Мага мерно покачивало. В отдалении и довольно близко что-то тихонько поскрипывало. Ему было тепло и уютно, правда, в щёку жгуче целовал солнечный луч. Пришлось перевернуться на другой бок и тут же проснуться, очнуться от сладкой дрёмы и тихонько застонать.
— Изарэ? Очень больно? Где?
Дерем, взволнованный и усталый, тут же сел около его кровати и осторожно коснулся лица, убирая чёрную прядь. Под глазами светлого мага были тёмные тени.
— Ничего. Уже не болит. Сколько я спал?
— В обморок ты упал позавчера. Хочешь поесть?
— Да, было бы неплохо.
Чёрный маг полусел. Дерем поправил ему подушки и добавил ещё одну под поясницу, после чего принёс плошку с бульоном.
— Ну, нет, не выйдет, я тебе не хворый старик. Дай солонины.
— И не подумаю. Ты последнее время питался преотвратно, и, судя по синякам, тебе отбили желудок. Так что не упрямься. Если всё будет нормально, дам тебе мяса.
Чародей хотел было поспорить, но потом сдержался и выпил предложенный бульон. Тот был тёплый и вкусный, а после ему и впрямь дали мяса и овощей.
Большая и светлая каюта очень понравилась Изарану внешне. Он хотел вздохнуть поглубже и вобрать свежий солёный воздух, но не смог. Грудь была туго перебинтована, рёбра под бинтами почти трещали.
— Дерем, а что вообще ты тут делаешь? В должностные инструкции охотника входит сопровождение освобождённого заключённого?
— Изарэ, можно я завтра тебе объясню?
Чародей хотел было воспротивиться, но он видел, как устал маг, и потому не стал.
Вместо этого он потянулся вперёд, целуя непривычно нежно и аккуратно. Светлый маг охотно откликнулся. Изаран привычно усилил напор, почти кусая, и потянул мага на себя. Тот не противился, пока ему не стали расстёгивать рубашку. Руки чародея тут же перехватили.
— Изарэ, на тебе живого места нет.
— Всё у меня есть. Иди ко мне.
— Изаран, это не шутки. Могут раскрыться раны.
— Не раскроются. Иди сюда. Ты можешь ничего не делать, я сам.
Маг со вздохом подался, нависая сверху над неугомонным чародеем. Тот с профессиональной быстротой избавил Дерема от рубашки, но до всего остального добраться не успел. Светлый маг без усилий, с поддержкой и явным одобрением избавил от тшерна чародея, после чего опустил того на подушки в горизонтальное положение и спустился поцелуями по забинтованной груди.
— Погоди, Дерем, ты что хочешь делать? Дерем, не на..!
Изаран прогнулся в пояснице, зажимая себе рот ладонью. Одной рукой он вцепился в простыни и судорожно сжал в кулак, да так, что побледнели костяшки. Широкая грудь лихорадочно вздымалась. Тугая хватка бинтов не имела никакого значения после того, как сердце чуть не вышло через горло. Чародей зажмурил глаза почти до боли, чёрные брови сошлись на переносице, но не хмурясь, а жалобно став «домиком». Полукрики то и дело вырывались, заглушённые ладонью. Под конец маг не сдержался, застонав как-то отчаянно, словно его убивают, а не наоборот.
Наконец он лёг ровно. Всё его тело била крупная дрожь.
— Изарэ? Тебе больно, что-то не так?
Дерем растревожился не на шутку, но у чародея не было сил его ободрять.
— Нет, не болит, всё хорошо… Не надо было… так…
Задавив в груди не то рыдание, не то вскрик, чародей закрыл лицо руками и, перевернувшись, уткнулся носом в подушку.
Дерем, ничего не понимая, смотрел на напряжённую, мелко дрожащую спину Изарана и решительно ничего не мог для себя уяснить. Светлый маг прилёг рядом, оставив руку на чужой пояснице, но сначала укрыв одеялом чародея, которого, казалось, била лихорадка.
Отпустило чародея так же быстро, как и захлестнуло. Он резко лёг обратно на спину и как-то яростно устремил взгляд в потолок, а потом прикрыл глаза, но горькая складка у рта не сгладилась.
