***
- Преподобный Трент. Колин, работавший в саду, разогнул спину и обернулся на голос. За калиткой стояла Китти, с неизменным солнцезащитным зонтиком. - Прошу Вас, - радушно улыбнулся Трент, - просто Колин. – Он и Фэйны пока не сделались закадычными друзьями, но общались нередко. – Добрый день, миссис Фэйн. - Тогда и Вы называйте меня просто Китти, - смеясь, попросила она, пока подошедший Колин по-джентльменски открывал для неё калитку. - Договорились, - ещё шире улыбнулся Трент, жестом приглашая гостью зайти в сад. Гостья приглашение охотно приняла. - Простите, что отвлекаю. - Ничего страшного. – Он продолжал в одной руке держать мотыгу, но всем своим видом показывал, что охотно побеседует. – Как Ваши дела? - Очень неплохо, спасибо. - Смотрю, сегодня Вы без сопровождения. - Да, сержант взбунтовался и начал понемногу отлынивать. Я не могу его винить, вряд ли он мечтал быть личной нянькой, когда подавался на службу. Да и у лейтенанта Морлэйса каждый человек на счету, думаю, он сам велел подчинённому постепенно возвращаться к уставной работе. – С одной стороны, без охраны Китти чувствовала себя менее уверенно, но с другой - ей уже надоело постоянное сопровождение, так что она скорее радовалась, чем огорчалась. - Вашему мужу это не понравится, он будет волноваться. - Я сумею его успокоить. Преподоб… то есть, Колин. – Странно обращаться к священнослужителю по имени, будто к обычному другу. И ещё страннее, что священнослужитель без рясы, в заурядной мирской одежде, кое-где испачканной землёй. Для Китти это было в диковинку. - Я хотела обсудить с Вами кое-что. Вы ведь знаете, что я помогала сёстрам в монастыре Мэй-Тан-Фу. Я присматривала за детьми, вела занятия по музыке и пению, по рукоделию. Не найдётся ли для меня здесь похожего дела? Или другого, в котором я могу пригодиться? У моего мужа есть работа, а мне нечем заняться. Я не первую неделю собиралась спросить, да всё не решалась. - Почему же? – дружелюбно удивился Колин. – Вопрос сам по себе замечательный. – Он смотрел на неё мягко и ободряюще, однако по тону Фэйн поняла, что будет «но». – Но у нас не монастырь и, слава Богу, нет эпидемии или схожей беды. - Хотите сказать, что не нужна никакая помощь? - Нет, хочу сказать, что масштаб и сама суть, вероятно, не совсем те, на которые Вы рассчитываете. - Я ни на что не рассчитываю, - промолвила Китти просто, - мне лишь хочется быть полезной. - Что ж, Вы можете быть очень полезной в подготовке рождественского представления. Логично: Рождество в конце месяца; однако Китти почему-то не ожидала подобного предложения. Но в следующий миг до неё дошло, что это гораздо интереснее, чем обыкновенные занятия. Она же обожает театр! Она поставит представление; если понадобится - и поработает над сценарием, и музыкальное сопровождение обеспечит сама! А после праздников можно будет организовать маленький пришкольный театр, если такового ещё нет… Ух, как её занесло! Лукавая смешинка за стёклами очков свидетельствовала, что Колин без труда прочёл мысли миссис Фэйн и искренне им обрадовался. - Подождите, - озадачилась Китти. – Неужели до сих пор никто не взялся готовить рождественское представление? Улыбка Трента сделалась мене широкой и более страдальческой. - В том-то и беда, что взялись. Несколько прихожанок – матери учеников… - С опозданием Колин сообразил, что Китти может не знать вещи, которые ему кажутся элементарными. – Вы ведь в курсе, что в церковной дневной школе учатся только полинезийские дети? - Разумеется, - успокоила Китти. - У белых детей отдельная школа. Они ходят сюда в воскресную, но это иное… Так вот, как правило, представлением занимаются матери учеников, иногда присоединяется кто-то из других прихожанок. – («Белые дамы, которые считают, что этим оказывают невиданную милость», - сообразила Китти и подавила усмешку.) – Обычно одна-две, но в этом году их целых пять. Они никак не могут прийти к согласию меж собой. - Вы полагаете, что шестая сторонняя женщина поможет? - Да. Китти, позвольте мне говорить откровенно. - С радостью. - Только не подумайте, что я пытаюсь кого-то принизить, это не так! - Не сомневаюсь. Колин, Вы меня уже заинтриговали. - Я польщён. – Две секунды назад он едва не смешался, но теперь снова почувствовал под ногами твёрдую почву. Чувство юмора – великое дело. – Понимаете, я уверен, что наши достойные леди охотно прислушаются к мнению дамы из Лондона. - В Лондоне и Англии я не бывала года три. - Это не имеет значения. Некоторые из них не видели Родины десятилетиями. А некоторые родились в колониях. Вы будете для них непререкаемым авторитетом. - Надо же, мне никогда не доводилось быть авторитетом, тем более непререкаемым. Даже стало страшновато. - Напрасно, у меня нет ни малейших сомнений в том, что Вы справитесь. – Колин пристальнее посмотрел на собеседницу, покручивающую зонтик. – Конечно, если Вы согласны на моё предложение. Китти прямо расцвела. - Ещё как согласна! – выдохнула она с таким энтузиазмом, что Колин заранее посочувствовал пяти достойным леди.***
- Бедолага, - выслушав рассказ Дэвида, Маурири покачал головой. Они стояли на палубе, «Рэттлер» была пришвартована у причала. Только что закончилась погрузка копры, судну предстояло отчалить через полчаса. - Да уж, - согласился Гриф. – Он неплохо держался. Побледнел как полотно, но на том и остановился. Никого не обвинял, ничего не требовал. Наоборот, совсем стих. Спросил только, где её могила. - Жаль – и его, и его сестру, - заключил Маурири. Тема была исчерпана. Что тут добавишь? - Кажется, наш док понемногу впадает в немилость, - усмехнулся Дэвид погодя. - Неудивительно, - ухмыльнулся Маурири, - после истории с Маиао*. [Маиао – остров, расположенный примерно в 70 км от острова Муреа, а тот, как мы помним, находится приблизительно в 17 км от Таити – прим. авт.] Неделю назад Уолтеру пришлось проверять Маиао из-за потенциальной инфекции среди крайне немногочисленных местных жителей. На возможность такой инфекции настойчиво намекал заезжий предприниматель, знакомый кого-то из губернаторского окружения. Также были намёки на желательность любой другой причины, которая стала бы уважительным поводом переселить аборигенов с острова. Чем именно Маиао привлёк предпринимателя, сказать однозначно не мог никто, среди наиболее популярных версий были внезапно обнаруженные полезные ископаемые и стремление организовать новомодный курорт. На что бы там ни надеялся делец с друзьями, за рамки мечтаний это не вышло, ибо доктор Фэйн однозначно заявил: никакой опасности нет, а значит, нет и причин выгонять племя с его территории. В ответ на очередной намёк, призывавший подумать получше, увидеть некоторую выгоду лично для себя или же разглядеть возможные неприятности от испорченных отношений кое с кем из сильных архипелага сего, Уолтер включил режим блаженного идиота, не замечающего подвохов. Он давненько понял, что это порой бывает чрезвычайно полезно.***
