***
Когда Юнги возвращается с работы домой, то чувствует сразу же: что-то неуловимо изменилось. В коридоре стоит знакомая пара обуви — которой, тем не менее, совершенно точно там не было, когда он уходил на работу. Взгляд тут же привлекают маленькие коробочки и бутылочки на кофейном столике… Осознание бьёт через несколько секунд: это вернулся Хосок. Юнги хмурится. Он был уверен, нет, даже готов поклясться в том, что Хосок должен был вернуться совсем в другой день. И как можно было перепутать дату? Не то что бы он жалуется, конечно... В квартире стоит такая мертвая тишина, что поначалу офицер даже думает, что Хосок ушел в магазин или что-то такое. Но зайдя в спальню, он обнаруживает мирно свернувшегося клубочком парня посапывающим на кровати. Юнги тихо проходит дальше, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить его ненароком. С отъезда Хосока прошло всего пару недель, но у него всё ещё стойкое ощущение, будто они не виделись с ним не меньше месяца точно. И хоть Хосок буквально закидывал его собственными селками на протяжении всей поездки, и они говорили по телефону каждый день (и даже пару раз в видеочате) — этого, конечно же, было безумно мало. Недостаточно. Да что там — это было просто ничем по сравнению с возможностью зарыться пальцами в волосы Хосока, как делает он это сейчас. Ничто по сравнению с возможностью наклониться и поцеловать его в щёку. С начала их отношений прошли месяцы, но, честно говоря, Юнги по-прежнему страшно. Большинство этих его страхов ничем не обоснованы (и он знает это), но все же, они никогда не покидали его с тех самых пор, как он впервые поцеловал Хосока. Как впервые по-настоящему осознал, что влюблён. Влюблён безумно, до глупости — в этого самого парня, спящего сейчас на его кровати. Иногда, просыпаясь по утрам, Юнги мысленно говорит себе, что так не бывает, что надо затормозить, любым способом прекратить это всё, потому что, скорее всего, в будущем это причинит ему невыносимую боль. При этом он даже не знает, чего так сильно боится — Хосок ни разу не давал ему каких-либо поводов для сомнения. Он просто… Хосок просто делает его счастливым. Он заставляет Юнги чувствовать себя дома. Юнги наклоняется и нежно целует парня в макушку, прежде чем уйти в душ. Он открывает дверь в ванную и сразу же чувствует аромат своего геля для душа. Усмехается едва слышно: должно быть, Хосок тоже принимал душ здесь. Вот оно. Домашняя атмосфера. Хосок просыпается спустя несколько часов, чувствуя себя при этом таким же измотанным, как и когда только выходил из самолёта. Похоже, всё это время он даже не осознавал, насколько устал, пока не вернулся домой, и… стоп, он ведь дома сейчас. Когда он?.. Парень рывком отдирает себя от кровати и садится, стараясь открыть слипающиеся глаза как можно более широко. Из гостиной слышатся приглушенные звуки работающего телевизора: скорее всего, Юнги уже дома. Проходит почти целая минута, прежде чем до него доходит, что это значит — и в следующий момент всю накопившуюся за день усталость будто рукой снимает. Одним быстрым, сильным движением Хосок вскакивает с кровати и со всех ног мчится к дивану, где, скорее всего, его парень и смотрит телевизор с этим своим фирменным, флегматично-отсутствующим выражением на лице. — Юнги! — практически во весь голос вскрикивает он, как только видит сидящего на диване мужчину. Юнги вздрагивает от внезапного шума и поднимает голову — как раз вовремя, чтобы заметить летящего к нему парня. Он успевает поймать его за считанные секунды до того, как Хосок, споткнувшись, почти валит его на пол, но даже не думает жаловаться по этому поводу, потому что тот тут же с нежностью оборачивает руки вокруг его шеи. — Юнги! Ты почему меня не разбудил? — наигранно обиженным тоном хнычет Хосок, отступая на пару шагов, чтобы лучше рассмотреть офицера. — Ты так похудел, ты хорошо питался? Мин Юнги! Что я тебе говорил по… — Я скучал, — перебивая его, шепчет Юнги, и Хосок тут же замолкает от неожиданности. Он правильно расслышал? Юнги смотрит ему прямо в глаза, и хосоково сердце начинает колотиться как бешеное. Сомнений нет — Юнги действительно, правда-правда скучал по нему, раз сказал эти слова вслух. — Я тоже скучал, — отвечает Хосок с такой широкой улыбкой, что кажется, будто ещё немного, и его лицо треснет. — Очень сильно скучал.***
