***
На рабочем столе Дитоса Несториса – одного из высших служащих Железного Банка – раскинулся творческий хаос. Чернильницы с чёрными, алыми и тёмно-зелёными чернилами стояли поверх листка с курсами монет, а не в серебряной подставке, украшенной яшмой и кораллом. Обе чаши латунных весов были переполнены крошечными гирьками – коробочка от которых, видать, укрылась под ворохом исписанного пергамента. Два ножа – один узкий, для заточки и обрезки перьев, а другой с широким концом, для подчистки клякс и ошибок – были воткнуты в красное наливное яблоко. С одной стороны оно было надкусано и покоилось поверх увеличительного стекла. За ним вразнобой стояли деревянные колбочки с прорезью на бочку – чтобы было удобно подцеплять из них монеты пальцем. Но часть из них всё равно была рассыпана живописной горкой. Были тут и золотые драконы с серебряными оленями, и светлые овальные монеты с обнажённой женщиной – из Лиса, железные браавосийские монеты с узнаваемым Титаном, квадратные тирошийские, отливающие красным, и многие другие. Тихо Несторис смотрел с укором на беспорядок на столе младшего брата. Но пока их беседа оставалась чисто деловой, и Дитос надеялся, что таковой и останется. Он никак не ждал его прихода именно сегодня, и единственное, что успел сделать – пинком ноги отправить неразобранную сумку с документами под стол. – Что ты знаешь о Тироше? – внезапно сменил тему Тихо, поглаживая свою короткую, аккуратную бородку. – Тирош – один из Вольных Городов. Изначально был основан, как военный форпост, чтобы контролировать суда, проплывающие мимо Ступеней. На острове быстро обнаружили уникальный вид моллюсков, из которого можно было получить краску. За счёт этого Тирош быстро разбогател, превратился в крупный торговый город. Тирошийская краска славится и по сей день. Также они импортируют руду, из которой их умельцы делают оружие и доспехи, представляющие собой произведения искусства. Например, нарядные шлемы, выкованные в виде сказочных птиц и зверей. Дитос скользнул взглядом по столу, отчаянно ища подсказку. Взгляд наткнулся на квадратную монету Тироша. С отчеканенной на ней Кровавой Башней. – Также они славятся оружием пыток. И Тирош входит в города, активно занимающиеся работорговлей. Тирошийские работорговцы самые агрессивные. Отношение к рабам у них скотское, на нижнем рынке рабов держат, как крыс, и продают буквально за гроши. Самое выгодное место для покупки подобного «мяса». Нет места хуже для раба, чем оказаться именно на нижнем невольничьем рынке в Тироше. Тихо продолжал требовательно смотреть. Дитос мысленно выругался, думая, чтобы ещё добавить. Под колючим взглядом брата, он себя ощущал зелёным юнцом. И не скажешь, что он моложе его всего лишь на три с половиной года. Тихо всегда и опекал брата, и был с ним строг, если не сказать суров. Как он порой говорил: «Лучше с тебя сдеру три шкуры я, чем кто-то другой. Однажды ты можешь занять моё место в Совете Банка. Там поблажек не будет». – Ну? – сухо сказал Тихо. – А ещё они делают замечательный грушёвый бренди, – беспечно добавил Дитос, понимая, что это звучит уже откровенно жалко. – Пентос раньше поставлял руду в мелкие города Ступеней. И в Астопор. Астопор был их основным скупщиком, и это торговое соглашение приносило Магистрам немалую прибыль. Но Астопор разрушен. – И теперь они хотят заключить договор с Тирошем? – предположил Дитос, посматривая на толстую оливковую свечу с насечками на боку. За время, что брат провёл в его кабинете, она оплавилась на целых две насечки. – Тирошийские вельможи рассматривают такой вариант. Ты отправишься туда с представителем торговца Браавоса. Вариант кредитования договора с браавосийским торговцем обязан быть более выгодным. Думаю, ты и сам сможешь их убедить. Если придётся, откажи в кредитовании сделки с Пентосом. Дитос устало провёл ладонью по взъерошенным волосам. А потом ухмыльнулся, когда до него дошла причина. – Иллирио Мопатис – Магистр Пентоса. Дейенерис Таргариен его протеже. Особа, что обрушила половину экономики Эссоса. – Именно. – Тихо еле заметно, но