Успокаивали, подбадривали друг друга, рассказывали случаи из жизни, говорили о своих семьях, сравнивали любимые книги, делились наблюдениями и мечтами… Это было прекрасно. Это было знакомо. Это было то, по чему оба, оказывается, дико скучали, то, что когда-то обрели в письмах. Клэр впервые признала, что их отношения имели полное право называться романом по переписке. Однажды, когда она посетовала Колину, что влюбилась в человека из писем, которого нет в жизни, Трент мудро посоветовал присмотреться, мол, как знать, может, тот человек сойдёт к тебе со страниц. Не сошёл – не может сойти тот, кого нет, это Клэр поняла практически сразу. Но теперь она поняла кое-что ещё: пусть придуманного ею «героя» в реальности не существует, но то, чем этот герой был ей дорог, есть в Джеке, и далеко не всё в его письмах было ложью. Они стали чаще видеться, сначала самим себе не признаваясь, что намеренно ищут встречи. Самообман быстро сошёл на нет. Джек и раньше не был редким гостем в таверне, а теперь появлялся там ежедневно, хотя на количестве приобретаемой выпивки это не сказывалось. Он мог пару часов просидеть с одним стаканом виски и даже не допить; что прежде для Каннибала Джека было немыслимо. МакГоннигал провожал Девон после работы до дома. Причём не только из офиса газеты, но и из бара, хотя Клэр жила в том же здании – в комнате над таверной (всегда же можно сделать крюк-другой по пляжу). А когда он уходил в море, она считала дни и часы до его возвращения. Они сообразили, что влюблены. Джек испугался. Не за себя, за Клэр. Не надо ей заводить с ним близкие отношения, его биография попортит чью угодно репутацию, а Клэр – девушка благовоспитанная, и в журналистике репутация значит немало. Всё верно, Клэр была благовоспитанной. Чего уж там, по некоторым пунктам она была ханжой, милой ханжой. Но внезапно это перестало иметь значение. Гораздо важнее стал просто Джек, его компания, его голос, его улыбка. Их разговоры, прогулки, поцелуи. Клэр себе удивлялась, но это ничуть не мешало радоваться. Сам он, наверное, никогда бы не осмелился, и Клэр опять удивила себя, как бы намекнув (по сути, сказав прямым текстом), что будет совершенно не против, если Джек сделает ей предложение.***
- Миссис Фэйн, куда Вы? – осведомился Дэвид, когда Китти развернулась и устремилась вверх по лестнице. - В комнату, собирать чемодан, - буркнула брюнетка, не оборачиваясь. – Дайте мне минут десять. - Вы что, собрались ехать туда? Китти замерла и таки обернулась, окинув взором Грифа, заодно Трента и Девон. - Разумеется. - Зачем?.. - Как «зачем»? Утешать и подбадривать мужа. – Судя по тону, утешать она собиралась сковородкой, а подбадривать скалкой. Или наоборот. Её недоброе настроение можно понять. Полдня она изводилась от неизвестности. Наконец, услышала шум двигателя, увидела, что к их дому подошёл священник и медленно подъехал на мотоцикле – с закреплённой на заднем сидении «стопкой» связанных коробок - незнакомый ей мужчина. Бросилась туда в сопровождении Клэр, успевшей сообщить, что незнакомый мужчина и есть знаменитый капитан Дэвид Гриф. За минуту пути Китти чего только не нафантазировала. Ни одно её предположение не соответствовало истине. Высокий шатен, облик которого ещё меньше года назад заставил бы Китти томно вздохнуть и позабыть даже о Чарли Таунсенде, поведал: с доктором Фэйном всё в порядке. В Папеэте, перед отбытием, Маурири Лепау встретил знакомого из племени, живущего на относительно ближнем острове. Оказалось, в племени свирепствует эпидемия гриппа. Для туземцев эта болезнь куда опаснее, нежели для европейцев. Уже подкошено полплемени, что не способствует стабильной социальной обстановке. Многие из тех, кто здоров или чувствует себя сравнительно неплохо, активно обвиняет европейцев в том, что те намеренно занесли на остров болезнь (недавно белые торговцы выменяли на партию жемчуга ряд бытовых товаров). Власти прислали пару врачей под охраной жандармов, туземцы прогнали помощников взашей - белые