— А почему бы нам не сходить на двойное свидание? — прогуливаясь как-то вечером с Чимином, совершенно случайно предлагает Хосок. Их парни в тот момент были на каком-то «важном полицейском совещании», так что возразить не могли — но их, по большому счёту, и не особо-то спрашивали. То, что началось как невинное предложение, больше как результат приятной апатии, сонливости, которая обычно наступает после вкусной еды и долгой прогулки, внезапно превратилось во вполне себе реальную цель. И вот сейчас они — все четверо — действительно пришли и стоят посреди парка аттракционов. Изначально, правда, планировалось пригласить и Кимов тоже, но идея была задушена на корню: Намджун не удосужился даже ответить на чонгуково предложение, удостоив младшего лишь сухим молчаливым взглядом. Если собрать все вещи, что ненавидит в этом мире Юнги, в один большой список, то парк аттракционов будет занимать в нём ровно половину. Слишком людно, слишком громко, и, боже, скажите, кто-нибудь, пожалуйста, что есть какой-то закон, ограничивающий количество еды, продаваемой в этих ужасных палатках. Всегда носятся с опасно свисающим с рожков мороженым какие-то совершенно неуправляемые дети, всегда какие-то люди орут во всё горло на этих безумных горках… Справедливости ради надо отметить, что Юнги не боится ни детей, ни крутых горок (да и сложно вообще бояться чего-то подобного, когда в тебя стреляли и били всем, что под руку попадётся, а ты ещё и жив остался при этом). Его раздражает просто сам факт. Чимин, всегда остро переживающий о том, как окружающие могут отреагировать на их с Чонгуком отношения, обычно стеснялся проявлять свои чувства на публике, но сейчас ощущал себя гораздо спокойнее: компания из четверых парней явно привлекает гораздо меньше внимания, чем просто из двух. Наверняка они выглядят просто как группа хороших друзей, весело проводящих время. И это определённо плюс. От этого Чимин чувствует, что может, наконец, смеяться и улыбаться свободнее, не беспокоясь о том, что подумают о нем люди. А вот Чонгуку, наоборот — что всегда, что сейчас — совершенно плевать в этом плане на окружающих: в данный момент все его мысли заняты тем, какой же, чёрт возьми, Чимин милый с этим ободочком с кошачьими ушками, купленным в какой-то лавке у входа. — Чимин, хочешь чуррос? — едва отойдя от ворот, нетерпеливо спрашивает Хосок, поправляя ушки на собственной голове. Чонгук буквально настаивал на том, что Чимин должен надеть такие, в то время как тот, в свою очередь, яростно сопротивлялся, говоря, что не хочет быть единственным, кто их носит. Ну и, конечно же, Хосок, как настоящий друг, вызвался добровольцем и купил себе точно такие же (а Чонгук даже не побоялся попробовать уговорить на это дело Юнги. Тот просто пообещал переломать ему все пальцы, и всё на этом закончилось). — О, хочу. Давай тогда пойдём купим немного… парни, вы хотите чуррос? — поворачивается к офицерам Чимин, но Чонгук даже забывает ответить, увлечённый тем, что делает бесчисленное количество его фотографий. Юнги отрицательно качает головой, и Хосок с Чимином, не прекращая разговаривать между собой, направляются к нужному ларьку. — Может, хватит уже? — непонимающе хмурясь, шипит Юнги, когда Чонгук продолжает фотографировать уже спину Чимина, выглядя при этом как чёртов сталкер. — Но он же такой милый! Ты только посмотри на него! Лучше скажи, почему ты Хосока не фотографируешь? — …. — Я могу пофоткать и его тоже, а потом отправить тебе… если ты слишком стесняешься и что-то такое. Или тебе больше нравятся заячьи ушки? Кошачьи не в твоем вкусе? — Заткнись, — низко рычит Юнги, параллельно следя за тем, как Хосок заливисто смеётся над какой-то чиминовой шуткой. Он выглядит действительно счастливым сейчас, и Юнги рад просто от того, что видит его улыбку. Он даже больше не жалеет о том, что согласился пойти на это глупое двойное свидание (пусть это и значит провести кучу времени с совершенно невменяемым Чонгуком, беспрерывно фотографирующим собственного парня). — У меня идея, — с неожиданной решительностью начинает Чонгук, выпрямляя спину. Юнги не знает, что за идея у Чонгука такая, но мысленно решает для себя, что что бы это ни было, он возненавидит его всей душой. — Нет. — Но я даже ничего ещё не… — Нет. — Ну ты только послушай, — вкрадчиво продолжает Чонгук, мелкими шажками подбираясь к напарнику. Юнги ничего не отвечает, но хмурится, всем своим видом показывая, что лучше бы Чонгуку держаться подальше — что тот, конечно же, с лёгкостью игнорирует. — Нам нужно пойти в комнату страха. — …зачем? — Ну просто подумай. — .