***
Новости о конгрессмене Ли и его сыне, в мгновение ока разнёсшиеся по всей стране, застигли Чонгука с Чимином врасплох. Просто в один момент плакаты с их лицами висели на каждом углу, а общественность заговорила о произошедшем в участке. Удивлению Чонгука не было предела. Неужели он никогда и не знал настоящего Юнги? Или только думал, что знал? По всей видимости — так и есть. Юнги знал о нём много всего, вплоть до всех странных привычек, приобретенных Чонгуком за время работы в полиции. Он был в курсе о его семье и даже о каких-то важных для них с Чимином датах; однако сейчас Чонгук понимает, что не знает о Юнги ничего, кроме того, что он очень хороший полицейский и ещё лучший напарник. Чёрт, он даже не знает, почему Мин Юнги Мин Юнги, а не Ли Юнги. Или почему конгрессмен Ли не конгрессмен Мин… Как они вообще связаны? Чонгук верит в то, что они родственники и то только потому, что нельзя не заметить поразительное сходство между ними. И всё же, он не может, как ни старается, понять, почему у них разные фамилии, а Мин Юнги магически превращается в Ли Юнги по телевизору. А шумиха вокруг расследования дела Чон Гюёна и Чон Вону тем временем нарастает — и Чонгук вскоре приходит к выводу, что это дело рук Юнги. Юнги отдал всё, чтобы спасти их участок. И он выглядит максимально несчастным — почти ничтожным — когда стоит где-то на заднем плане во время речи его отца и думает, что камеры его не снимают. — Вот же говнюк, — бормочет себе под нос Чонгук, смотря на напарника. На его пустой взгляд. На ввалившиеся щёки. Это так на него похоже — пожертвовать собой, чтобы спасти остальных. Чонгук не знает, что за сделку Юнги заключил с кандидатом в президенты или какие у них отношения, но судя по нынешнему состоянию самого Юнги — не очень хорошие. Теперь Чонгук вспоминает: Юнги когда-то говорил ему быть осторожным с людьми, у которых есть власть. С людьми вроде Чон Гюёна. Надо было его послушать… а не пропускать всё мимо ушей, как всегда. Что, если бы он раньше узнал о прошлом Юнги? Могло ли всё сложиться иначе? — …вот бы Хосоку сейчас позвонить… может, он в курсе, что это, — бормочет рядом Чимин, грызя ногти и не отрывая взгляда от происходящего на экране. Сейчас они с Чонгуком находились во временной квартире, которую им помогли достать Хонбин с Сондже (и Чонгук не вправе жаловаться: пока он ещё не готов вернуться в собственную). Также они решили пока не связываться ни с кем, кроме офицеров, чтобы ненароком не раскрыть своё местоположение. Чимин давно хотел как-то пересечься с Хосоком — спросить, в порядке ли он, однако сознательно сдерживал себя, боясь, что может как-то навредить ему. И, что хуже — Хосок также не делал попыток позвонить или написать ему, что заставляло Чимина нервничать лишь сильнее. Неужели с Хосоком что-то случилось? Никто в участке не сообщал ни о каких происшествиях, однако там не могли утверждать и обратного — что Хосок действительно в порядке. — Пока нельзя… судя по всему, скоро эти уроды сядут. Нужно подождать, пока всё не уляжется. — Ты прав… и я знаю, что ты прав, но что если с Хосоком уже что-то случилось? — Вряд ли. Думаешь, Юнги стоял бы там вот так просто, если бы что-то произошло? Да он бы скорее сжёг планету к чертям, чем позволил кому-то сделать ему больно, — ободряюще отвечает Чонгук, надеясь таким образом немного успокоить Чимина. Но всё же ему и самому интересно: замешан ли как-то в этом Хосок? — …да. Наверное, так и есть, — вздыхает Чимин, откидывая телефон в сторону. Пользы от него сейчас — никакой. Внезапно раздаётся дверной звонок, отчего Чонгук с Чимином синхронно вздрагивают, в мгновение ока настораживаясь. С дивана не встают — заранее было обговорено, что дверь, ради собственной же безопасности, открывать никому