довольно улыбнулся. Две пары глаз с золотыми крапинками обменялись понимающими взглядами. – Завтра утром ты отплываешь в Тирош. Тихо поднялся из кресла и собрался уже направиться к двери. – Тихо, – вдруг окликнул его Дитос. – Скажи… как ты понял, что этот представитель Семи Королевств с тонкими усиками обманул тебя в первый раз? Что он принёс чужую кровь на платке? Губы брата исказила злая усмешка. – В нём не было обречённости. Огонёк на оливковой свече качнулся от ветра и зашипел. Тени на лице Тихо исказились, придав ему зловещий вид. – Не с такими чувствами несут кровь жены. Предают любимого человека. Бейлиш умеет держать лицо превосходно. Но я разбираюсь в людях ещё лучше. Во второй раз я чувствовал, что ему далось намного тяжелее отдать мне платок – значит, он всё же выполнил нашу просьбу. Мы получим и деньги от других банков, которые расплатятся за корону. И человека, что будет предан нам, как собака. Будет бояться нас. И не посмеет ослушаться. – Если на Совете узнают, какими методами ты пользуешься… – Каков девиз Банка? – резко перебил его Тихо. – «Железный Банк всегда получает своё», – послушно произнёс Дитос набившую оскомину фразу. – Это то, что помнят в народе. А полностью? – строго потребовал брат. – «...любой ценой», – договорил девиз Дитос, стиснув кулаки. – Любой ценой, – повторил эхом старший Несторис, покосился на надкусанное яблоко на столе и покинул кабинет брата.***
Шепотки по замку были что золотистые пылинки, влекомые дуновением ветра. Плавно, практически незаметно они разносились сами собой во все стороны. Скоро и самый последний поварёнок знал – королева-мать слегла. Её Милость не покидала своих покоев, гоняла служанок то за успокоительными каплями, то за нюхательной солью, но большую часть со смиренным видом шептала что-то бессвязно над молитвенником. Одним дыханием творя беззвучную просьбу Богам. К полудню, когда у прислуги уже не должно было остаться никаких сомнений в недомогании Серсеи, из Красного Замка выехал гонец с письмом от Её Милости. Королева-мать просила прийти к ней Его Воробейшество. Писала, что не спала всю ночь, что нет сил даже встать с постели. И готова покаяться. «Я хочу поговорить с вами. Я хочу… исповедоваться. Вы сказали, это первый шаг к моему сыну? Ради Томмена я готова на всё». Серсея стояла у окна с открытым священным писанием. Распущенные волосы почти касались вычурных фраз, писаных алой тушью. Халат из тяжёлого бархата цвета вишни был накинут поверх кремовой сорочки с замысловатыми кружевами по рукавам и лифу. Позади неё монотонно бубнила служанка, отсчитывая капли из флакона красного стекла в высокий фужер с водой. За золотыми локонами королевы не было видно, что глаза её устремлены никак не на иллюстрацию молитвенника – где в саду Семи Небес львёнок вылизывал ягнёнка среди махровых роз. А во двор замка. По мощёным дорожкам шёл Великий Септон. А вокруг него – стража. Вежливо сопровождая его, как он думал, к Её Милости. Пока что вежливо. Довольная усмешка львиным оскалом исказила губы королевы. Может, на грешной земле лев и может облизать ягнёнка. Но лишь перед тем, как вонзить в него когти. Серсея торжествующе захлопнула молитвенник.***
Дверь с грохотом захлопнули за Его Воробейшеством. Септон, стараясь всё же не показывать своего изумления, пробежался глазами по скудно обставленной комнате. Тёмная мебель из неошкуренного дуба представляла собой скамеечку для молитвы, узкую кровать, два стула и стол. В окнах рассекали небо решётки, приделанные явно наспех – неужто думали, что он упорхнёт из башни? В углу притаилось ведро. И сей затрапезный предмет красноречиво намекал, что септон выйдет отсюда не скоро. Но больше всего вызывал интерес не ведро, не кувшин с тазом на столе или тем более покоящаяся рядом с ними «Семиконечная звезда», а Киван Ланнистер собственной персоной. Восседающий за этим грубо обструганным столом с не меньшим достоинством, чем и за столом Малого совета. – Не хотите покаяться, Ваше Святейшество? – осклабился Киван, пронзая ястребиным взглядом оторопевшего септона. Впрочем, замешательство