— Как ты, наверное, слышал, я родом из Измарена. По крайней мере, я себя осознал именно в этом треклятом городе.
…В четыре года на запястьях будущего мага уже присутствовали кандалы наложника. Были ли у него родные, или их происхождение было, есть и, скорее всего, останется неизвестным. Возможно, семья отдала мальчика торговцам людьми в обмен на мешок пшеницы, а может, ребёнка со смазливым личиком отняли силой. В любом случае детство Изарана началось не с игр, а с уроков.
Всех детей учили считать и писать очень рано. В конечном счёте их основная работа была не в этом и начиналась хоть и в более старшем возрасте, но тоже довольно скоро, а значит, нужно было успеть выпустить на помост хотя бы полуграмотный товар. Практически тогда же в мальчике обнаружилась грация и гибкость. Учитель танцев — такой же раб, плативший за то, чтобы его не выставляли на помост тем, что денно и нощно возился с девочками и мальчиками, уча их танцу соблазнения и обольщения. Изаран довольно быстро вышел в ряды сильнейших танцоров: к четырнадцати прыжок в шпагате, перекаты, кульбиты и прочее не составляло для него труда. Учитель Мире дал мальчику лучшее, что было у него самого. Он дал ему другую школу, не характерную кочевникам обрядово-неспешную, а быструю и сложную балетную. Бывало, что после уроков Изаран падал на тюфяк не раздеваясь. У него болело всё, особенно ноги. Но он не жаловался. Будущую судьбу от детей и подростков никто не скрывал. Их ждал помост, с которого они разойдутся по борделям, публичным домам и частным закрытым заведениям для элиты. Но был всего один шанс — труппа. Среди живого товара порой были настоящие таланты: певцы, музыканты и танцоры. Изаран и учитель Мире в тайном обоюдном сговоре, ни разу не высказанном вслух, готовили его именно ко второму. У них был шанс. И его нужно было использовать.
Когда десятку детей исполнилось шестнадцать, надев на мальчиков и девочек один только тшерн, их вывели на помост. Изаран с отвращением и ужасом видел, как увели первую десятку, как мальчиков и девочек и ощупывали и оглядывали, открывали рты, проверяя зубы, нагибали… У него внутри клокотала ярость.
Когда вывели его, то он, не дожидаясь музыки и приказа, сорвался в танец. Он видел представителя труппы, видел, что тот оценил его шпагат и кульбиты. Большего и не надо. Однако танец закончился, а публика загудела. Она хотела видеть совсем другой танец. Представитель труппы согласно со всеми кивнул. Изаран отступил в глубь сцены и вскинул руки. Его главная ошибка была в том, что он любил танец. Не цель его, а именно сам танец. То, как гудят мышцы, тянутся связки, как послушно гнётся скелет и каждая косточка, но не ломается, держит. Он танцевал, вкладывая душу в движение, чувствуя силу, но ещё не понимая, что это говорит в нём манна. Её ощущение внутри приносило почти физическое удовольствие. Он танцевал, а взгляды внизу из восхищённых превращались в похотливые.
Ему не дали закончить, когда внизу прямо-таки взвыли. Хозяева публичных домов почти грызли глотки и орали баснословные суммы. Изаран отшатнулся в глубь сцены, ища глазами представителя труппы. Тот торговался и кричал, но когда вперёд вырвались трое богатейших представителей, то отступил. Изарана продали. На запястьях защёлкнулись браслеты. Когда его уводили, то он смотрел на представителя с нескрываемой яростью. Несчастный мужчина не знал, куда ему было деться от тёмного взгляда.
Позже, когда юноше полезли в рот, посетовав на то, что у него такие тонкие губы, когда как клиентам нравятся пухленькие, он, не церемонясь, закусил до крови чужие пальцы. Маг не собирался быть покорным. Новые хозяева не собирались это терпеть.
Так началась нескончаемо долгая жизнь в аду, состоящая из боли и череды рук, которые лапали, притягивали и мяли. В публичном доме был штатный маг, лечивший тех, кто доставлял удовольствие другим. Он-то и занимался «перевоспитанием». Первое знакомство Изарана с магией не было приятным. Бить товар было нельзя, это портило внешний вид. Но магия ничего не портила. Она работала на другом уровне. Шестнадцатилетний юноша ничего не мог ей противопоставить. Сразу после «воспитания» его положили под клиента, и на него свалилась новая «радость» — все прелести насилия в красках.