нельзя. Только Хонбин с Сондже знают секретный стук-шифр, и сейчас к ним пытаются попасть явно не они. Чонгук с Чимином продолжают сидеть, затаившись, в надежде, что незнакомец уйдёт, кем бы он ни был. Но тот не уходит. Стук мягкий. Не настойчивый и не сердитый — Чимин, наконец, встаёт, чтобы посмотреть в глазок и хотя бы узнать, кто это. Быть может, это капитан, не знающий об их секретном стуке. Или даже Хосок, которому сообщили об их местоположении в участке. — Стой. Я сам пойду, — говорит Чонгук, хватая Чимина за руку. — Просто на всякий случай, — добавляет он, и Чимин садится обратно на диван, мысленно радуясь, что тот проявляет инициативу, потихонечку избавляясь от своего страха. Чонгук идёт к двери, стараясь ступать как можно тише, чтобы не обнаружить своё присутствие. В подобных случаях нельзя быть слишком осторожным, особенно когда дело доходит до расследования. Он прекрасно знает, когда люди совершают самые безумные поступки в своей жизни — обычно прямо перед тем, как сесть в тюрьму. Чонгук не хочет рисковать. Он заглядывает в глазок и хмурится: он определённо впервые видит парня, стоящего за дверью, однако его фигура кажется смутно знакомой. Точнее, даже не так — незнакомец очень похож на Юнги, и Чонгук не может просто оставить это без внимания. Кто этот человек и почему он выглядит прямо как его напарник? — Чон Чонгук. Я знаю, ты там. Я пришёл поговорить о Юнги. Я его брат, Ли Джихун. Чонгук подпрыгивает от неожиданности и отшатывается назад, спотыкаясь об обувь. …брат? Чонгук не может, как ни старается, вспомнить ни единого раза, когда Юнги упоминал о том, что у него есть брат. Да и вообще, когда в участке дело как-то зашло о том, у кого какая семья (потому что Джексон спросил, нет ли у кого-нибудь хорошенькой сестры), Юнги лишь пробормотал что-то о том, что он единственный ребёнок и что не познакомил бы Джексона со своей сестрой, даже если бы она у него была. И хоть Чонгук сомневается, что Юнги стал бы врать о чём-то настолько обыденном, он не может игнорировать явное сходство между этим парнем и Юнги. Да и если так посмотреть, конгрессмен Ли, Юнги и этот незнакомец были просто… подождите. Он сказал Ли Джихун. Ли как конгрессмен Ли…? — Если хочешь помочь своему напарнику, тебе придётся меня выслушать. Чонгук продолжает стоять неподвижно, обдумывая слова и стараясь найти в них какой-либо корыстный подтекст, однако быстро сдаётся: он никогда не умел разбираться в людях. — …чего ты хочешь? — через дверь спрашивает он, хотя его шестое чувство так и вопит о том, что нужно заткнуться и просто вернуться в гостиную, обратно к безопасности. Чего он старается добиться, разговаривая с этим незнакомцем, знающим их точное местоположение и его связь с Мином? Чонгук хочет списать всё на безвыходность ситуации. Он хватается за это, как за последнюю ниточку надежды. Юнги сделал для него достаточно. Пришло время отплатить ему. — Не думаю, что такие вещи стоит обсуждать через дверь. Чонгук стискивает челюсти и считает до трёх, стараясь решить, по какой дороге пойти. Открывая сейчас дверь, он рискует пригласить в дом потенциального врага, тем самым подвергнув Чимина — да и себя — опасности. Но в то же время что если этот парень говорит правду…? Проходит ещё пару секунд, и Чонгук, сдавшись, отпирает дверь. Джихун не выглядит ни капли удивлённым по этому поводу. Он входит без всякого приглашения внутрь, заставляя Чонгука посторониться. — Куки, кто та… — начинает Чимин, тоже проходя в сторону двери, когда слышит звуки разговора, перекрывающие бормотание телевизора. Останавливается, когда видит незнакомца, стоящего в паре шагов от его парня. — Эм-м… здравствуйте. Куки, кто… — Пак Чимин, — с властной улыбкой, от которой у Чимина мурашки пробегают по коже, начинает