Что спрятано в твоей груди?

      Мерно цокало множество копыт по дороге. Поскрипывали обозы. Тысячи копыт, сотни колёс. И множество судеб.       Санса покачивалась в седле, сжимая ногами тёплые бока Орешка, и задумчиво посматривала на мужа. Статный мужчина с благородным, гордым профилем. Жёсткий и жестокий… жестокий ли? Она вспомнила, как он обрабатывал ей кровавые мозоли. Или укрывал её, думая, что она крепко спит. Он открыто заявил, кто она для него – «ты маленькая, наглая собственность» – прозвучало вчера. После этого они больше не разговаривали.       Санса коснулась висящего на шее медальона. Она так и не посмела его снять. Мужчина явно не терпел непослушания. У неё не хватило бы духу перечить ему. Но в то же время он рассмеялся, когда она вспылила и наговорила кучу глупостей, пытаясь его ударить. «Милорд любит строптивых», – сказал Мэт. Про лошадей. Но что-то ей начинало подсказывать, что не только.       Она не смогла без содрогания вспомнить жуткую сцену – как Тайвин укрощал коня. Если бы она увидела его тогда впервые, то решила бы, что перед ней ужасный тиран. Санса прикрыла глаза, вспоминая нежное поглаживание по щеке и вкрадчивый голос: «Я не бью женщин. Я – не Джоффри». Она попыталась быть с собой честной – её муж ни разу не сделал ей ничего дурного. И даже защищал её по-своему. Но чем он руководствовался? «Ты моя жена», – заявлял он ей уже не раз, как ответ на множество вопросов. Возможно, это действительно был ответ на всё. Санса, несмотря ни на что, пришла сюда, потому что он – её муж. Последний, кто у неё остался – хоть какая-то, но семья. А он защищает её потому, что она всего лишь жена. И так должно.       Она снова глянула на уверенно сидящего в седле мужчину, задумчиво смотрящего вдаль. Семья, долг, честь. Эти три слова теперь отдавали горечью, ложились пеплом на языке. «Ты моя жена», – звучало из его уст равнодушно, холодно. Почти пренебрежительно. Собственность. Вещь. Не более.       Санса раздражённо стегнула поводьями, заставляя лошадь прибавить шагу. Она не желала быть вещью. Если она оказалась прикованной на всю оставшуюся жизнь к этому человеку, если он должен однажды стать отцом её детей… то она это так не оставит.       Несколько дней армия продолжала идти вперёд. Санса облегчённо выдохнула, когда объявили новую дневку. Хоть она уже приноровилась к езде на лошади подобным вульгарным способом, – что бы сказала матушка, увидев, что она сидит в седле, как мужчина! – но такое ежедневное путешествие всё ещё сильно изматывало её.       Роуз была права – Сансе больше не удавалось увидеться с ней. Мэт, который теперь больше исполнял роль её охранника, если не сказать няньки, практически никуда её не пускал. Девушка сначала изнывала от скуки в шатре мужа, – сам он вечно пропадал где-то среди своих офицеров – где она оказывалась словно под замком во время стоянок, а затем выпросила у Мэта достать ей нитки и иголку. Тайвин потом с некоторым удивлением застал её увлечённо перешивающую под себя один из его дублетов, но ничего не сказал.       Санса обрезала ножом нитку и придирчиво окинула взглядом ставшие более узкими штаны. Быстро переодевшись, она взяла со столика большой зеркальный поднос, рассматривая себя. Чёрная рубашка, плотный кожаный жилет без рукавов и чёрные штаны сидели теперь идеально, стройня и так точёную фигурку.       Она с сожалением покосилась на вход шатра, за которым скрывался стороживший её оруженосец. Истинная леди покорно сложила бы руки на коленях и осталась сидеть взаперти. Вот только истинные леди не носят штанов.       – Мэт! – Она выглянула из шатра.       – Да, миледи? – Парень встрепенулся, едва не падая с бочки, на которой сидел. Вид у него был таким сонным и помятым, что можно было подумать, он нагло спал на своём посту.       – Можешь устроить, чтобы ужин подали нам с мужем в палатку?       Мэт осоловело заморгал, пытаясь осознать сказанное.       – Но милорд обычно ужинает у костра, с офицерами…       – А сегодня он будет ужинать со своей женой. Иди и распорядись.       – Миледи, но милорд велел вас охранять и никуда не пускать одну.       – Я никуда и не уйду. – Она скрестила пальцы за спиной. Совсем как в детстве. Правда, Санса была очень воспитанной девочкой и чаще так делала Арья.       Оруженосец доверчиво кивнул и побежал исполнять её просьбу. Она же лукаво улыбнулась и вышла из шатра в поисках знакомой.       Санса долго бродила по лагерю, пытаясь найти Роуз, но нигде не видела никаких девушек. Солдаты её не трогали, – кто не обращал внимания, а кто посматривал с интересом – что её более чем устраивало. Когда она проходила мимо лазарета, старый лекарь с трясущийся козлиной бородкой окликнул её и поспешил к ней с удивительной для его возраста резвостью.       – Дитя, ты заблудилась? Я могу чем-нибудь помочь? – Бледные рыбьи глаза, мазнув по медальону, посмотрели на неё с хитрецой.       – Нет, спасибо. – Санса постаралась тепло улыбнуться, чтобы проявить вежливость.       – Старая моя голова, совсем забыл представиться! Гийон Стоун. Вот уже как пятьдесят лет я занимаюсь лечбой ратных людей, хирургией, знамёнами немочей, медической материей и алхимистикой!       – То есть вы – лекарь? – резюмировала девушка.       Старик недовольно пожевал губы, пытаясь смириться с менее пафосным определением своего занятия.       – Да, дитя моё. Можно и так сказать. – Он кисло улыбнулся, но тут же встрепенулся, хватая её сухонькими руками за запястье. – Пойдём, я тебе покажу свою лабораторию!       Когда они вошли в небольшой шатёр, насквозь пропахший насквозь розовым маслом и какими-то травами, старичок кинулся копаться в обитом сыромятной кожей сундучке.       – Вот это, – он покачал высушенным бычьим пузырём, в коем, по звуку, что-то сухо пересыпалось, – сон-трава. А это, – он извлёк пыльный пузырь из мутного стекла, – «вдовья кровь». Она закупоривает все естественные выходы из организма, заставляя человека мучиться запорами, приводя к смерти от отравления ими. В этой колбе менее изысканный способ умерщвления – «цветок смерти». С привкусом меди, но без запаха. Смерть почти мгновенна. От одного глотка. А это, – он чуть ли не с придыханием достал тщательно отполированный многогранный флакончик с янтарной жидкостью внутри, – самое лучшее средство от запоров! И самое действенное. На себе испробовал.       Санса подавила в себе неуместный смешок, глядя на старика, почти любовно вцепившегося узловатыми пальцами во флакон.       – Гийон, зачем вы всё это мне показываете?       Тот перевёл на неё свои немигающие рыбьи глаза.       – Дитя, мой ум богат знаниями, а кошелёк – дырами. Никто в лагере не жалеет бедного лекаря и не хочет у него ничего приобрести. Может, хотя бы ты купишь что-то? Всего за пару медяков? Снотворное? Слабительное? Яд?       Её вежливая улыбка мгновенно погасла.       – Мне ничего из этого не нужно.       По странному совпадению, у неё были деньги. Сегодня утром она подумала о том, что могла бы попробовать подкупить Мэта, чтобы тот рассказал что-нибудь о её муже – парень дулся на неё после того, как его выпороли по вине Сансы, когда она смогла улизнуть от него и познакомиться с Роуз. Для этого утром она спросила у мужа три золотых дракона. Тот с едва заметным интересом посмотрел на неё, а потом молча снял с пояса и отдал тугой кошель.       – Дитя, пощади старика. Не так уж много я прошу. Всего пять медяков за «цветок смерти» или восемь за «вдовью кровь». Есть ещё «слёзы Ли́са». – Он кинулся перебирать огромный ассортимент своего сундучка, бросая иногда скользкий взгляд на её медальон. – Моё жалованье совсем скудное, а дома у меня умирает с голоду семья.       Санса отвязала от пояса мешочек и достала оттуда несколько золотых.       – Возьмите, – протянула она лекарю. Глаза того алчно сверкнули.       – Что ты хочешь, дитя?       – Мне ничего не нужно. Примите это от чистого сердца.       Она положила монеты на стол и торопливо вышла из шатра. Ей не понравился разговор о снадобьях, но старика ей было жаль.       Выйдя из лаборатории, она хотела направиться искать шатёр мужа.       С земли раздался тихий стон. Санса старалась смотреть лишь вдаль, надеясь быстро миновать лазарет, раскинувшийся под небом. Ей было жаль всех этих несчастных. И, чего она старалась не признавать, ей было неприятно на них смотреть. Таких грязных, больных, заживо гниющих…       – Миледи! – В её лодыжку вцепилась чья-то рука. – Макового молока, прошу вас!       Она посмотрела на парня в лохмотьях и перебинтованного там и тут замаранным запечённой кровью и землёй тряпьём. К груди он прижимал культю, что осталась от правой руки, а на щеке сиял загноившийся рубец.       – Макового молока, умоляю! – шептал он хриплым, явно сорванным голосом.       – У меня нет молока, – пролепетала девушка.       – Вы ходили к лекарю… попросите его… пожалуйста, миледи…       Санса растерянно посмотрела на шатёр с лабораторией Гийона, малодушно подумав, что солдат перед ней сражался за Ланнистеров, а старый лекарь и вовсе показался ей неприятным человеком. Но парень у её ног снова застонал от боли, и у неё дрогнуло сердце.       – Я попробую его спросить, – уверила она больного и отправилась к лекарю.       Старик блаженно попивал что-то из кожаного бурдюка.       – Гийон, может, у вас найдётся немного макового молока?       Тот чуть не уронил бурдюк и попытался его спрятать.       – Макового молока?       – Да. Один из солдат плохо себя чувствует и просит его.       Лекарь сердито сдвинул кустистые брови.       – Если я буду тратить свои ингредиенты на каждого обречённого, то мне их просто не хватит.       – Он умирает?       Старик пожевал свою нижнюю губу, недовольно насупившись.       – Нет, но макового молока осталось мало.       – Разве вы не можете кого-нибудь послать в ближайшую деревню или город купить всё необходимое?       – Оно дорого стоит.       Санса сняла с пояса мешочек с деньгами и положила его на стол.       – Полагаю, тут более чем достаточно, чтобы обеспечить людей снаружи и маковым молоком, и всем остальным необходимым.       – Благодарю, дитя, – кивнул лекарь. Выглядел он мрачнее тучи.