Тот момент, когда он внутренне надломился и мог сломаться, растянулся на полгода. Изаран вынашивал и лелеял свою рану, постоянно залезая в неё пальцами и тут же зализывая. Обстановка вокруг не способствовала исцелению. Окружающие делились на таких же похотливых шлюх, как и их наниматели, и на сломленных и жалких, подчинившихся системе. Маг же ушёл в себя так глубоко, что мог бы и не вернуться, но рана потихоньку затягивалась, заживала, и на её месте появился шрам. Гладкий и белёсый, как ему и положено, и боль ушла. На её месте появилась злость. Она, как огонёк, притаилась внутри, не показывая носа, но активно тлея. С тех пор глаза у мага стали отливать фиолетовым. В нём проснулась сила.
Когда ему было семнадцать, в публичный дом перевели некоего Зерко. Ему было двадцать два. Он сразу приметил чародея и попытался с ним сдружиться. Зерко не был похож на других. Он смирился, но не сломался, у него остались силы на душевную теплоту. Он рассказывал Изарану, что они из одного края и он якобы видел будущего мага раньше. Изаран не спорил, хотя и не верил, но иллюзии — та вещь, которую в некоторых обстоятельствах просто бессовестно отнимать у человека. Своеобразная дружба двух наложников, начисто лишённая другого подтекста, длилась несколько лет. Зерко нужно было на кого-то выплёскивать свою заботу и нежность, и Изаран позволял всему этому изливаться на себя. Потом настал-таки день, когда маг перестал быть юношей и стал мужчиной. Его хозяин тут же рассудил, что клиенты больше не будут доплачивать за юность наложника, а значит, нужно добавить ему работы. Тут-то Изаран оценил всё расположение Зерко к нему, когда его буквально приносили в крохотную комнату, а старший товарищ умывал и кормил его, совершенно разбитого и замученного. Они почти всегда спали вместе.
Просто спали. Маг ронял тяжёлую голову на чужую грудь и засыпал без сновидений. Зерко перебирал смоляные пряди и тихо шептал ему в макушку: «Шане*, спи».
Когда Изарану уже исполнилось девятнадцать, Зерко убили. Его отдали пьяной компании из троих человек, мягкий и тихий наложник что-то не то сказал. А возможно, просто нужен был повод.
Тогда Изаран впервые в жизни по-настоящему зарыдал. Ночью и тайком, но до полного изнеможения. Его не смогли привести в чувство и через два дня. Огонёк внутри обернулся пожаром.
Через две недели, идя за очередным хозяином на ночь, он вдруг рванулся в сторону, почти впечатавшись в мужчину на другой стороне улицы. Он остро почувствовал что-то. Манна. Сила, о которой он уже знал, сила, которая начала вырываться и которую он пытался обуздать самостоятельно, потянула его к другой силе. Он почти впился глазами в чужие. Это был сильнейший диалог душ на его памяти.
— Вы же знаете! Вы видите! Вы обязаны меня забрать!
Чёрный маг ничего не ответил. Он появился в публичном доме лишь через неделю и торговался просто ужасно. Он не хотел платить. Изаран давил на него всей внутренней силой, какая была. Это было сравнимо с тем, как рыба впивается в добычу. Зубы у рыбы загнуты вовнутрь, и она не может, просто не может отпустить!
Когда ненавистные браслеты были сняты, а полупрозрачные одежды сожжены, то маг хохотал как ненормальный. Он бы и впрямь тронулся рассудком, но теперь, обретя заветную свободу, просто не мог себе этого позволить.