он. — Меня зовут Ли Джихун. Я брат офицера Мина. Сводный брат, если быть совсем уж точным. — М-м-м… ладно, — медленно говорит Чимин, вопросительно смотря на своего парня. Чонгук лишь закусывает губу в ответ, не зная, какими словами объяснить происходящее. Он внимательно сканирует вошедшего взглядом на наличие оружия. Единственное, что удерживает его от того, чтобы немедленно вышвырнуть Джихуна вон — это уверенность, что если тот и нападёт, то вдвоём они с Чимином точно с ним справятся. — Не буду тянуть, — начинает Джихун, не заботясь даже о том, чтобы сесть. Чимин с Чонгуком ошеломлённо слушают, как тот рассказывает о ключевых событиях своего прошлого таким тоном, будто говорит о погоде. Джихун говорит о развалившемся браке и измене, о том, как Юнги покинул дом и сменил фамилию. Рассказывает он и о сделке, которую Юнги заключил с отцом, и на что ему пришлось ради этого пойти. Чонгук моментально чувствует вину. — И каким же образом ты собираешься вытащить его из этого дерьма? — спрашивает он, закончив обдумывать услышанное. Он знает, как сильно Юнги любит Хосока. Юнги, может, и немногословный, но это компенсирует его огромное сердце (которое явно принадлежало Хосоку еще задолго до того, как Чонгук даже понял, что те влюблены). — Конгрессмен Ли… убил мою мать, — отвечает Джихун всё тем же беспечным тоном, игнорируя острые, непонимающие взгляды Чонгука и Чимина. — …что? — Я узнал об этом почти сразу же после того, как всё произошло. Он подстроил автомобильную аварию, чтобы убить её, потому что она угрожала раскрыть их отношения. — Стой-стой-стой. Притормози. Ты сейчас говоришь мне, что конгрессмен Ли, который отец Юнги, убил твою мать и скрыл это? — Да. Чонгук не знает, как на это реагировать. — С того момента я начал собирать доказательства. И сейчас, я думаю, их достаточно, чтобы посадить его. — Так, хорошо, положим, это правда, но что ты хочешь от меня? — Я не адвокат и не коп, но что-то мне подсказывает, что суд не примет мои записи. У меня есть кое-что, что можно использовать против него, но я не могу доверить какому-либо полицейскому вести это дело. Да и не думаю, что самостоятельно смогу накопать больше, чем уже достал… я привлекаю слишком много внимания. В конце концов, он не хочет, чтобы общественность знала об его внебрачном сыне. — …и ты хочешь, чтобы этим занялись мы? — осторожно спрашивает Чонгук, медленно понимая, к чему тот клонит. Доверяет ли он Ли Джихуну на все сто? Нет. Но думает ли он, что тут есть, над чем поработать? Определённо да. — В точку, — коротко говорит Джихун, прежде чем достать из кармана флешку и передать её офицеру. — Всё здесь. Думаю, не стоит упоминать, что у вас мало времени. Если всё пройдёт гладко, его арестуют, а ты вернешь себе напарника. Чонгук с опаской крутит флешку в руках пару секунд, прежде чем снова поднять на Джихуна взгляд. — Почему Юнги никогда не упоминал о тебе? — не в силах сдержать своё любопытство, спрашивает он. Его готовность продолжить «расследование» будет зависеть от ответа на этот вопрос. — Наверное, потому что мы ненавидим друг друга, — пожимая плечами, честно отвечает Джихун, и от Чонгука не укрывается толика грусти, на секунду промелькнувшая на его лице. — …тогда зачем ты это делаешь? — У вас есть неделя, — вместо ответа говорит тот, и Чонгук решает оставить его в покое, понимая, что если Джихун хоть на одну десятую такой же, как Юнги, в реальности ситуация гораздо сложнее. — …неделя? Думаешь, я успею найти все доказательства (если они вообще есть!) за одну неделю? — В следующем месяце у нашего дорогого конгрессмена банкет с его спонсорами. Разве это не лучшее место, чтобы его арестовать? Перед всеми этими людьми и камерами? Я начну постепенно сливать информацию в прессу прямо перед началом банкета. Это будет идеальное время… они будут слишком заняты, чтобы что-то заподозрить. — …в твоих интересах, чтобы это было правдой. Джихун лишь пожимает плечами в ответ, прежде чем пару раз щёлкнуть языком. — Я вернусь через неделю. Удачи, офицер.***