на его лице промелькнуло лишь на пару мгновений. Теперь он смотрел в ответ на Ланнистера холодно и строго. – Богохульство – грех не менее тяжкий, чем лжесвидетельство, – с нравоучительной ноткой произнёс септон. На мужчину это не произвело никакого впечатления. Но Его Воробейшество это сказал скорее больше для того, чтобы собраться с мыслями. – Меня пригласила Её Милость Серсея Баратеон. Я прибыл именно по её приглашению. И было бы неразумным заставлять ждать королеву-регента. – Разумеется. – Уголки губ Кивана дрогнули, будто готовые сложиться в острую улыбку, но он сохранил светский вид. Разве что глаза горели весельем грешника. – К сожалению, Её Милость неважно себя чувствует. Она вас примет, как только ей станет лучше. А до тех пор я приношу от её имени вам искренние извинения. – За любезными словами читалась откровенная издёвка. – Вам даже подготовили комнату, чтобы ожидания не было для вас столь тяжким. Я лично распорядился. Слышал, вы предпочитаете аскетизм во всём. Киван лениво, но красноречиво махнул рукой на убранство вокруг. – Если королева-регент не может меня сейчас принять, то я предпочёл бы вернуться к своим делам. Моя паства нуждается во мне, – сухо произнёс Его Воробейшество, чуть сдвинув кустистые седые брови. – Разве вы можете оставить нуждающегося в вас верующего человека? Я не могу позволить допустить это, – в голосе Кивана не было уже ни вежливого интереса, ни сожаления, что были бы уместны в подобной ситуации. Лишь приговор. – Мои собратья знают, куда я пошёл. Если я не вернусь, скоро станет известно всем, что вы насильно удерживаете верховного септона. Чуть вздёрнулся его подбородок, худые руки он спрятал в рукавах своей грубой рясы. Чересчур показушно убогой, как считал Киван. Он видел перед собой хитрого, упрямого, а не набожного человека. Человека, что не боялся его, что скатал своими хилыми руками силу из грязи, из немощи и бедноты создал практически армию. Неуправляемую свору, что теперь была как гнойный нарыв на теле столицы. И в любой момент могла лопнуть, брызнуть отравой во все стороны. – В самом деле? Разве вас кто-нибудь удерживает? – невозмутимо спросил Ланнистер. – Вас обещают отпустить, как только Её Милости станет легче. Вы же прекрасно осведомлены обо всём, что происходит с ней, не так ли? – Последняя фраза просто сочилась намёком. В том, что кто-то доносил информацию из замка этому святоше, Киван не сомневался. – Да и действительно ли передо мной верховный септон? – Что вы хотите этим сказать? – Поправьте меня, если я ошибаюсь. Верховного септона избирают на Совете Веры. Ваши же «воробьи» ворвались на Совет с топорами и вилами. И заставили членов совета избрать вас насильно. – Киван чуть подался вперёд, опираясь руками на шершавую столешницу. – Вы совершили преступление против веры. И об этом прямо сейчас трубят глашатаи на каждом углу столицы. Его Воробейшество был мрачен, но собран. Киван же твёрдо был намерен его сломать в будущем. – Корона не вправе судить высшие чины септы. На то есть Суд Веры, – невозмутимо ответил Его Воробейшество. – Даже если вы предъявляете мне такие обвинения, меня будут судить в Великой Септе Бейлора мои же собратья. – Он позволил себе лёгкую усмешку. – Вы не сможете на него никак повлиять. Вера неподкупна. И вы обязаны отпустить меня на суд. Будет множество слушателей, народу соберётся посмотреть на такое не мало, будьте уверены. И они не простят, если увидят, что со мною дурно обращались. Если септон ещё не боялся, то уже опасался его. И своими словами святоша явно пытался себя обезопасить. Увы, в них была правда. Но Киван не торопился – с такой скользкой рыбой спешка была опасна. Нет, не с рыбой – со скользким мерзким угрём. – Разве вас бросили в мёрзлые камеры темницы? Вас пытают? Калечат? – лениво поинтересовался Ланнистер. Потом поднялся со своего места, давая понять, что диалог окончен. – До суда вы пробудете нашим гостем. «Если королева не освободит меня раньше», – подумал септон, старательно сдерживая язвительную улыбку. «Больше ты не причинишь боли королеве-регенту», – подумал Киван, резко сдвигая увесистый томик «Семиконечной Звезды» на столе по направлению к септону. – Молитесь, Ваше Святейшество, – бросил он напоследок и вышел из комнаты. Ключ с громким лязгом провернулся в скважине.***
