Рейс Афины-Лондон

Я не думала, что с цветом кожи Мэтта можно побледнеть. Оказалось, можно... Он стал белый, как мел, даже дыхание затаил, ни слова ни сказал. Молча стоял, смотрел на Арне пустым непонимающим взглядом, словно ждал продолжения. Я думала, что случилось, но внезапные перемены в настроении Мэтта мне не нравились. Генерал-лейтенант Майер? Мэтт Майер… Отец? Брат? Дядя? Кто? -Он не мог проиграть этой стерве,- прошептал Мэтт, едва дыша,- Не мог. -Три тысячи солдат с их стороны, пятьсот человек с нашей,- Арне тоже перешёл на шёпот,- Тут шестикратное превосходство, их территории… -Их территории?! – взревел Мэтт,- Какого чёрта их туда послали?! -Мы думали, это безопасно, наши разведчики были там две недели назад, вернулись в полном составе и целые. Тогда вражеских отрядов там не было, Сэм вызвался дойти до приграничной деревни, возможно, переговорить с местными, попросить помощи… -Вы королеву не знаете?! Она могла заметить разведчиков и понять, что Сэм пойдёт в деревню! Просто устроить ловушку, идиот! -Язык закатай, ты не смеешь называть меня идиотом! – Арне тоже повысил голос,- Тем более, я даже не виноват! Медленно осознавала, что происходит. Кажется, идут либо столкновения, либо открытая война, и у Мэтта кто-то либо убит, либо без вести пропал. В разговор я боялась вмешиваться. -Он мёртв? – сипло спросил Мэтт. Арне лишь молча пожал плечами. -Возможно, что и нет,- добавил он позднее,- Его могли взять пленным. -Это хуже,- сказал он в ответ настолько неживым и бесцветным голосом, что в его живость сложно было сейчас верить,- Эта сука его пытать будет, информацию выжимать… Ты же помнишь, каким мы нашли Хилла в третьей крепости? Она ему глаза прожгла, пальцы пообрубала, кость бедра в крошку сломала… Он вздохнул и пошёл в сторону реки, забыв обо мне, обо всём на свете. Молча, засунув руки в карманы и пиная камни по дороге, ушёл. Бледный, напуганный и разбитый. -Что случилось? – шёпотом спросила я, провожая Мэтта взглядом. -Генерал-лейтенант Майер – его старший брат. Его отряд перебили, пятую, если не меньшую часть, взяли пленными. В любом случае, Сэм вряд ли вернётся. Его либо убили, либо взяли в плен и будут пытать. Расскажет, что просят, а это вряд ли, - убьют быстро, будет молчать – будут пытать,- сказал он,- Идёмте с нами? -Идём,- поправила я, напомнив о своей просьбе,- Пожалуй, я к Мэтту… Я обогнула генерала Кристина и побежала в сторону реки. Не могу оставить Мэтта одного, ему плохо. Узнать, что родной брат убит или в плену почти без шансов на возвращение… Больно, наверное. Нашла его на берегу, с опущенными в воду уже босыми стопами. Поджал к груди ноги, спрятал лицо, прикрыл руками голову, словно прячась от реальности. Он заметил меня, когда я тихо подкралась к нему сбоку. Совершенно не знаю, что нужно говорить и делать в таких случаях, никогда не утешала людей в таких тяжелых ситуациях. Он хмуро посмотрел на мои туфли, проминавшие зелёную траву под ногами, но глаз не поднял, только прошептал: -Давай, пожалей меня ещё, добей… Я молча присела рядом, стянув туфли, опустила ноги в холодную воду, села, как он - ноги к груди. Мэтт заметил, что я хочу что-то сказать, и опередил: -Не говори ничего, и так тошно. -Тогда скажи ты,- ответила я. Не хочет, чтобы я жалела и успокаивала – пусть выговорится. Мне легчает, когда я расскажу кому-то, папе, например, о том, что случилось. -Не хочу,- сказал он. Мы молчали, сидели в тени раскидистого дуба, наверное, вечность. Мэтт даже не шевелился, молча сидел и думал, глазами следив за лодочником возле другого берега реки, ловившего рыбу. У меня всё затекло, но я по-прежнему сидела рядом, чтобы он мог поговорить, если захочет. Я выслушаю. Хотя сделать я ничего не могу, мне очень жаль. -Я надеюсь, он уже мёртв,- сказал он вдруг таким скорбным и надрывным тоном. Таким говорю я, когда вот-вот разревусь, как бы ни пыталась сдержаться. -Почему? – спросила я. Не могу смотреть на него, мне хочется самой заплакать, на глаза наплывают слёзы. Не представляю, каково это – терять брата. -Не хочу во время очередного боя найти в подвале его изуродованный труп,- сказал он,- Как Хилла. -Кого? – не удержалась, и спросила. -Мой друг. Точнее, был у меня такой друг. Умер прошедшей зимой,- сказал он, снова пряча лицо в коленях. -Ясно… Снова замолчали на пару минут. Я достала с берега реки небольшой красивый камень, подкинула его в воду. -Самое ужасное – неопределённость. Мёртв - значит мёртв, жив - значит ждёшь, пытаешься спасти или помочь. А я не знаю, хоронить мне его или нет. Вообще не знаю, паршивое чувство. -Любишь? – тихо спросила я. -Спрашиваешь? – огрызнулся он,- Очень. Он последний, кто