… — Хосок будет прижиматься к тебе, потому что ему будет страшно, и ты будешь типа его защищать и такой: да, детка, ты мой, и он такой типа — да, малыш, я весь твой, и потом вы пойдете домой и такие… — Да что с тобой, блять, не так? — морщится Юнги, с отвращением смотря на то, как Чонгук делает непристойные жесты руками. — Ну пошли, ну вот чего тебе стоит сходить? Я слышал, тут дом страха открылся пару дней назад где-то. Пошли. Это вообще единственная причина, по которой я согласился на двойное свидание. — …бля-я-ять. — Если будешь отказываться, я расскажу Хосоку, что у тебя есть алтарь в его честь на рабочем столе. — Какого чёрта? Нет у меня никакого алтаря. — Да, но он-то об этом не знает. —........ — А я ведь расскажу. И что будет тогда, а? И Юнги сдаётся. В конце концов, кому как не ему знать, на что готов пойти Чонгук, если чего-то хочет. И вот теперь они стоят у входа в Дом Страха. Чонгук при этом вообще не выглядит так, будто в этом доме даже гипотетически есть что-то страшное, и легкомысленно несёт свою обычную чепуху. Чимин, вроде как, не против, но и не особо в восторге от этой идеи: он стоит рядом с Чонгуком, цепляясь за его руку и с печальным видом вопрошая, почему они не могли просто ограничиться поездкой на каком-нибудь колесе обозрения. Тот, в свою очередь, пытается втереть ему какую-то чушь о том, что место в действительности «вовсе не страшное» и что он всегда будет «рядом». Юнги лишь хмыкает, смотря на весь этот фарс. — Ты точно уверен, что хочешь? С тобой всё будет в порядке? — повернувшись к Хосоку, тихо спрашивает он. Они ещё даже не внутри, а тот уже лихорадочно шарит глазами вокруг, будто ища выход. Его практически трясёт, и Юнги всерьёз начинает волноваться о том, не закончится ли это всё сердечным приступом для его парня. — Конечно же, со мной всё будет хорошо! Это ведь просто дом страха в парке аттракционов. Уверен, тут даже дети не пугаются. Тем более, что всё это ненастоящее. И все это знают! Тут просто переодетые люди, вот. Никаких настоящих призраков тут нет, так что и бояться нечего! — неубедительно отвечает Хосок, заламывая руки, и Юнги тихо вздыхает. Совершенно очевидно, что это максимально плохая идея, и весь этот поход не может закончиться никак иначе, чем тем, что рано или поздно Хосок словит паническую атаку и будет кричать до охрипших связок. — Куки… я ненавижу тебя, — хнычет Чимин, когда они, наконец, заходят в помещение, где их тут же накрывает темнота. По скрипучему полу стелется непонятный дым, из-за которого становится не видно даже собственных ног, а через весь коридор слышатся жуткие звуки завывающего ветра. Как только они проходят дальше, то видят что-то, отдалённо напоминающее заброшенную хижину, из глубины которой слышатся высокие, душераздирающие крики. Чимин сразу же пятится назад, прижимаясь к Чонгуку ближе, и тот быстро показывает Юнги палец вверх, прежде чем приобнять парня за талию. Победно ухмыляясь, он смотрит прямо в глаза напарнику, но на лице последнего отчётливо читается лишь: «Что тебе, блять, от меня надо». С каждым шагом, уводящим их в глубь коридора, появляется что-то новое: сначала это «трупы» в изорванной одежде, через некоторые из которых им даже приходится переступать; потом с потолка начинают свисать поддельные конечности, слабо подёргивающиеся, когда парни проходят мимо. Чимин из последних сил старается держать глаза открытыми, всё теснее прижимаясь к Чонгуку по мере того, как они продолжают идти. Внезапно одна из фигур, лежавших на старой больничной койке, выскакивает и несётся на них с диким воем, отчего Чимин и Хосок начинают кричать во всё горло, а Чонгук, инстинктивно рванувшись вперёд, хватает её за шею, чтобы затем толкнуть к ближайшей стене. Юнги, чертыхнувшись, тут же бросается к ним, силой оттаскивая напарника от актёра. Чонгук всегда считался сильнейшим офицером их участка. И хоть Юнги знает, что тот сделал это совсем не специально и, конечно же, не хотел никому причинять вреда — всё же, он чувствует некоторую ответственность за Чонгука и за то, чтобы не дать ему сломать кому-нибудь спину раньше, чем они выйдут из этого чертова лабиринта. — О господи, прости меня, пожалуйста, это всё рефлексы, клянусь, — судорожно начинает извиняться Чонгук, как только понимает, что только что натворил. Стоящий у стены человек, одетый в разорванную больничную одежду и с фальшивой кровью на лице, кидает на него перепуганный взгляд, прежде чем молча скользнуть обратно к своей кровати. — Можем мы пройти этот чёртов квест без того, чтобы ты убил кого-нибудь по дороге? — раздражённо шипит