Пентосский залив по форме напоминал гнутую подкову. Будто огромная лошадь наступила своим исполинским копытом в земную твердь, а потом напрудила туда морскою водою. По полукружью залив окружали массивные квадратные башни из желтушного кирпича. Под ними тёмно-зелёной порослью раскинулись пальмы да фикусы, что еле сдерживали плетёные ограды. А за каменной грядой распростёрся огромный торговый город, в котором не было ничего примечательного, кроме дворца с куполами на холме. Полукруглые, блестящие, багряные – они напоминали шляпки грибов, кои боцман Целеум Бонум собирал в далёком детстве под дубами. Целеум сплюнул вязкую от жары слюну за фальшборт и перевёл свой строгий взор с лихим прищуром на сам залив. Море и корабли его всегда интересовали куда больше бездушных строений. Морю была отдана его жизнь и душа. На зелёно-синих волнах, искрящихся в полуденных лучах солнца, покачивались торговые когги и каракки, лёгкие галеи и мощные галеоны. Ветер трепал паруса всех форм и размеров, заставляя их петь, хлопать привычным и родным сердцу звуком, пестреть всеми цветами радуги от алого до чернильно-фиолетового. Вон раздулись белоснежные, как перья, паруса Лебединых кораблей с Летних Островов. Носы их украшает резьба по светлому дереву в форме многочисленных птиц. Будто пернатые призраки облепили их, даруя свою лёгкость и скорость. Рядом пристроился массивный трёхпалубный галеон из Тироша. Этих узнать легко – у них даже торговые судна выглядят, как боевые. Паруса переливаются бирюзой, они ярче, сочнее неба. Борта раскрашены кроваво-красными подтёками краски и бронзовыми клыками, а нос шипаст и массивен. Целеум неодобрительно покачал головой, глядя на эти излишества. Кроме устрашения и мнимой красоты – от них никакого толку. То ли дело привычные глазу корабли Вестероса. К боцману подлетел юнга, вытянулся по струнке и отрапортовал, что какой-то оборванец с берега просит с ним встречи. Целеум Бонум сначала глубокомысленно почесал свою бороду, задумчиво крякнул, потянулся, но потом всё же махнул рукой, добавив: «пусть поднимается на борт». То ли добродушное настроение, вызванное умятой в ближайшей таверне румяной курочкой, сыграло своё дело. То ли любопытство взыграло в старом морском волке. Но через пару минут по трапу поднимался уже незнакомый ему мужчина. Целеум прищурился, внимательно рассматривая его. Молодой юнга увидел в этом нежданном госте лишь поношенную одежду и старые сапоги. Бонум же видел надменный взгляд, уверенную походку, гордый разворот плеч и безупречную выправку. – Мне нужно пересечь Узкое Море, – спокойно произнёс мужчина с золотистой бородой с лёгкой проседью. Говорил он на общем языке без акцента, как на родном. – Мы не набираем пассажиров. И у нас нет для вас комфортабельной каюты. – Боцман кивнул юнге, давая понять, что отпускает его. Мальчишка отошёл не дальше фока, посматривая на них с любопытством и явно прислушиваясь. Выдрать бы потом его за эти уши! – Всегда можно договориться. Много места мне не нужно. Я вас не стесню. – Гость проводил глазами юнгу и понимающе хмыкнул. – Наш путь лежит не в Вестерос, а в Тирош. – Но это корабль под знаком Короны, не так ли? – мужчина махнул рукой на развивающиеся флаги в вышине. Поднятые паруса пока скрывали герб хозяина корабля. – Верно. Возможно, через одну луну мы будем уже в Королевской Гавани. Если планы милорда не изменятся, – задумчиво протянул Целеум, а потом глаза его алчно сверкнули. – Сколько вы можете заплатить за такую поездку? – К сожалению, пока это всё, что у меня есть. Мужчина продемонстрировал бронзовую женскую подвеску. Целеум разочарованно скривился. Потом бросил взгляд на причал и нахмурился, заметив направляющегося к трапу хозяина. – Этого слишком мало. Прошу покинуть борт корабля, мы сейчас будем отчаливать. – Я могу наняться к вам в команду. И