с оружием настораживали. Обе стороны ведут себя неразумно из-за жгучего обоюдного недоверия. А Маурири Лепау островитяне доверяют. Только медицинского образования у него нет. Зато у кое-кого другого есть. Пусть вирусолог и бактериолог не одно и то же, тут подходит принцип «На безрыбье и рак рыба». Формально это, пожалуй, являлось частью работы Уолтера, однако ему вполне достаточно было отправиться на остров, взять какие-нибудь пробы, осмотреть обстановку и вернуться домой, чтобы в тишине и безопасности составить отчёт. Но нет, он собрался лечить. Гриф выкроил время, чтоб вместе с Колином навестить и успокоить миссис Фэйн. Ага, успокоили, спасибо. У Китти аж слёзы выступили от нахлынувшей злости. Дурак! Не сляжет с гриппом (много ли нужно перенёсшему холеру организму, чтоб снова оказаться на грани?!), так будет забит враждебными туземцами. И факт, что какой-то там Маурири Лепау и двое полинезийцев из команды «Рэттлер» тоже остались на острове, Китти ни капли не утешал. - Вам нельзя на тот остров. - Почему? – Китти вызывающе скрестила руки на груди. - Там неспокойно. - Меня это не пугает. - Зато Вашего мужа пугает. Он велел ни под каким предлогом не брать Вас на борт, и, думаю, он абсолютно прав. «Вашего мнения никто не спрашивает!» - едва не взвизгнула Китти, но заставила себя промолчать. Она сделала долгий, напряжённый вдох и натянутый выдох. Снова спустилась в прихожую. Взгляд упал на стоящий в углу ящик, использовавшийся вместо тумбочки. Ящик увенчивали ваза и микроскоп. Поколебавшись, Китти сделала выбор. Схватила вазу и со всей силы метнула в дальнюю стену, туда, где никого не было, и куда недавно поставили три коробки с покупками Уолтера, доставленные Грифом. - Чёртов альтруист! – прорычала Китти. Опомнилась, устыдилась и виновато глянула на Колина. – Прошу прощения, преподобный. - Ничего страшного, - мягко улыбнулся Трент. Обменялся взглядами с Дэвидом и Клэр, затем вновь обратился к Китти. – Вы, наверное, уже знаете, что Дэвид и Маурири – мои ближайшие друзья. Лепау – замечательное семейство. Китти нахмурилась, не понимая, к чему он клонит. Слово взял Дэвид: - Маурири кое-что предложил, доктор не против, я зашёл к Лианни – жене Маурири – и передал, она тоже согласилась, что идея хорошая. Китти собралась язвительно поинтересоваться, что же это за грандиозная идея, которую все разом одобрили, а её, видимо, собираются поставить перед фактом. Однако Дэвид не сделал достаточно длинной паузы. - Миссис Фэйн, Вы не хотели бы пожить в доме Лепау до возвращения мужа? Наверняка Вам неуютно тут одной. - Они очень хорошие люди, - внесла свою лепту Клэр. - Здесь каждый может за них поручиться, - не остался в стороне Колин. Жить в доме незнакомого моряка, пускай и капитана? В семье туземцев?! Да мать Китти в обморок бы упала от одного только предложения! Саму Китти это скорее позабавило, впрочем, не избавив от беспокойства о приличиях. Даже если эти Лепау впрямь такие расчудесные, что скажут другие жители – белое сообщество? Тут она подумала о представителях сего сообщества, к которым заходила в гости и которые могут осчастливить её ответным визитом вежливости в любой момент. Представила, как придётся сидеть в каменной комнатушке, усиленно соблюдать приличия, изображать гостеприимство и вежливость в беседах с теми, кого и видеть-то неприятно. Внезапно проживание у Лепау показалось блестящей перспективой. - Вы уверены, что я их не стесню? Мне не хотелось бы никому причинять беспокойство.***