Чонгуку Юнги, снова беря Хосока за руку и сразу же понимая, что дело плохо. Хосока бьёт крупная дрожь. Он стоит, лихорадочно оглядываясь в поисках чего-нибудь, что гипотетически может неожиданно откуда-нибудь выпрыгнуть. — Это был рефлекс! — …зря я на это согласился, знал же ведь… — сквозь зубы бормочет Юнги, понимая наконец, в какой заднице они оказались. Они спешно скрываются с места преступления, опасаясь возможных последствий. Внезапно, откуда ни возьмись, их путь преграждает больничная койка, с громким лязгом вылетевшая прямо на середину коридора. Чимин прилипает к Чонгуку буквально намертво. В отчаянии он изо всех сил вцепляется в его куртку, пряча лицо на чонгуковой груди, в то время как сам Чонгук мысленно благодарит высшие силы за это, потому что Чимин выглядит сейчас просто невероятно мило. Он не может. Просто не может. — Куки… я не могу открыть глаза… — тихонечко хнычет Чимин, осознавая, что не в силах сдвинуться с места. — Ничего страшного, я понесу тебя, — выпячивая колесом грудь, с придыханием отвечает Чонгук и одним лёгким движением тут же подхватывает парня на руки. Он несёт его, как невесту на свадьбе, а Чимин даже не сопротивляется: просто сидит, съёжившись и зажмурившись, и зажимает уши руками. Юнги хмурится, мысленно надеясь, что здесь нет никаких скрытых камер: неизвестно, как быстро такое занимательное зрелище может распространиться по сети. Их участку и так в последнее время уделяется слишком много внимания. — Хосок, ты не обязан идти до конца. Если хочешь, мы можем просто уйти, — тихо, так, чтобы услышал только его парень, произносит Юнги. Тот идёт, тесно прижимаясь к его руке и пряча сморщенное, будто от боли, лицо на плече офицера. — Н-нет. Я в порядке. Всё нормально, — не отлипая от его руки, неубедительно бормочет Хосок, медленными шажками продвигаясь вперёд. Юнги поднимает голову: там, впереди, с Чимином дела обстоят не особо лучше — он просто-напросто свернулся в клубочек на руках у Чонгука. Они проходят мимо пары жутких манекенов, одетых в заляпанные кровью халаты медсестер, но Юнги не может на них сосредоточиться: в данный момент его больше интересует тот факт, что он больше не чувствует свою правую руку. Единственный, кому, похоже, совершенно плевать на всё происходящее, это Чонгук, не видящий ничего, кроме Чимина, испуганно свернувшегося у него на руках. Хосок идёт, нервно оглядываясь назад с интервалом в каждые пару секунд; его плечи напряжены до предела. А когда Юнги спрашивает, что же такое он пытается там разглядеть, Хосок отвечает, что ему кажется, будто кто-то следит за ними. Тем не менее — они продолжают идти, и, вроде как, даже ничего не меняется — Хосок и Чимин всё так же беспокойно вздрагивают каждый раз, как слышат стук или чей-то крик, доносящиеся из колонок. Хосок тяжело сглатывает, поражённо смотря на Юнги: за весь путь он всегда смотрел только вперёд и ни разу не изменился в лице. Ни разу не закричал. Даже не вздрогнул. Ему ни капельки не страшно, ему скорее скучно в этом доме ужасов. Отчего-то Хосоку становится стыдно за своё поведение. И неловко — чуть-чуть. Он оглядывается последний раз, не в силах игнорировать это странное ощущение, будто что-то ужасное находится позади его, и внезапно оказывается лицом к лицу с безумными глазами доктора в маске, сжимающего мачете в руках. И кричит. Кричит громко, изо всех своих сил — и бежит вперёд, напрочь забывая о том, что впереди всё ещё держащий на руках Чимина Чонгук. В панике он наталкивается на них, отчего все трое валятся на пол, и Чимин вскрикивает от ужаса, кубарем катясь по полу. Юнги бросается к ним, надеясь, что никто сильно не пострадал, и немедленно сожалея о том, что вообще согласился на эту затею. — Хосок! — кричит он, падая на колени перед неподвижно лежащим на полу парнем. Чимин с Чонгуком медленно встают, отряхиваясь и морщась от боли, не совсем ещё понимая, что именно только что произошло. — Хосок! Чон Хосок! — продолжает звать офицер, лихорадочно ощупывая бездыханное тело парня на предмет кровотечений. Он почти не видел, как это произошло — всё случилось в считанные секунды. А внезапность и темнота довершили своё грязное дело. Сейчас же, напугавший до такой степени Хосока «доктор» со спущенной маской тоже сидит, опустившись на колени рядом с парнем и озабоченно говорит что-то в наушник. Но ни Юнги, ни Чонгук с Чимином почти не обращают на него внимания — они стоят, обеспокоенно склонившись над лежащим без сознания Хосоком. — Что…? — непонимающе хрипит