отработать тем самым своё место на корабле. Целеум наблюдал, как милорд остановился, давая распоряжения своим людям. До палубы слова не долетали. – У нас строгая дисциплина. Поблажек я не делаю никому, – боцман перевёл взгляд на мужчину перед ним. – Любая драка или конфликт – высажу в ближайшем порту. Он не стал уточнять, что обычно провинившихся потчевали плёткой. Но милорд запретил это, чтобы не волновать миледи. Как и браниться на палубе в её присутствии. Что не мешало матросам с превеликим удовольствием учить всяким ругательствам её ручную птицу. – Меня это более чем устраивает. – Как хоть тебя зовут? – Ланн, – ответил незнакомец с бесстрастным выражением лица, будто говорил правду. Целеум ему не слишком поверил. Больше всё походило на то, что этот мужчина от кого-то скрывался или бежал. И Пентос он явно стремился покинуть как можно скорее. Боцман махнул рукой юнге, подзывая его. – Амикум, проводи Ланна в кубрик [1], покажи ему его место. И выдай одежду, чтобы не выделялся. – Боцман снова скользнул глазами по одежде гостя. Если его оставить в ней, то он будет выглядеть, как белая ворона, вызывая ненужные волнения в команде. – Безделушку свою можешь убрать в матросские сундуки. Чужого здесь не берут. А вот крыса скорее стащит блестящую цацку из-под подушки. Переоденешься – и шагом марш драить палубу. Амикум и Ланн скрылись с палубы, а Целеум довольно потянулся на солнышке. Тайвин спустился вслед за юнгой на форпик [2]. Его взору предстало затхлое, влажное помещение треугольной формы с грубо сколоченными двухъярусными койками. Потолок был низок и создавал давящее ощущение тесноты. По центру в это и без того небольшое помещение вторгались две толстые поперечные балки, скрепляющие корпус корабля. Меж ними была натянута толстая цепь – со звеньями в мужской кулак – на которой болтался потухший сейчас фонарь. А под ним стояли матросские сундуки, закреплённые к полу крючками, что грубо вбили в ноздреватую от влаги древесину. Что ж, первые проблемы решены. Он покинул Пентос, у него есть кров и еда на первое время. Пускай и скверная, но постель – Тайвин едва сдержался, чтобы не скривиться, когда Амикум бросил старую парусину на деревянную койку в плотную к чьему-то матрасу. Теперь было необходимо добраться до материка. И узнать последние новости с него. Что с семьёй, что с Сансой. Санса… Его маленькая Санса. Он думал о ней каждый день, каждую ночь. Где она. С кем она. Что с ней. Он запретил себе задавать последний вопрос – жива ли она. Мысль о ней была тем немногим, что заставляла его себя ощущать живым, желать вырваться. Он обещал, что будет защищать её до последнего вздоха. Не смог. Не сберёг. Его собственная дочь уничтожила в ней беззащитную жизнь, а его самого готова была казнить. Презираемый своей дочерью, внушающий страх любимому внуку, он оказался на другом конце мира в лохмотьях без единого гроша за душой – разве мог он такое представить раньше? Ланнистер быстро переоделся в матросскую форму. Амикус, не переставая пытаться разговорить его, болтал о чём-то без умолку. Он вывел его на верхнюю палубу, где им выдали щётки – швабр не хватало на всю команду. Юнга, буркнув недовольно под нос, опустился на четвереньки у бочек под гротом и стал псевдо-старательно драить палубу. Тайвин скептически посмотрел на щётку с мятой, жёсткой щетиной в своих руках. Но всё же заставил смирить в себе гордыню, взять ведро и приступить к делу. Ему досталось место почти у самого трапа. Если бы у него было время, он попытался бы найти в порту судно, с чьим капитаном можно было бы договориться о месте на корабле с более приличными условиями. Но у него не было ни денег, ни времени. Тайвин подозревал, что Иллирио Мопатис мог направить своих людей прочёсывать город, чтобы найти его. Да и если нет – ему было необходимо найти судно до темноты. В городе у него не было ночлега, а без оружия ему бы не хотелось встретиться в ночи с бандитами. И вот, он, самый могущественный лорд Вестероса, драит палубу корабля. Что может быть хуже? По трапу взошёл какой-то мужчина, остановившись