Уолтер испытывал странное ощущение – он словно перенёсся в один из приключенческих романов, которыми зачитывался ребёнком и подростком. Дело было не в необычных пейзажах или в потенциальных приключениях, дело было в людях. Повзрослевший Фэйн не верил, что такие люди существуют в настоящей жизни, он считал, что они есть лишь на страницах книг. Отважные, бесстрашные искатели приключений, принципиальные и честные авантюристы (казалось бы, несовместимые характеристики), вопреки всему и всем поступающие, как считают правильным, не идущие против совести и готовые рискнуть жизнью, даже чтоб помочь незнакомому человеку, - разве встретишь таких в реальности? Уолтер не встречал. Раньше. Смертность от гриппа в племени не была высока, однако хватало того, что она просто была. В высоченной температуре, ломоте в костях, болях, затруднённом дыхании и внушительном перечне иных симптомов и осложнений тоже мало приятного. Агрессивная нервозность туземцев имела под собой основания. Другое дело, что многие хотели найти виноватых чуть ли не сильнее, чем одолеть болезнь. Частенько Уолтер не сомневался, что от расправы над ним местных жителей удерживает исключительно наличие Маурири. Фэйн радовался, что этот большой рассудительный полинезиец здесь. Надежный, как скала, и такой же спокойный, Маурири одним своим присутствием утихомиривал окружающих, они знали, что он не допустит несправедливости. Бактериолога пришибло открытие: туземцы используют органы и – брр! - жидкости своих же умерших соплеменников для приготовления целебных средств. Ужас! Кошмар! Жуть! Но, по сути-то, никто не страдал, а Фэйн был не в том положении, чтобы спорить с шаманом, знахарем или как здесь назывался главный лекарь; не в том положении, чтоб учить тут кого-то жизни. До чего же полинезийцы отличались от людей, с которыми Уолтер привык общаться! Не походили ни на европейцев, ни на американцев, ни на китайцев или японцев. Бактериолога поражало разнообразие и обилие татуировок (иногда в весьма неожиданных местах, которые не слишком тщательно прикрывались, особенно у лежачих больных). Удивляли причудливые головные уборы из перьев, ожерелья, браслеты и прочие украшение из ракушек, обработанных камушков, а чаще всего из костей (хотел бы Уолтер верить, что это кости только животных, но он хорошо знал анатомию). Завораживал неведомый язык. Увы, на вникание в культурную жизнь островитян времени не имелось. Болезнь не делала скидок ни на пол, ни на возраст. Самому маленькому пациенту доктора Фэйна едва минуло четыре месяца. В то, что малыш выживет, перестали верить даже родители, но Уолтер вытянул мальчика если не с того света, то откуда-то из приграничной зоны. - У Вас есть дети? - спросил Маурири, глядя, как ловко бактериолог управляется с младенцем. Лепау знал, что доктор с женой приехали на Таити лишь вдвоём, но это ещё не показатель. - Нет, - Уолтер покачал головой. Понял, что собеседник заметил его грусть. Интересно, кому из них сейчас более неловко? Надо перенаправить разговор. - А у Вас? Маурири улыбнулся. - Двое. - А жён? - Фэйн не успел прикусить язык и незамедлительно пришёл в ужас от собственного пошлого любопытства. - Простите, это не моё дело. Однако Лепау охотно ответил: - Одна. Единственная и неповторимая. Возник момент полного взаимопонимания двух заядлых однолюбов. Уолтер спросил о поле, возрасте и именах детей. - Дочке Тани почти восемь лет, сыну Теваки — четыре. Хотя бы мысленно Уолтер вынужден был со стыдом признать, что грешил стереотипами. Полинезийцы, все как один, представлялись ему полуголыми смуглыми дикарями, не обязательно злобными, но точно далёкими от цивилизации… Маурири объездил полмира, в том числе всю Европу, получил великолепное образование, а уж по части знания языков - даже европейских, не говоря о полинезийских - Уолтеру нечего было и мечтать тягаться с Лепау. Следующим культурным шоком стал Дэвид Гриф. Фэйн считал, будто сразу раскусил этого типа: возможно, человек в целом неплохой, но гуляка, бабник, наверняка аферист и жулик. Каково же было удивление Уолтера, когда ему рассказали, что однажды Дэвид отказался от полумиллиона найденных франков! Не взял себе ни единой монеты, всё вернул властям! От других членов команды «Рэттлер» Уолтер узнал, что Дэвид и Маурири в свободное от основной работы время ловят воров, убийц и сектантов, а как-то раз раскрыли и захватили банду работорговцев, разобрались с рабовладельцем и освободили из рабства полдеревни. Надо было слышать, с каким безмерным уважением моряки отзываются об обоих своих «начальниках». Такое уважение невозможно заработать лестью, подкупом или враньём, оно добывается лишь достойными поступками. Вскоре «Рэттлер» вновь встала на якорь у острова, Дэвид прибыл узнать, что ещё нужно привести из лекарств и медицинского "инвентаря", теперь-то доктор представлял себе ситуацию яснее, чем в Папеэте.***