парень, медленно принимая сидячее положение. — Чёрт, я вырубился, что ли? — …ага, — с облегчением отвечает Юнги, выдыхая и мешком оседая рядом со своим парнем. — Какого чёрта это вообще было? — Он выскочил буквально из ниоткуда! — обвиняюще начинает Хосок, указывая на низко опустившего голову актёра. — Простите, не хотел вас обидеть, — тут же одёргивает себя он. В конце концов, этот мужчина не виноват — он просто делал свою работу. — Да ничего… такое уже случалось раньше, — отвечает сотрудник, неловко подбирая с пола свой поддельный мачете. — Кто-то падал от этого в обморок? — с любопытством спрашивает Чонгук. — …ну… не совсем. Люди просто падали. — …оу. — Здесь рядом есть медпункт, выйдете и сразу направо. Вам лучше, наверное, зайти туда, я не знаю… провериться перед тем, как решите идти на ещё какой-либо аттракцион, — объясняет мужчина, сопровождая всех четверых до выхода из дома ужасов, чем ставит Хосока в ещё более неловкое положение. Ну вот, теперь он не может избавиться от мысли о том, что Юнги считает его большим ребёнком. Он, конечно, никогда не отличался особой храбростью… но упасть в обморок? О да, Чон Хосок, кажется, это новое пробитое дно. Несмотря на его отчаянные мольбы не ходить ни в какой медпункт, они останавливаются-таки перед маленькой постройкой с соответствующей надписью. Чонгук с Чимином деликатно ждут снаружи, чтобы не смущать друзей ещё больше, пока Хосок с Юнги проходят осмотр. Они выходят оттуда довольно быстро с рекомендацией: не спускать глаз с Хосока ещё как минимум следующие двадцать четыре часа. — Ты уверен, что хорошо себя чувствуешь? — обеспокоенно спрашивает Чимин, как только видит выходящую из здания пару, и Хосок ободряюще треплет его по волосам, прежде чем медленно кивнуть. — Простите меня, парни, я и не думал, что испугаюсь так сильно… — Да ничего. Это было даже весело, — ухмыляется Чонгук, тут же зарабатывая себе пинок в голень от Юнги и тычок по рёбрам от Чимина. — Думаю, пора по домам, — предлагает Чимин, полностью игнорируя изображающего вселенскую скорбь на лице Чонгука, обиженно потирающего голень и бок. — Ну блин, ну ребят, не надо, — виновато хнычет Хосок. — Со мной ведь всё хорошо! — Хосок, тебе нужно отдохнуть, — мягко начинает Юнги, осторожно кладя руку ему на плечо. — Но я в порядке! Со мной всё нормально! Хорошо, я не буду больше ходить с вами на всякие страшные аттракционы, но можно мы не будем уходить? Пожалуйста? Ну пожалуйста? — щенячьими глазами смотря прямо на Юнги продолжает Хосок, каждой клеточкой своего тела выражая надежду. Юнги полностью обезоружен. Он никогда не мог ему отказать. — Ну… ладно. Ничего ведь не случится, если мы прогуляемся немного, — поколебавшись пару секунд, сдаётся офицер, и Хосок издает высокий радостный визг, обнимая его, после чего все продолжают свой путь. Затарившись в одной из многочисленных лавочек лимонадом, они гуляют по парку, обсуждая поездку Хосока и смешные случаи в полицейском участке, пока в какой-то момент Чонгука не привлекает толпа людей, собравшихся перед импровизированной деревянной площадкой. — Что это такое? — спрашивает он, указывая на них подбородком. — Не знаю, но здесь, походу, можно выиграть какие-то призы, — отвечает Чимин, замечая большой стенд рядом со сценой. — За первое место телевизор, за второе… вроде ноутбук? Да, кажется, ноутбук, а за третье… — Мы участвуем, — нахмуриваясь, безаппеляционно заявляет Чонгук, решительно направляясь к толпе с полупустой бутылкой лимонада в руках. — Я выиграю этот телик для тебя, детка. — Чонгук! Подожди! Ты даже не знаешь, что это за конкурс такой! — громко протестует Чимин, убегая за ним, в то время как Хосок аж подпрыгивает от идеи достать телевизор последней модели для Юнги. — Юнги! Мы тоже должны попробовать! Пойдём! — Хосок, подо… — Ну пойдём, они зазывают людей! Как только все четверо из них поднимаются на сцену, ведущий тянет озадаченное: «А-а-а-а…», и Юнги оглядывается, чтобы в следующий момент с ужасом осознать, что все остальные стоящие здесь — гетеросексуальные пары. — Извините, но это только для парочек..? — неуверенно начинает мужчина, указывая на стенд справа от себя, и Юнги уже делает было шаг назад, чтобы уйти, как вдруг Хосок с непонятно откуда взявшейся ловкостью вцепляется ему в руку, не давая этого сделать. Чонгук вытаскивает из нагрудного кармана свой значок, демонстрируя его всё ещё ничего не понимающему ведущему, будто это что-то значит, отчего остальным тут же хочется под землю провалиться от стыда. Чимин