практически рядом с ним. Несколько матросов кинулись убирать складывающийся трап, кто-то отдал команду поднять якорь и спустить паруса. Топот башмаков и босых пяток, десяток матросов ловко взобрались по вантам, как обезьяны. Паруса тяжело опустились и гордо выгнулись, натянутые ветром. Последним опустился самый большой, прямоугольный – на грот-мачте. С серебряным пересмешником во всю длину парусины. – Добро пожаловать на борт, лорд Бейлиш, – произнёс кто-то, чья тень направлялась к взошедшему на борт мужчине. – Надеюсь, ваши дела прошли благотворно. Щётка в руках Тайвина замерла. Но он усилием воли заставил себя продолжать начищать палубу, чтобы не привлекать к себе внимания. Вокруг было множество таких же занятых делом матросов, и если Бейлиш не будет смотреть вниз… Бейлиш! Чёрная ярость поднялась в Ланнистере изнутри. Но нет. Не время. Не место. Да и стоял проклятый Пересмешник в окружении своей стражи. Оказаться на борту того предателя, из-за которого он чуть не лишился головы! Хуже уже и быть не может! – Леди Бейлиш, – льстиво промурлыкал довольный чем-то Петир, подходя к кому-то. Тайвин по-прежнему не поднимал головы и лишь по теням видел, как Бейлиш подошёл к вышедшей недавно на палубу девушке и поцеловал ей руку. – Куда мы теперь плывём? – спросила девушка голосом Сансы. Пальцы Ланнистера побелели на треклятой щётке. – В Тирош, – довольно, как кот, ответил Петир, беря под руку свою супругу и уводя её в сторону каюты. Тайвин неверяще смотрел в удаляющиеся спины. С тихим цоканьем коготков к нему протопала небольшая, но жирная птица – пересмешник, кажется, только откормленный – и громко засмеялась. Тайвин отпрянул от неё сначала, а потом бросил в неё щётку, надеясь, что этот пернатый подражатель заткнётся и прекратит привлекать к нему внимание. Варис же легко увернулся, не прекращая потешаться надо Львом. Надо же, не успели его отпустить, а он снова мозолит глаза! Да и это ли не ирония – Варис обманом получил «Золотую Сардину» у Бейлиша в обмен на флакон с водой (под видом противоядия от лунного чая), чтобы увезти Тайвина в Пентос. И вот теперь Ланнистер удирает, поджав хвост, из Пентоса на этом же самом корабле! Матросы уже косились на непрекращающую передразнивать смех птицу, и никто уже не смотрел на спускающегося в форпик Ланнистера. [1] Кубрик – помещение для судовой команды на корабле. [2] Форпик – крайний носовой отсек судна.***
В зале Малого совета жарко спорили Киван Ланнистер и Рендилл Тарли по поводу предложений последнего о нововведениях на Стене. Квиберн спешно записывал то, в чём они умудрялись согласиться. Варис снисходительно поглядывал на обоих вояк, Мейс откровенно скучал, а Джейме тоскливо смотрел на блюдо с румяными пирожками, стоящее прямо посреди стола. Если бы он не сидел по правую руку от дяди, и на него не смотрела с укором сестра, он немедленно придвинул выпечку к себе поближе. Судя по аппетитнейшему аромату – с яблоками и корицей. Дверь в зал заседания Малого совета распахнулась и стражник доложил, что прибыл Сэмвелл Тарли и просит срочной аудиенции у королевы-регента. Говорит, что знает, где её сын. Серсея и Киван синхронно поднялись из-за стола. Киван первый успел отдать приказ, чтобы парня привели немедля. Рендилл выглядел изумлённым и оторопевшим. Впрочем, судя по лицам, новость произвела впечатление на всех. В зал вошёл запыхавшийся молодой человек в теле. Не привыкший, видать, к такому количеству ступеней. Или чересчур спешивший со срочным донесением к королеве-матери. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но пробежался глазами по членам Малого совета. – Ваша Милость, – неуклюже отвесил он торопливый поклон, явно чем-то смущённый. А может и кем-то. – Мы могли бы… поговорить наедине? – выдал он неуверенно. – Милорды, попрошу всех выйти, – стальным голосом приказал Киван, не сдвинувшись со своего места. Лишь положил ладонь на руку племянницы, то ли намекая, чтобы она не перечила, то ли оказывая поддержку. – Я останусь, – жёстко произнёс Рендилл Тарли, хмуро смотря на сына. Все остальные покинули залу.