Началось его обучение, и хлеставшая через край манна вырвалась на свободу. Чародей был одарён. Очень. Его учитель смекнул это сразу. Он учил неохотно, но зато очень охотно «сдаивал» свежую силу. Но Изарана ждал ещё один неприятный сюрприз: новый учитель не менее охотно пользовался молодым телом. Первое время это даже казалось естественным и в порядке вещей. Изаран, который не видел нормальной жизни, был несколько травмирован по части представлений об обычном, положенном ходе вещей. Это была нормальная деформация, которая выправлялась впоследствии, по мере общения с социумом. Но на первом этапе в представлении мага не было ничего проще, чем отблагодарить благодетеля таким образом. В конечном итоге большего он дать не мог. Изаран даже почти получал от этого удовольствие. Почти. Пока не отказал, когда у него болела голова, и когда его просто в очередной раз изнасиловали, связав руки и поставив на четвереньки.
Появился новый надлом — и новая черта. У груди мага завелась чуткая струна. Она не замолкала ни на миг. Он более не доверял никому в полной мере, только вполовину, и всегда был готов к тому, что его бросят, предадут и оставят.
Он не мог уйти и стал учиться сам. Книги превратились в лучших учителей, люди — в пособия для применения. Когда силы в полной мере развились, маг, не рассуждая, чиркнул носком стопы по полу, и, как от удара мечом, ровным срезом с плеч учителя слетела голова.
Изаран не почувствовал ничего, кроме облегчения. Убивать оказалось очень легко. Некоторые из прежних обидчиков удостоились посещения мага персонально. А потом он собрал все свои вещи, вышел из города и, бросив сумку на песок, первый раз станцевал свой самый лучший танец. Он горькой шуткой отплатил месту, которое обрекло его на публичный дом. Лучший его танец состоял из элементов классического «соблазнения» и нескольких балетных позиций.
Его чуть не убило, он провалялся под полуденным солнцем весь день, но ночью, придя в себя и несмотря на отсутствие силы, станцевал вновь. Без манны. Просто для себя, перечёркивая всё, что было, и начиная новую страницу.
Ему было двадцать три, и он шёл в Азуран.
По пути, без коня и спутников, он учился обычаям и культуре других народов. Параллельно брал первые заказы, набивал руку, приобретал опыт. К моменту появления в городе чёрных магов у него уже были и клиенты, и определённая репутация.
Верховный магистр — уже немолодой мужчина под триста, которого даже манна не могла омолодить внешне на возраст менее чем восемьдесят лет, — встретил чародея благодушно, но кусок подвластных земель выделил не лучший, в пограничье, со сплошной полоской болот. Ещё пребывая в Азуране, чародей поучаствовал в паре магических дуэлей, и коллеги поумнее предпочли не портить с ним отношения.
Тогда же, в эти поистине золотые и полубезмятежные дни, маг выработал собственную систему отношений. Неважно, от женщин или мужчин, он брал только то, что хотел. Не получалось — отпускал, получалось — забирал и так же быстро и без сожалений покидал, доводя отношения до той грани, что далее они длиться не могли.
На законном участке земли продолжилось всё то же самое. Почти никогда ничего с коллегами по цеху, а в остальном в пределах разумного.
Когда магу исполнилось двадцать семь, то он уже стал местром ордена. Не было бы в этом ничего необычного, если бы не одно «но». Большинство орденов «наследуют» ученики местра. Но если маг один, то орден можно собирать десятилетиями. Изарану много времени не потребовалось. Маги — его погодки, а то и подростки, и даже опытные чародеи — шли сами. «Ирис» состоял из очень неглупых людей, вовремя смекнувших, что под крылом сильного сюзерена и они, вассалы, смогут отхватить себе приличный кусок. Часто корыстные цели сменялись искренним уважением перед сильной натурой их главы. Все прочие уходили. Вследствие такой истории развития и кристаллизации орден превратился в то, чем и являлся.
А потом старый верховный магистр скончался, орден отбыл в Азуран и начались неприятности…
Когда Изаран замолчал, то с удивлением отметил, что у него пересохло горло и что он выложил свою биографию подчистую.
Резко приподнявшись на локте, он посмотрел на светлого мага с неприкрытой злостью, которая так же резко сменилась торжеством.
Он выиграл, он победил! Он выложил карты, перебить которые было нельзя. Чародей уже предвкушал, как это будет: поток фраз и извинений, расшаркиваний — и всё только с одной целью. Господин светлый маг технично уйдёт в тень. Он слишком чистенький для общения с ним, Изараном. Спать было легко и весело, но более, более… Ах, оставьте, увы…
— Иди сюда.