еле удерживает себя от того, чтобы притвориться, будто не знает собственного парня. — Эх-хм-м-м… — Пожалуйста, ведущий, продолжайте игру, — говорит Чонгук, решительно выпячивая грудь. Мужчина бросает на него нечитаемый взгляд, но к микрофону возвращается. — Итак, дамы и господа! Набор участников завершён! Правила просты! Баллы начисляются за каждый раунд, три балла паре, занявшей первое место, два балла — второе, и один — третье. В конце очки суммируются для определения победителя! Похоже, у нас с вами здесь есть компания друзей, желающих попытать счастья. Позвольте предупредить сразу, это будет не так-то просто! — хорошо поставленным голосом, с явным профессионализмом начинает ведущий. По толпе прокатываются смешки. — Ну что ж, давайте начнём! Первый раунд это игра, с которой, я уверен, вы все давно знакомы — «Пеперо»! Но в этот раз у вас есть всего лишь тридцать секунд для того, чтобы скормить их друг другу! Ваша задача — съесть их как можно больше, а оставшиеся в чашке будут использованы для подсчёта очков. Ну, вы готовы? Чимин может поклясться, что видел, как глаза Чонгука буквально вспыхнули от нетерпения в те пару секунд, когда им раздавали миски, наполненные пеперо. Чонгук выглядит более чем готовым к соревнованию: разминает челюсть и шею, будто участвует не в розыгрыше призов в парке аттракционов, а собирается пробежать стометровку на Олимпиаде. Чимин понимает, что, похоже, совершил огромнейшую в своей жизни ошибку, позволив зайти этому так далеко. На них сейчас смотрит около сотни человек, включая стариков и детей, и, боже, что если у кого-то случится сердечный приступ по их вине? Юнги и Хосок, с другой стороны, выглядят гораздо более неловко в этой ситуации: Хосок нервно улыбается, смотря на офицера, в то время как тот лишь тихо вздыхает. Чимин смотрит на них ободряюще, прежде чем одними только губами сказать: «Пути назад уже нет. Наслаждайтесь» и Хосок неуверенно кивает. Юнги выглядит максимально незаинтересованным во всей этой авантюре — и вряд ли можно будет получить от этого какое-нибудь удовольствие, если он таким и останется. — Отлично! На старт, внимание, марш! Чонгук не тратит впустую ни минуты, тут же хватая пеперо из миски и заталкивая одним концом себе в рот. А затем, без предупреждения, второй рукой обхватывает щёки Чимина, фактически фиксируя его лицо в своих ладонях, и тянет на себя. Чимин издаёт смущённый писк, автоматически открывая рот, и в следующее мгновение второй конец пеперо оказывается у него во рту. Чонгук уверенно подаётся вперёд, и — прежде чем Чимин успевает осознать тот факт, что они только что буквально поцеловались на глазах у сотни людей — следующая палочка быстро повторяет судьбу первой. Несколько долгих секунд Хосок наблюдает за парой, прежде чем решительно стиснуть зубы. Ловко подцепив пеперо из чашки, он притягивает своего парня за воротник. Единственное, что он слышит — это вздох, прежде чем Юнги тоже берёт палочку в рот. В мгновение ока это перерастает в полноценное соревнованием между двумя парами: а Чонгук, тем временем, всё прибавляет скорость, собирая восхищённые вздохи в толпе шокированных зевак. — Время вышло! — объявляет ведущий, почти с благоговением наблюдая за четырьмя соревнующимися мужчинами и едва ли не забывая, кто он такой. — Вот это да, похоже, эти господа действительно очень хотят выиграть наши призы! — игриво шутит он, замечая, что некоторые зрители даже рот открыли от удивления. — Сейчас я посчитаю оставшиеся палочки! Первое место ожидаемо достаётся Чимину с Чонгуком, ушедшим в огромный отрыв, в то время как Юнги с Хосоком делят второе место с другой парой. Следующий раунд — игра, где пары должны лопнуть как можно больше шаров между собой. Чонгук — что опять же, ни для кого не является интригой — снова занимает первое место, обнимая Чимина с таким богатырским усердием, что к концу тот уже начинает хрипеть. Юнги (даже несмотря на полное отсутствие усилий со своей стороны) становится вторым вместе с вошедшим в азарт Хосоком, ставшим на удивление конкурентоспособным, когда для этого появился повод. — Отлично! А теперь последний раунд! Всем мужчинам нужно будет сделать приседания со своими дамами на руках… ну, а вам четверым, просто удачи, — игриво поддразнивает ведущий, и по толпе снова прокатываются смешки. Кажется, зрители даже привыкли уже к «бромансу» четырех мужчин, и большинство болело именно за них в этом соревновании. — Ну всё, Чимин, это оно. Считай, первое место у нас в кармане. — Боже… — пряча