Хосок сидит, сгорбившись, на диване, и смотрит в пустоту. Кости на его плечах выпирают так пугающе сильно, что Хансоль не может отвести от них взгляд. Это выглядит неестественно. Он бы солгал, если бы сказал, что не обрадовался поначалу новости о том, что Хосок расстался со своим парнем. Думал, что теперь у него есть шанс. Однако вскоре от этой радости не осталось и следа: он осознал, насколько сильно Хосоку больно, и сколько усилий он прилагает каждый день просто чтобы держать себя в руках. Хансоль и представить никогда не мог, что Хосок может быть каким-то другим, кроме как счастливым и полным надежды буквально по каждому аспекту жизни. Сейчас же, видя, в каком ужасном тот состоянии, Хансоль ловит себя на мысли, что даже больше не ревнует его к Юнги. Он просто хочет, чтобы они снова сошлись, только бы это прекратилось. Хосок притворяется счастливым, но взгляд его пуст; он чахнет буквально на глазах, превращаясь в один большой комок боли каждый раз, когда думает, что в комнате один и Хансоль не видит. А Хансоль видит. Видит и прекрасно понимает, что никто, кроме Юнги больше не сможет заставить Хосока улыбаться искренне. — Хосок, я выйду на пару минут, мне кое-что купить надо, — говорит Хансоль, притворяясь, что только сейчас вошёл в гостиную. Хосок дёргается от неожиданности и быстро натягивает улыбку на лицо. — Если что-то понадобится — звони, — добавляет он, хоть и знает, что Хосок держит телефон выключенным большую часть времени. Хансоль выходит из квартиры — не потому, что ему действительно что-то нужно, но потому что хочет дать Хосоку время оправиться. Он вызывает лифт и тяжело вздыхает. Может, Хосок ещё придёт в норму… Но не успевает он выйти из здания, как слышит, что кто-то зовёт его по имени. Он оборачивается и видит парня; его улыбка странно нервирует, а черты лица будто бы знакомы. Хансоль хмурится. Господь, да он выглядит в точности как Мин Юнги. От этого Хансоль хмурится только сильнее. — Чем могу помочь? — спрашивает он, не особо стараясь скрыть раздражение в голосе. Он знает, это грубо по отношению к человеку, которого он видит впервые в жизни, однако незнакомца, похоже, это тоже не особо заботит. — Ты ведь друг Чон Хосока, так? — вопрос больше похож на утверждение, и Хансоль тут же настораживается. Кто, черт возьми, этот парень и откуда он знает о нём и Хосоке? И сразу же вспоминает. — Стой. Ты сводный брат Мин Юнги, да? Джихун приподнимает брови, выглядя больше впечатлённым, чем удивлённым. — О, так он ему рассказал, — бормочет себе под нос он, и настает уже очередь Хансоля приподнимать брови. — Слушай, я не знаю, зачем ты пришёл, но если ты хочешь как-то ранить Хосока… — Я здесь не ради него. — …тогда чего ты хочешь? — Я хочу поговорить с тобой. — … я тебя даже не знаю. — Тебе и не нужно. — Так, не знаю, чего ты стараешься добиться, но… — Ты хочешь помочь Хосоку, так? Мне нужен пропуск в отель твоего отца… и пара лишних униформ.***