К таверне мисс Тимото Уолтер относился с опаской. Это место виделось ему сосредоточием криминальной жизни Матаваи, где на каждом шагу неопытного интеллигента поджидают матёрые жулики и отпетые головорезы, а между ними ещё снуют не просыхающие алкоголики. Но он оказался рядом, вымотанный и голодный. Оставалось надеяться, что в баре водится не только выпивка, но и закуска, то бишь какая-никакая еда. Последние дни были для Уолтера напряжёнными, парочка обиженных чиновников создавала ему уйму бюрократических хлопот. В Мэй-Тан-Фу он мог работать, как заведённый и не есть день напролёт, однако выяснилось, что работать голодным, когда тебя допекают крючкотворством, решительно невозможно. Публика в баре не обратила на несмело вошедшего доктора пристального внимания, разве что несколько человек за разными столиками бросили на него быстрый взгляд и почти сразу отвернулись, не обнаружив ничего для себя интересного. Хотя люди в строгом костюме – пусть без пиджака, но в жилетке и с галстуком – тут были не такими уж частыми гостями. Хозяйка таверны за стойкой разливала выпивку по бокалам на подносе и одновременно раздавала указания пробегающим мимо официанткам. Уолтера она увидела, лишь когда отправилась обслуживать клиентов. - Доктор Фэйн, - произнесла Лавиния настолько официально, что получилось бы издевательски, если б не её улыбка - как ни удивительно, искренняя. Прежде они виделись несколько раз, и Уолтер с первого почувствовал, что не вошёл в число её любимчиков. Лавиния неизменно глядела на него с подозрением, которое не трудилась скрывать. Однако сегодня в её взгляде светилось по-доброму смешливое гостеприимство. – Какими судьбами? Неужто нагрянули с проверкой? - Нет, - Уолтер поправил галстук. Ему делалось не по себе, когда посторонние женщины (то есть фактически все, кроме Китти и кровных родственниц) разговаривали с ним свободным весёлым тоном, он не понимал, чего от такого общения ждать. – Я… зашёл узнать, подаёте ли вы еду. Тут Лавиния посмотрела на него с участием практичной хозяйственной женщины, и отчего-то ему стало спокойно, почти уютно, будто он пришёл в дом старого друга, где непременно накормят. - Вы голодны? - Я не обедал. - Сядьте пока вон там, - Лавиния кивнула на пустующий столик в дальнем углу. В светлое время суток свободные места бывали. Часа через два начнёт темнеть, наступит вечер, и их не останется. – Сейчас закончу и что-нибудь придумаю. Меньше чем через десять минут перед Уолтером стояла тарелка с яичницей и овощами, а также стакан пива. К напитку Уолтер не притронулся, зато с едой разделался быстро и жадно. - Не любите пиво? – поинтересовалась Лавиния, когда он подошёл к стойке расплатиться. - Признаться, не очень. - Предпочитаете напитки покрепче? – Она убрала в ящичек полученные деньги и выдала сдачу. - И попозднее, - улыбнулся Уолтер. Лавиния ответила улыбкой на улыбку. - Иногда и днём один стаканчик не повредит. – Она поставила чистый стакан и наполнила его виски, проигнорировав робкую попытку возражения. – За счёт заведения. - С чего вдруг? – удивился Фэйн. - Считайте это благодарностью за Маиао. – Напоследок одарив его ещё одной, более широкой и менее серьёзной, улыбкой, Лавиния ушла заниматься другими делами. Мисс Тимото была далека от того, чтобы объявить доктора Фэйна святым, заключить в объятья и попроситься к нему в названные сёстры. Но Лавиния признавала, что возможно – возможно – раньше думала о нём хуже, чем он того заслуживает.***
«Рэттлер» вернулась в Матаваи через пару дней. О сенсации межостровного масштаба Дэвид и Маурири узнали прежде, чем успели дойти до таверны. Вчера на кладбище Муреа поймали сумасшедшего! Ночью он выкопал тело своей сестры из могилы! Клэр уже выполнила журналистский долг и выяснила подробности, даже успела написать небольшую статью. Девон охотно поделилась своими знаниями с друзьями. - Жутковатая история. Морлэйс рвёт и мечет, скупится на детали, так что мне удалось вытянуть из него совсем немного. Но, - девушка улыбнулась с трогательной профессиональной гордостью, - другим, думаю, он рассказал и того меньше. - Прочему в этом задействован Морлэйс, если дело было на Муреа? – Гриф, кажется, знал ответ, но надеялся, что ошибается. - Сейчас расскажу по порядку. Сторож муниципального кладбища во время ночного обхода увидел, как какой-то человек раскапывает могилу. Сторож немолод и решил ничего не предпринимать в одиночку, тихонько отошёл и поспешил за помощью. В итоге того человека задержали, но он уже успел и раскопать могилу, и вынуть тело. – Клэр передёрнула плечами. – Оказалось, это была могила той девушки, которую нашли в Заливе Кука, той, которую вы пытались опознать, когда искали Изабель и Китти. Морлэйс взял дело себе. - Зачем? – удивился Маурири. – Не помню, чтобы он жаловался на недостаток работы. - Видимо, у него есть причины, - Клэр на секунду-другую задумчиво уставилась в пустое пространство. – Говорят, парень просто хотел убедиться, что в могиле именно его сестра, но, по-моему, это довольно странное объяснение. Что ему мешало попросить об эксгумации, не нарушая закон? - Хороший вопрос, - согласился Дэвид. – Очень хороший. Здесь явно что-то не так, и Дэвид не был бы собой, если б не захотел узнать, что именно. Да и Маурири тоже.***
Обычно Морлэйс не поощрял следовательские инициативы Грифа и Лепау, но на сей раз сделал исключение. В конце концов, он уже привлёк Дэвида к этому делу, и глупо отрицать, что руководство «Рэттлер» преуспевает во всяческих авантюрах с детективным оттенком. - Она ему такая же сестра, как и мне! – Пышные усы Морлэйса воинственно встопорщились. – Кстати, Гарри Льюис не настоящее имя, он предъявил фальшивый паспорт. Ни Дэвиду, ни Маурири не надо было объяснять, что одно дело – попросить помощи в поисках сестры, и совсем другое – затребовать эксгумацию тела; во втором случае документы, удостоверяющие личность, проверяются гораздо тщательнее. - Уже узнали, как его зовут по-настоящему? – спросил Маурири. Лейтенант усмехнулся. - Оуэн Доусон. Небезызвестный контрабандист, разыскивается по всей Океании. - Он сам Вам представился? - Куда ему было деваться? Его прижали к стенке. Мы в любом случае выяснили бы правду, рано или поздно. Он решил сотрудничать, чтоб смягчить участь. - Кем ему всё-таки приходилась та девушка? - Сообщницей. Её звали Кири Махана, она была из местных. - Зачем ему понадобилось её тело? – Дэвид подозрительно прищурился. Морлэйс, напротив, взглянул на него открыто, но с безотрадной иронией. - Гриф, как бы я там ни отзывался о Вас и Лепау, вы никогда не были дураками. Наверняка сами уже поняли всё. Контрабандист убедился, что мёртвая девушка, найденная некоторое