Смоляные брови идеальными полукружиями поползли вверх. Почти сразу же одна изломилась к переносице, выражая скептицизм. Однако чародей покорно лёг напротив. Его тут же обняли и притянули ближе. Дерем, мягко придерживая макушку мага, уткнул того носом себе в ключицы и также сам носом уткнулся в чёрный шёлк чужих волос.
— Спи.
— Нет, постой… — Изаран хотел было отстраниться, но его удержали.
— Изарэ, завтра я буду каяться перед тобой во всех грехах, какие только ты мне припишешь, но сейчас давай спать. Я так хочу, чтобы твои раны наконец зажили.
Чародей затих и прислушался к ощущениям. У него слегка побаливали все места, где кожу и плоть неаккуратно продырявили, но общий магический фон… ихор.
Чёрный маг таки отпрянул, но замученный Дерем уже уснул. Он был без сил, почти без магии, тени под глазами лишь усилились. Он устало, измученно приоткрыл глаза и коснулся бока чародея, отдавая с трудом накопленные крохи ихора, почти тут же проваливаясь обратно в тревожную дрёму.
Изаран неловко, непривычно притянул мага к себе, целуя в лоб и отдавая манну. У него у самого не было сил лечить ни себя, ни Дерема, но спокойный сон и лёгкость он тому подарить мог.
Закрывая глаза, он глубоко вдыхал запах сухих трав и еле уловимый — кожи.
***
Утро началось с протяжного стона, полного страдания.
— Дере-е-е-ем…
— Изарэ? О, только этого не хватало…
Светлый маг сел на кровать к чародею и коснулся ладонью его лба, а потом подсунул руку под висок, чтобы на ней было удобнее лежать.
— Какого чёрта… — чародей тянул гласные и выглядел измученным и больным. Даже ругательства звучали слабо.
— Это всего лишь сотрясение, Изарэ. Хорошо, что только оно.
— Вчера ничего не было. Я даже ночью спокойно выходил воздухом подышать и в порядок себя привести.
— Ты же знаешь, оно не всегда проявляется сразу, а вчера ты и вовсе спал почти весь день.
Он в очередной раз тихонько застонал и повернул голову, лбом упираясь в чужую ладонь, дававшую облегчение.
— Меня мутит…
— Я вижу. Ты слегка зеленоватый. Я никуда не уйду, буду тут тебя баюкать. Тебе же легче от моего ихора?
Изаран опрометчиво кивнул и тут же напрягся, сдерживая рвотный спазм.
Дерем лёг рядом и, кроме руки, прислонился лбом ко лбу чёрного мага.
— О да, так хорошо…
Чародей запустил руку в светлые волосы, фиксируя чужую голову. Дерем тихонько улыбнулся.
— Я и так никуда от тебя не сбегаю. Кроме тошноты и головокружения ещё что-нибудь беспокоит?
— Да. Какого чёрта ты делаешь на корабле, уплывающем из столицы, в компании опального чёрного мага и ордена, поставленного вне закона?
Дерем невольно рассмеялся.
— Всё, теперь я окончательно уверен, что ты пришёл в себя. Давай я расскажу тебе с самого начала. Когда тебя поймали, ко мне примчался Теяр.
— Это я и так знаю.
— Но ты не знаешь, что мы с ним договорились о том, как будем тебя вытаскивать. Мы достали ключ, как — спросишь у ученика, это его заслуга, а потом обеспечили меня алиби. Так что Аквамариновый орден и я никак не замешаны в твоём побеге. Ну, а то, что «Ирис» спас своего главу, это так естественно, не находишь?
— Какое алиби?
— «Временной двойник», меня видели совсем в другом месте, когда ты покидал яму.
— Изящно. Но теперь-то что ты тут делаешь? Твой пост в столице.
— Временный. Я вольный охотник. Нахожусь там, где скажут, но так же спокойно могу сняться с места и заняться тем, что считаю более важным. Например, восстановлением твоей репутации и благонадёжности.
— Ничего не выйдет. Сообщество чёрных магов…
— Дудки, Изарэ. Я разбирал твоё дело уже порядочно и дотошно.