лицо в ладонях, стонет Чимин, внезапно чувствуя невероятное смущение от мысли, что Чонгук будет держать его на руках перед такой огромной кучей людей. Чонгук, в то же время, выглядит более чем готовым, разминая бицепсы и всем своим видом демонстрируя ярое желание порвать всех противников. Юнги и Хосок стоят, неловко смотря друг на друга, а затем Хосок, внезапно решившись, оборачивает руку вокруг талии своего парня. — Хосок, что ты… — Я тяжелее тебя. Не волнуйся, я справлюсь, — подмигивает парень и поднимает Юнги прежде, чем тот успевает как-либо возразить. Юнги прячет лицо, молясь всем существующим богам, что никто не снимает это на камеру, потому что если ебучий Джексон Ван или кто-либо еще с участка прознают об этом, то уже никогда не дадут ему жить спокойно. — А сейчас, — начинает ведущий, поднимая правую руку вверх, — по моему свистку вы должны будете поднять своего партнёра, а затем приседать с каждым последующим моим свистком. Ну что, готовы? В конце концов, Чонгук и Чимин занимают первое место, а Юнги и Хосок приходят вторыми (но в итоге всё равно решают поменяться призами, потому что Чимин как раз хотел себе новенький ноутбук, а Хосоку больше хотелось получить телевизор в подарок для Юнги).***
Когда Намджун возвращается домой, то видит Сокджина и Тэхёна, старательно танцующих в гостиной. Каким бы милым ни было это зрелище, всё же, Намджун не может сдержать лёгкого смешка, смотря на неловко дергающегося под громкую музыку учителя. — Папа пришёл! — вскрикивает Тэхён, как только замечает его взгляд. — Привет, малыш, — приветствует тут же сорвавшегося с места сына Намджун, прежде чем поднять его на руки. — Что это вы тут делаете? — Мы репетируем танец для школьной постановки! — Ого, — поддельно удивляется офицер, хитро смотря на смущённо улыбающегося ему Сокджина. — Пап! Ты ведь придёшь посмотреть? — Конечно, приду. — У Тэхёна главная роль, — с гордостью сообщает Сокджин. Они устроили в классе небольшое прослушивание, где могли участвовать все желающие, и Тэхён занял первое место, поразив всех учителей своими незаурядными навыками в пении и танцах (честно говоря, Сокджин понятия не имеет, откуда у него такой талант, учитывая, что Намджун плох и в том, и в другом). — Правда? — демонстрируя ямочки, улыбается Намджун, прежде чем опустить мальчика на пол и нежно взъерошить его волосы. — В таком случае я очень горжусь тобой, Тэ! Видимо, все эти твои танцы под мультики с утра не прошли даром, хах? — Да! Но, пап, мы практикуемся! Тебе пока нельзя смотреть! — И что, мне даже нельзя на репетицию посмотреть? — Не сейчас! — бесстыдно улыбаясь, отвечает Тэхён. — Он прав. Никаких тебе спойлеров. Сам придёшь потом и увидишь, — ухмыляется Сокджин и широко раскрывает руки, ловя несущегося в его объятия мальчика. Он кружит его немного вокруг себя, прежде чем снова опустить на пол. — Я обязательно приду. — Поэтому уходи, пап! Нам нужно репетировать, — недовольно бросает Тэхён, надувая губы, и оба мужчины смеются над его нетерпением. Сокджин наклоняется, чтобы шутя схватить мальчика за нос. — Хорошо, Тэ, — улыбаясь, начинает он. — Но раз папа уже пришёл, нам нужно сначала покушать, не думаешь? А потом мы порепетируем ещё немного. Уверен, он даже носа к нам не посмеет сунуть. — Ну ла-а-адно… — нехотя соглашается мальчик, в последний раз кидая на отца недовольный взгляд, прежде чем умчаться в ванную мыть руки. — Вот же чёрт, он любит тебя больше меня, — усмехается Намджун, зарываясь носом в сокджинову щёку. — Уже можно ревновать? — Ой, я тебя умоляю, будто ты сам не видел, в каком он был восторге, когда ты сказал, что придёшь на концерт, — тихо хихикает Сокджин, когда Намджун мягко оборачивает руки вокруг его талии. — Ну так что, мне посидеть в спальне, пока вы тут репетируете? — Ага. Знай, кто тут в доме хозяин. — И, дай угадаю… всё это будет продолжаться до самого дня выступления. — Обожаю, когда ты так быстро улавливаешь суть. Вот они, плюсы встречаться с умным мужчиной, — мурлычет Сокджин, целуя Намджуна в шею. Они отрываются друг от друга только тогда, когда слышат шаги Тэхёна из ванной.***