время назад, - его напарница. Узнал, где она похоронена. Выкопал. Что ему могло быть нужно? - На какой контрабанде они специализировались? - В основном алмазы и прочие драгоценные камни. - Которые можно проглотить, чтоб безопасно перевезти. - Именно. - Он успел?.. – Маурири замялся. Морлэйс относился к таким вещам проще, однако тоже без малейшего одобрения. - Разрезать её и достать содержимое желудка? Да. На несколько секунд в кабинете лейтенанта воцарилось тяжёлое молчание. Затем Морлэйс перешёл к следующему пункту. - Это ещё не самое интересное. - Неужели? – Дэвид почти улыбнулся. - Представьте себе. Доусон заливается соловьём, рассказывает, что перевалочной базой контрабандистов является монастырь. - Монастырь?! – Брови Дэвида взмыли на лоб. - Какой? – одновременно с этим вопросил Маурири. - Тот, что на островке рядом с Раиатеа*. [*Раиатеа - один из островов архипелага Острова Общества (куда также входят Таити, Маиао и др.), четвертый по размеру остров Французской Полинезии; прим. авт.] И Дэвид, и Маурири знали об этом монастыре, как и прочие жители ближних островов. Католический монастырь Святой Клементины ничего особого собой не представлял, в обители жили монахини, было их не больше дюжины. Они с осторожностью относились к большому миру, но не были глухими затворницами. При монастыре существовала школа для девочек, куда отдавали полинезиек или тех, кто рождался от смешанных союзов. - Чушь какая-то, - Дэвид тряхнул головой. – Сама идея дикая, но даже если в монастыре впрямь засели пособницы контрабандистов, какой резон Доусону их выдавать? Ни за что не поверю, что бывалый преступник сразу смирился с заключением. Наверняка попытается сбежать, а значит, друзья и связи ему ещё пригодятся. Морлэйс ухмыльнулся. - Доусон врёт, - подытожил Гриф. - Я в этом не сомневаюсь. Скорее всего, пытается наплести с три короба, чтоб запутать нас, переключить внимание или на время снискать благосклонность и ослабить нашу бдительность. Но… - Секунду или две Морлэйс молчал. Он был хорошим жандармом, не идеальным, но старательным. Да, у него имелись предрассудки, но он никогда сознательно не закрывал глаза на проблемы, несостыковки и возможные преступления. – Меня раздражает, что я не могу проверить его слова, сколь бы абсурдными они ни были. Не то чтоб я подозреваю монахинь, однако согласитесь: монастырь на острове, где больше никто не живет, - удобное прикрытие для не совсем законных дел. Исключительно в теории, разумеется. Дэвид знал, что Маурири думает о том же, о чём и он. Лавиния. Лавиния несколько лет жила при монастыре Святой Клементины и воспитывалась в тамошней школе. И отзывалась она об этом месте с откровенной ненавистью. Её не подвергали физическим пытками, она не была свидетелем нарушений закона (во всяком случае, официального), но ведь есть немало других причин для ненависти. И Гриф, и Лепау об этих причинах знали - ничего криминального, но и ничего приятного. Для владельцев «Рэттлер» монастырь Святой Клементины с чем-то хорошим не ассоциировался, и они допускали, что там возможно всякое. - Так Вы всё-таки хотели бы проверить этот монастырь? – уточнил Гриф. - Не отказался бы от такой возможности, - откровенно признался лейтенант. – Только не вижу способа. Разумеется, я могу нагрянуть туда с несколькими своими людьми, но мне не надо вам объяснять, какое поднимется недовольство, если не найдётся ничего подозрительного. На стороне монастыря будут и духовные, и светские власти, а я окажусь узколобым горе-карьеристом, поверившим прожжённому преступнику, который подло оклеветал святых женщин. Дэвид прищурился снова, но теперь в его взгляде вместо подозрения читался азарт. - А если это будет не жандармская проверка?***
Уолтер вынырнул из вороха отчётов да графиков лишь затем, чтоб решительно сказать: - Нет, - и сразу уткнулся носом обратно в бумажные барханы, раскинувшиеся на его рабочем столе. - Почему? – невинно вопросил Дэвид. Стоявший за ним Маурири улыбнулся, Изабель тоже не хранила солидное выражение лица, зато Морлэйс оставался непробиваемо серьёзным. Изабель не одобряла очередную авантюру партнёров, но они же всё равно поступят по-своему; значит, её задача – всячески им способствовать, чтоб предприятие закончилось поскорее и можно было вернуться к повседневному заработку. Снова взявшись за карандаш и не отрывая взгляда от наскоро начерченной таблицы, Фэйн ответил в типичном застенчивом стиле, однако без обиняков: - Потому что я считаю эту затею сомнительной. – Побоявшись, что он кого-то обидел, бактериолог миролюбиво, чуть ли не виновато дополнил: - И у меня много работы. – Он красноречивым жестом окинул завалы, похоронившие под собой столешницу. - Вас терроризируют бюрократией после Маиао? – смекнула Изабель. Фэйн не промолвил ни слова, но его взгляд всё сказал за владельца. Рид поняла, что надо брать дело в свои руки, иначе нудная песенка затянется надолго. Фамилию того, кто точил на Уолтера зуб из-за Маиао, она знала. - Пустите-ка меня на Ваше место, - скомандовала Изабель. Фэйн опешил и подчинился. – Найдётся нормальная ручка и чистая бумага? Благодарю. За две минуты она сочинила письмо на имя чиновника. В восемь с половиной строк Изабель уложила напоминание о том, что повальная порча казённой бумаги не входит в профессиональные обязанности доктора Фэйна, а в профессиональные обязанности адресата не входит создание помех единственному правительственному бактериологу на Таити. И напоминание о том, что чрезмерная отчётность не прописана в рабочем договоре Фэйна, следовательно, Фэйн может расторгнуть оный и потребовать неустойку. И, наконец, намёк на то, что местная газета непременно заинтересуется причиной увольнения бактериолога, а он не станет молчать, да и по возвращении на Родину, которая недалеко от Франции, не упустит случая высказать и лондонской, и парижской, и любой другой прессе всё, что думает об обращении здешней администрации губернатора с ценными специалистами. У Уолтера глаза вылезли на лоб. Перечитав письмо дважды, он глянул на Изабель с уважением, близким к благоговению. Она кокетливо пожала плечиком и посоветовала: - Перепишите, пусть будет два экземпляра. Один отправьте этому идиоту, второй – сразу губернатору, так эффективнее. Уолтер колебался, но уже знал, что последует совету Рид. Только сие не меняло его отношения к предложенной авантюре. Он посмотрел на Грифа, Лепау и Морлэйса. - Я всё равно считаю эту затею сомнительной. - Что же в ней такого сомнительного? – не сдавался миролюбиво-весёлый Дэвид. – Почему бы Вам, как правительственному учёному, не проверить состояние монастырской постройки на вверенной Вам территории? Кто знает, какие бактерии могли завестись в старых помещениях? - Вы надеетесь, что в ходе проверки я наткнусь на указатель с надписью «Штаб контрабандистов – второй поворот налево»? - Прежде всего, не «я», а «мы», док. Мы же не оставим Вас одного. И нет, на табличку я не рассчитываю. Но с Вами у нас будет хоть шанс заметить неладное, если в монастыре действительно творится что-то нехорошее. - Пытаться подловить на непонятно каком преступлении монахинь? – Уолтер резко покачал головой. – Нет. Нет. Категорически нет!***