- Держите, док, подкрепитесь. Уолтер уставился на блюдо с едой, которое вручил ему Дэвид. Капитан присел по другую сторону небольшого костра, возле которого недавно разместился бактериолог. - А после вздремните хоть пару часов, Вам определённо не помешает отдых. Фэйн с отчётливым подозрением покосился на Грифа. Тот осклабился. - Я обещал Вашей жене присматривать за Вами. Она потребовала проследить, чтобы Вы не забывали поесть и поспать. Бактериолог усмехнулся. Молча съел хорошо прожаренный кусок рыбы. Затем спросил, словно собираясь начать заикаться (Дэвид уже понял, что для доктора это стандартная манера общения с малознакомыми людьми): - Как она отреагировала, когда ей сказали? Разозлилась? Гриф решил, что в данном случае будет полезна уклончивость. - Она Вас очень любит. Англичанин глубокомысленно покивал, в деталях припоминая обстановку их так называемой гостиной. - Ваза или микроскоп? - Ваза, - ответил Дэвид. - Слава богу. Они посмотрели друг на друга через языки пламени и засмеялись.***
Не только Уолтер понял, что судил о новых знакомых неверно. Они тоже убедились, что первоначальное впечатление было ошибочным. - Как он тебе? – осведомился Гриф, когда они с Маурири остались наедине. - По-моему, хороший человек. И точно не стремится никого изничтожить. Думаю, то, что о нём рассказали Колину, действительно правда. Знаешь, я удивился, когда мы сюда прибыли и жители деревни нас обступили, как ты понимаешь, отнюдь не с наилучшими пожеланиями. Я думал, Фэйн испугается и попытается спрятаться за меня. Какое там. Он вышел вперёд. Не нагло, но без страха, по крайней мере, видимого. Не сжимался и не мямлил. Он явно привык спорить с толпой. - А с виду хиляк. - Как говорится, не суди о книге по обложке. Изабель и та посмотрела на бактериолога по-новому, когда вместе с Дэвидом приехала забирать Маурири, Фэйна и ребят из команды. Болезнь была побеждена и уже не угрожала ничьей жизни. Уолтер не видел необходимости в дальнейшем присутствии на острове, хотя решил, что дней через десять нужно вернуться и проверить, как идут дела. Полторы недели назад Изабель мельком попрощалась с невзрачным, неуклюжим зализанным человеком в нелепо официальном костюме. Сегодня утром на берегу мимо неё прошмыгнул высокий обладатель волнистых золотистых волос, практически блондин, в рубашке, лишённой всяких претензий на официальность. - Доброе утро, мисс Рид, - спешно поздоровался Уолтер, разгребающий остатки дел напоследок. Его поджимало время, он был суетливым и всклокоченным, зато точно знал, что надо предпринимать, а потому держался уверенно, хотя сам этого не осознавал. «Ого», - подумала Изабель. Доктор-то не безнадёжен. Довольно симпатичный мужчина. Ему бы ещё чуток подкачаться или отъесться, и был бы привлекательный экземпляр.***
У Китти тоже была масса возможностей поразмышлять о различиях между китайцами и полинезийцами. Живя в Шанхае, она не утруждала себя раздумьями о коренном населении, воспринимала их с некоторым пренебрежением. Считала, что они все покорные и непривередливые, прямо-таки созданные быть слугами. Сейчас стыдно было об этом вспомнить. Немало времени ушло, чтобы понять: они вовсе не послушные и не раболепные, просто в большинстве своём считают, что на европейцев не стоит тратить эмоции и нервы, не надо показывать чужакам, что у тебя внутри. Это китайцы испытывают настоящее презрение к белым, а не наоборот. И Китти довелось увидеть, что бывает, когда китайцы, наконец, выходят из себя – уж выйдут так выйдут, загонять обратно опасно для жизни. Когда знаменитое азиатское терпение лопается, лучше находиться