— Угу, а главный подозреваемый на расстоянии вытянутой руки и вообще в той же постели — это так удобно.
— Изарэ, ну почему ты так любишь всё опошлять? Дело же абсолютно не в постели…
— Дело всегда в том или ином смысле в постели. Ладно, оставим. Ты говорил о том, что я в чём-то не прав по части своего дела.
— Ты в курсе формулировки о твоей неблагонадёжности?
— Наверняка что-то о попытке переворота.
— И тебя это не смущает?
— А должно?
— А разве ты устраивал переворот?
Изаран негодующе цокнул, хотел было отстраниться, но желудок опять скрутило, а голова поплыла, и он мигом передумал.
— Дерем, ты не хуже меня знаешь, что это даром никому не нужно. Какое и кому дело до грызни внутри сообщества? Верховный магистр сказал: «Виновны». Всё, больше ничего не нужно. Так это или нет — это дело внутри сообщества чёрных магов, и до него нет дела властям, светлым магам или ещё кому.
— Вот тут ты ошибаешься. Гончие и охотники, Изарэ, — это независимые структуры и со стороны светлых, и со стороны чёрных. У нас даже «Положение о методах и правах» одно. К нам обращаются — мы охотимся. Но так же мы ведём своё собственное расследование, и если находим подлог, искажение, замалчивание фактов, то имеем право остановить охоту, восстановить статус гонимого, наложить штраф на клеветников и снять все прежние обвинения.
Изаран, которому было неудобно смотреть на мага из положения «лоб ко лбу», пересилил себя, взял его руки так, чтобы ладонь плотно прижималась к виску, и отстранился, приподнявшись на локте. Дерем нежно улыбался, глядя на это чудо. Ему нечасто доводилось видеть мага в таком недоумении, таким взъерошенным и беззащитным.
— А что, так можно было?
Светлый маг, не выдержав, расхохотался. Он смеялся долго, пока не заболел пресс, а потом запальчиво поцеловал чародея в лоб, повалив того, и так не очень-то уверенно стоящего, на спину.
— Можно! Святое небо, Изарэ…
— Нет, нет, нет, постой! Нет, руки и губы, будь добр, оставь там, где они есть. Так, вот. Хорошо. Дерем, то, о чём ты говоришь, конечно, замечательно, но я чувствую, что всё не так просто. Чем эта махинация грозит моему ордену?
— Это не махинация. Но некоторые оговорки действительно есть. Первая — надзор не менее полугода. То время, что мы знаем друг друга, не входит. Полгода начались с момента твоего побега. Второе — убийства, стычки и конфликты крайне нежелательны. Мне нужна хорошая твоя характеристика.
— Если ты изучал моё дело, то ты в курсе, что это провальная идея. Я четыре города сравнял с землёй.
— Твои прежние «достижения» не имеют отношения к тому обвинению, что предъявили тебе сейчас.
— Всё равно ничего не выйдет. Сволочь из ямы, которая чуть меня не кастрировала, свернула шею при падении. И это лишь малая часть. Я не лью кровь понапрасну, Дерем, но сдержать совсем, особенно в некоторых ситуациях…
— Меня подведут под трибунал, Изарэ. И мы красиво и, как в сказках, умрём в один день.
Изаран подскочил как ужаленный. Его тут же закачало, но негодование было сильнее. Тёмные глаза так и сверкали.
— Дерем де`Мирсо, ты совсем идиот?! Я не просил!
— А я не хочу видеть петлю на твоей шее!
— Какая, к чёрту, разница?! Тебе что, во всём Аизмане любовников мало? Я тебя уверяю, красивых и потрясающих в постели предостаточно!
Дерем, который тоже подскочил, потемнел лицом. Он нервно вздрагивал, словно давясь воздухом.
— Я бы тебя ударил. Изаран, святое небо, если бы ты не был болен…
Светлый маг с силой сжал плечи чародея и встряхнул того.
— Как только твой язык поворачивается говорить подобные вещи! Изаран, я же…
Чёрного мага от «встряхиваний» повело, он почти терял сознание.