Уолтер стоял на носу «Рэттлер», бороздившей морские просторы, и до сих пор не понимал, как позволил себя уговорить. Дэвид держал штурвал, Маурири занимался парусами, остальная команда тоже не сидела без дела, даже Изабель проверяла канаты, впрочем, для галочки, а не из усердия. От помощи Лавинии она отказалась. Лавиния захотела непременно навестить «нежно любимый» монастырь и честно призналась: она надеется, что Доусон не солгал, и хочет присутствовать при обличении, чтоб поликовать, хотя бы про себя. - У Вас всё хорошо? - Лавиния пристроилась рядом с Фэйном. – Выглядите потерянным. Уолтер не пытался хитрить: - Немного обескуражен. Никогда раньше не участвовал ни в чём подобном. - Вы говорите так, словно мы собираемся грабить банк. Уолтер сообразил, что у Лавинии на душе не столь легко, как она старается показать. - У Вас самой всё в порядке? - Да. Просто мне неприятен этот монастырь. - Зачем же Вы туда стремитесь? Лавиния скривила уголок губ и повела плечом. - В идеале - позлорадствовать. – Обычно она не откровенничала с малознакомыми людьми, но Уолтер теперь вызывал у неё достаточное доверие. Она уловила в нём что-то, напоминающее ей её саму. - Вы не ладили с тамошними монахинями? - Это они со мной не ладили, а я их не задевала. – Лавиния усмехнулась. – Извините, не хотела Вас оскорбить. - Чем Вы могли меня оскорбить? Я же не монахиня, в конце-то концов. - Но Вы работали в монастыре. Наверняка симпатизируете монахиням. - Я симпатизирую людям за поступки, взгляды, намерения и в некоторых случаях слова, но никак не за духовные звания. В глазах Лавинии засветилось приятное удивление. - Выходит, Вы не ярый поклонник монастырей и монахинь? - Ничего против них не имею, но не стану с пеной у рта доказывать, что все монахини во всех монастырях свято правы и безгрешны. - Надо же. - Она прислонилась спиной к бортику, положив на него предплечья. Уолтер остался стоять спиной к основной части судна. - Мне очень хочется спросить, за что Вы невзлюбили монастырь Святой Клементины, - смущённо покаялся Фэйн. - Спросите. - Вообще, я предпочитаю не лезть в чужие дела. - Так будете спрашивать или нет? - Буду, - сдался Уолтер в плен собственному любопытству. – Почему Вы не любите монастырь Святой Клементины? – Он представлял себе примерный ответ, но любопытство от этого не уменьшалось. - За то, что там не любили нас – воспитанниц. Прекрасно, когда девочка или женщина становится монахиней по велению сердца. Но если она сделала это от тоски, безысходности либо по глупости, монашеская жизнь только озлобит её; я так считаю. - Пожалуй, соглашусь с Вами, хотя в любом правиле есть исключения. - Редко. – Лавиния вздохнула. – Наши монахини не были монстрами. Нас неплохо кормили, учили грамоте и другим полезным штукам. Но каждый божий день попрекали нашим происхождением. Говорили нам в глаза, что раз мы не белые, значит, в нас сильнее греховное начало. Обожали развивать эту тему, любой шаг в сторону объявляли прямой дорогой в ад. Самых маленьких и доверчивых пугали тем, что дьявол придёт за ними ближайшей ночью, если они срочно не исправятся. Заставляли нас носить громоздкую длинную одежду вместо лёгких платьев или саронгов. – Она фыркнула. – Думаю, из-за одежды они нам завидовали – самим-то им приходится в любую погоду носить свои рясы и подрясники, или как это правильно называется. - Вас забрали в монастырь силой? - И да, и нет. Власти в то время рьяно поощряли христианство среди полинезийцев, особенно детей, и всячески старались сделать так, чтоб у взрослых не оставалось иного способа дать своим сыновьям и дочерям более-менее приличное образование – только монастырские школы, и желательно подальше от дома. Уолтер прикусил нижнюю губу. Знакомая история, в Китае он сталкивался с похожей схемой. Даже замечательные монахини из Мэй-Тан-Фу, вольно или невольно, способствовали вполне конкретной социально-политической цели – приобщению коренного народа к религии (а заодно мировоззрению, ценностям и далее по списку) колонизаторов. - Долго Вы там прожили? - Четыре года. С одиннадцати до пятнадцати лет. – Лавиния выпрямилась, отстранившись от борта, но не убирая руки с кромки. – Знаете, я не удивлюсь, если Оуэн Доусон любил Кири - девушку, которая утонула. - Настолько любил, что после смерти вскрыл ей живот и вырезал из желудка контрабанду? - Именно – после смерти, ей уже было всё равно. Вы, как учёный, должны бы относиться к таким вопросам прагматично. Доусон всё равно не смог бы вернуть Кири, но зачем пропадать ценным камушкам? Мне кажется, ложью про монастырь он хотел сделать что-нибудь, что было бы приятно Кири, что-нибудь в память о ней. - Хотел доставить монастырю неприятности, поскольку верил, что его возлюбленной это понравилось бы? Считаете, Кири тоже когда-то была воспитанницей монастыря Святой Клементины? – Ход мыслей Лавинии он понял не хуже, чем если б это были его собственные заключения. - Морлэйс сказал, она из местных и, насколько я понимаю, примерно моя ровесница. Вместе с нами училась девочка по имени Кири. Я не запомнила, а скорее всего, и не знала её фамилию, но мне почему-то кажется, что это та самая Кири. – Лавиния посмотрела себе под ноги, покачала головой, тихонько посмеялась. – Или я ударилась в фантазии и притянула факты за уши. Я женщина, мне можно.***
За время рейса Морлэйс с подчинёнными не покидали каюту. Остались они там и после того, как «Рэттлер» бросила якорь. Лейтенанта знали многие на окрестных островах, и кто-то из монахинь мог его опознать. Дэвида, Маурири и Изабель знали того лучше, но их присутствие легко объяснялось: они оказали доктору Фэйну транспортную услугу и сделали небольшой крюк, а теперь заодно полюбопытствуют, не заинтересован ли монастырь в каких-либо торговых поставках. Присутствие Лавинии оправдали тем, что она попутчица, решившая сойти на берег за компанию. Настоятельница почти сразу узнала бывшую ученицу: - Тимато? - Тимото, - поправила Лавиния, улыбаясь нарочито жизнерадостно. Она тоже помнила сию особу, правда, одной из «рядовых» сестёр, преподававшей математику. Эту женщину ничто не раздражало больше, чем чужая радость. И Лавиния не сумела отказать себе в удовольствии притвориться, будто забыла монахиню. – А Вы… - Вопросительно посмотрела на неё, улыбнувшись ещё шире и ещё счастливее. Лицо у собеседницы вытянулось, но лишь слегка. Она с достоинством (и французским акцентом) напомнила: - Ныне – мать-настоятельница, прошлом – просто сестра Анжель. Уолтер отметил, что в ней нет ничего материнского, по крайней мере, на первый взгляд. Однако, конечно же, не стоит судить по первому впечатлению. Три другие монахини стояли тут же, у входа в часовню, вслушиваясь в объяснения Уолтера, неодобрительно поглядывая и на Изабель, и на Лавинию. Особенно на Лавинию, чьи обнажённые плечи, укрытые лишь распущенными, самую малость забранными по бокам волосами, словно бросали вызов монастырю. Пусть скажут спасибо, что она не надела наряд, оставляющий живот голым; а ведь искушение было велико. Уолтеру монастырь показался милым местом. Постройки не мрачные, не угнетающе-массивные; снаружи множество пальм и цветов, на которые приятно посмотреть; внутри просторно и светло. Им разрешили осмотреть всё, что потребуется. Настоятельница с двумя сёстрами неотрывно сопровождали проверяющих. Логичное поведение, но напрягающее. Верный долгу, Фэйн осмотрел каждый уголок в каждом строении (его пустили даже в спальню воспитанниц, которые сейчас находились в школе; классы Уолтер тоже проинспектировал). Всё содержалось в чистоте, и бактериолог мог дать лишь формальные не столько рекомендации, сколько напоминания, притом бесполезные, ибо правила гигиены и без сторонних советов соблюдались прекрасно. - Наверное, нужно осмотреть и подвал, - вежливо подсказала Лавиния. - Здесь есть подвал? – Уолтер повернулся к настоятельнице. И он мог поклясться, что в первую секунду она порывалась ответить: «Нет!» Но вспомнив о Лавинии, которая как-никак прожила тут четыре года, кивнула. - Да, но он весь заставлен старыми вещами. Там не развернуться, туда не протиснуться. - Но ведь это идеальные условия для распространения бактерий! – приврал Уолтер. – Вы делаете там влажную уборку? - Разумеется, - заверила настоятельница, чтобы он успокоился. Но просчиталась. - Влажную уборку в подвале? От этого может завестись плесень! Монахиня сурово сдвинула брови, и Уолтер осознал, что понятия не имеет, сколько ей лет. Фигуру скрывала одежда, а лицо могло принадлежать и тридцатилетней, и пятидесятилетней женщине. Не лицо, а музейный экспонат – его вроде и сберегли от жизненных неурядиц, а ты ему всё равно не завидуешь. - Уверяю Вас, доктор Фэйн, - с холодной расстановкой произнесла настоятельница, - наш подвал в полном порядке. И стало ясно: им туда вход заказан. Маурири (как и Морлэйс) опасался именно этого - что будет подозрение и не будет возможности его проверить. Не брать же монастырский подвал штурмом, а законных «оснований для допуска» у них нет. Пришлось возвращаться на «Рэттлер» с пустыми руками.***
Решимость может быть как проклятьем, так и благословением, причем для одного и того же человека. Диана знала по собственному опыту. Решимость заставила её совершить самую большую в жизни ошибку. Но эта же черта характера сейчас помогла ей сбежать и спрятаться, когда остальных уводили в подвал. При обычных обстоятельствах за пленницами (а то, что они пленницы, Диана поняла давно и твёрдо, как бы там ни жонглировали терминами монахини) не следили строго, они даже могли выбраться за монастырскую ограду; всё равно никуда не делись бы с острова, где нет ни единой живой души, помимо обитательниц монастыря. Их заставляли скрываться в подвале, только если на остров кто-нибудь прибывал. Как сегодня. Диана понятие не имела, кто приехал, вполне вероятно, что явился очередной белый, жаждущий отделаться от надоевшей жены. Девушка знала одно: в монастыре появились посторонние, кто-то из внешнего мира. И она решила: сейчас или никогда! Точнее: сейчас, а если сорвётся, потом ещё разок, и ещё, и ещё, пока не получится, или пока она не умрёт. Монахини пытались её поймать, искали, но не поднимали шума, и это внушало определённую надежду – видимо, гости не в курсе происходящего. Она знала, где встала на якорь лодка – углядела через окно, вместе с остальными, пока их не начали спешно выводить из кухни. Тогда-то Диана и ринулась к выходу, оттолкнув сначала одну монахиню, потом другую. Монахини. Прежде Диана не представляла, какими они могут быть сильными, как тяжело, почти невозможно с ними справиться. Попав сюда, она не сразу осознала весь ужас своего положения; ситуация смахивала на сети, опутывающие плавно, но неумолимо, и вот уже тонкая, да неразрываемая нить сжимается вокруг твоего горла, а ты ничего не можешь сделать… Девушка стояла перед каменной стеной и слышала у себя за спиной грозные окрики монахинь. Она успела расстегнуть пуговицы, и теперь сбросила громоздкое верхнее платье, вскарабкалась на дерево (сестра Мари едва не ухватила её за пятку), перескочила на ограду, а оттуда спрыгнула на землю. У сестёр на такой манёвр уйдёт побольше времени. Хотя, они, наверное, предпочтут выбраться через дверь неподалёку. У Дианы стопы похолодели, когда она поняла, что другие сёстры уже сделали это. Они были близко, совсем близко! Диана со всех ног рванула прочь.***
- Что ж, теперь мы, по крайней мере, предполагаем, где искать, - протянул Морлэйс. Вид у него был страдальческий, и все понимали, что открытие его не радует. – Но у нас по-прежнему нет официальных оснований на обыск. – Он с самого начала подозревал, что примерно так и будет, однако подсознательно надеялся на удачу. Теперь надежды рассыпались. Помимо Морлэйса на палубе стояли два его сержанта, Дэвид, Маурири, Изабель, Уолтер и Лавиния. «Рэттлер» пока не трогалась с места, но это было вопросом времени, недолгого – они сделали всё, что могли, и задержка не имела смысла. - Не исключено ведь, что монахини не лгут и у них в подвале впрямь непроходимая свалка всякого хлама, - сказал Маурири, не столько потому, что верил в это, сколько из желания утешить Морлэйса, уж больно тот загрустил. Морлэйс оценил попытку, слабо улыбнулся, но духом не воспрянул. - Я перекинулась парой фраз на таитянском с ученицами, когда мы были в классах, - сообщила лейтенанту Лавиния. – Ничего. Может, они сказали бы что-то, будь у нас больше времени. А может, нет. - Потому что говорить нечего? – хмыкнул лейтенант, в то самое время, когда Гриф что-то увидел вдалеке и толкнул Маурири плечом. - Или потому, что они не хотят злить монахинь, - промолвила Лавиния, не заметив манёвра Дэвида. – Монастырские школы для многих по-прежнему единственная возможность получить образование, обидно её лишиться. Гриф с Лепау подошли к борту, следом и остальные переключили внимание. Лодку от берега отделяло сто с лишним метров, но и с такого расстояния видно было, как к воде несётся девушка. Сначала показалось, что она голая, но благодаря биноклю стало ясно, что одежда на ней есть, пусть только в виде нижнего белья. - Такое не каждый день увидишь, - пробормотал Маурири, глядя, как девушка лягнула догнавшую её монахиню и кинулась в воду. Две или три монахини полезли следом, но их одежда моментально намокла и отяжелела, так что они быстро перестали представлять опасность для девушки, которая показала себя отменным пловцом. Она плыла в сторону «Рэттлер» не просто целеустремлённо, а яростно.***