где-нибудь подальше. Полинезийцы же не прятали свою натуру, смотрели прямо в глаза, и изначально было понятно, что за попытку оскорбления можно серьёзно схлопотать, даже при том, что и на Таити закон благоволит колонизаторам. Полинезийцы не доводили себя до критической точки кипения, они предпочитали отвечать по мере поступления обид. Кстати, далеко не всех можно обидеть. Скажем, Ануату и Уолтер, и Китти откровенно побаивались. На своих служанок в Китае супруги не обращали внимания, а иногда повышали голос. Но попробовали бы Фэйны просто косо посмотреть на Ануату - их бы смело волной праведного возмущения этой бойкой, непомерно энергичной женщины. Словом, Китти поняла, что здесь никто из местных не станет даже изображать уважение к ней лишь из-за цвета кожи. Это её устраивало. Ей очень понравились Лепау. Тани и Теваки были прелестными детьми, а Лианни покоряла невероятным природным тактом, который удивительным образом сочетался с привычкой говорить правду в лицо. Жену Маурири нельзя было назвать идеальной красавицей, но никто не смог бы отрицать, что она хорошенькая и очень милая. Узнав, что Китти любит играть на пианино, Лианни сказала: - У нас есть одно, в доме покойного свёкра. Если хочешь, я отведу тебя туда, и ты сможешь сыграть. Правда, не помню, когда Маурири последний раз его настраивал. - Твой муж играет на пианино? – Китти запоздало сообразила, что её удивление могло быть оскорбительным. К счастью, Лианни не усмотрела ничего неприятного. - Лучше сказать, что он умеет играть на пианино. Любви к этому занятию у него нет, сейчас он не практикуется, но в своё время обучался. «Боже. Сначала каннибалы с изящными манерами, теперь туземцы-пианисты. Что дальше? Женщины-бойцы?» Пустующий дом находился недалеко от дома Маурири и Лианни, тоже у самого моря. Был простым, одноэтажным, не очень большим, однако позднее Китти оценила чрезвычайно удачную планировку. Оказалось, сюда даже проведено электричество, правда, случаются перебои, но проблема актуальна для всего города. Жилище состояло из нескольких комнат, вся мебель в которых ныне была накрыта разнообразными чехлами. Под одним из чехлов, в просторной гостиной, притаилось пианино – слегка, но не критично расстроенное. Позднее Лианни заметила: Маурири не собирается продавать отцовский дом, но, наверное, охотно отдаст в аренду на определённый срок, чтоб временные хозяева присматривали за обстановкой, устраняли мелкие неполадки, не дали дому зачахнуть. С одной стороны, обиталище вряд ли могло считаться респектабельным в понимании консервативных англичан; да и располагалось оно не в самой престижной части города - здесь жили главным образом полинезийцы. С другой стороны, Китти уже зареклась думать о ком-то свысока только из-за расы, цвета кожи и происхождения. Неприятные ей соотечественники-снобы вряд ли сунутся сюда со своими визитами вежливости, а это весомый плюс. Кто-то сочтёт такое жильё поводом смотреть на Фэйнов сверху вниз, но Фэйны научились неплохо чихать на чужое мнение. Люди, для которых престиж выше отношений, не стоят того, чтобы переживать из-за их отсутствия в твоей жизни. А вообще, главным, хотя и не очень логичным, аргументом для Китти была красота. Дом стоял в живописнейшем месте, отсюда открывался настолько чарующий вид и на бухту, и на горы, и на часть города, что дух захватывало. Китти с Уолтером посоветовались и решили снять дом, если Маурири согласится. Было это уже после того, как возвратившийся Уолтер выслушал от жены всё, что она о нём думает, да и не думает тоже. Что он неблагодарный и бесчувственный, раз бездумно рискует собой после всего, что Китти для него сделала, после того, как он перепугал её в Мэй-Тан-Фу; и лучше она впрямь уедет в Англию, чем будет терпеть его выходки здесь! Но поскольку Китти говорила это, обнимая мужа, вряд ли стоило относиться к её словам излишне серьёзно. Маурири идея насчёт аренды понравилась.***