Юнги сверлит взглядом бледно-серую дверь перед собой. Голова всё ещё гудит от всего того, что Джексон рассказал ему на пути к квартире Хансоля. Все они — Джексон, Чимин и Чонгук вернулись. Вернулись для него. А его отец вскоре заплатит за своё преступление, и хоть Юнги о нём даже не знал, он уверен — заплатит по заслугам. Теперь он свободен от оков отцовского контроля. И, что более удивительно, его спасением стал сводный брат, которого он ненавидел большую часть жизни. Юнги будто попал в параллельную вселенную, где всё перевёрнуто с ног на голову. Зло стало добром, и у него есть шанс вернуть всё, что потерял. Неужели это реально? Неужели Хосок и правда находится за этой дверью? И нормально ли вот так просто возвращаться к человеку, которого ты так жестоко ранил? Что следует сказать? Извиниться? Честно признаться, что безумно скучал? А что если Хосок уже ненавидит его? Захочет ли он вернуться? И что, если да? Есть ли у него, Юнги, вообще право умолять о прощении в таком случае? Чем бы в итоге всё не обернулось, нужно идти. Нужно увидеть Хосока. Юнги даже не уверен, что тот ждёт его, но ему нужно зайти и выяснить. Даже если это его сломает. Юнги смотрит на домофон, и в голове тут же высвечиваются цифры, что прокричал ему Хансоль. 4126 Он с осторожностью набирает код, стараясь остановить дрожь в пальцах. Пора бы уже перестать бояться. В конце концов, в его жизни ничего не может быть хуже, чем если он больше никогда не увидит Хосока. Четыре. Один. Два. Шесть. Домофон проигрывает коротенькую мелодию, и дверь щёлкает, открываясь. Осталось только потянуть на себя, и он увидит Хосока. И Юнги тянет. Он открывает дверь и останавливается на секунду в нерешительности, осматриваясь вокруг. В этой квартире всё по-другому. Она пахнет иначе — не как их с Хосоком дом. В ней нет того тепла, которое окутывало их каждый раз, когда они засыпали вместе. Он входит внутрь, но не успевает пройти и трёх шагов, как слышит голос, в котором так отчаянно нуждался всё это время. — Хансоль? Я думал ты собирался… Хосок. Хосок стоит всего в паре шагов от него. Всё, что нужно сделать Юнги — лишь подойти и притянуть его ближе. — …Юн…ги?.. Юнги шагает вперёд, инстинктивно разворачиваясь к Хосоку всем телом. В голове тут же пустеет, когда он осознаёт, как сильно его тянет к нему. У него внутри столько невысказанного. Хочется объясниться. Извиниться. Сказать, что сожалеет о произошедшем… …но правда ли все эти слова так необходимы сейчас? Юнги будто снова обрёл способность дышать и помнить, каково это — быть живым. Все его бессонные ночи, в которые он терзал и мучил себя, и когда уже готов был опустить руки, внезапно исчезают без следа в тот самый момент, когда он касается Хосока. Когда их губы встречаются, Юнги мысленно обещает себе, что никогда больше его не отпустит.***
От бессонницы, в последнее время бывавшей частой гостьей в намджуновой квартире, не осталось и следа. Как и нетронутой от беспокойства еды. Квартира внезапно стала будто вторым участком: офицеры находились в ней чуть ли не круглосуточно, делая всё, чтобы найти законный способ посадить конгрессмена Ли за решётку, и у всех уже заранее было радостное предчувствие, что худшее позади. Намджун, обычно не позволявший никому пить в непосредственной близости от Тэхёна, на этот раз сделал исключение из правил и закрыл на это глаза, зная, что офицеры заслужили немного расслабиться после всего, что на них навалилось. Дело было всё ещё не завершено, и хоть никто не знал наверняка, получится ли найти нужные доказательства, ничто не мешало им праздновать маленькую победу. — Спасибо. Джихун прекращает играть с листом, упавшим ему на плечо, и поднимает взгляд на Юнги, вошедшего на балкон. Ничего не отвечает. Просто продолжает смотреть на город перед собой. — Спасибо тебе… за всё, — медленно начинает Юнги, становясь рядом с Джихуном и облокачиваясь на перила. — Я сделал это не ради тебя, — поколебавшись пару секунд, отвечает Джихун и нехотя моргает, фокусируя взгляд на ярком луче, бившем из высокой башни за много километров вдали. — …я знаю. Но всё равно. Спасибо. — …знаешь, — неторопливо продолжает Джихун, снова крутя лист между пальцами. — Я привык ненавидеть тебя. Юнги не знает, что можно на это сказать. — Помнишь, когда отец впервые привёл меня в дом? Юнги не отвечает, постепенно