Девушка приняла одеяло по той же причине, по которой ей его дали – не оттого, что она замёрзла, а оттого, что намокшее бельё стало прозрачным. - Меня зовут Диана Уотсон, - представилась она, сделав глоток воды из фляги. - Неужели? – поднял брови Дэвид. Девушка, несомненно, коренная островитянка – тёмная кожа, тёмные волосы, характерные черты лица. - Поверьте, - ухмыльнулась Диана. – Моя мать была самоанкой, отец - американцем. Моя девичья фамилии Пэриш, Уотсон я по мужу. – Уголок её рта брезгливо скривился. С этим разобрались. Однако набежало немало вопросов по прочим пунктам. - Что Вы делали на острове? – начал Морлэйс. - И почему удирали вплавь? – подхватил Гриф. - Потому что я не хотела там находиться, неужели не ясно? – Диана вернула флягу Маурири. – Нас держат силой. - Кто держит? - Монахини, кто же ещё? - Кого «нас»? - Меня и других. Нас четверо, если они не прячут кого-то отдельно. - Это связано с контрабандой? Диана удивлённо уставилась на лейтенанта и, вдруг обессилев, пролепетала: - Я ничего не знаю ни о какой контрабанде. – (Лавиния и Уолтер переглянулись; «Я же говорила», - гласил взор Тимото.) – То, что там происходит, хуже контрабанды. - Давайте по порядку, - попросил Морлэйс. - Давайте, - согласилась Диана. «Ей года двадцать два – двадцать три, - прикинула Изабель. – Ещё взбалмошная, не злобная, но бестолковая. Пока не осознала до конца, что вырвалась на свободу. Скоро у неё будет какой-нибудь нервный припадок». - Я не знаю, как это назвать, - продолжала Диана. – Давайте скажем, что у монахинь есть подработка, потому что я ни в жизнь не поверю, будто им за это не платят! Я уже сказала – нас четверо. Все не белые. Каждую на остров привёз её муж, чтоб избавиться. - Избавиться? – непонимающе нахмурился Маурири. Диана вновь кивнула. - Пример: белый женился на не белой, может, по любви, может, по другим причинам. – Она горько усмехнулась. – Мой супруг, видимо, положил глаз на капитал, доставшийся мне после гибели родителей. – «Будь мама и папа живы, они бы не допустили, чтоб я вышла за него. Их бы я послушала. А тётю Мэгги слушать не стала. Зря, господи, до чего же зря! Она ведь пыталась меня вразумить, и другие родственники тоже, но я не слушала! Какая я дура!» Подобную речь Диана проговаривала про себя не впервые. – В определённый момент белый понимает, что ошибся, или она ему надоела, или пришло время действовать по плану. И он говорит ничего не подозревающей жене: «Дорогая, а не съездить ли нам в путешествие?» И потом: «Милая, здесь есть остров, на котором расположен удивительный монастырь, о нём столько всего рассказывают! Давай посмотрим». Они приезжают на остров, супруг исчезает, растерянная жена остаётся на попечении монахинь. – Диана мрачно замолчала. «Нервный срыв близко, - поняла Изабель, и не только она. – Но, меж тем, способ-то хорош: на убийство не каждый решится, в конце концов, убийство могут раскрыть и казнить убийцу, а так, даже если всё всплывёт, хотя бы не будет грозить смертная казнь. Да и кто знает, вдруг жена ещё понадобится – для оформления каких-нибудь документов, допустим. Поступить так с белыми женщинами не осмелились бы, но цветные куда хуже защищены. Если кому-то удастся выбраться и она сообщит властям, подаст жалобу, потребует начать расследование, от цветной женщины, скорее всего, отмахнутся. Правда, эта девчонка наполовину белая, вдобавок, из обеспеченной семьи». Облизнув задрожавшие губы, Диана заговорила снова: - Сначала я не понимала, что происходит, мне сказали, что Джеральду срочно пришлось уехать и он вернётся через пару дней. Но скоро стало ясно, что я не гостья, а заключённая. Из радушных хозяек они превратились в надзирательниц. И присоединили меня к остальным. Нам говорили, что это для нашего же блага, что мы – заблудшие души, которые нужно наставить на путь истинный, и нас никуда не отпустят, пока не будут уверены, что наши души в безопасности. - Что за средневековье? – не сдержался Уолтер. Диана глянула на него своими чёрными глазами – взрослыми глазами на круглом, почти детском личике, - в которых уже блестели слёзы. - Лишь пустые слова. Просто чтобы что-нибудь сказать. Сделать богоугодную мину при преступной игре. – В голосе и взгляде её читалось полнейшее отвращение. – Как же противно. Они винили нас в поступках или словах, о которых, видимо, рассказали заказчики. Выворачивали правду наизнанку, лишь бы найти формальный повод. Меня вот винили за то, что я «расположена к прелюбодеянию», готова загубить и свою бессмертную душу и души молодых людей, которых надумала развратить. И всё потому, что у меня есть друзья-мужчины, с которыми я иногда ужинала или играла в теннис. – По щеке Дианы скатилась первая слеза. - Как долго Вас держали? – осведомился лейтенант. - Больше полугода. - А остальных? - Самую «давнюю» – семь лет… - выдавила Диана и разрыдалась, закрыв лицо руками. Морлэйс повернулся к Дэвиду. Уолтеру показалось, что усы лейтенанта встали дыбом от переполнявшего его энтузиазма и желания немедленно взяться за дело. - Шлюпку на воду! – выкрикнул Дэвид, не дожидаясь просьбы Морлэйса.***
Если б монахини и успели перепрятать пленниц, тех всё равно рано или поздно обнаружили бы, ведь искать гораздо проще, когда знаешь, что ищешь, а в монастыре, как и на всём маленьком острове, не столь много мест, где можно долго укрывать женщин, не особенно-то желающих укрываться. Однако, судя по тому, как отчаянно и безапелляционно настоятельница – весьма обескураженная появлением жандармов – встала грудью на защиту подвала, пленницы по-прежнему оставались там. - Я уверяю Вас, лейтенант, там ничего нет. – Она понимала, до чего неубедительно звучат эти слова, понимала, что её выдают панически бегающие глаза, но отступать было некуда. Моральная поддержка от других монахинь, резко оробевших и неуверенно топчущихся на заднем плане, была минимальной. - А я уверяю Вас, что в таком случае Вам совершенно нечего опасаться. – Морлэйс мог быть очень галантным, а при необходимости – галантным до озноба у собеседника. Дэвид, Маурири, Изабель, Лавиния и Уолтер стояли да любовались. Диана осталась на «Рэттлер», оно и понятно, она не вернётся на остров за все сокровища мира. Сержанты Морлэйса торопливо обходили другие помещения монастыря, на случай, если есть ещё выходы из подвала, через которые пленниц попытаются вывести. Местом действия была маленькая часовня, в углу которой располагался люк с металлическим кольцом. - Вы не имеете права! – Настоятельница сузила глаза и упёрла руки в бока. – Это церковная земля! Морлэйс премило