Когда-то Уолтер уверял жену, что Мэй-Тан-Фу – центр цивилизации по сравнению с Матаваи. Сейчас оба понимали, как сильно заблуждались. В Матаваи жизнь кипела, бурлила и сияла невероятными красками. Корабли со всего света приходили и уходили, люди приезжали и уезжали, представители разных национальностей и рас смешивались в пёструю толпу, гомонящую на многих языках. Чем Китти не спешила восторгаться, так это местными женщинами – очень многие были красивы, что ничуть её не радовало. Уолтер, конечно, верный, но не слепой. В Китае тоже имелось немало красавиц, да они, как прочие соотечественницы и соотечественники, держались особняком от белых. Здесь же не наличествовало ощутимых преград и условностей. И одевались полинезийки куда откровеннее китаянок. На воскресном обеде у Колина Китти познакомилась с Лавинией и Изабель. Миссис Фэйн они обе не понравились. Изабель хотя бы была при Дэвиде, а её юбка полностью скрывала ноги, блуза – спину и плечи. Чего не скажешь о Лавинии – у этой и плечи видны, и спина, и даже живот; и подол не мешает разглядывать изящные лодыжки. А какие глаза! Китти всегда считала карий цвет скучным, но глаза Лавинии были фактически чёрными, глубокими, с томной поволокой – такие называют колдовскими. Бонусом - лёгкая походка и природная грация. Короче говоря, Китти интуитивно ощутила: если кого из женщин и надо опасаться, так это мисс Тимото. Лавиния, впрочем, интереса к Уолтеру не проявила; неприязненно сощурилась, когда Трент представил ей доктора. Её реакция не ускользнула от внимания бактериолога, он традиционно смутился. Зато с остальными нашёл общий язык, ошеломив Китти. Ладно, двум таким мягким и интеллигентным людям как Уолтер и Колин, найти общий язык сам бог велел. Но разве может быть что-то общее у тихого скромного учёного с матёрым матросом по кличке Каннибал? Оказывается, может. Интерес к литературе, чтоб её. Серьёзно. Китти чуть взад себя не упала, когда Уолтер и Джек (который тоже был не слишком общителен; вероятно, это послужило объединяющей основной) начали обсуждать китайские детективы про средневекового судью Ди. - Он был реальной исторической личностью. - Знаю, об этом пишут во всех предисловиях, но чисто исторических заметок мне не попадалось, только художественные произведения, и то лишь одно-два. - По-моему, я привёз с собой книгу по истории китайской судебной системы, там Ди посвящены две или три главы. Я посмотрю в своих вещах. - Специально не трудитесь, док, но если попадётся под руку… - Обязательно дам Вам почитать. Дэвид не отличался религиозностью, но питал глубокое уважение к отдельным представителям Церкви, не за веру, а за дела. Капитан был дружен с католическим священником, отцом Полем, из-за гибели которого до сих пор переживал. Уолтер, при своей склонности к атеизму, искренне уважал монахинь из Мэй-Тан-Фу, хотя не целиком одобрял их «детскую» политику. Изабель шутливо отметила, что ей стоит поучиться у доктора приёмам торга. Сама она безоговорочно затмевала его на данном поприще, но всё-таки Рид не упускала случая взять на вооружение что-нибудь новенькое. А торговался Уолтер впрямь недурно, что Изабель с удивлением отметила ещё в Папеэте; она не ожидала подобного от тихони, коим на тот момент считала Фэйна. Уолтер подходил к процессу обстоятельно и подключал всю свою природную дотошность, точнее, занудство. Нудил капитально, методично, монотонно. Через полчаса и самый стойкий торговец готов был дом родной продать за полцены, лишь бы Фэйн отвязался. А с Маурири Уолтер говорил о Европе, музеях, архитектуре. Они вдохновенно обсуждали Венецию, систему её каналов, сложность водных развязок. Когда позже бактериолог обмолвился об этом, Китти саркастично процедила: - Как жаль, что вы оба уже не свободны, из вас получилась бы такая чудесная пара. - Китти! – Уолтер вытаращился на жену с недоумением, стремительно перерастающим в тревогу. – Что с тобой такое? Они сидели в гостиной своего нового дома. Под потолком горела электрическая лампа, ещё одна керосиновая стояла на столике. Уолтер занимал большое