восстанавливая в памяти, казалось бы, похороненные воспоминания об их первой встрече. Он чувствовал боль. Ярость, которую не мог контролировать. Оглядываясь назад, он понимает, что Джихун не сделал ничего плохого… но тогда Юнги был молод и глуп, потрясён предательством отца, и ему просто нужно было на ком-то сорваться. — Большую часть времени ты притворялся, что не видишь меня. — …да. — И в тот день. Когда я заболел. Ну то есть — серьёзно. Я лежал в гостиной на полу, потому что у меня не было сил дойти до комнаты. Помнишь тот день? Юнги молчит. — Ты вернулся со школы. Я думал, ты просто пройдёшь мимо, но ты поднял меня и отнёс в кровать. Ты кричал, что от меня одни неприятности и что ты не хочешь видеть моё лицо в гостиной… но всё равно дал лекарства и ждал, пока я не усну… Юнги помнит. Долгое время он старался вообще не думать о прошлом, но сейчас он действительно вспоминает. В тот день он зашёл домой, преисполненный желания просто пойти в свою комнату и забыть обо всём остальном мире, как вдруг заметил маленькую фигурку, бесформенной кучей лежащую на полу гостиной. Поначалу он даже подумал, что Джихун мёртв. В конце концов, как бы ему не хотелось этого признавать, Джихун выглядел болезненно и жалко; он едва прикасался к еде, когда их заставляли принимать пищу вместе. Только подойдя совсем близко Юнги понял, что Джихун жив, однако его лицо было красным из-за лихорадки, а лоб весь в поту. Юнги не знает, что заставило его поднять мальчика на руки. Быть может, это было какое-то подобие сочувствия от осознания того, что они с ним оба пленники жадности и тотального контроля отца. Может, он почувствовал какую-то связь — ведь Джихун был так похож на него самого. Какова бы ни была причина, Юнги отнёс мальчика в комнату и ухаживал за ним, пока жар не спал. — В тот день я подумал, что может… может, у меня наконец появился брат или даже что ты принял меня. Юнги продолжает молчать. — Ну то есть, ничего не изменилось после. И мы оба это знаем. Ты просто ушёл пару дней спустя, а я остался, — Джихун замолкает, бросая лист с балкона и наблюдая, как тот медленно опускается вниз. — И я хотел заставить тебя страдать. Пожалеть о том, что так сильно меня ненавидел. — Что ж, у тебя получилось… — констатирует Юнги, и его тон удивительно серьёзен. — Я думал, буду испытывать больше радости, когда увижу тебя таким. Но нет. — …почему? — Что-то поменялось?.. Может, я просто устал от всего этого дерьма? Может, я совсем не хотел быть плохим. Чуть помедлив, он продолжает: — Может, это благодарность за то, что ты тогда меня выходил, — едва заметно улыбается Джихун, и Юнги не может не заметить, что эта улыбка отличается от других. Она настоящая. Расслабленная. Искренняя. — Да и… тебе было, к кому возвращаться. Мне не хотелось отбирать это у тебя… только не после того, что он сделал с моей матерью. Юнги шумно выдыхает. — Не знаю, возможно, следовало позволить тебе влачить жалкое существование, — низко хмыкает Джихун. — А хотя, не важно. Знаю, от меня это прозвучит довольно странно, но… удачи. Мне пора. — Куда? Джихун пожимает плечами, прежде чем тихо ответить: — Я справлюсь. — Ты ведь знаешь, что можешь не уходить? Джихун вопросительно приподнимает бровь. — Ну, как бы, весь наш участок думает, что ты герой, так что они очень даже хотят, чтобы ты остался подольше, — честно объясняет Юнги, опуская фразу о том, что и сам этого хочет. Может, у них, наконец, появился шанс стать настоящими братьями... — …хун! Эй! Вот ты где! А мы-то думали, куда подевался, — Джексон, держащий в руке полупустую бутылку пива, вваливается на балкон раньше, чем Джихун успевает ответить. — Так странно, когда вы стоите рядом. Вы очень похожи, — продолжает он и отпивает из горла, прежде чем высоким и смешным