улыбнулся. - Стало быть, Вы хотите, чтобы мы привлекли к делу Церковь? Чтобы о своих подозрениях я рассказал епископу и другим представителям церковного руководства? Чтобы они приехали сюда с проверкой, а до тех пор наша охрана отсюда шагу не сделала? – Лейтенант лениво пожал плечами. Это была наигранная беспечность, в действительности он очень беспокоился. Почему из подвала ни звука? Те, кто там находятся, должны хоть отдалённо слышать и понимать, что творится наверху. Почему они не кричат, не просят их освободить? Показная любезность Морлэйса мгновенно испарилась, и этот резкий перепад заставил настоятельницу вздрогнуть. – Вообще-то, я именно так и сделаю, в любом случае. Вопрос только в том, какое у меня будет настроение, когда я примусь рассказывать обо всём епископу, и, соответственно, насколько красочно я распишу Ваше поведение и то состояние, в котором мы обнаружили пленниц. Изабель не принадлежала к числу ярых поклонников Морлэйса (скорее всего, у Морлэйса вовсе не было ярых поклонников), но в эту секунду она его почти обожала. Анжель побледнела. Сжала губы, сомкнула веки, а, открыв глаза, отошла в сторону, освободив дорогу к люку. - Это для их же блага, - высокопарно пробубнила настоятельница. - Они - заблудшие души и сами потом скажут спасибо. Лучше побыть за стенами монастыря какое-то время, чем оказаться в аду навечно. Ей никто не ответил, потому что было ясно: из тех, кто присутствует здесь, меньше всех данному заявлению верит сама Анжель. За неимением альтернатив, Дэвиду пришлось позаимствовать пару свечей из церковного подсвечника. Они не горели – на дворе ведь стоял день, но у Маурири нашлись спички. - Я с вами, - вызвался Уолтер, когда Лепау открыл люк. – Возможно, кому-то из тех, кто внизу, нужна медицинская помощь, а я всё-таки доктор. Лейтенант кивнул в знак согласия с нотками благодарности. Едва Дэвид, Морлэйс и Уолтер спустились, Анжель развернулась к Лавинии и, по привычке срываться на подопечных, обрушила гнев, подогретый страхом. Это был не безотчётный взрыв, а медленно клокочущий жар, подобный раскалённой лаве. Правда, от сего факта нападки не стали умнее. - Ты, как я слышала, содержишь таверну. Пошла по стопам родителей? - И горжусь этим, - бровью не повела Лавиния, наслаждаясь ситуацией. - Привечаешь пьяниц, - презрительно фыркнула Анжель. - Пьяницы мне за это платят. И не только они. Вы вряд ли бывали в тавернах, потому не знаете, что туда заходят и приличные люди. В основном мужчины. Моряки, рабочие, плантаторы, торговцы, искатели приключений... - Лавиния осклабилась и перекинула через плечо свои роскошные волосы. Она отлично знала, что разозлит сестру-настоятельницу более всего. – И многие из них смотрят на меня, я чувствую, как они пожирают меня глазами. Они видят моё тело, и оно им нравится. С некоторыми из них, я, знаете ли, сплю, – Лавиния задрала подбородок, глядя Анжель прямо в глаза, - задыхаясь от удовольствия в их объятиях, чувствуя их губы на своей коже, их ладони, блуждающие по всему моему телу. Она выдала бы ещё пару-тройку эротических описаний, но тут из подвала подал голос Морлэйс, споткнувшийся о тело.***
- Сначала мы решили, что они мертвы, - рассказывал Уолтер жене уже дома. Фэйны ужинали на веранде, отсюда хорошо было наблюдать за солнцем, плавно погружающимся в море. – Но почти сразу почувствовали слабый запах хлороформа. – Он покачал головой, прикусив верхнюю губу. Ему не хотелось говорить дурно об обитательницах монастыря святой Клементины – сёстрах тех, кто живёт и трудится в монастыре Мэй-Тан-Фу. Но говорить благосклонно он не мог. – Прогрессивный подход, - фыркнул Уолтер в итоге, - особенно для монахинь. Китти тоже было неприятно сознавать, что матушка-настоятельница из Мэй-Тан-Фу или сестра Сен-Жозеф – коллеги тех женщин, которые организовали мини-тюрьму в месте, предназначенном для проявления милосердия и понимания. Вдобавок, тюрьма была платной, это уже выяснили. Мужья пленниц раз в месяц или квартал перечисляли на банковский счёт монастыря (опять же, современные технологии) кругленькие суммы; четыре «заключённые» приносили порядочный доход. - А что с пленницами? Где они сейчас? - Морлэйс обещал сделать всё, чтоб поскорее отправить их по домам, наверное, уже разослал телеграммы в полицейские участки на местах, чтоб обеспечить женщинам защиту, а их мужьям – как минимум допросы. А пока эти женщины остановились у Лавинии. На лицо Китти набежала туча. - У Лавинии? У Лавинии??? «С каких пор она для тебя Лавиния?!» Лавиния. С тем, что Уолтеру, похоже, суждено впутываться в истории каждый раз, когда он куда-то едет с Маурири и Дэвидом, Китти практически смирилась. Но то, что муж запросто называет по имени постороннюю (и не предпочитающую закрытые наряды) женщину, её категорически не устраивало. Впрочем, выбора не было, ведь Уолтер только что поставил Китти перед фактом, не осознавая масштаба катастрофы. Не будет же она требовать, чтоб он снова величал Лавинию исключительно «мисс Тимото». Как до этого вообще дошло?! К самой Китти он впервые обратился по имени лишь после помолвки. - Лавиния, - рассеянно кивнул Уолтер. Он даже не понимал, чему так удивляется жена. – А что? - Нет, ничего, - отмахнулась Китти. – Не обращай внимания. – Внезапно она осознала, что впервые в жизни по-настоящему ревнует Уолтера к конкретной другой женщине. Глупость. Глупость, глупость, глупость. Уолтер никогда не подумает об измене. Он потому так легко сейчас говорит о Лавинии, что ему и в голову не приходит, будто тут может быть нечто хоть отдалённо непристойное. Китти старалась убедить себя в этом, и у неё получилось. Почти.***
Через несколько дней всё утряслось. Бывшие узницы уехали восвояси, где им предстояло поквитаться с мужьями. За Дианой приехала её тетя Мэгги, которая, как оказалось, не прекращала поиски и уже стиснула вокруг мужа племянницы кольцо из подозрений, угроз и частных детективов. Даже если б духовенство захотело скрыть позор и убедило слуг закона вести себя потише, тайну не удалось бы сохранить. «Вестник Матаваи», получивший эксклюзивные интервью участников событий, опубликовал прекрасно и чётко написанную историю. О статье поразительно быстро узнали издательства далеко за пределами Таити. Клэр получила четыре телеграммы, в каждой представители той или иной газеты просили разрешения перепечатать её статью у себя, разумеется, за вознаграждение и с сохранением имени автора. Клэр порадовали не столько деньги, сколько профессиональный успех – просителями были издания из Окленда, Сиднея и даже Лондона и Нью-Йорка. - Хорошо, что об этом узнает больше людей, - рассуждала Клэр, когда Китти ненадолго забежала к ней в офис. (По совпадению, здесь была и Лавиния. Мисс Тимото и миссис Фэйн суховато поприветствовали друг друга.) – Нельзя спускать подобное