С гортанным воем и рыком, словно бы ему заживо рвали сердце, Дерем опустил чародея на кровать, придерживая ему его несчастную голову. Изаран тут же провалился не то в сон, не то в дрёму, не то его сознание просто ускользнуло, в одночасье решив, что на сегодня с него хватит.
Светлый маг с отчаяньем уткнулся в чужую шею. Ему было невыразимо больно. Ещё вчера казалось, что всё совсем неплохо. Он думал, Изаран открыл ему душу из-за того, что наконец перестал воспринимать всё как «игру», а сегодня всё опять вернулось на круги своя. Он снова на той же позиции. «Любовник». Не больше и не меньше.
— Небо, за какие грехи мне достался именно ты?..
***
На следующий день Изаран появился на палубе. Грудь его всё так же стягивали бинты, но поверх них лежало аметистовое колье. Манна тёплой густой чернотой ощущалась внутри, и мир привычно лёг ему под ноги, готовясь слушаться и повиноваться.
Чародеи «Ириса» искренне радовались своему местру, светлые маги смотрели настороженно и опасливо. Они были не в восторге от решения их главы о надзоре, но всё же не противились. Дерем при всех сообщил, что никого не держит и никаких санкций не будет, и все, кто хочет, может идти. Остались все.
Два ордена поделили корабль пополам и лишний раз, казалось, не пересекались.
Два местра вели себя так же. Изарану было некомфортно сразу по нескольким причинам. Главенствовало его откровение. Ничего бы не было, но Дерем, сам того не зная, вскрыл старую рану. Та затянулась, но, как оказалось на поверку, не зажила. Никто и никогда не удовлетворяет шлюх. Забота об удовольствии партнёра — привилегия настоящих союзов. Ключевое слово «настоящих». У чародея не было настоящих, только временные, мимолётные, скоротечные. Пока они длились, нужно было взять всё, что можно. Теперь условия были другие. Было новое поле, и был Дерем, который не играл по его, Изарана, правилам. Он не уходил. Он не давал повода отпустить, он просто не позволял себя покинуть, и это сковывало чародея по рукам и ногам.
Второй был их теперешний договор. Чародей не считал себя оплотом нравственности, более того, он был как раз противоположного мнения, но у него имелись свои правила и внутренние кодексы. Дерем отвечал за него головой, а он, стало быть, отвечал теперь за то, чтобы светлая голова мага не покатилась с эшафота.
Когда светлый маг проходил мимо, Изаран осторожно потянул его за рукав.
— Прости. Я не хотел говорить тебе всего, что сказал за прошедшие два дня. Я невыносим, когда болен, в следующий раз просто сразу усыпляй, чтобы я рта открыть не мог.
Маг нежно коснулся острой скулы чародея. Его не смущали чужие взгляды, когда понимающие, а когда, напротив, растерянные.
— Ничего. Как ты себя сейчас чувствуешь?
— Твоими трудами, вполне прилично.
Маги переглянулись и разошлись, но уже без прежнего напряжения.
Через десять минут Изаран уже строил свой орден на ежедневную разминку, которую без него, конечно же, никто не догадался проводить. Светлый орден с любопытством и восхищением поглядывал на чужого магистра, танцевавшего, как бог, и ругавшегося, как чёрт.
За следующий четыре дня морского путешествия два ордена наконец начали общаться, тем более что ничто не сплачивает коллектив так, как качка, морская болезнь и общее желание придушить чёрного местра, который добрался и до светлых коллег, добровольно-принудительно заставив разминаться и их и вынеся вердикт, что у него было два десятка увальней, теперь их вдвое больше.
Последним доводом стало то, что если они именуют себя гончими, то стыдно быть такими раскоряками, которые не то что его подопечных не поймают, но воришку на рынке.
Дерем на всё это взирал из-под ресниц с мягкой полуулыбкой. Отношения магов, не столь различных, как они сами верно думали, наладились бы в любом случае, неважно, с помощью Изарана или без.
Шане* — Ирис у кочевников в значении «мой». Зерко употребляет его в контексте «цветочек мой». Позднее Изаран сделает из прозвища себе псевдоним, который перейдёт в аналог фамилии.
*Воспоминания мага даны в развёрнутом виде для читателя, но Дерему пересказаны лишь как фабула, голая биография без психологических подробностей и разбора.