голосом пропищать: «прошу прощения!». — Ты пьян, — хмурясь, замечает Юнги, когда тот проходит к ним, опасно размахивая своим напитком. — И что! Мы это заслужили. Так, ладно, тащите свои тощие задницы внутрь. Капитан хочет сказать тост! Джихун молча уходит в гостиную, оставляя Юнги наедине с Джексоном. — Это был сумасшедший год, — лениво ухмыляясь, выдыхает тот, облокачиваясь на перила. — Надеюсь, в следующем такого не будет. — …ага. — И ещё, не могу поверить, что говорю это, но я рад, что вы с Хосоком снова вместе и опять делаете все эти отвратительные вещи. Юнги делает вид, что не расслышал последнего предложения. — Слушай, можно спросить кое-что? — Что. — …твой брат свободен? — Нахуй иди. — Итак, настало время для тоста! — объявляет Хонбин, когда все собираются в гостиной. Тэхён, за максимально короткие сроки всем сердцем полюбивший Мингю, теперь сидит у него на спине и хихикает что-то о том, что он теперь «самый высокий» и может «всё-всё» видеть. Намджун с Сокджином стоят рядом и держатся за руки, а неподалёку сидит Хосок, положив голову Юнги на плечо. Чонгук с Чимином тоже держатся за руки, радостно улыбаясь стоящему напротив них капитану. — Я могу сказать длинную речь о нашем мужестве или невообразимой стойкости, но я не буду, — медленно начинает Намджун. — Этот год был тяжёлым. Мы почти потеряли некоторых из нас… и всё, что я хочу сказать, это… спасибо. Спасибо за то, что были сильными. Спасибо за то, что в порядке. И спасибо, что помогали в трудных ситуациях своим товарищам и мне. Пусть следующий год будет не так насыщен событиями, — заканчивает он, поднимая бутылку пива, и все следуют его примеру. Даже Тэхён поднимает свой стакан с соком, и Сокджин смеётся, прежде чем забрать его к себе на руки. — Я, эм, тоже хотел бы… э-э, сказать, если можно, — прилично отпив из своего стакана, говорит Чимин, поднимая руку с алкоголем вверх и привлекая всеобщее внимание. — Я хотел сделать это немного позже… но… — Поржу, если он сейчас бросит Чонгука, — ухмыляясь, тихо бормочет Хонбин, заставляя Сондже рассмеяться. Чимин шумно сглатывает, прежде чем повернуться к Чонгуку. Все, затаив дыхание, смотрят, как он медленно делает вдох, стараясь унять трясущиеся руки. А затем, без всякого предупреждения, опускается на одно колено и достаёт маленькую коробочку из кармана. — Ты бл… — начинает было Джексон, но Хонбин оперативно бьёт его по почкам, заставляя замолчать. — Чон Чонгук, — серьёзным голосом начинает Чимин, открывая коробочку, в которой оказывается простое обручальное кольцо из белого золота. — Мы столкнулись со смертью уже дважды, и я не могу больше ждать. Сделаешь ли ты меня счастливейшим человеком на свете и… выйдешь за меня? — …это предложение? — глупо спрашивает Чонгук, когда Мингю забирает бутылку пива из его рук. — Да, идиот, — закатывая глаза, отзывается Юнги, и Хосок шикает на него, шлёпая по руке. — Да, — ломающимся голосом отвечает Чонгук. — Да, я выйду за тебя. Да. О боже мой, какого чёрта, да. Конечно же я выйду за тебя. Что… у нас будет свадьба? А разве так можно? — Заткните его кто-нибудь, он портит момент, — стонет Джексон, и Чимин со смехом встаёт, прежде чем притянуть Чонгука для поцелуя. — Это ведь «да», верно? А то ты как-то уклончиво ответил, — шутливо поддевает Чонгука он, и его глаза превращаются в полумесяцы. Чонгук чувствует, будто с каждой секундой влюбляется в него всё сильнее — снова и снова, будто в первый раз. — Определённо «да». — Ну всё, хватит, снимите уже комнату! — кричит Хонбин, и гостиная разражается смехом. — Дядя Куки выходит замуж! — хлопая в ладоши, взбудораженно пищит Тэхён, начиная брыкаться в сокджиновых руках от возбуждения. — У них будет свадьба, мистер Ким! — Да. Свадьба. Наконец, всё снова приходит в норму.