с рук. – Личико Девон отразило неподдельную печаль. Она очень хорошо относилась к Церкви и сама знала множество достойнейших её представителей; взять хоть Колина. Но между почтением и порядочностью Клэр без колебаний выбирала второе. – Никому. - Всё правильно. - Китти тихонько вздохнула. – Только грустно, что поступок нескольких человек бросит тень на всех монахинь, а ведь большинство – прекрасные и честнейшие женщины. Лавиния, уже собравшаяся уходить, прямо встрепенулась. Она была натурой рациональной и напомнила себе: насколько ей известно из того, что обронил Уолтер, для Китти весь опыт общения с монахинями сводится к китайскому монастырю; там были добрые сёстры, и она автоматически решила, что все монахини мира такие же. Однако от комментария Тимото не удержалась: - Неужели? Откуда такая статистика? Вы побывали во многих монастырях? Китти смело встретила её взгляд, сложила руки. - А Вы? - Нет, но я и не стригу всех под одну гребёнку – ни под плохую, ни под хорошую. Противостояние не имело будущего, они не собирались затевать религиозный конфликт. Но неприятный осадок остался. На сегодняшний вечер Фэйны пригласили к себе Маурири и Лианни, Дэвида и Изабель, Джека и Клэр, Колина и Лавинию. Наличие в списке Лавинии изначально не воодушевляло Китти, но что поделать, не объявлять же, что мисс Тимото лучше не приходить. Сейчас воодушевления стало ещё меньше. - А как насчёт утонувшей девушки? – Китти, чтобы сгладить напряжённый момент, переменила предмет беседы, повернувшись к Клэр. – Той, которую приняли за Изабель, когда нас похитили. Её смерть тоже связана с монастырём? - Вряд ли, - Клэр радостно ухватилась за новую тему, поскольку явственно чувствовала натянутость между своими гостьями. – Морлэйс сказал, что там, цитирую: «контрабандистские разбирательства».***
Вопреки опасениям Китти, вечер проходил замечательно. Лёгкий ужин, хорошее вино, много смеха. Беседа то распадалась на кусочки, когда участники делились на группы по двое – по трое и обсуждали что-то своё, то объединялась вновь, вовлекая в себя всех без исключения. Китти отмечала, что Уолтер охотно и, главное, свободно поддерживает разговор и получает от этого неподдельное удовольствие. Её это удивляло и радовало. Когда все перебрались из столовой в гостиную, речь зашла о старой доброй Британии. Маурири рассказал о поездке туда. Описывал посещение городского пляжа в Лондоне так, что остальные загибались от хохота. Он всегда был талантливым рассказчиком, но когда выпускал на волю свой артистизм, становился просто непревзойдённым. Маурири сопровождал слова изобразительно-пояснительными жестами. - …Я смотрю – вода коричневая. Но народ почему-то радостный. Думаю, видимо, я чего-то не понимаю, надо поскорее приобщиться к местным ценностям. Встаю, иду, между прочим, в мужском купальном костюме, отдельные части которого впиваются туда, куда совсем не надо. Ныряю, ненароком делаю глоток. И понимаю, что теперь у меня непременно наступит белая полоса в жизни, потому что все микробы, которые были в моём организме, незамедлительно сдохли от этой воды, в которой явно есть вся таблица химических элементов.***
Компания начала расходиться после полуночи. И для Уолтера, и для Китти было что-то невероятно уютное в провожании гостей до двери, пожеланиях доброй ночи и полушутливых, но искренних просьбах быть осторожными по дороге. Этих людей Фэйны уже могли называть своими друзьями. (Отношения между Китти и Лавинией не совсем вписывались в идиллическую концепцию, ну да бог с ними, в конце концов, они недолюбливали друг дружку, а не ненавидели.) Лавинии и Клэр нужно было в таверну, Джек и Колин провожали. Как и положено влюблённым, Джек с Клэр почти сразу отстали; они держались за руки, перешёптывались и хихикали. У Лавинии и Колина хватало деликатности идти впереди на нужном расстоянии и не оборачиваться. - Ты ни разу не рассказывала мне о своей жизни в монастыре, - заметил Трент после паузы в разговоре. Паузы в их беседах случались нередко, но никогда не были тяжёлыми или неловкими. - Мы с тобой познакомились, когда я уже остыла, - улыбнулась Лавиния. – Маурири, а позже и Дэвиду довелось выслушать от меня немало высказываний о святой Клементине и её подопечных. Песок скрипел под ботинками Трента и не издавал ни звука под босыми ступнями Лавинии, которая несла свои сандалии в руке. Позади и впереди светились окна зданий, крылечные лампы, но конкретно там, где четверо шли сейчас, освещения не было, если не считать звёзд; поэтому Лавиния и Колин в первую очередь слышали друг друга, а уж во вторую - видели. - С тобой там плохо обращались? Лавиния покачала головой. - Надо мной не издевались, но мне давали понять, что я человек второго сорта; как и остальным девочкам... Но в итоге это сделало меня сильнее. Сложнее всего было не верить их словам, а остальное – ерунда. И благодаря им я умею хорошо читать и писать. - А считать? – В голосе Колина чувствовалась улыбка, мирная и немножко озорная. Он не хотел, чтоб их разговор приобрёл трагичный оттенок, но всецело готов был выслушать, если Лавиния пожелает рассказать о чём-то тяжёлом. - Мне кажется, считать я научилась раньше, чем говорить, - хихикнула Тимото. – Я же росла в таверне. Даже не помню, когда начала разносить заказы по столикам. Они посмеялись вместе, но потом Колин таки уточнил: - Значит, насчёт монастыря всё в порядке, в общем и целом? Лавиния ответила не сразу и словно по необходимости: - Однажды сестра Анжель обрезала мне волосы. Сказала, что я слишком любуюсь ими, когда расчёсываюсь у зеркала утром и перед сном; это гордыня, а гордыня, как известно, грех. - Видимо, тут была не гордыня, а зависть, и не у тебя, а у неё, - промолвил Колин удивительно просто и безмятежно. Лавиния-то боялась, что он начнёт искать смягчающие обстоятельства для сестры Анжель. Но от того, что Колин согласился с её точкой зрения, легче не стало, ибо Лавиния вовсе не стремилась разочаровывать Трента в его коллегах. - Прости, я не хочу обижать всех монахинь скопом. - Знаю. – В голосе Колина по-прежнему слышалась улыбка. – Возможно, я идеалист, но я не наивен, Лавиния. Думал, за столько лет знакомства ты это поняла. - Я поняла. Поняла практически сразу, но всё равно вряд ли тебе нравится слушать подобные вещи о монастырях и монахинях. - Нравится, если тебе от этого лучше. - Да я не то чтобы сильно страдала… - начала Лавиния и осеклась. Улыбнулась вновь, протянула руку и провела ладонью по плечу Трента. – Спасибо, Колин. - Пожалуйста, Лавиния. Когда ладонь Лавинии, скользнув вниз, приблизилась к ладони Колина, он на мгновение задержал её пальцы своими, сжал, но почти сразу отпустил. Лавиния улыбнулась шире, и она знала, что Колин тоже улыбается пуще прежнего. Дальше они шли молча, умиротворённые и по-простому счастливые.