плетёное кресло, Китти забралась с ногами на подобие кушетки, заменявшее обычный диван. Китти остро почувствовала, насколько ей чуждо всё – эта комната, этот дом, этот город и этот остров вместе со здешними жителями. Она хотела домой, в Англию. Хотела, чтоб Уолтер принадлежал только ей. Она сама себе не желала признаваться, что способна на такую мелочность… Насколько Китти знала, у Уолтера никогда не было близких друзей. Сначала её это не удивляло, а потом подсознательно устраивало. Она словно нашла клад, о котором никто больше не догадывается, который никто больше не замечает. Приятно чувствовать себя владелицей огромного богатства, прежде никем не оценённого по достоинству. Ни в Лондоне, ни в Шанхае, люди из их круга не обращали на Уолтера особого внимания. Но эти люди почти сразу разглядели и оценили его, тем самым будто посягнув на сокровище, которое Китти считала своим и только своим. Если у Уолтера появятся друзья, не отдалится ли он от неё? Не перестанет ли она быть для него самым важным человеком? Признаться себе всё-таки пришлось. Она ревнует Уолтера. Ревнует не к конкретному человеку, а к самой возможности, что кто-то перетянет часть его личного внимания и душевного тепла. Китти тут же обругала себя: гадкие, эгоистичные мысли! Уж если кто и заслуживает хороших друзей, друзей, способных воздать должное истинным достоинствам, так это Уолтер. Воинственный настрой схлынул. Китти вздохнула, мотнула головой. - Извини. Наверное, я нервничаю из-за смены обстановки. Здесь всё ужасно непривычно, иногда аж страшновато. В добрых синих глазах промелькнуло облегчение. С ласковой улыбкой Уолтер перебрался из кресла на кушетку, обнял жену. И после пары минут в его объятьях Китти самой захотелось сказать что-нибудь хорошее о Таити. - …Хотя жить рядом с морем довольно приятно. - Глупо было бы спорить. - Уолтер погладил её по волосам. Китти опять вздохнула, припоминая события минувшего дня. Утром они виделись с Изабель на рынке, и, кажется, Китти была вежлива меньше, чем стоило. - Я вела себя грубо? Сегодня с мисс Рид. – Иногда Китти пугало умиротворяющее воздействие, которое на неё оказывал муж. - Не то чтобы. – Бактериолог снова нежно пробежался пальцами по её смоляным локонам. – Но холодновато, твоё раздражение было явственным. После третьего вздоха Китти спросила: - Считаешь, мне надо извиниться? - Это тебе решать. - Уолтер! – Вместо возмущённого вскрика вышло жалобное восклицание. – Впредь не пытайся давить на мою совесть, у тебя это слишком хорошо получается!***
Китти не подозревала, сколь сильно льстит себе, полагая, будто Изабель на неё обижена. Посторонняя изнеженная англичанка с заскоками не просто не входила в круг забот и интересов Рид, а была от этого круга так далеко, что Изабель не сразу вспомнила о вчерашнем, соображая, за что извиняется жена доктора. Обычно Изабель устраивала себе выходной в начале календарной рабочей недели, и нынешний понедельник не являлся исключением. Горячей порой в конюшнях были суббота и в воскресенье, а затем наступало относительное затишье - оптимальное время, чтоб отдохнуть, не только для владелицы, но и для большой части работников. Паику и ещё подин конюх сегодня трудились, да сейчас умчались на обеденный перерыв. Изабель планировала выйти в город. Надела юбку и жакет из лёгкого синего материала, полностью распустила свои роскошные волосы. Она задержалась по чистой случайности; иначе миссис Фэйн её бы тут не застала. До конюшен Рид Китти проводила Ануата. Собиралась внутрь вместе с "хозяйкой" (в случае с Ануатой сие слово можно применять исключительно в кавычках), но та попросила погулять где-нибудь и вернуться минут через двадцать - не хотелось каяться при свидетелях. Ануата не возражала, с ходу придумав, как с пользой потратить треть часа. Изабель понимала, что с женой главного - и, возможно, единственного - бактериолога на Таити лучше поддерживать хорошие или хотя бы не плохие отношения, потому не рассмеялась и не стала объяснять, насколько