у меня из семьи остался. Про себя ужаснулась. Значит, как минимум, у него уже нет родителей. -Последний? – робко спросила я,- Можешь не отвечать, если не хочешь… -У меня был отец, три брата, три сестры, две тёти, дядя, дедушка и беременная мать,- начал он,- Огромный дом. В деревне, правда,- на его лице промелькнула грустная улыбка,- Сначала умерли родители, дом сгорел во время пожара в деревне, пока мы все гуляли на рынке в столице. Мама на седьмом месяце была, кажется… Мне четыре было тогда. Потом умер дед, старый был очень, триста с лишним прожил. Тёти и дядя погибли, когда король устроил налёт на повстанческий лагерь, наш новый дом ограбили и сожгли попутно. Они нас, семерых, спрятали, а сами сгорели или задохнулись,- снова этот пустой взгляд в одну точку, почти не моргающий,- Когда мне было четырнадцать, а моей старшей сестре – семнадцать, нас двоих, как обладателей таких меток,- он показал мне свою руку,- приманили на свою сторону повстанцы. Это было несложно, ведь половину семьи тогда король убил, я его до сих пор ненавижу, как личного врага. Мы быстро согласились, нас двоих отправили на Землю на твои поиски. Меня пристроили в детдом и эту школу, я ходил с едва настоящими документами, как и сестра, Со́нна. Меня взял к себе директор школы, узнав, что я детдомовский. Сестру забрали другие люди, она уехала в Ригу. Мы списывались, созванивались, параллельно ища тебя, хотя на планете с населением в семь миллиардов человек найти одну особенную девушку – из ряда фантастики. Позже, по новостям, я узнал, что в Риге убили девушку. Да, это была Сонна, узнал по фотографии. Её убил другой поисковик, вроде меня, но с вражеской стороны. Ножом в сердце. По моему приходу обратно, сюда, ненадолго в гости к семье, рассказывал я о случившемся уже не пятерым братьям и сёстрам, а двоим братьям и сестре. Младшую сестру тоже убили, брат погиб в бою. Потом умер ещё один брат, тоже в бою, сестру утопили… Остался я и Сэм. Теперь, видимо, только я,- прошептал он,- Десять, может, уже одиннадцать, членов моей семьи, если не считать деда, единственного, умершего своей смертью, убиты из-за Виктории или Лютера, жестоко воевавших друг против друга или с нами. Сестру, утопили которую, убили три года назад,- он запнулся, не смог дальше говорить. Я бы и фразы не смогла выдавить, но Мэтт продолжил: - То есть я практически за год, с четырнадцати до пятнадцати лет, потерял почти всю семью. За три года немного отошёл, легче стало, а сейчас опять… Сэм единственный, кто рядом был всегда, кто поддерживал меня, а теперь я и его не увижу,- последние слова он зачем-то продолжал давить из себя, и я не представляю, каких усилий стоило ему всё это рассказать,- Херово, да? У меня никого нет. Ничего не смогла ответить, потому что ещё на середине рассказала начала плакать. Он всё время это в себе держал и никому не говорил. Никому. Просто жил, зная, что в любую секунду кто-то ещё может умереть, кто-то родной и близкий. Взять и умереть. Если бы у меня умер отец, я бы уже была в глубочайшей депрессии и рыдала сутки напролёт, а он… Потерять всю семью, друзей – больно. Я не знаю, насколько, но уверена, что я бы такого не перенесла. Не хватило бы сил. А у Мэтта умер последний член семьи. Его убили. Или убьют. Он оторвал взгляд от уплывавшего по реке лодочника, посмотрел на меня, уже ревущую и всхлипывающую забитым носом. -Чего ты-то плачешь? – грустно усмехнулся он. Утёрла слёзы и порывисто его обняла за шею, пряча заплаканное лицо у него за спиной и крепко-крепко его прижимая к себе. -Я просил меня не жалеть,- простонал он, но от себя отодвигать не стал, только вздохнул,- Нора, ну не реви, мне и так очень плохо… Господи, ну твою мать… Он тоже меня обнял, утёр побежавшую по его щеке слезу. -У тебя есть я,- прошептала я, сжимая его в тиски,- Я, конечно, семью не заменю, но… Буду рядом. -Спасибо,- шепнул он, поцеловал меня где-то за ухом. Снова стер слезу. Я, подумав, что эти объятия выглядят, пожалуй, слишком чувствительными и романтическими, попыталась отползти, чтобы потом не стыдиться, хотя не хотелось его отпускать. Но он только крепче меня к себе прижал: -Погоди, хоть успокоюсь,- усмехнулся шёпотом Мэтт,- Об этом никому, а то, кто я после такого… -Ничего позорного в этом нет,- сказала я, тоже вытирая слёзы. -Не говори, пожалуйста, никому,- повторил Мэтт, пальцами расчёсывая мои волосы. -Не скажу,- пообещала я. Следующие минуты он всё держал меня в объятиях, думал, изредка тяжело вздыхая. Я тоже его обнимала, хотя было трудно дышать, а он, наверное, чувствовал, как сильно колотилось моё сердце. Густо краснея, я успокаивала Мэтта и вдыхала запах его одеколона…