Хосок решает, что этот день должен стать тем самым. Днём, когда их отношения перейдут на следующий уровень. Он долго думал и, в конце концов, пришел к выводу — раз его тонкие намёки и попытки соблазнить Юнги не работают, придётся взять дело в свои руки. Благодаря многочисленным тренировкам его тело приняло более рельефные очертания — и потому Хосок надеется, что теперь выглядит достаточно соблазнительно для обычно холодного ко всему офицера. Его волосы красиво уложены, оставляя открытым лоб, чтобы придать образу сексуальности. Хосок с нетерпением ждёт возвращения Юнги, чтобы поскорее осуществить задуманное. Ожидание занимает около получаса. Хосок не может усидеть на месте спокойно: время от времени падает на пол, отжимаясь несколько раз, чтобы придать мышцам большей привлекательности. Когда Юнги, наконец, приходит с работы, Хосок сразу же подскакивает, решительно направляясь к нему. Он не хочет тратить ни минуты, потому что боится, что если начнёт тянуть, то растеряет всю свою уверенность и в конце концов передумает. Он хватает Юнги за запястье и тянет за собой прежде, чем тот успевает даже спросить, что происходит. Юнги хмурится, но послушно даёт протащить себя до самой спальни. Юнги продолжает молчать даже тогда, когда парень осторожно толкает его на кровать. Сам же Хосок в то время изо всех сил старается сохранить самообладание, забираясь на колени офицера. — Что ты делаешь? — хрипло интересуется Юнги, когда Хосок уже сидит на нем сверху, полуприкрыв глаза. В каждом его движении сквозит плотоядная жажда, и Юнги прекрасно понимает, к чему всё идёт, но всё равно спрашивает, стараясь оттянуть время. Он, вроде как, должен быть возбуждён, но в действительности не может даже мысли собственные собрать в кучу. — Тш-ш, — шепчет Хосок, тут же прижимая палец к губам офицера, прежде чем наклониться и легонечко прикусить нежную кожу за его ухом. Юнги замирает от неожиданности: мозг коротит от прикосновений и новых ощущений. Он приходит в себя только тогда, когда губы Хосока уже оказываются на его шее, и сразу же упирается ладонью в хосокову грудь, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы его остановить. — Хосок… — снова начинает было Юнги, делая еще одну попытку встать с кровати, но останавливается, невольно засматриваясь на медленно расстёгивающего свою рубашку парня. Он наблюдает в безмолвном восхищении, как ткань спадает с его плеч, обнажая красиво очерченные мышцы, а затем закусывает губу: он и не думал, что с позиции лёжа может открываться такой прекрасный вид. Но чувство хосоковых пальцев, ловко расстегивающих уже его рубашку, быстро возвращает Юнги на землю. И затем, буквально в ту же секунду, Юнги делает вещь, обычно ему не свойственную. Паникует. При этом он даже не знает почему — в конце концов, Хосок не какой-то там незнакомец, пытающийся склонить его к сексу. Юнги знает наверняка, что любит Хосока. Что Хосок самый дорогой для него человек, и он всё бы за него отдал. И даже не потому, что тот его соулмейт — просто он любит Хосока всей душой, каждой клеточкой своего тела. Хочет испытать с ним всё, что только возможно испытать. Хочет, чтобы тот знал, что сердце Юнги принадлежит ему и только ему. И, тем не менее — паникует, еле преодолевая непонятное желание тут же выбежать из собственной квартиры. — Сок-а, подожди, — снова начинает Юнги, сильнее упираясь в хосокову грудь в попытке остановить парня. Тот застывает, переставая расстёгивать свою рубашку, и с любопытством смотрит — прямо в глаза. — Я не думаю, что нам сейчас стоит… — Юнги… — Нам лучше подождать. Я не… Губы Хосока сжимаются в тонкую линию. — Юнги… — хрипло повторяет он. Внезапно Хосока накрывает волна неуверенности. Он инстинктивно прикрывает себя руками, медленно слезая с колен офицера. Юнги мучительно прикусывает нижнюю губу, стараясь подобрать нужные слова, чтобы исправить всё, чтобы Хосок не выглядел сейчас таким подавленным, но его хватает лишь на жалкое: — Хосок, погоди, это не… — Я… я, наверное, переночую сегодня у себя, — быстро выпаливает тот, натянуто улыбаясь и наклоняясь за сиротливо лежащей возле кровати рубашкой. Неприкрытая горечь скользит в каждом его движении. — Хосок, подожди, — снова пытается Юнги, неуверенно протягивая руку, чтобы удержать его за запястье, но Хосок тут же вырывается и быстро отшагивает назад, едва сдерживая слёзы. Что-то внутри Юнги ломается с громким треском. Всё, чего он хочет сейчас — просто встать и вытереть эти слёзы. Сказать Хосоку, что проблема не в нём, что это он, Юнги, такой дурак и что ему просто нужно ещё немного времени. Но, конечно же, Юнги этого не делает. Как и всегда, он сидит в гробовой тишине, не в силах сдвинуться с места. Правильные слова, извинения и полусформулированные фразы мешаются в кашу в его голове. — Прощай, Юнги, — тихо говорит Хосок. И уходит. Юнги задыхается, не в силах вынести наступившую тишину.