мало её волнует поведение, мнение и вообще существование миссис Фэйн. Придав лицу безукоризненно вежливое выражение, Изабель покачала головой. - Не переживайте, всё в порядке. Я не сержусь. У всех бывают неудачные дни, когда невольно срываешься на окружающих. Вспыхнув, Китти собралась возразить - ни на ком она не срывалась, лишь позволила себе неверный тон; однако осознала, что Рид права. - Что ж. - Фэйн разгладила подол светлого платья в оранжевый цветочек, поправила белую шляпку, покрутила зонтик от солнца. - Я рада, что Вы не держите на меня зла. - А я рада, что мы это прояснили. - "Иди отсюда поскорее, меня ведь надолго не хватит, право слово. Есть дела важнее и интереснее, чем торчать здесь с тобой, переливая из пустого в порожнее". - Что ж... - повторила Китти, чувствующая, что её общества не жаждут. Если Ануата пунктуальна, то вернётся минут через пятнадцать. Можно подождать её где-нибудь неподалёку от ворот конюшен, снаружи. - Тогда я, наверное, пойду. - Вы доберётесь сами? - Изабель хоть и не восторгалась Китти, понимала, что той приходится нелегко в чужом городе, где вдобавок не всё гладко в плане криминала. - Меня проводит домработница, она вот-вот должна подойти. - Славно. - Предлагать попить чаю, дабы скоротать ожидание, Изабель точно не намеревалась. - Тогда до встречи, миссис Фэйн. - До встречи, мисс Рид. Но едва Китти направилась к арочному выходу, как из него вынырнули трое мужчин, все крупные и подозрительно смахивающие на бандитов. По крайней мере, так Китти представляла себе коварных головорезов, про которых читала в романах, - крепкие, в потрёпанных безрукавных рубахах на голу грудь, с лицами, способными напугать любой кирпич, и вряд ли часто заглядывающие к парикмахеру. У двоих была европейская внешность, у одного полинезийская; впрочем, их происхождение - последнее, что взволновало Китти. Она отступила назад, к амбару, подле которого стояла Изабель. - Кто из вас Изабель Рид? - выплюнул блондин с маленькими глазками, уперев в бока массивные кулачищи. Иногда люди оказываются именно теми, кем видятся с первого взгляда. Быстрые логика и реакция не раз спасали Изабель жизнь. Рид ткнула пальцем в Китти. - Она! - Разумеется, не надеялась, что молодцы скажут: "Отлично, тогда ты свободна" и оставят её в покое, полностью переключившись на Фэйн. Нет, Изабель рассчитывала, что Китти начнёт отнекиваться, и парни растеряются; это, вероятно, даст крохотное преимущество. А в том, что преимущество понадобится, Рид не сомневалась. Типы уголовного вида просто так не приходят, особенно в то время, когда рядом больше никого нет (или не должно было быть). - Что?! - взвилась Китти, бросив панический взгляд и на Изабель, и на визитёров. - Нет, нет! Это она! - Нет, она! - настаивала Изабель, изображая невинный ужас и как бы невзначай сделав шаг влево. Поближе к вилам, прислонённым к амбарной двери. Мужчины, переглянувшись, без слов постановили: "Берём обеих". Двинулись на перепуганную Китти и также далёкую от безмятежности, однако сосредоточенную Изабель. Блондин с маленькими глазками истошно взвыл, когда вилы вонзились в его левую ногу, выше колена. Он согнулся, зажав рану, Изабель же молниеносно схватила ведро с водой. Вода была выплеснута на второго нападающего, а само ведро встретилось с физиономией первого. Блондин рухнул наземь. Третий визитёр был занят Китти и не представлял опасности для Рид на ближайшие несколько секунд. Миссис Фэйн оказалась куда более лёгкой добычей. Кто бы сомневался. Без лишних условностей мокрый бандит заехал Изабель по лицу. Менее крепкая леди от подобного лишилась бы сознания, но мисс Рид устояла, хотя отшатнулась и замерла на пару-тройку мгновений, ибо мир перед глазами закружился. Подоспел освободившийся третий молодчик и обхватил Изабель сзади, крепко-накрепко, поверх рук. Уже поднявшийся блондин, разъярённый болью, отбросил всякие церемонии. Он наградил Изабель таким ударом, от которого и здоровый мужчина потерял бы сознание.